* Часть вторая. АЛАРИ.

Глава 1.

 

Весу в нем было, как в маленьком ребенке. Килограмм двадцать пять -- тридцать. Я положил Карела на диван, пачкая грязью бежевый велюр, выпрямился.

Счетчик, наверное, пытался в последний момент свернуться в шар. Но не успел. Тиран происходит из славного, если в собачьих боях есть хоть какая-то слава, рода. Его отцом был знаменитый Темирлан, прославленный тем, что в одиночку прикончил трех бультерьеров.

У рептилоида против него шансов не оказалось.

-- Петя! -- дед схватил меня за плечо трясущейся рукой. -- У вас были, были курсы космической медицины!

Я лишь головой покачал. Ну да, нам дали какие-то крохи знаний о том, как помочь выжить чужим, если случай позволит выслужиться и спасти их жизнь. Кто чем дышит, кому и как можно остановить кровотечение. Но про Счетчиков я ничего не знал -- даже есть ли у них кровь.

Я посмотрел на Машу -- она тоже была в шоке.

-- Как их убивать и пытать ты придумала, -- сказал я. -- А как оживлять?

Вся ее уверенность куда-то подевалась. Губы дрожали.

-- Карел... -- безнадежно позвал дед. Присел на колени перед диваном, положил руку на шею чужого. -- Карел, не умирай!

Может он уже умер... Крови никакой не было, и чешуйчатая шея рептилоида не выглядела сломанной, но может быть он просто задохнулся?

Он ведь дышит... это то немногое, что я знаю точно...

Тиран требовательно гавкнул и протянул к деду лапу. Просил рукопожатия.

-- Уведи пса! -- надтреснуто завопил дед. -- С глаз моих!

-- Почему сигнализация не сработала... -- вдруг прошептала Маша. -- Должна... была...

Я схватил Тирана за ошейник и поволок из столовой. Пес зарычал было, но видно почувствовал, что дело серьезное, и замолк. Я вышвырнул его в прихожую, закрыл дверь. Тиран жалобно заскулил, и моя ярость стихла.

-- Ты не виноват, -- только и сказал я. -- Это мы идиоты...

Оставив растерянную собаку в одиночестве я вернулся в комнату. Там ничего не изменилось. Акт второй, все те же, тело рептилоида на диване, дед на коленях, Маша в столбняке...

После лесоповала буду в уголке барака писать пьесу "Гибель чужого".

-- Нельзя предусмотреть все, -- сказал я. -- Дед...

Я так и не успел объяснить, что вся ответственность лежит на мне, и теперь надо звонить в милицию, или сразу в ФСБ.

Рептилоид судорожно дернулся. Открыл глаза и вскинул голову. Дед отшатнулся от дивана, беспомощно заваливаясь на спину. Маша рванулась, успела его поддержать, и одновременно выхватила откуда-то из-за спины -- у нее что, сзади на вечернем платье кобура? – уже знакомый мне "прототип парализатора".

-- Нет нужды в применении силы... -- просипел рептилоид. Покосился на меня. -- Добрый день, Петр Хрумов.

Никто из нас не произнес ни слова. Счетчик посмотрел на Машу:

-- Милая девушка, -- своим обычным вымученным шепотом сказал он, -- вам не грозит опасность с моей стороны. Не употребляйте оружия.

Маша не шелохнулась.

-- К тому же нет никаких гарантий, что оружие окажется действенным, -- добавил Счетчик.

Дед, кряхтя, поднялся с пола. Спросил:

-- А если я позову собаку?

Рептилоид одним прыжком взвился на спинку дивана:

-- Я несу важную информацию способную изменить судьбу человечества в сторону улучшения! -- скороговоркой выпалил он.

Дед засмеялся. Глянул на меня:

-- Петя, а ведь я был прав, заводя собаку.

Рептилоид ждал, вывернув морду так, чтобы следить за нами всеми одновременно.

-- Убери пистолет, Маша, -- решил дед. -- Не думаю, что наш гость -- наемный убийца.

-- Убийство не входит в моральные нормы нашей расы, -- подтвердил Счетчик.

-- А что же входит? -- заинтересовался дед.

-- Главное?

-- Конечно.

-- Постижение начальной истины, -- Счетчик даже дернулся, произнося

эти слова. -- Но это стремление требует свободы...

-- Кто участвует в заговоре? -- вдруг выпалил дед.

Карел демонстративно уставился на Машу. Та фыркнула.

-- Она участница проекта со стороны человечества, -- твердо сказал

дед.

-- Кроме наших рас -- Алари и Куалькуа, -- изрек Счетчик.

Почему дед всегда оказывается абсолютно прав?

...Я присел за стол, откупорил вино и налил себе полный бокал. Сходить с дивана Счетчик явно не желал. Впрочем, дед на этом и не настаивал. Похоже, он старался не касаться рептилоида.

Если Счетчик и впрямь мог влиять на человеческое сознание, то это более чем правильно. Я вдруг подумал, что дурацкий прозрачный балахон, который дед надевал в своем кабинете, предназначался именно для защиты от этого влияния. Возможно, в этом есть смысл... если рептилоид использует электромагнитные взаимодействия. А если -- какие-нибудь микролептонные или тахионные?

-- На правах хозяина, -- дед улыбнулся Счетчику, и тот старательно оскалился в ответ, -- я хочу задать ряд вопросов. От честности и полноты ответов будут зависеть наши дальнейшие отношения. Если я три раза поймаю тебя на уклонении от истины, придется прервать переговоры.

-- Хорошо, -- после секундной заминки изрек Карел.

-- Как ты добрался от Свободного до Москвы?

-- На том же самолете, что и Петр. Я умею маскироваться. Детали важны?

-- Тебе кто-то помогал?

-- Нет.

-- Ладно, отложим на время. Предпринятая тобой акция проникновения на Землю санкционирована правительством вашей расы?

-- У нас нет правительства.

Дед покачал головой.

-- Первое предупреждение, Карел. У вас должна быть структура, координирующая принятия наиболее важных решений. Кто-то ведь представляет вас в Конклаве.

-- Особь, которая доносит решения до Конклава -- лишь посредник. Мы обсуждаем наиболее важные вопросы всей расой... теми ее представителями, что находятся на главной планете.

-- Голосование? -- оживился дед.

-- Нет. Вырабатывается единая общая истина. Это невозможно для человечества и иных рас... но мы -- особые.

-- Верю. Твое появление на Земле обсуждалось всей расой?

Карел щелкнул челюстями:

-- Я понял смысл начального вопроса. Нет. Акция продумана и осуществлена значительным количеством особей. Но не общим решением. Если наш план провалится, то у расы должны остаться шансы выжить.

-- Прекрасно. У Алари и Куалькуа -- та же ситуация?

-- Алари, вероятно, да. Куалькуа... -- рептилоид вытянул лапу и почесал покатый лоб. Этакий демонстративно-человеческий жест. -- Куалькуа -- большая загадка. Я не знаю. Не имею никакой информации.

Дед глянул на меня, с некоторым удивлением остановив взгляд на повторно наполненном бокале:

-- Петя, ты слышишь? Мы все пришли к наиболее безопасному решению!

-- Вот это меня и удивляет, -- буркнул я. Было немного обидно, что я так быстро выпал из разговора. Выполнил свою функцию извозчика... доставил агента Счетчиков к деду... и стал почти лишним. До следующего раза?

-- Карел, -- дед был очень серьезен. -- Почему со стороны землян для контакта был выбран именно я?

-- Мы проанализировали выступления, статьи, книги всех людей, занимающихся вопросами космической политики, -- охотно ответил Карел. -- От известных нам предателей, купленных Сильными расами...

Дед даже слегка дернулся от такого откровения.

-- И до наиболее агрессивных шовинистов.

-- Мне нужны имена предателей! -- гаркнул дед.

-- Не уполномочен, -- мгновенно отрезал Счетчик. -- После выполнения нашего плана раса Счетчиков готова предоставить человечеству всю имеющуюся у нее информацию. В том числе и эту. Но -- после.

В комнате повисло такое напряжение, что я не отказался бы от прозрачного балахона с заземлением.

-- После... -- задумчиво сказал дед. -- А доказательства предательства существуют?

-- Да.

-- И вы не боитесь гнева Сильных рас?

-- После выполнения нашей миссии у Счетчиков, Алари, Куалькуа и Человечества не будет причин кого-либо бояться.

Маша, все это время тихо стоявшая за стулом деда, шумно выдохнула. Поглядела на меня сияющими глазами.

Я тоже попытался изобразить восторг.

-- Ты не закончил ответ, -- чуть изменившимся голосом сказал дед.

-- Да. Итак, после анализа всех данных ваша личность была признана наиболее ценной кандидатурой. Мы поняли, что вы разрабатываете планы освобождения человечества уже много земных лет. Поняли, что вы сможете внести большой вклад в наше дело. Например, обеспечить транспорт...

Дед долго не решался посмотреть на меня.

Потом все-таки повернулся.

-- Родители вправе направлять развитие своих детей... -- сказал я. -- Так, дед? Значит, это ты хотел, чтобы я стал космонавтам?

-- Да, -- прошептал дед. -- Да, Петя.

Я глотнул терпкого красного вина. Пожал плечами:

-- Ладно, дед. Ты ведь и впрямь "вправе"... Замнем.

Не стоит начинать сейчас ссору. Редко мы с дедом ругались, и всегда наши ссоры заканчивались моими извинениями. Он, наверное, был прав. Разве я недоволен своей судьбой? Чужими небесами, экстазом джампов и полным комфортом на Земле?

-- Прости, Петя, -- все-таки сказал дед. Посмотрел на Счетчика, с любопытством наблюдавшего за семейной сценой, и спросил: -- Последнее. И самое важное. Как ты выдержал джамп?

Счетчик молчал.

-- Это главный вопрос, мой дорогой чешуйчатый гость. Ты должен дать полный ответ.

-- Метод преодоления джамп-безумия годится лишь для Счетчиков.

-- Второе предупреждение. Ответ неполный.

-- Я ввел себя в состояние временного умопомешательства. Паралича сознания.

Кажется дед собирался еще что-то сказать. Может быть, вынести Счетчику третье и последнее предупреждение. Но Карел уже продолжал.

-- Как я сообщал Петру Хрумову, наше сознание имеет два уровня, внешний и внутренний. Главенствует внутреннее сознание. Это уровень обработки больших цифровых массивов. Уровень математической логики. Он имеет свои ограничения... например, задачи, не имеющие решения.

-- Теорема Ферма, -- неожиданно сказала Маша.

-- Что?

-- Икс в степени эн плюс игрек в степени эн, равно зет в степени эн. При эн больше двух не имеется целых положительных решений.

-- Интересно, -- сказал Счетчик. -- А в чем тут невозможность решения?

-- Ты можешь доказать великую теорему Ферма? -- спросила Маша.

-- Нет. Доказать не могу. Она ошибочна. Я могу назвать целые положительные решения.

Дед хлопнул в ладоши.

-- Стоп! Маша, решением классических теорем займешься потом!

-- Но это же... -- в первый раз на моей памяти Маша попыталась спорить с дедом.

-- Я не думаю, что теорема важнее судьбы человечества!

Счетчик шумно вздохнул и произнес:

-- Как жаль, что вы не обладаете способностями к коллективному мышлению. Это ускорило бы беседу.

-- Так что ты себе задал? -- упрямо спросил дед.

-- Я делил.

-- Что делил?

-- Тут непринципиально, что именно... -- Карел улыбнулся.

-- Он делил на ноль, -- неожиданно сказала Маша. -- Так?

-- Так.

-- В самом простом калькуляторе при таком делении появится надпись "ERROR", -- произнес дед.

-- Я сложнее калькулятора, -- невозмутимо ответил Карел. -- У меня был шок. Это классическая реакция нашей расы при невозможности обработать информацию.

-- Гиперпрыжок -- это тоже ноль... -- сам не знаю, почему я это сказал. -- Великое ничто, в которое падаешь... в котором исчезаешь. Маша, ты спрашивала, похож ли джамп на оргазм? Нет, не похож. Скорее, похож на смерть.

Счетчик, привстав на задних лапах, легонько хлопнул передними. До меня не сразу дошло, что он аплодирует.

-- Никто из рас Конклава не сможет воспользоваться нашим методом, -- торжественно произнес рептилоид. -- Не знаю, что позволяет вам испытывать удовольствие от джампа. Для меня он -- пытка. Но я могу выдержать.

Дед потянулся за бутылкой, налил себе водки. Выпил, спросил:

-- Тебе нужна какая-то пища, Карел?

-- Нет, я сыт, -- невозмутимо ответил рептилоид. -- Моя потребность в органике очень невелика... нет необходимости экспериментировать.

-- Ладно, я верю тебе, -- решил дед. -- Ты представитель неофициальной группы недовольных. Ты пришел ко мне с деловым предложением. Излагай.

-- Это очень секретная информация.

-- Конечно. Но мы, все трое, участники проекта со стороны человечества.

-- Согласен. Однако я настаиваю, чтобы девушка выключила звукозаписывающее устройство и стерла информацию.

Мы с дедом уставились на Машу.

-- Я думала... запись нам еще пригодится для анализа... – она выглядела очень виноватой.

-- В следующий раз согласовывай, -- очень мягко сказал дед. Я такой мягкости в его голосе побаиваюсь. Но Маша деда знала хуже, и расслабилась. Молча сняла с шеи медальончик, протянула деду.

-- Вы позволите? -- прошептал с дивана Карел. Спрыгнул на пол, заковылял к деду. Тот быстро положил медальон на пол. Рептилоид на мгновение коснулся его лапкой, потом поплелся обратно.

-- Очень эффектно, -- сухо сказал дед.

-- Там внутри микросхема... она сгорела, извините, -- карабкаясь на диван сообщил Счетчик.

Дед с силой наступил на несчастный медальон, повозил ногой, словно давя ядовитое насекомое. Бросил:

-- Если теперь все чисто, то говори.

-- Андрей Валентинович Хрумов, если вы позволите, я хотел бы вначале услышать ваши предположения.

Дед нахмурился.

-- Мне хочется уточнить ваши способности к анализу ситуации при недостатке данных, -- любезно уточнил Счетчик.

-- С чего это вдруг?

-- Ваш возраст достаточно велик для человека, -- сообщил рептилоид печально. -- Мы знаем, что мыслительные способности людей ослабевают к старости. Я должен уточнить степень вашей полезности... для проекта.

Я бы на такую искренность обиделся. А дед... ничего. Только улыбнулся:

-- Можно добавить еще, что при таком варианте ты не даешь никакой информации. На всякий случай. Верно?

-- Верно, -- согласился Счетчик. -- Но более важно выяснить вашу способность к анализу.

-- Согласен, -- решил дед. -- Я предполагал три варианта, при которых человечество может улучшить свой статус в Галактике...

-- Простите, Андрей Валентинович... -- Счетчик поднял лапку. -- С чем связана важность числа "три"? Три предупреждения, три варианта... Человеческое сознание оперирует в большей мере двоичными и десятичными категориями.

-- Не знаю, -- дед пожал плечами. -- Два -- это крайности. Четыре и более -- слишком много вариантов для нашего сознания. Три -- в самый раз. Ты имеешь в виду, что люди способны упускать информацию, не попадающую в "триаду"?

-- Да.

-- Не думаю. Мы просто сводим многообразие ситуаций к трем основным группам. Это достаточно эффективно и удобно для нас.

-- Спасибо. Продолжайте, пожалуйста.

