Реклама

Росавиакосмос под руководством Ю.Н.Коптева

 

Структура космической отрасли СССР. В отличие от США, где в 1958 г космическая программа была разделена на военную, осуществляемую Министерством обороны, и гражданскую, реализуемую специально созданным Национальным управлением по аэронавтике и космосу (НАСА), в СССР вся космическая деятельность шла в едином русле и осуществлялась по такой же схеме, что и разработка и эксплуатация ракетного вооружения.

Научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) и производство велись предприятиями оборонно-промышленного комплекса, объединенными в 9 министерств, подведомственных Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР (ВПК). Решения о разработке систем или запуске их в производство принимались совместными постановлениями ЦК КПСС и Совета Министров (или ВПК).

В «оборонной девятке» головным по созданию ракетно-космической техники было Министерство общего машиностроения (Минобщемаш), предприятия которого разрабатывали и выпускали ракеты (как космические, так и баллистические), ракетные двигатели и космические аппараты. Приемка, испытания и эксплуатация произведенной ракетно-космической техники осуществлялись Главным управлением космических средств Министерства обороны СССР (ГУКОС), известным также как Управление начальника космических средств (УНКС).

Научную сторону космических исследований призван координировать Межведомственный научно-технический совет по космонавтике, возглавляемый президентом АН СССР. В качестве головного НИИ по научным исследованиям космоса выступает созданный в середине 60-х гг. Институт космических исследований. В области планетологии с ним конкурирует Институт геохимии и аналитической химии им. Вернадского (ГЕОХИ). (Граница раздела сфер влияния ИКИ и ГЕОХИ проходит условно по поверхности планет).

Появление Роскосмоса. С момента начала «перестройки» начались реорганизации и в оборонно-промышленном комплексе. В октябре 1985 г. было учреждено «Главное управление по созданию и использованию космической техники в интересах народного хозяйства, научных исследований и международного сотрудничества в мирном освоении космоса» (Главкосмос СССР).

Представленный сначала как «союзное министерство по космосу» Главкосмос был воспринят на Западе как «советское НАСА». Судя но названию он действительно мог задумываться как нечто подобное, но фактически его главной задачей стал поиск клиентов для коммерческого использования ракетно-космической техники, т.e. запусков иностранных спутников советскими носителями и полетов иностранных космонавтов на советских кораблях.. Когда же в 1988 г. род занятий Минобщемаша перестал считаться государственной тайной и Главкосмос официально получил статус управления этого министерства, он окончательно уподобился не НАСА, а скорее отделу сбыта крупного аэрокосмического концерна.

При этом, в отличие от большинства гражданских ведомств, девятка оборонных министерств вплоть до 1991 г. оставалась нетронутой, если не считать слияния Минсредмаша с Минатомэнерго в единый Минатомэнергопром, вследствие Чернобыльская катастрофа. Однако начало рыночных «реформ» ухудшило положение оборонных отраслей. Расширение самостоятельности предприятий в условиях дефицитной экономики лишило их гарантированного снабжения и разладило производственную кооперацию. Космическая программа, помимо экономических проблем, оказалась и в сложном политическом положении. На протяжении всей своей истории советская космонавтика постоянно использовалась для демонстрации преимущества социализма перед капитализмом. После смены государственной идеологии эта задача была также объявлена неактуальной. Поворот общественного мнения был настолько существенным, что несмотря на мощное военно-промышленное лобби, Верховный Совет сократил расходы на космонавтику в 1990 г. на 10%, а на 1991 г. оставил «на уровне 1990 г.», что в сопоставимых ценах означало снижение на 35%.

На фоне ухудшающегося положения советской космонавтики в самых разных кругах стала популярна идея создания государственного космического агентства по типу НАСА США. Несмотря на кажущееся единодушие, каждая группа сторонников этой идеи представляла ее реализацию по-своему.

Вопрос о создании Государственного аэрокосмического комитета, неоднократно обсуждавшийся в Верховном Совете СССР в 1989-90 гг., предусматривал просто объединение Минобщемаша и Минавиапрома, т.е. слияние авиационной и космической промышленности. В свете проводившейся конверсии и сокращения оборонных заказов это по существу означало бы поглощение Минобщемаша, потерявшего былой авторитет кузнеца ракетного щита. По этой причине представители Минобщемаша отчаянно сражались против объединения и на том этапе добились своего.

