Траектория
возвращения
Однажды к
генеральному директору Конструкторского бюро общего машиностроения
(КБОМ) Игорю Владимировичу Бармину пришли двое посетителей.
Обсудили возникший вопрос, нашли взаимоприемлемое решение и попрощались. Выходя
из приемной, один из посетителей вполголоса сказал другому: «Странный мужик! Ты
заметил, он ведь под своим портретом сидит…»
В кабинете
Игоря Владимировича действительно висит портрет, но не его, конечно, а отца –
Владимира Павловича Бармина, прежнего руководителя
КБОМ. Визитеры просто не слишком хорошо знали историю космической отрасли,
а сбило их с толку то, что отец и сын Бармины внешне
очень похожи.
Только ли
внешне?
Уважение
к конструкторской деятельности воспитывалось с младенчества
Около полувека
прошло с Первого спутника, с первого полета человека в
космос. И вот уже мы один за другим отмечаем столетние юбилеи
– С.П.Королев, В.П.Глушко, Н.А.Пилюгин, В.П.Бармин,
члены Совета главных конструкторов. Когда счет переходит на века, прошлое
кажется бесконечно далеким, а непохожесть жизни на
сегодняшнюю вполне естественной. Но если обернуться назад всего лишь на
полтора-два десятилетия, то увидим и удивимся, насколько изменились мы вместе
со страной и за столь небольшой срок. Есть люди, которые стимулируют изменения,
приносят в жизнь новое. Без нового прогресс немыслим.
И есть люди, сохраняющее прежнее, лучшее из
достигнутого (зачем-то природе это необходимо). Они-то и держат на своих плечах
страну, когда становится особенно трудно.
С первых дней
войны главный конструктор Специального конструкторского бюро при московском
заводе «Компрессор» тридцатидвухлетний Владимир Павлович Бармин
занимался созданием пусковых установок для реактивных снарядов, получивших
название «катюша». За годы войны под его руководством были разработаны и
изготовлены 78 типов экспериментальных и опытных конструкций пусковых установок
– «катюш», из которых 36 типов были приняты на вооружение Красной Армии и
Военно-морского флота. Эти установки монтировались на всём, что способно было
их перевозить – на автомобилях, на железнодорожных платформах, морских и речных
катерах и даже на санях.
После войны в
Германию для изучения немецкой ракетной техники выехали советские специалисты.
Там были созданы специальные институты «Нордхаузен» и
«Берлин», техническое руководство которыми осуществляли соответственно
С.П.Королев и В.П.Бармин. Именно в Германии они
познакомились и начали взаимодействовать с В.П.Глушко, Н.А.Пилюгиным,
В.И.Кузнецовым, М.С.Рязанским. Всех их по возвращении в СССР С.П.Королев
предложил ввести в Совет главных конструкторов, предложив новую форму
технического руководства по ракетной теме: выделить шесть головных
конструкторских бюро. Среди них возглавлявшееся В.П.Барминым
СКБ при заводе «Компрессор», которое тогда переименовали в
Государственное конструкторское бюро специального
машиностроения.
- Игорь
Владимирович, когда вы впервые услышали про ракеты и
космос?
- Слышал,
сколько себя помню. В возрасте трех лет уже точно. В мае 1946 года мы с мамой
прилетели в Германию к отцу. Там еще ребенком общался с Королевым, Глушко,
Пилюгиным.
В 1949 году
отец отмечал свое 40-летие. Будущий Совет главных прибыл в полном составе, все с женами.
Разговор шел, как всегда, о работе, то есть о космосе. О полетах на Луну
рассуждали как о деле совершенно решенном.
Во дворе мальчишки
знают все про всех. А жили мы в доме министерства машиностроения и
приборостроения. Вот и я с пяти лет хорошо знал, что отец уезжает пускать
ракеты. Дома отец держал кое-какие материалы, и я начинал их подсматривать.
После запуска Первого спутника государство подарило Главным конструкторам
дачи. И вновь рядом, теперь в Жуковке, оказались мы,
Кузнецов, Рязанский, Пилюгин. Глушко тоже в Жуковке,
но несколько поодаль. Лишь Королев в Москве, в Останкино выпросил, чтобы
поближе на работу в Подлипки ездить. (Теперь там
Дом-музей С.П.Королева – Ю.Б.).
Летом ездили с
родителями на Черное море, в Крым, часто вместе с теми же Главными. Надо
сказать, вся эта компания мало пила, зато много обсуждали рабочие вопросы.