-- Я выделил три варианта, -- дед хмыкнул. -- Н-да... Вариант первый -- человечество неожиданно создает какое-то новое знание, жизненно важное для всей Галактики. Аналогично джампу... Назовем такой вариант "Яблоко Ньютона". Владение этим знанием резко повышает статус человечества. Возможна ситуация, когда новое знание создает иная раса, но человечество активно участвует в этом процессе.

-- Так... -- с любопытством сказал Счетчик.

-- Данный вариант представляется мне малореальным, -- вздохнул дед. -- Развитие цивилизаций идет достаточно комплексно. Преимущество в отдельно взятой области не окажет необходимого эффекта... как не стал нашим счастьем джамп. Даже если мы соорудим оружие, способное гасить звезды, и умещаться в спичечном коробке -- это не сделает человечество властителями Галактики.

-- Несколько рас предпринимают попытки повысить свой статус, создав новое знание, недоступное другим... -- вздохнул Счетчик. -- Они не понимают, что максимальное, чего могут добиться -- это сменить свою функцию в Конклаве. Кстати, были прецеденты. Например, Пыльные. Когда-то они были шахтерами. Рудокопами. Сейчас -- занимаются преобразованиями планет под потребности Сильных рас.

Дед кивнул:

-- Я знаю эту историю.

-- Любопытны исследования тех, кого люди называют Непроизносимыми, -- добавил Счетчик. -- Они пытаются выработать Общую Мораль... или Общую Философию... тут нет адекватного перевода. Эта Мораль должна отвечать потребностям всех рас.

-- Сомнительно, -- дед покачал головой.

-- Разделяю твое мнение. Но они пытаются. Создание Общей Морали сняло бы претензии рас друг к другу, прекратило бы эксплуатацию Слабых Сильными.

-- Скорее Общая Мораль закрепит сложившееся положение, -- мрачно сказал дед. -- Может быть, снимет психологический дискомфорт, но не более того. Или же установит в Галактике владычество Непроизносимых.

-- Как приятно понимать друг друга! -- с воодушевлением воскликнул Счетчик.

-- Теперь второй вариант, -- дед крякнул. -- Петя, налей мне минералки... Второй вариант представляется мне чуть более реальным. Это -- доступ к комплексу знаний... скорее не только к знаниям, но и к силам. Например -- к знаниям иной, неизвестной Конклаву цивилизации. Эта ситуация давно обсуждалась в земной литературе... хм. В развлекательной литературе. Некая библиотека исчезнувшей давным-давно расы, огромный космический флот, или могучее, но готовое служить первым встречным сверхсущество. Назовем этот вариант "Бог из машины".

-- Как хочется легких путей... -- печально сказал рептилоид.

-- Еще как хочется. Прилетел убогий земной кораблик в неизведанную область космоса -- а там дрейфуют три миллиона... -- дед захохотал, -- нет, четыре! Четыре миллиона звездолетов размером с планету! И каждый звездолет человечьим голосом говорит: "Здравствуй, новый хозяин! Готов служить!"

Я хихикнул, наливая себе третий бокал вина. А как же тут не смеяться, сколько раз в училище пилоты мечтали о таком...

-- Вариант все же сомнителен, -- вздохнул дед. -- Насколько мы знаем, в доступных областях Галактики нет следов рас, более древних, чем Сильные. Если же такие следы обнаружатся, то информация в первую очередь попадет к ним. Мерцающие, которые держат все каналы передачи информации, полностью контролируются Даэнло. Увы, они служат давно... они привыкли служить. А самое главное -- мощь не бывает бесхозной. Погибшая раса может оставить после себя памятники... но не склады с дверями нараспашку. Надо быть очень большим оптимистом, чтобы надеяться на этот вариант.

-- Как я понимаю, -- произнес Счетчик, -- самый реальный вариант -- третий?

-- Да. Этот вариант можно назвать "Вторая Сила". Беда ведь в том, что сейчас политическая ситуация стабильна. Возможности девяти Сильных рас превосходят все мыслимые границы. Они едины, и лишь они -- Сила. Но если в Галактике появится сила, адекватная Конклаву... Пусть не бесхозная.

Пусть она вовсе не собирается служить кому-либо. Пусть даже сила эта будет агрессивна, безобразна и отвратительна! Но в ситуации противостояния, когда _возникнет_ равновесие сил -- у Слабых рас появится шанс. Сильным расам придется не просто использовать нас. Им придется развивать Слабые цивилизации. Идти на уступки -- чтобы в решающий момент не лишиться услуг Счетчиков, Куалькуа, Пыльников, Людей.

-- Ты говоришь о ситуации войны?

Дед помолчал.

-- Не знаю. Если тебе знаком этот термин -- о ситуации холодной войны.

-- Я знаю вашу историю.

-- В такой ситуации мы можем многое получить. А если... если мы узнаем о Второй Силе раньше, чем Сильные...

В комнате повисло молчание. Счетчик потер морду лапками.

-- Я полагаю, что в такой... абсолютно гипотетической ситуации... может возникнуть необходимость контакта со Второй Силой, -- осторожно произнес дед. -- И тут Алари могут обеспечить определенное боевое прикрытие... Счетчики, вероятно...

-- Да, да! -- оживился Карел. -- Что можем мы?

-- Навигация, расчет траектории джампа. Ты уже доказал это. Еще у вас поразительные лингвистические способности. Вы способны обеспечить сам контакт. Кроме того вы прекрасно анализируете поведение иных рас – и способны его имитировать. Так? Ты ведешь себя почти как человек, Карел. Словечки, запиночки, жесты, рассуждения... Но ты даже на земных рептилий похож лишь внешне. Ты абсолютно чужой. Просто сейчас твое внутреннее сознание обрабатывает информацию, сравнивает ее с имеющимися данными о людях, и транслирует наиболее правильные ответы внешнему сознанию.

-- Не так просто... но в целом ты прав, -- Карел вдруг обмяк и распластался на диванной спинке. -- Да.

-- Зачем нам нужны Куалькуа? -- вопросил дед. -- Ну, как партнеры Алари... это не принципиально. Свои функции оруженосцев они и так бы выполнили. Думаю, Куалькуа нам нужны как имитаторы внешние. Как существа, произвольно меняющие форму. Это может быть очень важно в установлении контакта.

Карел молчал.

-- Самое интересное для меня -- зачем нужны люди? -- дед тяжело вздохнул. -- Извозчики, да... доставить делегацию на переговоры... Извозчики? А если у Второй Силы нет аналогов джампу -- он ведь их напугает, и заставит относиться к нам с большим уважением. А?

Рептилоид ничего не отвечал.

-- В чем я не прав? -- резко спросил дед.

-- Ты прав, -- прошептал Карел. -- Прав, прав, прав... в этой

абсолютно гипотетической ситуации. Да... Но есть еще одна ценность

человеческой расы, которую ты не берешь в расчет. Она, кстати, снижает

ценность другой расы...

-- Стоп, -- сказал дед. -- Стоп.

Рептилоид вытянул голову.

-- Молчи. Я... кажется, я понял.

Мы непроизвольно переглянулись с Машей. Наверное, нам обоим хотелось знать, единственные ли мы тупицы в компании двух гениев.

-- Думаю, дальнейшие обсуждения надо вести... не здесь... – дед медленно поднялся. Подошел к Карелу и замер -- его лицо было в нескольких сантиметрах от морды рептилоида. -- Ты уверен?

-- Да, -- тихо сказал Счетчик.

-- Что ты предлагаешь?

-- Твой организм способен выдержать космический полет?

-- Мне семьдесят два года... -- прошептал дед. -- Я долго ждал...

-- Срок определялся не нами. Когда он наступил, мы начали акцию. Мы очень спешили, Андрей Валентинович. У нас есть лишь двадцать пять -- сорок земных дней. По истечению этого времени Сильные получат информацию... и ваша раса будет уничтожена. Немедленно. Невзирая ни на что.

-- Петр! -- дед повернулся ко мне. -- Хватить пить! Говори – я способен перенести джамп?

Я поперхнулся вином.

-- Дед!

-- Говори!

-- Не знаю... тут не джамп -- главное. При старте перегрузка достигает трех "же"...

-- Я сдохну?

Мне очень хотелось сказать, что это безумие. Но я привык быть честным с дедом.

-- Нет, наверное -- нет. Но тебя никто не выпустит с Земли!

-- Нам в любом случае придется украсть челнок, -- сказал дед.

Карел кивнул.

Я лишь руками развел. Если вопрос ставится так, то все претензии к здоровью отпадают.

Челнок просто невозможно украсть! Это ведь не самолет даже! На каждом старте заняты сотни людей! Охрана стартовых позиций -- то немногое, что стало лишь строже с гагаринских времен!

-- Понимаю, -- сказал дед. -- Понимаю. И все же нам придется украсть челнок. И что-нибудь получше твоей "Спирали". Ты, кажется, говорил, что Данилов приглашает тебя в свой экипаж?

На ночь Счетчик разместился в моей комнате. Не знаю, то ли дед настолько уверился в дружественности Карела, то ли это входило в его планы.

Меня перспектива ночевать рядом с чужим, в общем-то, не пугала. В конце-концов мы были вместе в крошечной кабине челнока. Вместе проходили джамп -- который был наслаждением для меня, и пыткой -- для рептилоида. Может это и смешно. Но такое совместное путешествие хорошо снимает фобии.

-- Ты будешь спать? -- поинтересовался я, укладываясь. Счетчик свернулся клубком в кресле, словно пес.

-- Я отключу внешнее сознание, -- сообщил Счетчик. -- Понижу его функции до сторожевого минимума.

-- Удобно, -- я не удержался от иронии. -- Хотел бы я иметь такую возможность. Чтобы не забыть чего-нибудь во сне... случайно.

Счетчик возился, устраиваясь поудобнее.

-- Зачем ты стер мою память после посадки? -- прямо спросил я.

-- Не стер. Временно заблокировал, -- выдержав короткую паузу произнес Счетчик.

-- А стереть -- можешь?

-- Да.

-- Тебе могло бы найтись применение на Земле, -- заметил я. -- Например, в лечении преступников. Стереть из их сознания все асоциальные наклонности.

-- Это насилие над личностью.

-- А террорист, подкладывающий бомбу в универмаг, -- я вспомнил прошлогодний взрыв в Ставрополе, -- не осуществляет насилия?

-- Вряд ли люди согласятся, чтобы представитель чужой цивилизации перекраивал психику... пусть даже психику убийц. Люди предпочтут старые проверенные методы. Тюрьму и смертную казнь.

Пожалуй, он был прав. Я вздохнул.

-- Когда-нибудь, если наш план осуществится, -- мягко сказал Счетчик, -- наши расы смогут больше понять друг друга... и принимать помощь без предубеждения. Внешняя деятельность никогда не станет для нас главной, Петр. Но мы существуем в материальном мире, и времена не двинутся вспять. Когда-то мы дремали в гнездах -- и познавали мир. Когда информация планеты была исчерпана, мы вышли в космос. Возможно, это было ошибкой... мы встретили Даэнло, и Конклав обязал нас сотрудничать с иными расами.

-- Вы жалеете о том, что не остались на своей планете? – поразился я.

-- Немного.

-- Но невозможно овладевать новыми знаниями, не расширяясь в пространстве! Если для вас познание мира -- основная жизненная цель, то вы обязаны были выйти в космос!

-- Не обязательно, Петр. Каждый атом несет в себе информацию о всей Вселенной. Нейтрино, скользнувшее сквозь планету, оставляет больше сведений, чем тысяча кораблей, исследующих космос. Мы могли пойти этим путем, но он долог... слишком долог. Был риск, что наша звезда погаснет раньше, чем мы постигнем мир. Мы решили подстраховаться...

Счетчик совсем по человечески вздохнул. Странный он. Порой так похож на человека в шкуре рептилии, но ведь это -- лишь иллюзия.

-- Ладно, Карел. Спи... или как ты это называешь.

Счетчик посмотрел на меня, когда я потянулся к бра.

-- Ты поможешь нам украсть челнок?

-- Карел, это невозможно.

-- Нет ничего невозможного в мире, Петр.

-- Тогда -- не знаю, -- честно сказал я. -- Это преступление. И дело даже не в том, что челнок стоит миллионы долларов. Похищение челнока невозможно без насилия.

Счетчик молчал.

-- Ты ведь тоже подчеркиваешь свое миролюбие, -- сказал я. -- Мне это очень нравится. Тогда пойми, я не хочу угрожать оружием своим друзьям. Тем, кто выводил меня в космос, тем, кто помогал вернуться домой. А если придется стрелять...

Счетчик ждал.

-- Я просто не смогу, Карел.

-- Убийство -- неприемлемый путь для тебя?

-- Убийство невиновных -- да.

-- Тогда спи, -- сказал Счетчик. -- Утро вечера мудренее. Так?

-- Поклянись, что ты не будешь влиять на мою психику, -- потребовал я. Может быть дед хотел именно этого? После долгого и безрезультатного спора, ни в чем меня не убедив -- решил доверить процесс "убеждения" чужому? Какая гадость лезет в голову!

-- Почему ты думаешь, что меня будет сдерживать обещание? – спросил Счетчик.

-- Не знаю. Но я почувствую, если моя психика изменится. Скорее всего, почувствую. Вряд ли ты сумеешь повлиять на меня незаметно. А если я только заподозрю, что ты вмешивался в мой разум... я выдам тебя властям. Оповещу Роскосмос и СКОБу.

-- Клянусь, что никогда не буду влиять на твой разум без твоего предварительного разрешения, -- сказал Счетчик.

Я обдумал формулировку его обещания и кивнул:

-- Спокойной ночи.

Щелкнув выключателем вытянулся на кровати. Счетчик лежал в кресле так тихо, словно его вообще не было в комнате. Но покосившись в его сторону я увидел два тускло светящихся глаза. Именно светящихся, а не отблескивающих, как у кошки.

-- Твои глаза светятся, -- сообщил я.

-- Извини, -- откликнулся Счетчик. -- Я слишком напряжен. Так лучше?

Наверное, он опустил веки -- огоньки погасли.

-- Да, так лучше, -- сказал я. -- Спасибо.

Может быть от напряжения, а может быть от выпитого вечером вина – но я проснулся в полчетвертого. Полежал, пытаясь уловить дыхание Счетчика. Но в комнате царила полная тишина. Словно и дыхание рептилоид лишь имитировал. Мерцали цифры на часах, за окном шумели деревья. Дождя не было... и то хорошо. Через десять минут, поняв, что не усну, я нашарил на тумбочке пульт и включил телевизор. В бледном свете экрана убедился, что Счетчик на месте, и стал проглядывать каналы.

По Национальному телевидению Дарья Нарьялова вела передачу о жизни и культуре чужих. Для обывателя это, наверное, было интересно. Я-то видел, что передача скроена из лоскутков -- любительские съемки туристов и пилотов, пропагандистские ролики чужих, кусочки перехваченных передач Хиксоидов -- одной из немногих рас, имевших аналог земного телевидения.

Щелк... Первый канал крутил мыльную оперу для взрослых. Секунду я разглядывал откровенную постельную сцену, потом переключился. Щелк... Российское телевидение повторяло программу "Книголюбец" – процессор телевизора считал закодированную информацию, и оповестил меня, что до конца программы осталось семь минут, а повтор ее будет завтра в полдень.

Я остался на канале, разглядывая простенькую инсценировку -- на голой сцене женщина в пышном платье, сложив руки на груди, говорила в пространство:

-- Как я ненавижу твое имя! Смени его, и я стану твоей! Неужели я значу для тебя меньше, чем это пустое, ненавистное слово!