Август 1991 г. стал критической точкой. Провал ГКЧП (в состав которого входил в том числе и секретарь ЦК по оборонному комплексу бывшим министром общего машиностроения О. Д. Баклановым) предрешил судьбу прежних союзных структур и верховная власть явочным порядком перешла к республиканским органам. Предприятия ракетно-космического комплекса в числе всех прочих были переведены под юрисдикцию республик своего местопребывания. Наиболее шумными проявлениями «парада суверенитетов» стали провозглашение президентом Казахстана Н. Назарбаевым космодрома Байконур собственностью республики, и объявление генеральным конструктором Ю. П. Семеновым орбитального комплекса «Мир» собственностью трудового коллектива НПО «Энергия».

После беловежского сговора первоначально казалось, что для продолжения космической программы придется срочно создавать уже не «советское НАСА», а «советское ЕКА» (СНГовый аналог Европейского космического агентства). В пользу этого свидетельствовало и соглашение стран-членов СНГ, подписанное в Минске 30 декабря 1991 г. В нем стороны высказывались о необходимости продолжения космических программ , как народнохозяйственного, так и оборонного назначения и заявляли, что эти программы будут осуществляться совместно под управлением Межгосударственного космического совета. Таковой, однако, так и не был создан. Предприятия ракетно-космического комплекса на территории России были переданы в ведение Министерства промышленности РСФСР. Министерство общего машиностроения СССР было расформировано, а его предприятия стали преобразовываться в концерны, которые в свою очередь объединялись ассоциацией "Рособщемаш", учрежденной в октябре 1991 г. Наконец 25 февраля 1992 г. указом президента РСФСР Б.Н.Ельцина было создано Российское космическое агентство (Роскосмос).  На Роскосмос были возложены:
    – осуществление государственной космической политики;
    – выработка государственной космической программы в части космических систем научного, прикладного и оборонного назначения;
    – координация коммерческих космических программ;
    – развитие исследовательской и испытательной базы, обеспечение научно-технического задела для совершенствования космической техники;
    –взаимодействие с соответствующими органами стран – членов СНГ и других государств.

В 1998 году к Роскосмосу были присоединены авиационные предприятия, поэтому вся эта структура получила название «Российской авиационно-космическое агентство» (кратко – Росавиакосмос, аббревиатура РАКА).

Деятельность Ю.Н.Коптева. Директором Роскосмоса (впоследствии Росавиакосмоса) в течение более 12 лет после его создания был Ю.Н.Коптев, бывший до этого заместителем министра общего машиностроения и вице-президентом «Рособщемаша». В его трудовой биографии есть всего 4 года работы на производстве – в 1965-1969 годах он работал на НПО им. Лавочкина. Все последующие годы Коптев занимал различные бюрократические должности в Минобщемаше. Люди, работавшие с Коптевым, рассказывали о нем как о душителе прогресса. Один из руководителей проекта «Энергия-Буран» Б.И.Губанов в своей книге «Триумф и трагедия «Энергии»» пишет:

«Работами по "Энергии" - "Бурану" руководили О.Н.Шишкин в Минобщемаше и Ю.Н.Коптев как начальник Главного управления министерства по космическому направлению. Юрий Николаевич Коптев - давнишний и опытный аппаратный работник. Энциклопедическая память, знание многих нюансов создаваемых в министерстве систем и аппаратов поставили его в положение незаменимого в руководстве министерства. Промышленностью и технологией производства ракет владел слабо, чувствовалось, что и не хотел. Мастер "аппаратных игр". При негативном отношении к "Энергии" получил высокий орден Ленина за ее создание. На одном из заседаний по марсианской программе у первого заместителя министра в пылу спора я выпалил: "Вы, Юрий Николаевич, - первый могильщик "Энергии". "Не Вам давать оценку моей деятельности", - отрезал он. Может быть, и не мне, но последующие дела показали, что его руководство не привело к триумфу перспектив использования "Энергии". А может быть, он был дисциплинированным исполнителем воли авторов погребения "Энергии"». 

В первые 6 лет нахождения во главе Роскосмоса Коптев не оставил каких-либо заметных следов своей деятельности. Развал советской космонавтики шел тихо. 5 февраля 1993 года была принята космическая программа РФ, в основном дублировавшая советскую космическую программу, но она не была подкреплена никаким финансированием и из нее был выполнен только один пункт – тогда же, в феврале 1993 года, на околоземной орбите было на несколько часов развернуто отражающее зеркало для освещения ночной стороны Земли. Попытка же запустить в 1996 году аппарат «Марс-96» провалилось.

Свое политическое лицо Коптев показал в 1998 году, когда выступал наиболее активным лоббистом затопления орбитальной станции «Мир» (подробнее про эту историю будет рассказано в одном из следующих параграфов).