Вообще, круг
знакомых отца был очень широк: один из создателей первой в мире атомной станции
академик Николай Антонович Доллежаль, академики
Иван Иванович Артоболевский, Александр Юльевич Ишлинский,
руководство министерства вооружений Василий Михайлович Рябиков,
Константин Николаевич Руднев, Сергей Алексеевич Зверев.
Среда была нормальная. И все, так или иначе, влияние оказывали.
- А
влияние отца, вероятно, всех сильнее?
- Пожалуй,
нет. В те годы работали и по ночам, поэтому отца видел только по воскресеньям,
да и то далеко не каждый выходной из-за постоянных его командировок. Мою школу
отец посетил всего один раз – ключи забыл. Так что его прямое воздействие на
мою учебу тоже было незначительным. Правда, мама воспитывала меня на его
примере: «Папа хорошо учился!..»
- Мама
тоже из ракетно-космической отрасли?
- Совсем
нет. Но заслуга матери в моем образовании несомненна. Музыка, живопись… Учился легко. Правда, в музыкальной школе с некоторой
моральной нагрузкой. Лишь потом понял, как много это дало. А отец был спокоен –
мать следит…
- Но
интерес к технике перевесил гуманитарную подготовку?
- Воспитанное
с младенчества уважение к конструкторской деятельности сделало выбор вуза
естественным: конечно, Московское высшее техническое училище имени Баумана.
Кстати, этот институт окончил и Владимир Павлович.
- И
колебаний не было?
- Были,
конечно, как не быть. На подготовительные курсы ходил в МГУ. И мыслишка появилась: не пойти ли в математики? Отец
никакого давления не оказывал. Хочешь – иди. Но я понял: гарантии, что стану
блестящим математиком, нет никакой. Золотая медаль – не страховой полис. И
пошел в инженеры.
- Все
же по стопам отца?
- Точнее, под
косвенным его влиянием. Однако отец был категоричен – только не на его кафедру.
Тогда такое считалось неэтичным. Я записался на кафедру двигателей, потому что
Глушко в те годы сумел всех убедить, что «это самое главное».
- Очевидно,
Владимир Павлович в МВТУ бывал много чаще, чем в школе. Учебой сына был
доволен?
- Переживать за
меня ему не приходилось. Моими учебными делами не занимался. Задай ему тогда
вопрос, на каком курсе я учусь, он бы не сразу ответил. Хотя путем вычислений
пришел бы к искомому результату.
Неслучайная
Случайность
Что такое
событие? Некое изменение, включающее в себя случайность (событие либо
происходит, либо нет). Каждое будущее событие есть следствие множества выборов
в предыдущих точках ветвления. Выбор линии судьбы в целом человек делает
сам, но на каждой развилке его выбор предопределяют флуктуации (что
и называют случаем), которые являются следствием
индивидуальных действий. Иначе говоря, событие проявляется через случайность.
Даже если бы
Владимир Павлович Бармин постоянно вел сына за собой,
подтягивал, готовил к высокой должности, результат не мог быть предопределен.
Но «малые воздействия» – какая-нибудь яркая идея, высказанная на
даче кем-то из Главных, нетипичная настойчивость
матери, когда сыну пришлось искать новую работу, – плюс окружение, атмосфера
той жизни, вот так и созрела Случайность.
- Итак,
вы специализировались на ракетных двигателях…
- Сначала
– да. Практика у меня была на «Южмаше» у Михаила
Кузьмича Янгеля. Я подружился с его сыном Сашей,
бывал у них дома. Общение с Янгелем трудно
переоценить. Но получив диплом МВТУ с отличием, был
распределен в Химки, в «Энергомаш»
Глушко, под начало Бориса Ивановича Каторгина, он и
руководил моим дипломным проектом. В аспирантуре учился у Доллежаля.
Кандидатскую защитил в 1972 году по ядерному двигателю.
Так до 1974 года и работал в Химках, поднимался по
ступенькам вслед за Каторгиным. Но быстро достиг
предела роста. Тематику ядерных двигателей закрыли. Она была несвоевременной
тогда. Слишком много технических проблем, которые не могли быть решены в то
время. А Каторгин впоследствии стал
академиком, генеральным директором и генеральным конструктором НПО «Энергомаш» имени академика Глушко. Начал
было я заниматься химическими лазерами, но в 1974 году ушел…
- Не
жаль было? Все же первое место работы после института особенно дорого.