Откуда-то сбоку появился лысеющий мужчина, тоже в одежде старинного фасона, со шпагой на боку. Он протянул к женщине руки и воскликнул:

-- Я тебя за язык не тянул! Дай мне свою любовь -- и я сменю имя!

У меня появилось идиотское ощущение, что происходящее на экране смутно знакомо... Тем временем мужчина и женщина обнялись, экран потемнел, появилась красочная обложка книги. Окровавленный юноша с кинжалом в груди лежал у гроба, из которого приподнималась бледная, похожая на вампира, девушка.

-- В серии "Классический женский роман", -- сказал мягкий голос за кадром, -- мы представляем роман Вильяма Шекспира "Ромео и Джульетта", Наконец-то в адекватном, современном переводе! Теперь и вы можете прочитать то, что является признанным шедевром, окунуться в кипение страстей, пиршество чувств, красоты пейзажей и лабиринты интриг! И не бойтесь печального конца -- специально для этого издания талантливый литературовед Виктор Буздуган написал продолжение -- "Джульетта Монтекки", достойное...

Мне то ли смеяться хотелось, то ли плакать. Нет, наверное, все же, смеяться -- я уткнулся в подушку, давя хохот. Отсмеявшись, переключился на питерский канал -- там шел старинный фантастический фильм -- "Чужой".

Довольно-таки смело, надо признать. Телевизионщиков могут и привлечь за разжигание ксенофобии... Я вывел на экран информацию, сопровождающую показ фильма -- оказалось, что по программе он был заявлен очень скромно -- "старое кино", без названия, а после фильма выступит известный писатель и критик Андрей Николаев. Наверное, будет разоблачать узость взглядов режиссера.

По московскому круглосуточному обсуждали новое постановление Полянкина, который ввел крупные субсидии для переезжающих жить и работать в Москву. Обозреватели сходились на том, что эффекта это не даст -- граждане будут получать денежки и уезжать. Ну кто же, находясь в здравом уме, променяет Нижний Новгород, Владивосток или Питер на грязную, шумную и бестолковую бывшую столицу?

Последним из работавших ночью каналов был "Шестой". Но и там ничего хорошего не оказалось -- передавали "Телемагазин". Я натолкнулся как раз на рекламу "Чудесного Штопора" с электрическим приводом, позволяющего открывать до двадцати бутылок вина в минуту. И вот тут я не выдержал, и загоготал в полный голос. На экране симпатичная девушка мучалась с обычным штопором, потом пришел лощеный мужчина, выкинул обыкновенный штопор в окно и достал электрический... А я хохотал как ненормальный, сидя на кровати и тщетно зажимая рот руками.

Счетчик вскинулся в кресле. Глаза его засверкали.

-- Из... извини... -- простонал я.

-- До двадцати бутылок в минуту! -- донеслось из телевизора, и я вновь забился в истерике.

-- Я не влиял на тебя! -- воскликнул рептилоид.

Мне удалось лишь кивнуть, на разговор сил не было. Да при чем тут влияние чужого? У каждого из нас дома есть свой агрегат по промывке мозгов -- телевизор.

-- Сорок девять долларов девяносто девять центов, или же восемьдесят девять рублей, или три космобакса! Звоните сейчас, и за ту же цену вы получите еще и набор пробок для испытания Чудесного Штопора!

Отсмеявшись я убрал звук и пояснил смущенному Счетчику.

-- Извини. Мне не спалось. Я включил телевизор... развеселился.

-- Телевизор? -- со сна Счетчик казался более тупым, чем обычно.

-- Не видишь, что ли?

Рептилоид повернул голову к экрану, потом кивнул:

-- Свет... Я не могу воспринимать визуальный ряд вашего телевидения.

-- Почему?

-- Слишком медленная развертка, крупные сегменты, из которых формируется изображение... и очень большое количество помех. Крайне трудно обработать такую информацию.

На мой взгляд телевизор показывал идеально.

-- Но ты же видел изображение на дисплее, там, в челноке!

-- Не видел. Снимал данные по пути к экрану. Это гораздо удобнее, -- Счетчик вновь свернулся клубком. -- Продолжай свой отдых, я перестану воспринимать звук как внешний раздражитель.

Через мгновение он снова спал. Точнее не спал, а занимался познанием... Удобная у них физиология. Я опустил ноги с кровати, прислонился к стене, вздохнул. Мне спать не хотелось совершенно.

Возможно ли украсть челнок?

В буквальном смысле -- нет. Подготовка к старту заканчивается лишь за час до запуска. И потом требуется труд сотен людей, чтобы корабль стартовал.

А возможно ли подменить экипаж? "Бураны" в транспортных рейсах летают с тремя членами экипажа -- командир, он же первый пилот, второй пилот и джамп-навигатор. Допустим, Данилов и впрямь берет меня в экипаж... вторым пилотом, вероятно. На каком этапе контроль над экипажем минимален? В автобусе, по дороге на старт, народа много. Разве что у стартового стола, перед загрузкой в лифт. Но как провести туда деда и Счетчика? А что делать с Даниловым и джамп-навигатором? Оставлять их у стартовой позиции -- это убийство. Когда "Энергия" выпихивает "Буран" на орбиту -- старт заливают реки огня. Отпустить -- поднимут тревогу... И не удивятся ли в ЦУПе тому, что все переговоры ведет второй пилот? А как подделать телеметрию -- если нацепить датчики на деда, то врачи немедленно отменят старт. Это там, у чужих, доктора давно махнули рукой на состояние экипажа... трезвый -- и ладно...

Сотни проблем.

Стоп! Что со мной?

Я ведь обдумываю, как похитить звездолет!

Подавив первый импульс -- кинуться к Счетчику, я попытался привести  мысли в порядок. Неужели он все-таки пытался воздействовать на меня?

Кажется, нет.

Мое отношение к задуманному дедом и рептилоидом плану не изменилось. Не хотел я этого... по крайней мере, так вот, не получив никаких четких объяснений. И прорываться к челноку с боем, с автоматом наперевес и дедом на закорках -- не собирался!

Просто злость накатила. После гениального перевода "Ромео и Джульетты" на молодежную феню, после рекламы электрического штопора, после трусливого, ночного показа старого кинофильма, рисующего чужих не в лучшем свете.

Ведь будет становиться все хуже и хуже. Мы деградируем. Стремительно, бесповоротно. Превращаемся в расу идиотов.

Дверь скрипнула.

-- Петя?

Дед опасливо заглянул в комнату.

-- Все в порядке?

Я быстро встал, на цыпочках подошел к двери, выскользнул в коридор. Там было темно, лишь у лестницы на второй этаж тускло тлела лампочка. Кажется, в детстве я боялся темноты... уж не знаю, почему. Дед пообещал, что у моей двери всегда будет гореть свет, и выполнил обещание. Не ночник над кроватью -- дед никогда не потакал моим страхам, а свет за дверью. Но мне этого вполне хватило. Ведь у этой лампочки даже нет выключателя. Она всегда горела... и когда я спал в своей постели, и когда занимал койку в училище, и когда устраивался в отеле под светом чужой звезды...

-- Все нормально, Петя? -- тревожно повторил дед.

В старой пижаме и шлепанцах он не выглядел идеологом человеческого шовинизма, хитрым демагогом и безжалостным оппонентом правительств. Обрюзгший старик, которому давно положено доживать свой век у телевизора со стаканом кефира...

-- Ты... ты боишься за меня? -- сообразил я. -- Боишься, что Счетчик попытается воздействовать?..

Дед отвел глаза.

-- Я просто смотрел телевизор.

-- И что нового?

Я пожал плечами:

-- В продажу поступил электронный штопор. Открывает двадцать бутылок в минуту.

Дед послушно улыбнулся. Так улыбаются ребенку, взахлеб пересказывающему свой первый анекдот. Да и у меня уже смеха не оставалось.

-- Мы в какую-то пропасть валимся, дед, -- сказал я, прислоняясь к косяку. -- Отупение. Причем... радостное такое.

-- Радостное отупение -- это хорошо сказано, -- дед кивнул.

-- Нет, я не думаю, что Счетчик на меня влиял... наверное, просто ночь. Я начал обдумывать, как спереть челнок!

Дед терпеливо ждал.

-- Ночью... оживает злость, дед. Я привык спать ночами. А днем -- читать хорошие книги, или смотреть хорошие фильмы. Не оставалось времени подумать о чем-то плохом. Может быть я зря сплю ночами?

 -- Ты посмотрел пару каналов и увидел пару тупых передач, -- сказал дед. -- И решил, что стоит ли соблюдать правила игры, установленные _таким_ человечеством?

-- Да, наверное. Только каналов было пять.

-- Петя, ты не совсем прав. Радостное отупение -- это нормальное состояние человечества. Оно лишь принимает разные формы. Когда происходит столкновение культур, потеря глобальных ценностей -- вот как сейчас, оно становится рельефнее, ярче. Но всегда и во все времена состояние радостного отупения устраивало большинство людей.

-- Значит причина была ошибочна. А вывод?

-- Вправе ли мы нарушать законы? Не те, что вписаны в уголовный кодекс, а моральные законы, этические постулаты?

-- Да. Только не _мы_ -- ты ведь для себя все давно решил. Вправе ли _я_?

Дед взял меня за руку -- цепко и сильно.

-- Петя, я воспитывал тебя человеком. Настоящим человеком. Мне часто казалось... и сейчас еще кажется... что это удалось.

-- Спасибо...

Никогда дед не говорил мне такого. Наши отношения просто были, а что в них являлось воспитанием, что любовью, что амбициями великого демагога -- я не знал. И не хотел знать.

-- Ты правильный, Петя, -- негромко продолжил дед. -- Ты ведь сам не знаешь, насколько правильный. Когда ты был мальчишкой это умиляло взрослых и отпугивало от тебя сверстников... когда ты стал взрослым, это стало отпугивать взрослых и привлекать детей.

Он тихонько засмеялся.

-- Общаясь с тобой люди начинают испытывать комплекс неполноценности.

-- Что? -- я растерялся.

-- Комплекс неполноценности, -- повторил дед. -- Ты абсолютно честен и этичен. Ты всегда ставишь общественные ценности над личными. Ты способен вести разговор на любую тему... от влияния эллинской культуры на развитие восточной философии, и до технологии кустарной выплавки легированной стали...

-- Нет, дед, погоди, легированную сталь кустарно не...

Дед тонко захихикал. Я потер лоб и замолчал.

-- Ты вызываешь у окружающих спонтанную неприязнь. Настолько бессмысленную, что их поведение становится, наоборот, подчеркнуто дружелюбным. И в то же время это лишает тебя друзей. С идеальными людьми не дружат, им поклоняются. Но от этого я тебя сумел уберечь... хоть и было трудно.

У меня горели щеки. Это не просто неприятно, это гнусно!

-- Я добивался одного, -- сказал дед. -- Чтобы в этот, наступивший миг... как я надеялся, что он наступит!.. ты был вправе принимать решения. Не боялся преступить черту общепринятой морали. Законы придумывают для того, чтобы их нарушать. Каждый шаг человечества в завтра был нарушением законов сегодняшних. И всегда находились те, кто смел нарушить законы... Те, кто переступал черту, обычно были негодяями. Я мечтал о другом. Чтобы ты мог решать -- не оглядываясь на человечество. И был не худшим его представителем, одновременно. Невозможная задача. Но я попытался ее решить.

-- Дед, ты веришь в то, что говоришь? -- прошептал я.

-- Да.

-- Уговариваешь меня принять собственную, личную этику? И при этом считаешь, что я останусь человеком?

-- Да.

-- Но ведь это не моя этика, дед, -- тихо сказал я. -- Это все -- проекция твоих взглядов. Твои страхи, комплексы, мечты. Я твой инструмент, дед. Ты верил, что человечеству, чтобы достичь величия, потребуется такой как я. И создал меня. Вырастил, как в колбе.

Дед кивнул.

-- Ты прав. Но я задам лишь один вопрос. Ты веришь, что я прав?

Веришь, что нынешнее состояние приведет Землю к гибели?

-- Верю, -- сказал я. -- Верю.

-- Тогда не бойся решать, Петя.

Я долго молчал, а дед ждал ответа. За стенами шумел ветер. Спали на своих дачах дряхлые писатели и резались в покер их энергичные дети. Набиралась сил перед новым трудовым днем бывшая столица. В Звездном ночная смена диспетчеров вела на посадку возвращающиеся корабли. Огромная страна гнала горючее и клепала ракеты-носители, жадно разглядывала иноземное барахло и отлавливала воробьев, так полюбившихся чужим. Крошечная планета Земля плыла по орбите, а небо было вокруг – и люди смотрели в небо с азартом, надеждой и страхом. И никому не было дела, что меня просят спасти человечество – и переступить при этом через себя.

-- Дед, нам нужен "Буран". И меня вроде туда берут. Но я не знаю, как нейтрализовать остальных членов экипажа.

-- Пошли, -- сказал дед.

-- Куда?

-- Ко мне в комнату. Позвоним Данилову. Он должен был прилететь вечером.

 

Глава 2.

 

Когда дед снял трубку, я попросил в последний раз:

-- Пожалуйста, не надо.

-- Я понимаю, рано... -- буркнул дед. -- Четыре утра... эх... но Данилову не привыкать. Боевой летчик, все-таки.

Из динамика доносились долгие гудки. Наверное, телефон отключен на ночь. Я порадовался этому, но дед меланхолично ткнул в клавиши. Тройка, семерка, ноль. Похоже, ему был известен код срочности, установленный на телефоне Данилова.

-- Алло! -- отозвался аппарат. Дед оставил динамик включенным, и я невольно слышал весь разговор. Голос Данилова был жестким и бодрым. Может он не спал?

-- Спасибо за рыбку, -- сказал дед.

После секундной паузы Данилов отозвался:

-- Рад, что понравилась...

-- Забегай... как-нибудь.

Дед положил трубку. Улыбнулся мне.

-- И для этого надо было будить Александра Олеговича среди ночи?

-- Он приедет через полчаса-час, -- объяснил дед. -- Ключевым словом было "забегай". "Как-нибудь" -- мусор.

Я заерзал на старом стуле, помнившем меня еще ребенком.

-- Дед, ты и президенту так можешь позвонить?

-- Президенту не могу. Советнику по национальной безопасности -- да. Но он нам не нужен. Должность меняет людей.

Конечно, я знал, что круг знакомых у деда -- огромен. Но что знакомства эти настолько тесные...

-- А откуда ты Данилова знаешь?

-- Я был в комиссии по обмену военнопленными, в девятом году. Александра хотели расстрелять, он сжег "Гетмана Мазепу", почти достроенный авианосец, на верфи Николаева, перед тем, как получил ракету в двигатель. Ну... удалось обменять парня.

Дед неожиданно захихикал.

-- Обменяли... на Украине тогда было совсем туго с горючим. Два эшелона нефтепродуктов за одного военного преступника.

Вот это да. В безумные времена крымского конфликта -- джампом тогда еще и не пахло, и люди предпочитали ненавидеть соседей, а не чужих, мне было лет пять[1]

. Мало что помню с того возраста. В школе мы уже учились по картам, где Крым был независимым государством, и только дед скупо обмолвился, что независимость эта стала единственной альтернативой Российско-Украинской войне.