«Коптевская ОПГ». Но и после затопления «Мира» Коптев продолжал проявлять себя как проводник американского влияния в космосе. Один из левых сайтов тогда поместил статью, где Коптев и его сторонники были названы «Коптевская ОПГ» по аналогии с реально существующей оргпреступной группировкой с таким названием. В 2002 году газета «Завтра» поместила большой материал о состоянии российской космонавтики в тот период. Приводим его текст с сокращениями, не касающимися сути дела:

ЧТО СКАЗАЛ БЫ КОРОЛЕВ?

 

("Круглый стол" с участием: Анатолия Богданова — секретаря межведомственной экспертной комиссии по космосу, начальника отдела Министерства промышленности, науки и технологий РФ, Павла Виноградова — летчика-космонавта РФ, Героя РФ, Валерия Вишнякова — заместителя председателя научно-общественного комитета "Новый мир", Геннадия Малышева — профессора МАИ, Владимира Рыбакова — специального корреспондента газеты "Завтра")

 

Владимир Рыбаков. Главная тема нашего "круглого стола" — отношение нашего общества к космонавтике и государственная политика в области освоения космоса. Хотелось бы не просто поговорить о трудностях, с которыми сталкивается сегодня космическая отрасль, но обсудить, если хотите, "идеологию космоса", нравственные и духовные аспекты. Ведь еще совсем недавно успехи в освоении космоса, наша пилотируемая космонавтика были одной из главных составляющих такой важнейшей духовной категории, как национальный престиж, национальная гордость. Космонавтика была любимым детищем Советского Союза. Принадлежность к космосу давала ореол романтизма любой смежной профессии.
     Я хотел бы вспомнить такой случай. Где-то в 70-е годы один из секретарей обкома однажды заявил: "Вот, мужики, полеты в космос это такое дорогое дело, что вместо одной ракеты, каждому из вас досталось бы по бутылке, а может быть, по две". Реакция оказалась очень неожиданная: секретарю пришлось очень долго оправдываться перед начальством.
     Сегодня космонавтика откатилась на самые задворки государственной политики. Из национальной сверхзадачи она все больше становится некой "дорогой затеей", тратиться на которую непонятно зачем и почему. Как грустно пошутил один мой товарищ, люди по отношению к космонавтике сегодня делятся на оптимистов и пессимистов. Пессимисты говорят, что хуже не может быть, потому что хуже уже просто некуда. А оптимисты говорят: "Нет, есть куда".
     Валерий Вишняков. Нам стало известно, что Кудрин отослал президенту данные по намеченному объему госзаказа обороны на 2003 год. И вот этот намеченный "рост" оборонзаказа предусматривает по Кудрину восьмипроцентное уменьшение объема с компенсацией этих денег в 2004 году, а 2002-й секвестрировать на 10 процентов.
     Владимир Рыбаков. Да, вниманием нашу отрасль не обходят. Сейчас предполагается коренным образом изменить структуру всей нашей промышленности, сделать холдинги, и получать какие-то государственные средства смогут только частные предприятия. В министерство со сменой руководителя пришли новые люди. И интересный факт: возглавил работу по концепции холдингам Беккиев Азрет Юсупович, который по роду деятельности метеоролог, и он 2-3 года проработал в Кабардино-Балкарии представителем Росвооружения. То есть знаком с отраслью лишь по одному региону и то специфически. Сейчас он руководитель департамента, ему выделены огромные средства — полмиллиарда рублей — именно на разработку этих концепций глубокого реформирования оборонной промышленности всей страны. Возникает естественный вопрос: почему реформой промышленности занимаются люди, далекие от нее?
     Павел Виноградов. Можно выделить деньги на любую разработку, но это мало поможет отрасли или предприятию, если не выделить при этом денег на реальное производство. Я могу сказать по своему предприятию РКК "Энергия", если взять всю нашу программу финансирования, то из 100 процентов финансирования Российское космическое агентство выделило нам всего 21 процент. Остальное покрывается из собственных средств, из наших коммерческих программ. Но и за эти 21 процент мы были бы благодарны агентству, если бы оно их дало. Но ведь на сегодняшний день они заплатили лишь шестую часть от обещанного. Как работать в таких условиях? О какой перспективе может идти речь? Здесь, какие холдинги ни создавай, проку не будет никакого. Если нам нужно 5 миллиардов на выполнение программы, а тебе дают лишь 160 миллионов. Понятно, что вся эта программа вылетит в трубу. Это наглядный пример отношения государства к космонавтике. Чиновникам, видимо, просто не нужна космическая безопасность, им не нужны современные системы связи, управления, разведки и навигации. Поэтому в отрасли начинаются процессы обвального распада. И главное сегодня то, что с предприятия уходят лучшие специалисты, профессионалы. Люди, влюбленные в свое дело, отдавшие космосу всю жизнь. Они не выдерживают нищенского прозябания. А ведь чтобы вырастить такого специалиста, нужно не менее 10 лет, и то при условии хорошего финансирования.