- Конечно,
жаль. Когда мы из отдела разошлись кто куда, долго еще встречались в шашлычной
напротив гостиницы «Советская». Назначили там пункт сбора. Но связи все
равно сохранились. И более глубокие. Например, Николай
Анатольевич Пирогов, нынешний руководитель «Энергомаш»
был моим дипломником.
- И куда
пошли?
- К
отцу. В 1967 году ГСКБспецмаш получило новое
наименование – Конструкторское бюро общего машиностроения.
- Что –
принципы этики изменились?
- Нет. Отец
совсем не хотел, чтобы я к нему приходил, но мать повлияла. Не последнюю роль
сыграло и то, что далеко ездить приходилось – несколько часов на дорогу туда и
обратно, жалко время.
-
Видно, мама существенно воздействовала на траекторию вашей жизни. Кто она?
Расскажите.
- Совершенно
незаурядная женщина. Знала музыку, разбиралась в изобразительном искусстве.
Могла бы стать специалистом в разных сферах, но отдавала себя только семье,
оставалась домохозяйкой и раскрылась только через сыновей. Действительно, для
нашего формирования она сделала очень многое.
Где
спрятана советская лунная база?
За эти простым,
чуть ли не бытовым рассказом сегодня далеко не каждый разглядит, сколь огромный
рывок в технологиях тогда был сделан. Они опередили время на
несколько десятилетий и предложили стране такие
проекты, которые оказались Советскому Союзу экономически непосильными, а для
мира из-за секретности остались неизвестными.
- Что
же Владимир Павлович поручил сыну, взяв его на работу?
- Сначала
я занимался лунной тематикой. Интересная была работа. Задача –
долговременная лунная база, ее монтаж, защита, решение проблемы обитаемости.
- То есть то, что сейчас американцы и китайцы поставили
целью?
- Точно. А мы
еще тогда, три десятилетия назад, многое уже сделали. Рассчитали и
спроектировали базу, построили макет, создали группу испытателей. Документация
сохранилась. В нашем музее все это можно посмотреть. И луноходами
занимались. Сначала планировалось использовать легкие машины – так сказать,
чтобы оглядеться. Потом нужны тяжелые луноходы, чтобы подготовить площадки,
транспортировать блоки, ведь лунным кораблем в точку не попадешь, разброс
всегда есть. Луноходы, помню, в Киргизии гоняли. Мы тогда были готовы к
практической работе на Луне. Отработка на земле полного цикла требовала всего
лет пятнадцать, если отсчитывать с первых экспериментальных образцов.
- Как
раз к распаду Советского Союза поспели бы с лунной базой. Сразу пришлось бы и
ее делить по независимым республикам.
- Я оцениваю с
технической точки зрения: 15 лет – реальный срок. Но у СССР не хватило бы
денег. К тому же мы просчитались со стоимостью базы: тогда ее недооценили,
исходя из общей суммы 15 миллиардов рублей (тогдашних).
Такую программу можно выполнить, только сделав ее
национальным проектом, как, например, Олимпиада в Сочи. Только так!
- Значит, президент США Джон Кеннеди был прав, объявив лунную
программу национальной?
- Абсолютно!
Итак,
занялись ядерными двигателями – тематику закрыли, взялись за лунную базу – то
же самое…
- Ну, мы
много чего успели сделать. Например, устройство для забора грунта на Венере.
Разработчики тогда государственную премию получили. Параллельно занимались
получением материалов в условиях невесомости. Представления о такой технологии
были тогда весьма поверхностные. И
наивные. Так сходу эту жар-птицу не ухватишь. Реально выгодным такое
производство может стать только при достаточно дешевой транспортной
системе Земля – Космос – Земля, а при нынешних ценах это пока лишь эксперименты
для земных технологий.
Создали мы и
площадку испытаний орбитального корабля, некое подобие стартовой площадки для
отработки программы проверок двигательной установки
космического корабля. Сдали ее в эксплуатацию, но, правда, она тоже
оказалась невостребованной.
Знакомился я с
реальными стартовыми позициями – на Байконуре, в Плесецке…
Начал готовить докторскую диссертацию.
-
Владимиру Павловичу тема понравилась?
- Да он и
не знал даже. Однажды приказывает мне:
– Завтра едешь в командировку.
– Не могу, – отвечаю.
– Как так? – удивился отец.
– Завтра защищаю докторскую.
- Неужели
он при таких успехах сына не задумывался о том, что вы сможете когда-нибудь его
сменить, продолжить дело?