-- Потом еще встречались, -- меланхолично продолжал дед. -- Вот когда мы священников отправляли Хиксоидам. Данилов тогда не в "Трансаэро" был, в Роскосмосе. Курировал особо важные перевозки. И вот приехали в Звездный космонавты в рясах...

Про эту историю я слышал. Лет десять назад несколько церквей -- католическая, протестантская и православная, объединив усилия добились от правительств США и России небывалого демарша. Земля потребовала от Хикси разрешить миссионерскую деятельность людей на их планетах. Это отвечало каким-то параграфам галактического кодекса, и "крестовый поход в небеса" объединенной концессии начался. Правда, в обмен Хикси потребовали создания на Земле собственной миссии. Только через два года люди поняли, что в обмен на священников получили не служителей чужого религиозного культа, а группу профессиональных иллюзионистов... у Хикси есть довольно близкий аналог циркового искусства. Уж не знаю, чем это задело христиан, но миссии у Хиксоидов были свернуты, а вскоре и чужие отправились домой.

Кстати, методика, которой они превращали воду в вино и исцеляли неизлечимо больных, так и осталась загадкой.

-- Ты молодец, деда... -- сказал я. -- Ты и впрямь ко всему готов.

-- Данилов -- умный мужик. Он поймет.

-- Так ты и впрямь хочешь ему все рассказать?

-- Ага, -- с видимым удовольствием сказал дед.

-- Дед, скажи... если ты так хорошо знаешь Данилова... наверное, и с остальным руководством фирмы в прекрасных отношениях?

Дед пожал плечами. Но я не отступал:

-- Моя карьера, звания, должность... чьих рук все это? Я пробивался сам -- или меня тянули твои друзья?

-- Сам, Петя. Меня не заботила карьера внука. Мне было важно, чтобы ты стал профессионалом. Верящим в свои силы.

Через полчаса я вышел встречать Данилова. Стоял у калитки, глядел на редкие огоньки соседних дач. Кажется, горел свет у моего маленького приятеля. Наверное, Алешка режется в свою игру с чудесной фрактальной графикой. А за камешками ведь не зашел... постеснялся.

Наконец послышался мягкий рокот мотора. Данилов то ли не страдал излишним патриотизмом, то ли просто любил хорошие машины -- он приехал на новеньком черном "Мерседесе". Я открыл ворота, он въехал на территорию, заглушил двигатель.

-- Что случилось, Петр? -- спросил лучший пилот "Трансаэро", выбираясь. Он был в форме полковника Космических Сил, и с такой колодочкой медалей на груди, словно собирался на прием к президенту. Поблескивали даже две звезды Героя... наверное, Данилов решил избежать любых проблем с постами и патрулями.

-- У нас чужой в доме, Александр Олегович, -- сказал я, пожимая ему руку.

-- Твою мать! -- выругался Данилов. -- Кто?

-- Счетчик.

-- С ума сойти. Обезврежен?

Мы вместе пошли к дому. Навстречу кинулся Тиран -- и завилял хвостом. Может у собак появилось генетическое уважение к орденам и медалям?

-- Он с предложением. Деловым.

-- Ясненько, -- полковник хлопнул меня по плечу. -- Дождался твой дед, а?

-- Дождался... -- беспомощно подтвердил я. -- Александр Олегович он хочет...

-- Кончай пиетет, а? -- буркнул Данилов. -- Я тебя с двух лет знаю.

-- Да? -- поразился я.

-- Зови либо Сашей... либо дядей Сашей, -- ухмыльнулся Данилов. --

Так чего старик хочет?

-- "Буран".

Данилов заиграл желваками.

-- Ясно. Не угомонился, значит...

Я почувствовал облегчение. Данилов деду не поможет. И угона не допустит.

-- Твое мнение какое, выдержит старик старт? -- спросил полковник, когда мы вошли в дом. Внутри у меня что-то оборвалось. Нет, если я "правильный", как считает дед, тогда все вокруг -- ненормальные.

-- Выдержит... Саша.

-- И то хлеб.

В прихожей по-прежнему царила полутьма. Я замялся, пока Данилов разувался -- куда его вести вначале. Но по лестнице зашаркали тапочки и появился дед.

-- Здравствуй, Саша, -- спускаясь сказал он.

-- Здравствуйте, Андрей Валентинович, -- Данилов вытянулся как новобранец перед генералом. -- Я прибыл.

-- Буди Карела, Петр.

Я открыл дверь в свою комнату -- и увидел мерцающие глаза Счетчика.

Устало сказал:

-- Пошли.

-- Что произошло? -- рептилоид спрыгнул с кресла.

-- Нашего полку прибыло.

Из-за моей спины Данилов заглянул в комнату. Присвистнул, увидев рептилоида.

-- Счастлив познакомиться с известным покорителем космоса! -- протараторил Счетчик.

Конечно, проснулась и Маша. Когда рассвело, все знакомства состоялись, факты, на мой взгляд больше похожие на домыслы, были изложены. А Счетчик вновь спел знакомую песню о неминуемой гибели человечества, если...

Я сел рядом с Даниловым. Словно надеялся, что хоть он, боевой офицер и опытный космонавт, найдет аргументы против предложенного плана. В какой-то мере мои надежды оправдались.

-- Почему нельзя ознакомить с ситуацией правительство? – спросил Данилов.

-- Во-первых, если наша акция будет санкционирована, гнев Сильных упадет на всю Землю... -- начал дед. Данилов пожал плечами:

-- Разрешение может принимать разные формы. Устные. Двусмысленные.

-- Во-вторых, у нас нет времени. А бюрократию нам не одолеть никогда.

-- Это верно.

-- Какой у тебя сейчас чин в ФСБ? -- спросил дед.

Данилов поморщился.

-- Такой же как и в космосе. Полковник.

Вот это да! Данилов открыто признался в своей работе на органы!

-- Саша, ты умный человек. У нас есть шансы на успех... ну зачем

Счетчику врать?

-- Чтобы похитить челнок.

-- Схемы джампера доступны всем чужим. Не в технологии дело.

-- Чтобы подставить нас.

-- Карел подставит и свою расу.

Счетчик сидел с безучастным видом, словно его разговор никак не касался.

-- Что скажешь, а? -- Данилов повернулся к рептилоиду. -- Не ведешь двойной игры?

-- Разве мой утвердительный ответ что-то докажет?

-- А все-таки -- почему такое нежелание сообщать факты?

-- Боюсь предательства.

Данилов развел руками:

-- Ну что тут скажешь! Петя, как тебе аргументация? Мы, значит, должны верить ему на честное слово...

-- Есть разница, -- неохотно признал я. -- Мы рискуем лишь своими жизнями. А Счетчик -- судьбой всей Галактики.

Данилов осекся.

-- Ага, утешительно... Всего лишь своими жизнями. Мелочь...

Счетчик молчал.

-- Ладно... -- Данилов покосился на деда, тот кивнул: -- Мне предлагают вылет послезавтра. На Джел-17.

-- Мы торгуем с Джелом? -- заинтересовался дед.

-- Эпизодически. Они хотят купить десять тонн произведений искусства.

-- Они же слепые! -- воскликнул я, вспомнив собственные рейсы на

Хикси.

-- Скульптуры. Джел покупают у нас бюсты с изображением людей. Россия перехватила заказ у американцев. У нас оказалось безумное количество бюстов... неактуальных ныне. Мраморных, гипсовых, бронзовых. Заказ срочный, трасса незнакомая. Предложили лететь мне. Боженко, это мой второй пилот, в отпуске. Хотели его отозвать, но я предложил взять пилотом тебя, Петя.

Значит, не случайно завел Александр тот разговор.

-- Навигатором у меня Ринат Турусов. Хороший парень... не хочу его вмешивать.

-- Я могу провести расчет любого джампа, -- быстро сказал Счетчик.

-- Не сомневаюсь. Но как оставить Рината на Земле, а тебя и деда протащить на челнок...

-- Не только Карела и Андрея Валентиновича, -- молчавшая до сих пор Маша вступила в разговор. -- Еще и меня.

-- Это требование Счетчика? -- Данилов посмотрел на Карела.

-- Мое, -- сказал дед. -- Маша пригодится.

-- После нашего побега твою семью будут ждать серьезные неприятности, девочка, -- на лице Данилова было все, что он думает об этой идее.

-- У меня нет семьи. Я сирота, -- отрезала Маша.

Я невольно вскинул на нее глаза. Надо же. И она росла без родителей... только не с дедом, одна. Выбраться из той колеи, что негласно уготована детдомовцам... окончить институт, а не вкалывать на ферме или ракетном заводе... молодец, Маша...

И опять что-то заныло в груди, тоненько и тревожно. Словно я отворачиваюсь, не желая видеть неприятной, злой, отвратительной правды.

-- Ладно. Если вы настаиваете, Андрей Валентинович...

Дед кивнул.

-- Я протащу вас на челнок, -- решил Данилов. -- Мы с Петей вас протащим.

Он глянул на часы.

-- Семь. Через час Пете позвонят из Звездного. Пришлют машину. Так что, готовь рапорт, парень.

Я кивнул.

-- До обеда тебя помучат... потом прием у кого-то из совета директоров "Трансаэро" и в Роскосмосе... -- рассуждал вслух Данилов. -- Погладят по головке, похвалят. Закинут удочку -- готов ли к новым полетам. Предложат место второго пилота на "Волхве".

У меня чаще забилось сердце. Быть пилотом на легендарном челноке Данилова -- это сбывшаяся мечта!

-- Ты согласишься... еще два часа на бюрократов... Вечером, скорее всего, тебе придется лететь в Хабаровск. Думаю, вместе полетим.

-- Мы с Машей забронируем места на другой рейс, -- вступил в разговор дед. -- На космодром нас пропустят, полагаю? В гостевой сектор?

-- Пропустят, -- кивнул Данилов. -- Начальник космодрома, генерал Киселев, очень неплохо относится к "постулатам Хрумова".

-- Никогда не знаешь, как слово отзовется, -- вздохнул дед. -- Петя, ты давай, приводи себя в порядок. Раз уж сейчас поедешь в Звездный.

Я поднялся из-за стола. Ухватил с блюда кусочек подсохшей лососины.

-- Там будь серьезным и собранным! -- сказал в спину Данилов. – Не подавай виду, что знаешь все заранее!

-- Слушаюсь, товарищ командир корабля, -- ответил я.

Нет, точно, мир сошел с ума. И мне придется спятить – отвечая требованиям моды.

И почему дед так уверен в моих особых качествах? -- думал я, когда под вечер машина компании везла меня домой. Если уж хотел воспитать из меня будущего спасителя человечества -- так я должен быть сообразительным и хитрым как он сам. А не подчиняться покорно решениям. Зря он на меня ставку делает... если делает, конечно. Зря.

Машина остановилась у ограды.

-- Через три часа мы заедем, -- сказал водитель. -- Вы успеете собраться, Петр Данилович?

-- Да, конечно. Спасибо.

Выбравшись из машины я сразу же увидел Алешку. Мальчишка стоял у ворот своей дачи, слегка насупленный и недовольный.

-- Привет! -- я помахал ему, и Алешка медленно двинулся через дорогу.

Остановился, пропуская отъезжающую машину. Лишь подойдя неохотно сказал:

-- Здравствуйте...

-- Меня караулишь?

-- Вот еще...

-- Пошли, камни тебя дожидаются.

И с чего дед решил, что дети ко мне тянутся? Скорее, на шею садятся...

-- Я днем звонил, -- слегка оживившись начал Алешка. -- Ваш дедушка сказал, что вы уехали, вернетесь на минуту, и снова уедете... надолго.

-- Так и есть, -- признал я. -- Но пять минут у меня найдется.

Тирана в саду не было, и слава богу. Мне всегда казалось, что на ребенка пес не набросится, но проверять я не собирался. Впустив паренька в дом я сказал:

-- Сейчас, разувайся...

А сам торопливо заглянул в свою комнату. Рептилоида не было.

-- Заходи, -- роясь в дипломате сказал я. Алешка с некоторой робостью вошел. Оценивающе покосился на мой компьютер, куда с большим интересом -- на двуручный меч, висевший над кроватью. Спросил:

-- Инопланетный?

-- Нет, почему. Эспадон, британский.

-- Настоящий?

-- Нет, копия, -- признался я.

-- А... -- Алешка утратил к мечу интерес. -- А настоящее оружие у вас... ух ты!

Эффект был хорош. Научились в последнее время в космопортах делать маленький бизнес на сувенирах. Пакет из прозрачного пластика был разделен на девять отделений, в каждом лежал разноцветный камешек. Еще в пакет был вложен солидного вида документ, гарантирующий, что данные камни и впрямь являются частью планеты Сириус-8, иначе -- Хикси-43.

-- Настоящие? -- тихо выдохнул Алешка.

-- Ну... видишь же, там сертификат есть, -- уклончиво ответил я.

-- Ха, сертификат... -- презрительно сказал мальчик. У меня родились какие-то смутные подозрения в отношении бизнеса, которым занимается его отец. -- Сертификат подделать -- ерундовое дело.

-- Я покупал эти камни на Сириусе, -- уточнил я.

Видимо, мое честное слово его вполне удовлетворило. Алешка кивнул, покачивая на ладони пакет.

-- Спасибо, дядя Петя. У меня теперь такая коллекция...

-- Рад за тебя, -- я вздохнул и сел на кровать. Прислушался – вроде бы сверху никто не спускался. Наверное, дед и рептилоид в курсе, что я вошел не один.

-- Я побегу, -- великодушно решил Алешка. -- Вам же собираться надо... А куда теперь полетите?

-- Не знаю.

-- А...

-- Привезу, -- пообещал я. -- Привезу тебе новый камень. Если там будут камни...

Алешка кивнул, и сжимая свой драгоценный пакет двинулся к дверям. Но

вдруг замялся:

-- Дядя Петя, у вас неприятности?

-- С чего ты взял?

-- Ну... кажется.

Я вздохнул.

-- Слушай, Алешка... тебе приходилось делать то, что не хочется? Что кажется совсем неправильным?

Мальчик кивнул.

-- Вот... мне сейчас приходится, - объяснил я.

-- Вы же взрослый! -- сказал Алешка с удивлением.

Я невольно рассмеялся.

-- Это не помогает, поверь. Пошли, я тебя провожу до калитки.

Тирана в саду по прежнему не было. И в доме ведь не слышно было... Я слегка насторожился, но вначале все-таки довел пацана до ограды, а лишь потом прошел по саду. Никого. А в прихожей меня уже ждали. Маша и Карел. Рептилоид взгромоздился на перила, и выглядел невозмутимым как всегда. Девушка стояла с пистолетом-парализатором в руках. Самое смешное, что и это меня уже не удивляло.

-- Что это за мальчик? -- резко спросила Маша.

-- Не "что", а "кто", -- обходя ее сказал я. -- Сосед. Я ему сувениры порой привожу.

Маша схватила меня за руку. Прошипела:

-- Да ты что, спятил, Петр? Нашел время в игрушки играть! Если бы он увидел Карела?

-- То ты бы пальнула в него? -- закончил я. Маша замолчала. – А потом Счетчик почистил бы ребенку память?

-- Не твое дело! -- девушка по-прежнему держала меня. И направила пистолет в мою сторону. -- Ты рисковал всем! Андрей Валентинович...

Во мне что-то дрогнуло и сломалось. Я перехватил ее кисть, вывернул, заставляя выпустить пистолет. Карел начал пятиться вверх по перилам -- молча, не отрывая от нас взгляда.

Несколько секунд Маша пыталась бороться, потом сдалась.