     Анатолий Богданов. Мне кажется, что причина бедственного состояния космической промышленности не только в том, что денег выделяется слишком мало, но и в том, что они попросту распыляются. Какова сейчас структура нашей промышленности? К примеру, в одной только Москве четыре крупнейших предприятия: центр Хруничева, "Энергия", Реутов, НПО Лавочкина, я не называю Самару и Миас, и все они содержат полную экспериментально-техническую базу. При этом создавалась она под сходные аппараты и фактически дублирует друг друга. И этот огромный камень висит на шее каждого из перечисленных предприятий и топит их, так как расходы на содержание такой базы огромны.
     В той же Западной Европе, у которой бюджет во много-много раз больше российского, на всю Европу есть, по существу, лишь два испытательных центра. Первый центр полного цикла находится в Тулузе, и второй центр, в котором не совсем полный цикл, но есть особая испытательная база, это Нордвик, в Эстеке. И все. И что бы в какой стране ни проводилось, все это везется либо в Тулузу, либо в Нордвик, где по единым методикам, по единым стандартам происходит испытание. И деньги, выделенные на тот или иной проект, идут лишь на него, и на умеренную арендную плату за проведенные работы, но не на содержание этого сооружения.
     А у нас на каждом предприятии находится такая структура. И пока так будет — никаких денег не хватит, потому что содержание этой экспериментальной базы отнимает процентов 35-40 бюджета каждого НПО. Необходимо срочно организовать структуры типа центров коллективного пользования для проведения эксперимента. Это, конечно, еще не холдинг. Что такое холдинг у нас, пока мало кто знает. Даже закона о холдинге еще нет. Но я могу рассказать про итальянские холдинги. У них, например, построили завод, который делает спутники "Глобал Стар", достаточно серьезные аппараты. Так вот, в комплектовании спутника участвовало пять стран, и они, что называется "с колес", собирали один спутник всего за десять дней и выдавали его под запуск. Вот что такое холдинг. Единая структура, с едиными стандартами, с едиными требованиями, с организованной связью. И не надо писать писем через агентство в соседние министерства.
     Павел Виноградов. Экспериментальная база — это действительно кандалы для НПО. Но почему так получилось? Да потому что раньше мы делали по восемь машин в год, и все эти стенды, и барокамеры были загружены под завязку. Очередь на месяцы вперед была расписана. А сегодня все это простаивает и, конечно, это колоссальная обуза. Они действительно функционально дублируют друг друга. Например, у нас барокамера — 4 метра, НПО "Лавочкина" -2,7 метра, а в НИИ Химмаш — уникальная барокамера, 1800 кубических метров, но как туда попасть, если сейчас НИИ Химмаш на 101 процент работает на заграницу. Это, к сожалению, результат нашей прошлой деятельности, нашей прошлой политики, когда каждый генеральный конструктор был царь и Бог.
     Я был в Тулузе много раз, видел их испытательный центр. Они 12 лет строили этот центр именно под задачи каждой страны, участвующей в проекте, каждой фирмы. И все это интегрировалось. Да, это правильно. Но как сейчас в наших условиях сделать нечто подобное? Нельзя же просто взять и сказать: так, ребята, давайте закроем все испытательные базы и сразу начнем работать в том же НИИ Химмаше?
     Владимир Рыбаков. А ведь у нас, кроме этих стендов, еще существуют стенды, которые остались после программы "Энергия". Ведь официального документа о прекращения программы нет. По этой причине стенды сохраняется.
     Анатолий Богданов. Что касается стендов на Байконуре, это особая статья, нам не разрешает ничего вывозить Казахстан.
     Павел Виноградов. К сожалению, сегодня нет организации, нет органа государственного, который бы ставил конкретные задачи генеральным конструкторам и под эти задачи выделял финансирование. Сегодня же мы находимся в каком-то странном состоянии, когда генерального, как фокусника, спрашивают: а что вы еще умеете делать? Это? Как здорово! Ну продолжайте, но за свои деньги. А космическое агентство занимается в основном вопросами административно-хозяйственного плана.