- Никогда в
наших с отцом разговорах, служебных и домашних, даже намека такого не было. Я у
него работал всего лишь начальником отделения – не велика фигура! Событие, в
результате которого я сменил отца, возглавив КБ, во многом случайность,
связанная с эпохой перестройки…
Люди
решали…
Опять случайность! Перестройка, распад Союза и все, что
за этим последовало, с системной точки зрения означало переход от спокойного,
даже застойно-медленного течения событий, к турбулентному их потоку, а, значит,
повышению роли случая. А с точки зрения профессионала космической отрасли
– ее быстрое крушение. Мысли о разрушении созданного в великую эпоху освоения
космоса, безусловно, приблизили уход из жизни Владимира Павловича. Это
произошло в июле 1993 года.
Случайности,
случайности… Даже при жестко отработанной системе
кадровых перемещений случайность играет свою роль: начальник не в духе и
не подписал назначение, из двух равноценных кандидатур помощник по каким-то
своим соображениям посоветовал министру именно эту, а не ту… При советской
системе Игорю Владимировичу Бармину пришлось бы расти
по служебной лестнице еще немало лет, прежде чем возглавить такое предприятие,
если бы не случайность, связанная с эпохой перестройки. В пору перестройки
вдруг решили, что правильно будет выбирать руководителей в трудовых
коллективах. Потом выяснилось, что голосуют часто не за профессионалов, которые
могут двигать дело, а за тех, кто менее строг, кто обещает много денег и
быстро, а также по другим достаточно случайным основаниям. Тогда законодательно
решили вернуться к назначениям, но «с учетом мнения трудового коллектива».
КБОМ в то время
подчинялось Комитету по оборонным отраслям промышленности. Там должно было
состояться назначение. Но закон есть закон: прежде голосование в трудовом
коллективе.
- Игорь
Владимирович, вас призвал «на княжение» трудовой коллектив или выдвинуло
руководство отрасли?
- Ни то, ни
другое. Я – самовыдвиженец.
- Вот
так сразу себя и предложили?
- Не
сразу. Как было положено, выдвинули несколько кандидатов. Помню, подходит ко
мне зам по кадрам (он, кстати, до сих пор зам по кадрам) и начинает убеждать:
«Надо объединиться вокруг кандидата имярек. Мы победим и продолжим дело
Владимира Павловича». Но я не согласился: «Нет, буду выдвигаться сам».
- А
мотивы?
- Как раз
то, что ни один из кандидатов по своему потенциалу не смог бы продолжить дело
Владимира Павловича на его уровне.
- В
себе вы были уверены?
- Я отнюдь
не низко себя оценивал (единственный среди кандидатов с докторской степенью),
но уверенности, что выберут, никакой не было. Четыре кандидата, каждый со своей
программой. Люди решали…
- И
решили выбрать вас. Почему?
- Коллективу
понравились мои предложения, вот и получил более 50 процентов голосов прямо в
первом туре. Для Гособоронпрома (тогда его возглавлял
Виктор Константинович Глухих) это оказалось полной неожиданностью. Они
удивились и стали размышлять. Тогда Юрий Павлович Семенов,
Михаил Федорович Решетнев, Дмитрий Ильич Козлов и еще
несколько руководителей предприятий нашей отрасли написали в Комитет письмо в
мою поддержку. Там, в конце концов, решили назначить…
*
* *
Вот
уже почти шестнадцать лет Игорь Владимирович Бармин
руководит Конструкторским бюро своего отца. Но застать его в Москве крайне
трудно. Космических запусков много – то на Байконур командировка, то в Плесецк, а оттуда, бывает, обратно на Байконур. А еще
строительство стартовой площадки на французском космодроме Куру… Отец мог бы гордится сыном, генеральным конструктором,
членом-корреспондентом РАН. А на кафедру отца в МВТУ (сейчас университет) Игорь
Владимирович все равно пришел. Заведующим. И возражений ни у кого не было.
Владимир
Павлович Бармин состоялся как выдающийся конструктор
космической техники. Но нашей стране повезло в том, что ему досталась
«траектория возвращения» и еще одна реализация в своем сыне – Игоре
Владимировиче Бармине.
P.S. Уже
после того, как интервью было подготовлено к печати, у И.В.Бармина
сменилась должность: теперь он не возглавляет КБОМ, но стал генеральным
конструктором всей наземной ракетно-космической инфраструктурой, находящейся в
ведении Роскосмоса. Впрочем, кабинет у него остался
прежним. И портрет…
«Новая газета»
Источник
-