-- Это мое дело, -- сжимая ее кисти сказал я. -- Это мой дом. Мальчик -- мой друг. Андрей Валентинович -- мой дед.

-- Ты мешаешь... -- сказала Маша. Сдавленно, словно я ее за горло держал, а не за руки. -- Портишь все...

-- Хочешь, испорчу все окончательно? -- я улыбнулся. – Потребую, чтобы ты осталась на Земле?

Ее руки обмякли.

-- Извини, -- слишком уж быстро Маша это сказала. -- Я испугалась за успех...

Я отпустил ее и пошел на второй этаж. Карел проводил меня мерцающими глазами, Маша стояла, растирая кисти.

Да что же происходит! Мой дом -- уже не мой дом? Играем в заговорщиков? Ей к психоаналитику надо отправиться, а не в космос!

Не знаю, слышал ли дед нашу перепалку, дверь у него была полуоткрыта. Наверное, да. Но он ничего не сказал.

Великий шовинист сидел прямо на полу и пролистывал фотоальбомы. Пухлые семейные альбомы, из тех, что наводят ужас на несчастных гостей. Дед маленький, дед в институте, дед на стажировке в Штатах, дед с бабушкой... давно ее нет в живых... Дед с моим папой. Папа в армии. Папа с мамой... и мной в проекте... Я, голышом на пеленках...

Чего он взялся за старые фотографии?

При моем появлении дед резко захлопнул альбом.

-- Все прошло нормально?

-- Да. Я в экипаже "Волхва", послезавтра старт... Ты не видел собаку?

-- Видел. Маша отвезла Тирана в питомник.

-- Что? -- завопил я.

-- Маша. Отвезла. Пса. В питомник.

Дед с кряхтением поднялся.

-- Петя, дом будет пустым. Через сутки его опечатают и начнут рыться в документах. Я не хочу, чтобы пес получил пулю, защищая наше барахло. Маша оплатила его проживание в питомнике в течении двух лет. Мы заберем его, вернувшись. Надеюсь.

Как всегда дед был прав. Но...

-- Почему ты не сказал мне? Я бы с ним попрощался!

-- Петя, нельзя оставлять кусочек души за спиной. Не нужны лишние прощания.

-- Они не лишние... -- у меня защипало в глазах. Ну да. Не оставляй ничего позади... Все равно останутся -- Земля, Россия, дом... хитрый паренек Алешка, для которого я лишь источник сувениров. Я еще никогда не уходил, так четко зная, что могу не вернуться. Даже перед первым, тренировочным полетом в космос не дрейфил, как сейчас...

-- Петр, собаке будет там хорошо. Неужели ты думаешь, я не переживаю?

Я через силу кивнул.

-- Дом будут обыскивать, -- продолжил дед. -- Я уже сжег все свои бумажные документы и стер информацию на машине. Почисти свой компьютер тоже... если там есть что-то личное. Отформатируй диски, и лучше -- несколько раз.

Его ноутбук и впрямь был включен, но экран оставался темным, лишь с парой строчек БИОСа. А в камине -- очень много легкого, белесого пепла.

-- Хорошо, дед.

-- И возьми эти альбомы, -- вздохнул дед. -- Вынеси в сад. Сожги. В комнате не хочу, слишком много вони.

Он что, серьезно?

-- Не хочу, чтобы чужие руки лапали наши лица, -- сказал дед. – Ты уж прости старика. Пленки где-то есть, потом распечатаем все заново... если вернемся.

-- Дед...

-- Петя, прошу тебя.

Я колебался.

-- Или мне самому тащить их в сад? -- тонко закричал дед. -- А? Самому?

...С грудой альбомов я вышел из дома. Маши внизу уже не было, и рептилоида тоже. Я оттащил альбомы в дальний угол сада, где в детстве жег костры и строил каждое лето шалаш. Бросил их на жухлую траву.

Что-то чудовищное в этом было, противоестественное. Человеку не стоило придумывать фотографии -- зная, что порой их приходится жечь. С распахнувшихся страниц на меня смотрели лица -- деда, родителей, меня самого, знакомых и незнакомых людей... Вот дед, еще нестарый, на каком-то конгрессе. А вот... надо же... с Даниловым! Совсем молодым, но каким-то сжавшимся, неловким, отводящим от объектива взгляд. Не любил я смотреть старые снимки -- а зря.

Я достал из кармана спички, которые торжественно вручил мне дед, и тут взгляд упал на фотокарточку родителей. Со мной на руках. Уменьшенная копия той самой фотографии, что висит у деда в кабинете.

Нет уж!

Нагнувшись я надорвал пластиковый лист и вытащил фотографию. Она полетит со мной. Огню и так хватит пищи.

Под фотографией оказался сложенный вчетверо, пожелтевший от времени лист. Я вытащил и его, осторожно развернул -- и сердце сжалось.

Это была вырезка из газеты. Статья под названием "Президент соболезнует... с борта "Боинга". На черно-белой фотографии было какое-то железное месиво в овальной воронке, окруженной поломанными деревьями.

Правильно дед сделал, что не показывал мне этой газеты. Я отвел взгляд. Сглотнул пересохшим горлом тоскливый комок из боли и вины. Сложил листок, и вместе с фотографией спрятал в карман.

Горели альбомы плохо. Конечно, сплошной пластик. Пришлось сходить в гараж, и плеснуть на альбомы бензином. Я посидел у огня, грея озябшие руки, но дым был слишком едким.

Память -- она всегда плохо горит.

Долго ли собираться, когда уходишь навсегда?

Чистое белье, пара рубашек... в полет все равно уходить в форме. Компакт-диск со всякой ерундой -- юношескими стихами, начатым и заброшенным навсегда романом, какими-то письмами, записями любимых игр. Пара дисков с музыкой. Жаль будет, если при обысках "потеряют" мою коллекцию. Впрочем, там в основном классика, а не попса, может и уцелеет...

Все уместилось в дипломате, как обычно. Когда уходишь на день и когда уходишь навсегда -- имущество теряет смысл. Это не поездка на курорт.

Я поднялся наверх и попрощался с дедом. Если все будет нормально, то завтра мы увидимся. Дед продолжал рыться в своем хламе. Я хотел было сказать, что нашел вырезку, потом передумал. Ему тоже тяжело вспоминать.

Внизу меня ждала Маша, и на этот раз -- без пистолета.

-- Хотела извиниться, -- начала она.

Я стоял по-дурацки, на ступеньках, нависая над ней. Но обходить девушку было бы не тактичнее.

-- Да ерунда, -- пожал я плечами. -- Ты извини. Я вспылил.

-- Просто я очень переживаю за успех операции, -- сказала Маша. -- Обидно, если все сорвется из-за ерунды... извини, в общем.

-- Ты очень хорошо относишься к деду. Маша, вы давно знакомы?

Она замялась.

-- В какой-то мере. Я обучалась под эгидой Фонда Хрумова. Так что твой дед платил за мое обучение... за все, в общем, платил. Но дело совсем не в этом!

-- Понимаю, -- я коснулся ее плеча. Почему-то мне казалось, что такой, товарищеский жест, ей понравится. -- Все нормально. Встретимся в Свободном.

Маша кивнула.

-- Береги деда, -- попросил я, и вышел из дома.

Автомобиля еще не было, но возвращаться не хотелось. Хотя бы потому, что нам с Машей больше нечего друг другу сказать. Пока -- нечего. Я прошел по саду, непроизвольно высматривая Тирана, вышел за ворота. Почему у меня нет какой-нибудь дурной привычки? Коротать время, покуривая сигарету или попивая пиво из банки, было бы куда веселее.

Я ждал машину минут десять. А потом, когда вдали послышался шум мотора, увидел бегущую ко мне фигурку.

-- Дядя Петя!

Алешка остановился рядом со мной, переводя дыхание. Похоже, он спешил изо всех сил.

-- Что случилось? -- я невольно встревожился.

-- Да не, ничего... опоздать боялся. Это за вами?

Я глянул на подъезжающую машину.

-- Да.

-- Я... подарок вам принес.

Мальчик как-то неловко полез в карман, и, отводя глаза, протянул мне продолговатый сверток.

-- Вот... ну, я побегу.

-- Подожди, -- попросил я. Разорвал бумагу. Алешка мялся.

Нож.

Ничего себе!

Не китайская подделка. Слишком хорошая сталь, и слишком потертая рукоять. Десантный нож российской армии. В свободную продажу не поступает.

-- Ты что, парень? -- тихо спросил я.

-- Вы же любите всякое холодное оружие. А мне... так... не очень нравится.

-- Тебя родители вздуют, -- я протянул нож обратно. -- Бери.

-- Они не знают. Это мой нож, я его у ребят выменял. Давно уже. Возьмите.

Вот так подарок. Что-то неуловимое исходило от ножа... какая-то странная, неприятная аура. Так давит руку лишь оружие, познавшее жизнь и смерть.

Нельзя оставлять нож у мальчишки. Да и я не имею права его брать.

Надо сдать в милицию. Но ведь это подарок... Да, крутой я террорист! Собираюсь угонять космический корабль – и боюсь взять незарегистрированное оружие!

-- Спасибо, -- пряча нож в карман сказал я. -- Когда вернусь, мы еще поговорим про эту штуку. Ладно? И больше не выменивай таких вещей.

-- Я и не собираюсь.

-- Спасибо, -- еще раз сказал я. Потрепал мальчишку по голове и пошел к машине. Интересно, заметили водитель и охранник, что я держал в руках? Впрочем, какое им дело? Я офицер. Могу с пистолетом ходить по улице, не то что с куском отточенной стали. У меня в удостоверении записано:

"Имеет право на ношение и применение любого личного оружия."

-- Удачного полета! -- крикнул Алешка вслед.

Я забрался на заднее сиденье, и водитель мгновенно тронул. Сказал:

-- Данилов просил доставить вас пораньше...

Видно судьба у меня такая -- опаздывать на самолеты. Откинувшись на сиденье я оглянулся на дачу, на мальчика у ворот.

Не оставляй позади ничего!

Только как тогда понять, куда надо идти?

В Шереметьево было как всегда, шумно и бестолково. Охранник довел меня до служебного входа в офис "Трансаэро", и лишь после этого счел свой долг исполненным.

-- Удачно слетать! -- пожелал он.

В чем-то он недалеко ушел от Алешки.

-- Постараюсь, -- пообещал я. Предъявил на входе свой пропуск и без всяких проблем вошел.

В маленьком вестибюле было шумно и накурено. Центром общества являлся Данилов. Он развалился на диванчике, а вокруг него толпились девчонки-операторы, уже  в плащах и курточках, явно из предыдущей смены, задержавшиеся, чтобы послушать байки всеобщего любимца, несколько незнакомых мне летчиков. Почти все дымили, пилоты и Данилов пили пиво.

-- И вот, подтекает ко мне Пыльник, -- продолжал Данилов свой рассказ, и начинает виться у ног. Мне, само собой, интересно, с чего такая честь? Я пинаю его ботинком...

Те, кто представлял себе Пыльников более-менее точно, захохотали. -- Он свивается кольцом вокруг ступни! Ну все, думаю, с ногой можно прощаться...

Тут Данилов заметил меня и оборвал рассказ:

-- Петя! Давай, пошли!

-- До вылета еще двадцать минут, -- просительно произнесла одна из девушек. -- Александр Олегович, так что там...

-- Грязь! -- торжественно произнес Данилов. -- Грязь на ботинках! Про канаву-то еще помните? Пыльник почувствовал непривычный минеральный состав и обалдел! Новое месторождение!

От хохота затряслись стены.

А ведь Данилов не просто балагур! Его любят за то, что в его рассказах чужие всегда выглядят полными кретинами! Раньше в русском фольклоре место идиотов занимали американцы, французы, немцы. Теперь -- чужие. "Попали как-то человек, Хиксоид и Даэнло на необитаемую планету..."

Интересно, это влияние деда, или он и впрямь такой?

Впрочем, можно вспомнить и старую версию, что все анекдоты о престарелых коммунистических правителях, позже -- о новых русских, еще позже -- о генералах-министрах из хунты Шипунова, сочиняли и распространяли работники спецслужб. Если невозможно заставить народ полюбить негласных правителей общества, то надо их высмеять. Это снизит накал человеческой ненависти, превратит ее в иронию. В глупый, бессильный, самодовольный смех. Маленькие и умные народы, кстати, давно это поняли и позволяли смеяться над собой. А сейчас нашим правителям... которые по сути-то своей -- лишь наместники чужих, надо ослабить неприязнь к инопланетянам.

-- Познакомьтесь, это Петя. Петр Хрумов. Гроза китайских дехкан! -- воскликнул тем временем Данилов, обнимая меня за плечи. Все захохотали, но Данилов внезапно стал серьезен: -- Этот паренек -- единственный в мире человек, способный посадить космический корабль на шоссе. Я не шучу. Мне это не по силам.

Все смотрели на меня.

-- Очень скоро его имя будет у всех на устах, -- продолжил Данилов. -- У всей планеты! Можете заранее брать автографы.

Меня и то, мороз по спине пробрал от таких слов. А у Маши, с ее осторожностью, волосы бы дыбом встали. Но никто в словах Данилова криминала не углядел. Я пожал руки пилотам, выслушал комплименты от девчонок, и вслед за Даниловым двинулся по коридору. Разумеется, регистрацию мы не проходили. Вместе с летчиками, которые поведут лайнер в Хабаровск, доехали на машине до "Боинга". Поднялись в первый салон. Девчонки-стюардессы притащили маленькие бутылочки с французским вином. Данилов, не теряя времени, откупорил одну и наполнил бокал.

-- Ну, Петя, не тормози!

Я плеснул себе чуть-чуть. Данилов чокнулся, кивнул:

-- За удачу! Ох, как она нам пригодится!

Днем, в Звездном, я мимоходом видел Данилова. Но тогда это был совсем другой человек. Собранный, жесткий, официальный. Мы поздоровались, Данилов сказал что-то поощрительно-ободряющее -- и я продолжил поход по бюрократическим коридорам.

Сейчас рядом сидел нервничающий, зажатый -- и от этого излишне разговорчивый человек. Мне даже вспомнился тот, молодой летчик, замерший на фотографии с дедом. Наверное, Данилова до сих пор давит та война, плен, угроза расстрела. Тот страх не изжит, не пройден, два десятилетия лишь загнали его вглубь. Неужели дед этого не видит? Трудно придется Александру Олеговичу, если что-то пойдет на перекос.

Салон потихоньку наполнялся людьми. Бизнесмены с подругами, молодые клерки из государственных учреждений, так и не привыкших экономить деньги, несколько иностранцев. Эконом-класс тоже был набит под завязку.

-- Я вот какую историю вспомнил... -- задумчиво сказал Данилов. – С год назад, за пару часов до старта "Великоросса", второй пилот, Женя Лейкин, поскользнулся на лестнице и сломал ногу. Отменять старт было крайне невыгодно. Больше пилотов не было. Ребята слетали тогда так, вдвоем. Прецедент, что ни говори.

-- Джамп-навигатор -- фигура более важная, -- подумав, возразил я.

-- Но и рейс более срочный. У тебя ведь универсальный допуск, Петя?

Пилот и джамп-навигатор для сверхмалых челноков, второй пилот или джамп-навигатор для кораблей среднего и большого тоннажа?

-- Да.

-- Подумаем, -- удовлетворенно сказал Данилов, и откупорил вторую бутылочку с вином. Я откинулся в кресле. Господи... Нет, сломанная нога -- куда меньшее зло, чем выкидывать человека у стартового стола.