         Владимир Рыбаков. У нас есть программа "Об осуществлении космической деятельности в интересах экономики, науки, безопасности Российской Федерации", она утверждена. А вот как она выполняется, спросим Малышева Геннадия Викторовича.
     Геннадий Малышев. Я хочу начать вот с чего. Во втором номере "Новости космонавтики" было интервью Коптева о результатах десятилетней деятельности Российского авиационно-космического агентства. Сегодня Коптев при подведении итогов ставит в великую себе заслугу, что сохранил Байконур. А как он его сохранил? Он раздал его куче ведомств и НПО, и теперь сидит над всем этим, ни на что не влияя, а Байконур тем временем просто разваливается.
     Здесь много говорилось об экспериментальных базах. Что с ними делать? Ломать, в утиль переводить? Но это не выход, а преступление. Надо подходить очень осторожно и взвешенно. Поэтапно выводить их.
     Вот у американцев очень хорошая "лесенка" получилась. Когда они начинали лунную программу, то раскрутили за 10 лет "АПОЛЛО". Их "Сатурн-5" — это был настоящий технический шедевр. Потом, может, от того, "Сатурн" это фактически немецкая программа была, они 18 "Сатурнов" сделали, девятнадцатый поставили в музей и перешли к "Шаттлу". Но до "Шаттла" была еще ступенька: они хотели сделать космическую станцию. Не сделали, сразу пошли на "Шаттл". Сейчас везде трубят, что это тоже технологический шедевр. Но почему-то в упор не видят, что наш "Протон" выводит 23 тонны, а "Шаттл" лишь на шесть тонн больше, но при этом запуск его в 7 раз дороже "Протона"!
      Тут очень интересно, как Коптев с авиацией обошелся. На юбилее он перечислял, как росло Российское космическое агентство: "Начало было положено в 1991-м году комиссией Гайдара. Получили напутствие президентов Ельцина и Буша-старшего. Комиссией Гор — Черномырдин был запущен нетрадиционный механизм отношений между Россией и США".
     С тех пор менялись правительства и президенты, но Росавиакосмос оставался миролюбивой священной коровой, всех удовлетворяющей и не воспринимаемой всерьез в соответствии с резко падающим вкладом в оборону страны.
     При этом, начав с трех отраслевых институтов, он все время расширялся: сначала до 36 предприятий в 1996-м году, потом до 106 в 1998-м, а "в 1999 году нам передали авиацию". То есть ее некуда было девать, вот ее и "передали", а они взяли со всеми вытекающими последствиями.
        Сегодняшняя политика в области космоса просто удручает. Она не просто ужасно близорукая, а иногда и самоубийственная. А как еще можно ее назвать, если "Энергомаш" готовит РД-180 для американских "Атласов", в конкуренцию нам же. Если сейчас наши работают на "Морской старт", работают на Куру, работают на острове Рождества. Сейчас за год выполняется приблизительно 34 больших коммерческих пуска, а в этом году лишь 2 коммерческих запуска наших "Протонов", хотя еще совсем недавно их было до 10-12 в год.
     Недавно владелец "Морского старта", американец, приезжал на Байконур и присмотрел площадку для запусков "Зенитов", и хочет перестроить ее уже на следующий год. Не от хорошей жизни. Ведь они, выигрывая по баллистике, очень проигрывают по стоимости запуска. Запуск с моря оказался очень дорогим. У нас же на правительственном уровне предлагают закрыть Байконур. С точки зрения запусков тяжелых ракет — это просто бессмыслица. "Протон" никогда не будут запускать с Плесецка.
         Геннадий Малышев. Сейчас американская фирма занимается маркетингом пуска двух и трехступенчатых "Зенитов" с Байконура. Соответствующая программа уже есть, называется "Старт в пустыне". Для нас это подобно "Буре в пустыне" для Ирака. И эта программа будет принята в 2002 году при поддержке Росавиакосмоса, КБ "Южное", Южмаш. Гостям понравился Байконур. Кстати, всем будет интересно ознакомиться с величиной государственных затрат на гражданские космические программы в разных странах. В настоящее время: США — 12,5 млрд. долларов, Япония — 2,2 млрд., Франция — 2,2 млрд., Китай — 1,5 млрд., Германия — 0,65 млрд., Индия — 0,33 млрд. Россия — в 1990 году 3,3 млрд., в 1996 году 0,5 млрд., в 2002 году 0,42 млрд. долларов.