Неужели я начал мерить зло?

Делить на большее -- и меньшее?

Лайнер начал разгоняться, я закрыл глаза и расслабился. Уснуть бы.

Это у меня получилось.

Стюардесса меня будить не стала, а вот Данилов -- не церемонился.

Когда разносили ужин, или, скорее, завтрак, он потряс меня за плечо:

-- Петр, соберись...

Я недоуменно поглядел на него.

-- Вырабатывай желудочный сок, поглощай белки и калории... --

Александр с подчеркнутой заботливостью раскрыл передо мной коробку с завтраком. -- Давай, порубаем.

Мы ели, обмениваясь ничего не значащими фразами, поглядывая в иллюминатор, за которым была лишь темнота и проблески маячка на крыле лайнера. Рокот двигателей здесь, в переднем салоне, казался слабым и далеким.

-- Где-то над Новосибирском летим, -- предположил Данилов. – Бывал здесь?

-- Совсем маленьким. Не помню, -- я сжал зубы.

-- Извини... -- Данилов сообразил в чем дело слишком поздно. -- Прости, Петр. Я совсем забыл.

-- Ты и не обязан помнить, где разбились мои родители.

-- Черт... -- полковник выглядел по-настоящему смущенным. -- Как-то глупо я...

-- Брось, Саша. Бывает, -- я вернул стюардессе прозрачную коробку, не опустевшую даже наполовину. Кормили слишком хорошо, меня утомила схватка с отбивной и единоборства с салатами. -- Я родителей и не помню, если честно.

Я встал и двинулся по проходу. Вот так, наверное, и мои родители летели... спокойно и беззаботно. Наверное, поуже были проходы между рядами, и не в каждое кресло был вмонтирован телевизор и телефон. А так -- мало что изменилось. Та же дюралевая труба с крыльями и турбореактивными движками. Те же двести пятьдесят -- триста метров в секунду. Такие смешные цифры -- по сравнению со "скоростями убегания". Абсолютный покой по сравнению с джампом.

Но этой скорости вполне хватило, когда на высоте десять тысяч метров у "тушки" разрушилось правое крыло...

О чем они думали, мои незнакомые и молодые родители, в ту последнюю минуту, когда самолет, потеряв управление, кувыркался, приближаясь к земле? Обо мне, может быть. О том, как правильно сделали, не взяв меня с собой.

Я дернул дверь туалета, но она была закрыта. Прислонился к обитой синтетической тканью стене. Опустил руку в карман, достал фотографию и газетную вырезку двадцатитрехлетней давности.

Мне не хотелось смотреть в лица родителей. Это было бы нечестно. Тем более здесь и сейчас. Я смотрел на себя, маленького и капризного, вырывающего ладошку из руки отца. Ведь он не виноват, этот мальчик, которым был я...

Я развернул хрупкую бумагу. "Президент соболезнует..."

Зачем я взял эту вырезку? Что хочу найти в профессионально-соболезнующих строках? Никогда ведь не пытался узнавать детали той катастрофы. И правильно делал, наверное.

"Представитель "Российских авиалиний" категорически отверг версию о кавказском или крымском следе, отметив, однако... Уже найден один из черных ящиков, и ведется расшифровка... Более ста погибших, включая двенадцать детей..."

Ля-ля-ля, три рубля... Я знаю, каково это сочувствие -- со стороны.

Густо замешанное на любопытстве, облегчении и праведном гневе... направленном на стрелочников. В данном случае -- на механиков, выпустивших в полет древний лайнер.

"В Новосибирск прибывают родственники жертв авиакатастрофы. Одним из первых прибыл известный политолог и публицист Андрей Хрумов, потерявший в катастрофе всю семью -- сына, невестку и двухлетнего внука. Наш корреспондент попытался взять интервью у..."

Ля-ля-ля... три рубля...

Я закрыл глаза.

"Наш корреспондент", ты же ошибаешься! Дед не мог потерять меня. Вот он я. Стою в металлической сигаре, мчащейся над заброшенным обелиском в сибирской тайге. Я живой!

"К сожалению, процитировать ответ Хрумова мы не рискнем. Но реакцию убитых горем людей представить несложно. Боль и отчаянье..."

Я ведь живой!

Я остался не только на старой фотографии! Я вырос, и стал летчиком!

Наперекор судьбе, убившей родителей! Назло всему! Я живой!

"Сила удара была такова, что процесс опознания..."

-- Нет... -- прошептал я, комкая вырезку. Хрупкая бумага ломалась по сгибам. -- Нет!

Какая еще сила удара? Меня не было в том дюралевом гробу!

Стюардесса остановилась рядом и взяла меня за локоть.

-- Петр Данилович? Вам нехорошо?

Я сглотнул, глядя в ее встревоженное лицо. Девочка, да как ты не понимаешь? Мне не может быть хорошо или плохо! Меня просто нет! Я где-то там, внизу, в ветвях сосняка и густой траве, в иле, на дне заполнившейся водой воронки! Десять килограммов хрупкой плоти так и не стали здоровым мужиком, воплотившим все мечты деда.

-- Петр Данилович... -- девушка попыталась потянуть меня к ближайшему креслу.

-- Ничего... -- прошептал я.

-- Что -- ничего?

-- Уже -- ничего, -- я отвел глаза. -- Все прошло. Я... растерялся... Она непонимающе смотрела на меня.

-- Простите... -- я вырвал руку, отталкивая улыбающегося японца протиснулся в туалет. Японец торопливо извинился вслед. Я захлопнул дверь, прижался лбом к безукоризненно чистому зеркалу. Нужник благоухал розами. В настенном экране шли мультики, как и сто лет назад глуповатый кот гонялся за хитроумным мышонком. Все надежно и незыблемо.

Подняв фотографию я всмотрелся в светловолосого мальчика. Прости, малыш. Ты не смог стать мной. Ты превратился в часть Земли. А я -- стал тобой. Взял твое имя и судьбу. Вырос, считая себя Петей Хрумовым, внуком "известного политолога и публициста".

Что мы думаем о Сильных, воспитывающих из не принадлежащего им человечества космических извозчиков?

Что мы подумаем о человеке, взявшего на воспитание ребенка с единственной целью -- вырастить спасителя человечества?

Я ведь не очень-то и похож на него. Только цветом волос. Даже глаза у него темные, а не голубые. Так просто было думать, что я повзрослел и изменился.

Не оставлять за спиной ничего?

Так мне и нечего оставлять, дедушка... простите, Андрей Хрумов. Мне нечего оставлять. Я один в этом мире. Мне ничего не принадлежит. Даже любви и дружбы я избежал -- ведь это сковало бы меня. Вы воспитали меня великолепно, Андрей Валентинович. Нобелевская премия ваша, по праву.

Склонившись над унитазом -- подкрашенная багровым ароматизатором лужица воды казалась кровью -- я закашлялся. Меня начало подташнивать, что-то кислое и мерзкое рвалось наружу. Я попытался задавить рвоту, но стало только хуже. Меня вывернуло наизнанку, вырвало непереваренным завтраком и французским вином, я оперся руками о вогнутую стену, за которой ревел рассекаемый лайнером воздух и простоял минуту, пошатываясь. В ногах была слабость, во рту горечь.

Газетной вырезки как раз хватило, чтобы вытереть пальцы. Фотографию я порвал на мелкие клочки, и бросил в унитаз.

Не оставляй ничего позади...

Припав к крану я прополоскал рот теплой, пахнущей дезинфекцией водой. Она казалась приторно сладкой. Как любовь деда -- для бесхозного сиротки, взятого вместо погибшего внука.

Вы долго выбирали меня, Андрей Валентинович? Здорового и умного? Податливого к воспитанию? Не отягощенного дурной наследственностью? Того, кто воплотит мечты о величии человечества?

Но ведь и отбракованный материал зря не пропал. Дед и за умненькой девочкой Машей приглядывал. И не только за ней, вероятно. Сколько вас, несостоявшихся Петров Хрумовых, выросших под заботливым присмотром Фонда Хрумова, получивших образование, работу и веру в великое будущее человечества?

Я просто самый удачливый. У меня была иллюзия семьи.

 

Глава 3.

 

От Хабаровска до Свободного мы летели в вертолете Роскосмоса. Данилов поглядывал на меня, но молчал. Лишь на подлете, когда вертолет пошел на снижение, полковник склонился ко мне и сказал:

-- Извини, Петя. Разбередил я тебе душу...

Он и впрямь решил, что случайным напоминанием о родителях испортил мне настроение? Какая ерунда. Это не мои родители падали навстречу холодной тайге. Это не мою плоть и кровь разметало по сопкам.

Я -- никто.

Зомби, гомункулус, подкидыш. Отброс общества, вытянувший счастливый билет, чтобы когда-нибудь этому обществу послужить.

Я верил в любовь и дружбу, в бескорыстие и преданность. Любовь сменилась расчетом, дружба -- деловыми отношениями, бескорыстие обернулась удачным вложением капитала, преданность – просто предательством.

-- Надоело быть хорошим мальчиком... -- прошептал я.

-- Что? -- Данилов, наверное, подумал, что не расслышал.

-- Надоело быть хорошим мальчиком! -- крикнул я. Голос тонул в рокоте винтов, но теперь полковник понял. Пожал плечами и отвернулся.

Пускай.

Считай меня истериком, ты, сотрудник ФСБ, совладелец "Трансаэро", бывший военнопленный, лучший пилот компании! Тебе не осознать того, что я понял при одном взгляде на твою старую фотографию. Тебя сломали давным-давно, погнав на войну, приговорив к смерти, выкупив из плена за два эшелона с мазутом. Ты уже не умеешь ломаться сам, любой удар придется по старому надлому.

А я пока -- умею.

Надоело быть хорошим мальчиком!

...Номер, который мне отвели в гостинице, был куда лучше, чем обычно. Конечно, я ведь теперь не рядовой смертник, шныряющий по Вселенной на древнем корабле. Я в экипаже Данилова.

Швырнув дипломат на кровать я плюхнулся в кресло. Едва занимался бледный рассвет, но и в коридорах, и в парке перед гостиницей было шумно. Космодром не спит никогда. Рейсы, рейсы -- дырявя озоновый слой, отравляя воздух и землю, безвозвратно теряя бесчувственный металл и наивных пилотов. За кусок инопланетного дерьма, за тарелку чечевичной похлебки, за небо, в котором нет кораблей Сильных. А за что буду умирать я?

За себя.

А что еще стоит жизни -- кроме самой жизни?

Я нашарил на столе телевизионный пультик. Хотел было включить – и передумал. Что мне продемонстрируют -- посадку "Спирали", рокочущий бас президента, чудесный штопор? В штопоре и то больше смысла. Им можно открыть целых двадцать бутылок за одну минуту.

В дверь постучали.

-- Да! -- крикнул я.

Вошел Данилов, а следом -- улыбающийся, скуластый парень в тренировочном костюме.

-- Ну, экипаж, знакомься! -- громогласно объявил Данилов.

Джамп-навигатор пожал мне руку.

-- Ринат.

-- Петр, -- сказал я. -- Лучше без отчества.

Данилов потер переносицу.

Турусов оказался совсем молодым. Будь он летчиком, учился бы на курс-другой старше меня. Но джамп-навигаторов готовит Бауманка.

-- Ох, намучаешься ты с этим командиром, -- усаживаясь рядом сказал Ринат. -- Изверг! Не дал доспать, с постели вытащил!

-- Я бы и сам сейчас поспал, -- согласился я. -- Медосмотр в двенадцать?

-- Угу, -- Ринат, не вставая, дотянулся до холодильника, открыл, вздохнул: -- И у тебя все пиво убрали, сволочи...

-- Какое пиво! -- возмутился Данилов. -- Кросс, сауна, бассейн. И без никаких!

Ринат сморщился.

-- Пошли-пошли, -- поторопил его полковник. -- Блин, да раньше тебя не только в космос, тебя в атмосферный полет бы не выпустили!

Турусов вздохнул.

-- Петр, ты пойдешь?

-- Нет, посплю.

-- Хорошо, разрешаю, -- согласился Данилов. -- Не умеет человек спать в самолетах, Ринат. Устал. А мы побегаем.

-- Черт побери... -- вздохнул Ринат, вставая. Я едва удержался от совета приберечь восклицание на потом. Запер за ними дверь, не раздеваясь лег на кровать.

Надо быть в форме. Надо выспаться. Данилов зря на меня возвел поклеп, я могу спать в любой позе и при любом шуме.  Мне только хочется знать, что где-то рядом теплится свет.

Звонок телефона разбудил меня через час. Я знал, кто звонит, и знал, что услышу. Поэтому не спешил. Протер глаза, нашарил на тумбочке трубку.

-- Да?

-- Петя? -- голос Данилова был не просто тревожным -- убитым. -- Петя, у нас несчастье.

-- Что случилось? -- поглядывая в окно спросил я. На корте перед гостиницей две девчонки играли в теннис. Судя по крепеньким, накачанным фигурам и коротким стрижкам -- они были из какого-то женского экипажа. Может нашего, может французского, те часто стартуют отсюда.

-- Ринат... ухитрился на кроссе упасть... сломал ногу.

Интересно, этому учат в ФСБ -- или Данилов просто разносторонняя личность? Все-таки сломать человеку ногу, да еще так, чтобы тот не понял, чья в этом вина -- задача не из легких.

-- Ужасно, -- сказал я. -- Просто кошмарно. Как он себя чувствует?

-- Мы в госпитале. Вот, врачи смотрят... говорят, вколоченный перелом какой-то...

Данилов выматерился. Глухо, в сторону, сказал:

-- Что же ты так, Ринат...

Одна девчонка пропустила подачу. Раздраженно взмахнула ракеткой. Мне было ее жалко, играла она здорово.

-- Рейс отменяют? -- спросил я.

-- Не знаю. Очень срочный фрахт, -- Данилов вздохнул. -- И все экипажи в разгоне, джамп-навигаторов нет... Петя, подходи сейчас к начальнику космопорта. Будем решать.

В трубке забикало, я опустил ее на рычаг. Тебе повезло, джамп-навигатор. Перелом, пусть даже вколоченный -- куда меньшая беда, чем остаться под дюзами стартующей "Энергии".

Никакой охраны у кабинета Киселева сейчас не было. Секретарша, женщина средних лет, прижимая плечом к уху телефонную трубку, молча кивнула на дверь. Я постучался и вошел.

Данилов, опустив голову, сидел перед генералом. Тот стоял, опираясь руками о стол, нависая над полковником как мужское воплощение Немезиды. Раздраженно глянул на меня, кивнул на стул и продолжил разнос:

-- Умом ты тронулся, а? Что за молодецкие забавы? До старта -- пятнадцать часов, а вы... слалом какой-то затеяли!

Название ни в чем не повинного вида спорта прозвучало у Киселева как грязное ругательство. Целое искусство, что ни говори.

-- Ты в курсе, Петр? -- поинтересовался генерал, дав Данилову секундную передышку.

-- Джамп-навигатор, товарищ генерал?

-- Да. Устроили, понимаешь, бег с препятствиями. М-марафонцы... мать вашу!

Киселев был в расстегнутом кителе, в руках мял свою генеральскую фуражку. Не верилось, что этот слуга царя и отец солдат два дня назад скакал по банкетному залу, демонстрируя американцам исконно русский танец -- лезгинку, пил на брудершафт и рассказывал скабрезные анекдоты.