          Павел Виноградов. Я думаю, что со стороны Америки это была очень хорошо продуманная политика. Если вы не можете врага задавить своей силой, то как его еще можно победить? Первый вариант — купить. А второй — удушить его в дружеских объятиях. И второе сегодня особенно актуально. Так было с "Морским стартом", так происходит со всей нашей ракетно-космической промышленностью. Наши "друзья"-американцы влезли везде. Они влезли в моторы Кузнецова, они в Перми, они в Красноярске. И везде не потому, что они к нам так хорошо относятся, а потому, что они контролируют ситуацию изнутри. Никогда в жизни в "Энергии" не было представительства НАСА. Теперь это несколько десятков комнат, это каналы связи, постоянный сброс информации. Даже в ЦУПе сегодня американцы сидят.
        Владимир Рыбаков. Не так давно было проведено акционирование предприятий отрасли. Руководители предприятий ничего не выдумывали сами. Они лишь следовали инструкции, утвержденной Минимуществом, и без его утверждения нельзя было шага в сторону сделать. Это было государственной политикой. Но после этой реформы вскрылись интересные нюансы. Например, сегодня получается, что РКК "Энергией" фактически руководит не Семенов, а Коптев, в силу того, что государство имеет контрольный пакет акций "Энергии", а им распоряжается глава РАКА Коптев. Вот тут и возникает коллизия, при которой фактически он сам себе делает заказ, сам перед собой отчитывается и сам его выполняет, и сам себе деньги платит. Но при этом он эту же фирму еще и банкротит. В результате у нас действительно перестают работать те проекты, о которых мы говорили.
         Владимир Рыбаков. Мы в свое время занимались станцией "Мир". Ситуация была такая. Были выделены деньги, полтора миллиарда на поддержание станции, но неожиданно, неизвестно по каким причинам эти деньги застряли в Министерстве финансов. И даже сам Семенов так и не смог выяснить, почему было заторможено выделение средств. Он даже на прием к президенту ходил. Его успокаивали, что средства вроде есть, но так их и не дали. Только потом выяснилось, что, оказывается, было постановление, подписанное председателем правительства о выделении средств на "Мир" по остаточному принципу.
      Сколько мы боролись за "Мир". Вот Павел Владимирович был в том экипаже, который ремонтировал ее. Станция была работоспособная, но никаких исследований по "Миру", каков процент его износа и перспективы эксплуатации и модернизации не проводилось, даже денег не выделяли. А между тем большинство американских "Шаттлов" в настоящее время эксплуатируется уже более 20 лет. Аппараты переносят огромные перегрузки на взлете, при посадке. А у нас летающая в невесомости станция вдруг неожиданно, за каких-то 5 лет, пришла в негодность. Станцию затопили, но на МКС денег все так же не хватает.
       Владимир Рыбаков. По МКС сейчас какая-то странная ситуация складывается. Оказалось, что стоимость наших модулей занижена в 8-10 раз, ориентировочно.
     Валерий Вишняков. Действительно, стоимость заказанного у нас ФГБ (функциональный грузовой блок) объявлена почему-то в 200 млн. долларов, а стоимость аналогичного американского модуля 1,4 млрд. долларов, то есть в 7 раз выше.
     Владимир Рыбаков. И эта разница не за счет технических характеристик, наши модули лучше, а за счет технологий и стоимости рабочей силы. Еще один интересный момент. Америка заметно охладела к проекту МКС и уже уменьшила свое участие в нем. В американской администрации есть сторонники того, чтобы вообще прекратить эксплуатацию станции. Мы же сегодня не можем производить полноценные научные исследования на МКС по причине того, что не сможем изготовить и поставить свое оборудование. Нет на это денег.
     Анатолий Богданов. Сегодня уже есть директива Джорджа Буша об уменьшении с американской стороны затрат на станцию, примерно, в три раза.
     Павел Виноградов. Одновременно и у нас был поставлен вопрос, на который пока не последовало никакого ответа, а что мы с МКС имеем? Оказалось, девяносто процентов всех экспериментов проводят Америка и Западная Европа. У нас там почти ничего нет. Потому что все институты, все инфраструктуры, которые должны готовить научные эксперименты для МКС, сегодня влачат нищенское существование, а то и вообще не работают.
     В свою очередь, американцы повторяют на МКС то, что у нас было сделано 20-25 лет назад. Поэтому-то Буш и урезает программу: Его логика проста: "А зачем это надо? Проще заплатить в десять раз меньше русским и купить их результаты". Есть только одно “но”, которое пока сдерживает Буша — надо своих кормить. Те фирмы и корпорации, которые без МКС потеряют заказы.
     Владимир Рыбаков. В этой ситуации появилась совершенно другая идея: а если мы, наоборот, увеличим свое присутствие. Лично или коллективно найдем, с кем и у американцев выкупим их процент, то это будет наша станция. Есть даже предложение: в случае сворачивания проекта вообще отстыковать свою часть станции.