Нет, наверное то был совсем другой человек...

-- Где я возьму вам навигатора? -- продолжал генерал. -- Из Москвы вызову? Спецрейс, отзыв из отпуска, докладная наверх? А если не успеют найти? Стартовое окно у вас -- полчаса! Окислитель уже залит! СКОБа оповещена о времени старта!

-- Товарищ генерал... на "Волхве" -- стандартное джамп-оборудование?

-- Оборудование? Данилов!

-- Стандартное... -- не поднимая глаз ответил полковник. – Третья серия...

-- У меня ведь двойное образование, товарищ генерал, -- сказал я. --

Пилот и джамп-навигатор. Имею право на расчет прыжков для кораблей среднего и большого тоннажа.

Генерал замолчал. Мы с Даниловым ждали.

-- Пилоты есть свободные? -- поинтересовался Киселев и потянулся к селектору.

У меня екнуло сердце. Что нам не добавят навигатора, мы убедились. А вот насчет пилотов...

-- Нет, -- тихо сказал Данилов. -- Только экипаж Владимирского. Но у них старт через три часа.

-- Куда ни кинь... -- выдохнул генерал. -- Что делать, а? Данилов? Ты не доглядел -- ты и выпутывайся!

-- Мы можем слетать вдвоем, -- предложил я. Данилов явно решил уступить мне инициативу. И правильно сделал -- начальник космодрома был достаточно зол, чтобы отвергнуть любое его предложение.

-- Вдвоем? Слетать? -- с иронией уточнил генерал. -- Куда, майор? В магазин за пивом?

-- Товарищ генерал, для кораблей серии "Буран" допускаются старты  с уменьшенным экипажем.

-- Ты же вообще не летал на "Буранах"!

-- Летал. Два тренировочных полета. Один орбитальный, другой – к Проксиме Центавра.

-- Герои, -- с горечью сказал генерал. Опустился в кресло, потер лоб.

-- Вначале -- разгильдяйство, потом -- героизм. Нельзя же так жить, ребята...

Он вдруг стал еще каким-то, третьим генералом Киселевым. Пожалуй, штатским генералом.

-- А если что случится, ребята?

-- Если уж случится, -- вступил в разговор Данилов, -- так третий член экипажа нас не спасет.

Начальник космодрома молчал. Разминал лицо, словно пытался вытащить на свет хоть какую-то свежую мысль.

-- Всю ответственность я беру на себя, -- сказал Данилов.

-- Это уж не сомневайся! -- рявкнул Киселев. И я понял, что первая часть авантюры удалась.

Наш экипаж будет состоять из двоих человек. Вот как Данилов

собирается протащить де... Хрумова, Машу и Счетчика -- не знаю.

-- Твой дед приезжает, -- неожиданно сказал генерал.

-- Не может быть, -- искренне удивился я.

-- Может. Звонил мне твой старик... -- генерал поднял голову. -- Я с ним чуть-чуть знаком.

Он даже заговорщицки подмигнул. Генерал, какой же ты наивный! Андрей Валентинович знаком со всеми, кто может ему пригодиться!

-- Хочет посмотреть на старт, -- продолжал Киселев. – Переволновался он, да?

-- Конечно.

-- Не хочется его огорчать. Правильный мужик твой дед... – генерал хмыкнул. Щелкнул кнопкой селектора: -- Галина, какие новости?

Я не расслышал слов секретарши, уловил лишь тон. Безрадостный.

-- Петр -- великолепный джамп-навигатор. И прирожденный пилот, -- сказал Данилов. -- Он вполне это доказал...

-- Доказывать сегодня придется, -- мрачно сказал Киселев. -- Петя, хочешь слетать за своим...

Генерал замолчал, махнул рукой.

-- Нет уж. Хватит. Не дай бог, еще что-нибудь произойдет. Хватит травматологам работу искать. С территории -- ни ногой!

В госпиталь к Турусову мы отправились вместе с Даниловым. Навигатора только что привезли с рентгена. Он возился на койке, неумело пытаясь обустроить постель. Вид у него был, как у любого здорового, никогда не валявшегося в больнице человека, внезапно прикованного к кровати.

-- Как ты, Ринат? -- сочувственно спросил Данилов.

-- Ничего... -- голос навигатора стал слегка тягучим, заторможенным.

Видимо, его обкололи наркотиками. На Данилова он смотрел очень странно... с каким-то детским удивлением. Еще бы. Умом-то он понимал, что его неудачное падение с откоса не было случайностью. Но сердцем этого принять не мог.

-- Я уже все обсудил, -- дружелюбно сказал Данилов, присаживаясь на край кровати. -- Решено, что у тебя производственная травма. Полные выплаты, со всеми премиями и надбавками, лечение, отпуск за счет компании. А через пару месяцев -- вернешься в строй!

Мне этот прогноз показался слишком оптимистичным, но я смолчал.

-- Как полет? -- спросил Турусов. Осторожно коснулся затянутой в пластиковый лубок ноги и поморщился.

-- Все в порядке. Мы слетаем с Петей. У него ведь есть навигационный допуск.

-- Незнакомая трасса, -- Турусов покачал головой. -- Я, конечно, подготовил пару траекторий...

-- Нет свободных навигаторов, -- вздохнул Данилов. -- Что поделать.

-- Ты справишься? -- спросил Ринат.

-- Думаю, да, -- осторожно ответил я.

Турусов скривился. Ему, как любому профессионалу, тяжело было представить другого на своем месте.

-- Мои расчеты в основном траекторном боксе, -- неохотно сказал он. -- Обозначены как "Джел-17-1" и "Джел-17-2". Первая траектория более удобна, всего шесть джампов. Вторая -- из восьми, но зато с заходами в системы Пыльников, Хикси и Непроизносимых. Можно попросить помощи... если что. Лучше идите по второму курсу.

Конечно, он мне не доверял. Не верил, что я справлюсь с новым курсом без проблем. Может Ринат и был прав, только ведь не на Джел-17 мы полетим. И не я буду рассчитывать траектории.

-- Все будет в порядке, -- пообещал я.

В палату вошла сестра с наполненным шприцом в руках. Остановилась, молча и неодобрительно глядя на Данилова.

-- Уходим, уходим, -- полковник торопливо поднялся. -- Ринат, поправляйся!

Уже в дверях нас догнал вопрос навигатора.

-- Сашка... зачем?

Данилов остановился, и я заметил, как напрягся его затылок.

-- Ты о чем, Ринат?

Секунду Турусов выдерживал его взгляд, потом махнул рукой.

-- Ерунда, Саша... бред всякий в голову лезет.

-- Ты отдыхай, -- посоветовал Данилов. -- Тебе сейчас сон – лучшее лекарство.

Мы вышли в коридор. Александр мрачно посмотрел на меня.

-- Сволочь ты, полковник, -- сказал я.

У Данилова желваки заходили на скулах.

-- Петя, я с Ринатом четыре года летаю...

-- Вот и я о том.

Данилов развернулся и пошел по коридору.

В пять вечера я еще сидел в своем номере, глядя в окно. Только что стартовал "Пророк" -- однотипный с "Волхвом" корабль полковника Василия Владимирского. Они шли в какую-то систему Пыльников, с грузом минералов. В общем-то, перевозить руду -- занятие абсолютно невыгодное по космическим понятиям. Но у расы, питающейся неорганикой, свои странности. Возможно, серный колчедан, чугун и бокситы пойдут к императорскому столу. Или кто там правит, у Пыльников? Какой-нибудь Великий Червь... Обратно, как я понял, "Пророк" тоже повезет минералы. Судя по тому,  что уже сейчас, за трое суток до предполагаемого возвращения корабля, в Свободный прибыла часть внутренних войск и два огромных бронированных фургона для транспортировки груза -- это будет что-нибудь очень тяжелое. Золото, платина, или плутоний...

Странная вещь, межзвездная торговля. Для нас она больше похожа на заурядный обмен. Мы Хиксоидам птичек или картинки, они нам – кортризон или активный пластик, из килограмма которого можно вылепить небольшой, но прочный домик. Как сговоришься, так и заработаешь. И все опутано цепями ограничений, прецедентов, законов и подзаконных актов торгующих рас, установленных Конклавом правил. Технологию, например, нам практически не продают. Это не то, чтобы невозможно... маловероятно.

Есть еще такая гадость, как Закон о Неправомерном Использовании. Работает он только в отношении более молодой расы, то есть -- нас. И больше всего похож на тонкое издевательство. Однажды, на самой заре торговли, Пыльники продали Земле мономолекулярные нити. Семь тонн нитей, способных рассекать гранит и титан, выдерживающих огромные нагрузки. Это мог быть немыслимый переворот во всех областях производства. А семь тонн почти невесомых, более тонких чем паутина нитей -- это очень много. Хватило бы всей планете на долгие годы. Обработка металлов, горное дело, строительство... в сожалению, даже оружие. Всплыли безумные проекты орбитальных лифтов...

А потом оказалось, что Пыльники используют мономолекулярную нить только в том жизненном процессе, наиболее близким аналогом которого являются роды. И мы можем применять нити лишь для той же цели.

Были скандалы, отставки, просьбы к Сильным... Потом магнитные контейнеры, в которых хранились нити, поместили на охраняемый склад. До лучших времен. Возникли академии Межзвездной Торговли, где люди начали учиться обходить торговые ловушки. Иногда это удается, вот как с кортризоном, которым "украшен" даниловский "Волхв". Чаще -- нет.

Третий старт, откуда ушел в космос "Пророк", почти в десяти километрах от гостиницы. И все же грохот стоял изрядный. Подрагивали стекла в дюралевых рамах, огненная струя, на которой балансировал челнок, ползла вверх. Неторопливо и мощно. Впечатляющее зрелище. Но только я бы предпочел тихий и спокойный старт в гравитационном луче.

-- Удачи, ребята, -- сказал я вслед челноку.

Хочется надеяться, что на этот раз нас не обжулят. И доставленные на  Землю плутоний-бериллий-платину можно будет использовать не только в гастрономических целях.

Хлопнула дверь, я обернулся. В номер вошел Данилов.

-- Я стучал, -- сообщил он, подходя ко мне. Глянул в окно, прищурился, разглядывая исчезающий в небе корабль. -- Удачи, Вася...

Я молчал.

-- Не злись, Петр. -- Данилов опустил руку мне на плечо. – Хватит дуться. Я не злодей, а ты не святой. Ну?

Когда я кивнул, Данилов расслабился.

-- Ну и здорово. Там твой дед прибыл, с какой-то девушкой.

Он едва заметно подмигнул.

-- И с кучей баулов. Не любит он путешествовать налегке?

-- Не знаю. Мы вместе не путешествовали.

-- Андрей Валентинович сейчас у Киселева. Кофе пьют. А нам пора к эскулапам. Двинулись?

И впрямь, пора было на последний предстартовый медосмотр.

Лет тридцать назад мы бы не разгуливали перед стартом так вольно. Был бы и карантин, чтобы не подцепить перед полетом какую-нибудь заразу. И строгий контроль медиков, и непрерывные инструктажи и тренировки. Но все меняется. Сейчас космос -- на потоке. Сейчас мы прилетаем на космодром в день отлета, и нет у нас никаких дублеров. Пятнадцать – двадцать пилотируемых стартов в день, только с российских космодромов! Американцы делают чуть больше, европейский космический консорциум чуть меньше. А еще японские, китайские, южноамериканские и африканские компании. Двадцать космодромов, еще столько же строится. Сотни кораблей. И еще больше - на стапелях. Подчистую выметены все старые разработки, "Спирали" и "Гермесы", проектируются новые, сверхтяжелые носители и корабли. Космонавтов просто не хватает, летчиков переучивают для космических полетов в течение шести -- восьми месяцев. Поток! А что делать, слишком велика естественная убыль... Исчезают в космосе, бьются при посадках, взрываются на стартах корабли. А в них -- мои коллеги. Знакомые и незнакомые. Все наши вольности -- как последняя рюмка и сигарета для приговоренного к расстрелу...

Осмотр был быстрым, даже слегка халтурным. Меня за последние два дня осматривали так много, что врачи сделали маленькое послабление. А вот Данилову досталось. Он очень долго просидел в кабинете гастроэнтеролога. Вышел злой, хоть и с зеленым штампом в медицинской карте. Не знаю, что уж там у него нашли, признаки гастрита или легкий геморрой, но выглянувший следом врач сказал:

-- И соблюдайте все назначения!

-- Непременно, -- бросил полковник через плечо.

До старта оставалось два часа.

Когда мы оделись, и вышли от врачей, я спросил Данилова:

-- А когда ты...

Полковник глянул на меня, и вопрос повис в воздухе.

-- Идем к Киселеву.

К административному корпусу мы подошли минут через пять. Секретарши в приемной не было, зато опять появились охранники. Это что, традиция такая, ужесточать режим к ночи?

При виде Данилова сержанты молча отступили от двери. Данилов порывисто распахнул первую дверь, и лишь в тамбуре перед второй умерил резкость движений.

-- Товарищ генерал-лейтенант...

-- О, Саша! -- послышался знакомый голос.

Я перевел дыхание и вслед за Даниловым вошел в кабинет Киселева. Андрей Хрумов был в отглаженном костюме, только на этот раз -- дорогом и модном, из "шерстяного хлопка". И галстучек у него был из полупрозрачной ароматизированной ткани с Даэнло -- я возил однажды такую, ее разгружали под присмотром двух десятков солдат и агентов ФСБ. Не знаю, уж зачем ему понадобился весь этот выпендреж.

-- Ну как, берешь Петю в напарники? -- обнимаясь с Даниловым спросил Андрей Валентинович. Потом протянул мне руку:

-- Здравствуй, внук!

-- Привет. Как долетели? -- спросил я.

В глазах старика что-то неуловимо изменилось.

-- Нормально, Петя, нормально...

Маша сидела чуть в сторонке. В белом брючном костюме, с тщательно уложенными волосами, она казалась даже симпатичной. Мы вежливо кивнули друг другу. Киселев как раз с улыбкой подливал девушке кофе. Пожилой, неуклюже-галантный вояка... Мне было его очень жалко. Через пару часов он станет бывшим начальником космодрома Свободный.

-- Что же ты желудок не щадишь, Саша? -- укоризненно спросил Киселев. -- Вернешься, ляжешь на полное обследование...

-- Уже сообщили, товарищ генерал?

-- Должность у меня такая, знать все, -- Киселев добродушно засмеялся. Я отвел глаза. -- Ну что, пора вам...

-- Пора, -- согласился Данилов, и даже сделал движение к выходу. Замялся, и спросил: -- Андрей Валентинович, откуда за стартом будете наблюдать?

-- Да отсюда и посмотрим, -- не отводя от меня взгляда произнес старик.

-- Товарищ генерал, может быть доставить Андрея Валентиновича к третьему бункеру? Пусть глянет с поля?

-- А? Андрей? Оглохнуть не боишься? -- спросил Киселев.

-- Ась? -- переспросил Хрумов. Генерал засмеялся:

-- Хорошо, давайте... Машенька, а ты как?

-- Я с Андреем Валентиновичем, -- смущенно сказала девушка. Мне вдруг показалось, что для Киселева разыграли маленький спектакль "седина в бороду, бес в ребро..." Впрочем... спектакль ли это?

-- Я распоряжусь? -- спросил Данилов.

Может быть и Киселев что-то почувствовал. Он ответил не сразу, но все же -- согласием.

-- Хорошо, Саша. Проводи гостей. И сами -- в автобус.