     Павел Виноградов. Технически это возможно, наши модули вполне могут существовать автономно. Но все равно остается вопрос, как и кто должен использовать результаты исследований?
     Анатолий Богданов. Использовать результаты должны пользователи. Они не обязаны быть связаны с государством. На Западе, сразу после запуска, спутник передается фирме, которая будет его эксплуатировать. Государство сделало свой вклад спутником и запуском, а дальше все работы по маркетингу, обработке снимков и т.д. делает фирма-пользователь. То же самое по связи. На Западе и в США ведь не НАСА является пользователем, а "Интелсат", "Евтелсат", "Арабсат", множество других компаний, которые являются операторами связи. То же самое по метеорологии и дистанционному зондированию. У нас же система доведения информации до пользователя не создана.
     Павел Виноградов. При этом государство имеет первостепенный приоритет в получении этой информации, и это предусмотрено законодательно. У нас же этого нет.
     Анатолий Богданов. У американцев по закону, принятому еще при Рейгане, государство обязалось поддерживать любого коммерсанта, покупающего систему дистанционного зондирования, тем, что покупает 50% снимков. Причем без учета, нужно или не нужно это государству. Этим оказывается поддержка. Причем не прямой дотацией, а закупкой, что более правильно. Закупленным же государством могут пользоваться все.
     Но я бы хотел вернуться к нам. К нашему увлечению большими проектами. У нас уже Чечня показала, что нет своей спутниковой инфраструктуры наведения высокоточного оружия. У нас из 24 "ГЛОНАССов" (спутники навигационной системы) было развернуто всего 9, и она фактически не функционировала. У нас нет даже системы оперативного наблюдения за какой-нибудь точкой. Англичане, например, при необходимости запускают небольшой дешевый спутник, который наблюдает за одним регионом. Для решения таких оперативных задач совсем не обязательно иметь спутники глобального масштаба.
     У нас же упрямо разрабатывается, уже упомянутый проект спутника дистанционного зондирования "РЕСУРС-ДК". При этом база его выполнена на старой оптике, 20-летней давности. В результате в Самару, как в дыру улетают миллиарды, хотя гораздо дешевле доработать небольшие спутники по 500-600 килограммов, которые будут в сотню раз дешевле, но выполнять практически те же задачи.
     Геннадий Малышев. Меня это просто удивляет. Что, разве никто не знает о том, что есть альтернативные варианты? Никто не может остановить бессмысленное разбазаривание средств? РАКА и должно всем этим заниматься. Только выходит наоборот — Коптев сам себе придумал этот проект и сам себе за него который год платит.
     Владимир Рыбаков. Мы много говорили о наших специфических проблемах, но остается без ответа главный вопрос. А какое отношение сложилось в сегодняшнем российском обществе к космической тематике? Нужен нам космос или нет?
     Анатолий Богданов. Сегодня россияне вспоминают о космосе чаще всего по утилитарным поводам. Вдруг отключен на 3 недели от телевидения какой-то регион, и там народ сразу вспоминает о том, что у России изношены спутники связи. Что нет замены выслужившим свой срок аппаратам. Пишут письма, требуют восстановить спутниковую сеть. Был такой инцидент.
     Другие пользуются космическими технологиями, но даже не знают, что пользуются именно ими. Поэтому и большого интереса в обществе ко всему этому нет. И, к сожалению, борьбу только за станцию "Мир" нельзя превращать в фабрику героев. Сегодня в обществе нет никакой пропаганды космоса, космических технологий, космических исследований. А значит, нет и интереса.
     Владимир Рыбаков. Я не совсем согласен с этим утверждением. Мы, я имею в виду присутствующих здесь, участвовали в борьбе за сохранение станции "Мир", и мы почувствовали, что отношение к космосу в обществе не изменилось. И к космонавтике наш народ проявляет огромный интерес. Более того, судьба станции очень болезненно отозвалась в сердце каждого человека. Приходилось много общаться с людьми, выслушивать их. Разговоры очень тяжелые были. Люди плакали.
     Анатолий Богданов. С эмоциональной точки зрения вы абсолютно правы.
     Владимир Рыбаков. Я как раз не говорю о технической стороне, я хочу сказать именно о нравственной стороне: люди хотят чувствовать мощь своего государства. Гордиться им, и космонавтика — один из главных слагаемых престижности современного государства. Отношение общества кардинально не изменилось. Россияне верят в то, что люди, занимающиеся космосом, это герои, тем более сейчас, в нынешних условиях. Это показывают и последние опросы общественного мнения. Если десять-пятнадцать лет назад Горбачев, а потом Ельцин, вдалбливали народу, сколько бы водки мог купить каждый россиянин вместо очередного запуска и, эта пропаганда работала. Даже какие-то демонстрации были на тему того, что космос нам не нужен. А сколько было выступлений в прессе...
     Теперь же число сторонников продолжения и расширения отечественных космических программ многократно превышает число противников. И надо сказать, этому во многом способствовала акция по спасению станции "Мир". С гибелью станции люди вдруг поняли, что они потеряли больше, чем просто станцию. Что они теряют свое будущее и будущее своих детей, что Россия откатывается на задворки мира. И вот тогда задумались.
     Страна нуждается не просто в героях, а нуждается в огромном деле, которое сплотило бы ее. Мы должны снова найти себя, найти себя как общность, как великую нацию с настоящими национальными задачами.
     Возьмем тех же американцев. Конец 60-х годов. Вьетнам шокировал и деморализовал американскую нацию, поставил страну на грань тяжелейшего политического и духовного кризиса. И тогда американское руководство выходит на лунную программу, которая, не принеся никаких больших научных результатов, решила огромные политические задачи сплочения нации, возвращения ей чувства национальной гордости, самоуважения. Более того, разработанная по лунному проекту технология в дальнейшем окупились с коэффициентом один к семи.
     Авиационно-космическая промышленность — тот становой хребет, который мог бы вытянуть всю нашу страну, всю нашу промышленность. Нужны только политическая воля и четко сформулированные национальные приоритеты. Например, проект полета на Марс. Сегодня его даже не желают обсуждать. Сразу начинаются разговоры о недостатке денег.
     Павел Виноградов. Самое удивительное, что это не утопия. Скажу даже иначе: сегодня мы все еще можем полететь на Марс. Наши техника и промышленность это пока позволяют сделать. Если отбросить вопросы об экономике и деньгах. Ракетоноситель у нас есть, системы жизнеобеспечения, которые работают годами, отработаны, космическая энергетика у нас есть.
     У нас есть все, нет только желания туда лететь. Первый вопрос: зачем? Мы при полете на Марс технического, технологического рывка не сделаем. Все давно разработано. Вот если лететь подальше, на спутники Юпитера, Европу, например, тогда другое дело. Там нужна новая технология. А для Марса у нас пока еще есть все. России нужны новые технологии, например, связанные с космической фармакологией. Фармакологический рынок огромен и исчисляется триллионами долларов.
     Анатолий Богданов. Политический и моральный аспект такого проекта, как полет на Марс, огромен и неоспорим. Пока мы в состоянии его осуществить. Нужны лишь политическое решение и средства.
     Павел Виноградов. Ни один космонавт от такого полета не откажется!
     Владимир Рыбаков. Большое вам всем спасибо. Мы обсудили множество самых актуальных вопросов, и стало очевидно, что для спасения аэрокосмической отрасли, для подъема духа нации нужна лишь политическая воля, а люди, способные это сделать, и технологические ресурсы пока у России есть.

 

Тогда же стало известно, что Путин собрался было отправить Коптева в отставку. В числе претендентов на место Коптева называли, в частности, Игоря Климова, руководителя холдинга «Алмаз-Антей» по производству средств ПВО. Закончилось это тем, что Путину позвонил президент США Джордж Буш и демонстративно потребовал «оставить Коптева в покое». Климов же в 2003 году был убит.

Однако и проамериканская политика Коптева в конце концов уже начала зашкаливать за разумные пределы. Последним его серьезным ляпом стали комментарии к американской космической программе начла 2004 года. Тогда Буш обнародовал программу по приоритетному освоению не околоземной орбиты, а дальнего космоса (в первую очередь Луны и Марса). Коптев же, вместо того, чтобы принять вызов, заявил, что Луна и Марс России не нужны, поэтому мы либо вообще не будем в этом участвовать, либо, если будем, то только в качестве младшего партнера США. Достаточно полную подборку о словах и делах Коптева можно найти в Интернете по адресу http://element114-rksmb.narod.ru/Kosmos/main4.html. Кончилось тем, что перед выборами президента РФ, намеченными на 14 марта 2004 года, Коптев был избран козлом отпущения и за два дня до выборов был отправлен в отставку.

 

Hosted by uCoz