Нехорошо мы шли к гаражу. Молча. Андрей Валентинович посматривал на меня, словно пытался понять, что произошло с внуком за неполные сутки. Данилов, явно чувствуя напряжение, молчал. Только Маша ни на что не обращала внимания. Она перла две здоровенные сумки, решительно отказавшись от нашей помощи. Я готов был поспорить на все звездолеты в Галактике, что содержание одной сумки мне известно прекрасно. Да и о другой догадывался.

Здание гаража для служебного транспорта на космодроме огромное, не меньше чем ЦУП или административные корпуса. Там и тягачи, вытаскивающие ракетоносители на старт, и машины помельче. У входа, конечно, была охрана, и тут нас ждали первые проблемы.

О допуске двух штатских Киселев явно распорядился, а вот машины сумки вызвали у майора-охранника нездоровый интерес.

-- Можно? -- он потянулся к баулам. Данилов, уже прошедший мимо поста, остановился:

-- Какие-то проблемы, майор?

Мне показалось, что Александр рассчитывал увидеть на посту совсем другого человека. Вот это вляпались!

-- Положено досмотреть вещи, -- примирительно сказал тот.

-- Некогда.

-- Товарищ полковник... -- извиняющимся тоном начал командир поста.

-- Вы ведь в курсе правил...

-- Времени нет, -- равнодушно отпарировал Данилов. -- Идемте, Маша...

-- Товарищ полковник! -- в голосе майора вдруг прорезался металл. -- Простите, но устав...

-- Хорошо! -- неожиданно согласился Данилов. -- Валяй, парень. Ройся. Ты что, думаешь, гости космодрома решили его взорвать? Как американских сенаторов на экскурсию выводить, так стелетесь...

В голосе его было раздражение, но майора это не прошибло. За спиной того, в застекленной загородке, сидели трое солдат с автоматами, и я с ужасом представил, что сейчас может произойти.

-- Вы уж извините... -- майор забрал у Маши сумки... -- Ого!

Он смерил ее уважительным взглядом.

-- Оставили бы вещички в гостинице, -- с трудом водружая сумки на обшарпанный стол сказал майор. -- И никаких проблем. А так... должен быть порядок. Не на кондитерскую фабрику же идете!

Командир поста явно гордился своей принципиальностью. Вряд ли он всерьез ожидал увидеть в сумках что-то подозрительное и незаконное, но вот случая осадить Данилова не упустил...

-- А то оставьте сумки у нас. Тоже не положено, но ладно уж...

Не дождавшись ответа он стал расстегивать молнию на одной из сумок. Интересно, Счетчик в ней, или оружие? Наверху сумки обнаружились свитер и легкая куртка. Пожав плечами майор стал раздвигать одежду.

Из вороха тряпок скользнула маленькая серая лапа, и нежно коснулась руки майора. Тот замер.

-- Здесь телекамера и кассеты. Гости хотят заснять старт, -- сказал Данилов.

...А мой бывший дед даже не смотрел на происходящее. Разглядывал коридор, плакаты на стенах, солдат за перегородкой. Ему, похоже, было по-настоящему интересно на космодроме.

И когда они обговорили такой вариант проникновения?

-- Гости хотят заснять старт... -- повторил майор. Глаза у него стали сонные и дурные. Руки безвольно лежали поверх шмоток.

-- Сумку-то закройте, майор, -- бросил Данилов.

Командир поста послушно застегнул сумку, потянулся к второй. Я думал, что Данилов просто прикажет ему не досматривать ее, но ошибся.

-- Открой, Маша, -- попросил полковник.

Эта сумка была закрыта на цифровой замочек. Маша сама раскрыла ее перед майором. Тот равнодушно скользнул взглядом по железкам крайне подозрительного вида, которыми сумка была набита доверху, и вопросительно посмотрел на Данилова.

-- Все в порядке, вы убедились, -- сказал полковник.

-- Да, -- легко согласился майор. -- Закрывайте. Удачного полета. Хорошей съемки. Что бы ни сделал с ним Счетчик, но майор явно потихоньку отходил от шока. Может быть он даже вспомнит, что на самом деле лежало в сумках... со временем.

Сделав какие-то отметки в журнале, майор набрал код на внутренней двери. И мы вошли в гараж. Огромное, тускло освещенное помещение напоминало крытый железнодорожный вокзал. Несколько длинных многоколесных тягачей, размерами превышающих локомотив, усиливали это впечатление. Один из этих монстров как раз с грохотом выезжал на поле космодрома. Воняло выхлопными газами, никакая вентиляция не справлялась.

Здесь тоже был пост, но способности Счетчика на этот раз не понадобились. Данилов просто пожал руку начальнику охраны, они обменялись какими-то шутками, и нас пропустили. Я сразу увидел маленький автобус, в котором нас должны были доставить к старту. Но Данилов, помахав рукой группке людей у автобуса, повел нас в сторону, к старенькой "Волге" с надписью "Специальная" на дверцах. У машины стоял незнакомый мне человек в штатском.

-- Как договорились, -- здороваясь с ним сказал Данилов.

-- Я прошу письменного распоряжения, товарищ полковник.

Это явно был кто-то из службы безопасности. Обязанный подчиняться Данилову -- и сейчас не испытывающий от этой необходимости восторга.

-- Конечно.

Данилов достал и вручил ему лист бумаги. Я успел заметить жирную шапку: "Для служебного пользования. Совершенно секретно."

Водитель внимательно прочитал приказ.

-- Выполняйте, -- сказал Данилов.

-- Есть, товарищ полковник, -- без энтузиазма ответил водитель.

Я помог Маше поместить сумки на заднее сиденье и забраться самой. Мой бывший дед уселся рядом с водителем, прежде чем закрыть дверцу помедлил, и спросил:

-- Петр, что с тобой?

Я промолчал. Не время.

"Волга" отъехала сразу, Андрей Хрумов косился на меня через стекло, но я даже не помахал ему вслед. Рука не поднялась.

-- Ребята, живее! -- крикнули нам от автобуса. -- Пять минут как выехать должны!

Уже темнело, и водитель включил фары. Мы то проносились через освещенные прожекторами участки, то ныряли в темноту.

Машин на поле было довольно много. В основном они съезжались к третьему старту, откуда ушел "Пророк". Там еще было дымно и жарко, но у ремонтников есть лишь сутки на проверку сооружений и подготовку к новому запуску.

Мы объехали третий старт по дуге, промчались мимо второго -- там уже высился "Русский меч", корабль, который стартует завтра. Впереди оставался первый старт, с готовым к взлету "Волхвом". Исполинская "Энергия", единственный носитель, способный выводить корабли такого класса на орбиту, стояла в облаке тумана. Ледяная корка на ускорителях поблескивала в свете прожекторов.

-- Красив? -- спросил Данилов.

Он не ждал ответа, и я просто кивнул.

Неправильная это красота, все-таки. Она была хороша в двадцатом веке. Такие корабли должны были помочь человечеству покорить солнечную систему. Построить базы на Луне и поселения на Марсе, достичь Венеры и Меркурия. Потом должны были родиться ионные и атомные двигатели, всякая экзотика вроде лазерных разгонников, солнечных парусов и фотонных звездолетов... И лишь потом, когда человечество освоилось бы в своей системе, нам следовало придумать джамп.

Но разве виноваты те молодые ученые МГУ, что на копейки, выделяемые нищим государством, они соорудили модель джампера? Сейчас хорошим тоном считается издеваться над "русскими приоритетами". Но ведь джампер придумали в России! Да, потом вся команда ученых эмигрировала в Штаты. Их купили, просто и незатейливо, Америка привыкла покупать то, что неспособна создать сама. И первым кораблем с джампером был американский "Энтерпрайз". И все-таки в моей стране опередили время -- на десятки, может быть - на сотни лет.

Невозможно, немыслимо. Кроманьонцы научились делать "Роллс-ройсы", и охотятся из них на мамонтов.

Если бы в мире была хоть какая-то справедливость! Если бы Конклав был похож на те Лиги Свободных Звезд, Галактические Альянсы, Великое Кольцо -- на любое из щедро придуманных писателями космических сообществ. Мы подарили бы чужим джамп -- немыслимой щедрости подарок... И получили бы гравитационные двигатели, контроль климата, универсальные вакцины, биокомпьютеры...

Но справедливости нет. Сжимая копье с каменным наконечником мы высовываемся из окон лимузина, зорко всматриваемся в улепетывающего мамонта -- и гордимся собой. А что нам еще остается?

Автобус остановился метрах в пятидесяти от стартовых ферм. Заглушил двигатель. Я вздохнул, поднимаясь, подхватил свой дипломат. Данилов подмигнул мне и пошел к выходу.

-- Ребята, быстрее! -- старший в команде, доставлявшей нас к старту, был явно новичком. Близость к дымящейся, накачанной жидкими кислородом и водородом ракете его нервировала. Да, наверное, это страшно. Когда год назад на старте взорвался "Георгий Победоносец", выжгло все на два километра окрест.

Страх перед техникой проходит лишь тогда, когда начинаешь повелевать ей. Когда под руками -- пульт управления, и каждый градус в соплах, каждая атмосфера в трубопроводах отражается на экранах. Мы, люди, странные. Мы создаем устройства, которые не способны понять. Кстати, это признак Сильной расы...

В автобусе было человек пятнадцать. Кто-то официально, например врачи, охранники и техники, а кто-то просто решил прокатиться по космодрому. Но все считали своим долгом хлопнуть нас с Даниловым по спине. Пожелать удачи.

Уже когда мы стояли на закопченном, растрескавшемся бетоне, старший "отправляющей команды" вручил Данилову ключ управления. Полковник молча принял гнутую металлическую пластину, расписался в журнале, принимая командование над кораблем.

-- Удачи вам, -- сказал старший.

-- Спасибо, -- Данилов задрал голову, оглядывая ракету. -- Ну, Петя?

-- Идем.

Несколько человек проводили нас до лифта. Мы вошли в просторную решетчатую кабину, закрыли дверь. Старший отправляющих торжественно нажал на кнопку.

Лифт пошел вверх.

Почему-то я предполагал, что дед с Машей будут ждать нас в лифте. Но, раз их нет, значит они уже в челноке?

-- Нервничаешь? -- спросил Данилов.

-- А ты?

-- Конечно.

Я машинально оперся о стальную решетку лифта, и сразу же торопливо убрал руку. От титанового тела "Энергии" шел холод. Пробирал до костей, примораживал кожу к металлу. Я к такому не привык, старина "Протон", который выводит в космос "Спираль", до сих пор летает на азотном тетраксиде и несимметричном диметилгидразине. Отрава, конечно, редкостная...

-- Если Карел врет... -- сказал я.

-- Зачем?

-- Откуда нам знать чужих?

-- Выгода -- это основной стимул разумной жизни, -- сухо сказал Данилов. Поежился, застегнул куртку. Лифт прополз только полпути, а космодром уже был как на ладони. Поскрипывал металл ферм, хрустели, осыпаясь с боков "Энергии", ледышки. -- Счетчику невыгодно врать.

-- А я-то полагал, что основным стимулом для разума является любовь, -- ответил я. -- К людям, к дому, к знаниям. К чему угодно.

-- Это одно и то же, Петя. Нашим бедным, усталым мозгам выгодно верить, что мы любим и любимы. Мать любит сына, родина любит гражданина, подруга любит тебя. А на самом деле... -- Данилов плюнул сквозь решетку, усмехнулся, -- это либо инстинкты, либо расчет. Обычно -- смесь того и другого. Мы ведь понимаем, на самом деле, что наша ценность определяется лишь способностью работать. Приносить пользу окружающим, обществу. И то, что вечно так продолжаться не может, тоже понимаем. Вот и страхуемся... любовью. От старости, от болезней, от тоски... Если бы Карел распинался в любви к человечеству, я бы взял его за шкирку и лично отнес в СКОБу. Но ему до нас нет дела. Просто стало выгодно Счетчикам и людям на время объединиться.

-- Циник ты, Саша.

-- Не слышу в твоем голосе осуждения.

Данилов покосился вверх, потом вздохнул и начал расстегивать брюки. -- Не думай, что я спятил, -- сообщил он. -- У каждого свой бзик на приметы...

-- Помочиться на ракету-носитель -- хорошая примета?

-- Для меня -- да.

-- Смотри, простынешь, -- сдерживая смех сказал я.

-- Что смешного? -- мрачно спросил Данилов, застегиваясь.

-- Да нет, ничего... просто знали бы пилоты, в чем причина твоей удачливости.

-- Владимирский, например, кидает с лифта пятикопеечные монетки, -- сказал Данилов. -- А Киселев, когда летал, закапывал перед стартом в нос нафтизин. У тебя самого, что, нет примет?

Я подумал секунду, потом признался:

-- Есть. Талисман. Это ведь тоже примета. Извини, Саша, я зря смеялся.

Лифт с грохотом остановился. Данилов повернул защелку, и мы вышли на верхнюю площадку стартовой фермы. Здесь нас и ждали.

Андрей Валентинович и Маша лежали на железном полу, явно перестраховываясь, чтобы их не увидели с поля. У Маши в руках, конечно же, было оружие. На этот раз не парализатор, а что-то очень внушительное, с толстым стволом и цилиндрическим прикладом. Рядом стояли сумки.

Тоже мне, партизаны.

-- Простудитесь, Андрей Валентинович, -- озабоченно сказал Данилов. Подошел к люку, ведущему в шлюз "Волхва", торопливо повернул утопленный в корпус штурвальчик. -- Зашли бы, здесь же нет замков!

-- Мало ли что, -- вставая на четвереньки сказала Маша. – Включился бы какой-то датчик...

Данилов первым нырнул в люк, я помог Маше и пригибающемуся Хрумову забраться внутрь, подал сумки. Бросил последний взгляд на космодром. Странно. Ожидал угрызений совести, или наоборот -- уверенности в своей правоте.

А в душе -- ничего. Пустота.

 

Глава 4.

 

"Буран" сконструирован так, что нормальное положение "пола" и "потолка" в нем достигается лишь при посадке. Сейчас, на старте, когда оседлавший "Энергию" корабль смотрел носом вверх, размещаться в нем было трудновато. Мы с Даниловым помогли Хрумову и Маше устроиться в креслах джамп-навигатора и бортинженера на нижней "палубе". Потребовалось минут пять, чтобы перевести кресла в стартовое положение. Счетчик, выбравшийся из сумки, наверное предпочел бы вновь устроиться на джампере. Но "Буран" -- это не крошечная "Спираль". На "Волхве" джампер был установлен в агрегатном отсеке. В конце-концов Счетчик занял кресло космонавта-исследователя, которое почти всегда остается свободным. Мы ведь не изучаем космос. Мы возим по нему грузы.

Все происходило в абсолютном молчании. В общем-то, скрытых микрофонов в кабине нет, но мы не сговариваясь решили подстраховаться. Не дай бог, ЦУП поймет, что в челноке не два человека...

-- Второй пилот, займите свое место, -- приказал Данилов, первым вскарабкавшийся к своему креслу. Я уселся, точнее -- прилег, в свое, нацепил шлемофон, подключил разъем комбинезона к кабелю телеметрии, покосился вниз.

Хрумов успокаивающе закивал. Если бывший дед и встревожился из-за моего поведения, то сейчас естественный страх перед стартом лишил его всех иных переживаний. Маша лежала в кресле со спокойствием бывалого космонавта. Даже ноги положила на фиксаторы правильно. Белые брючины задрались, и я невольно наблюдал ее лодыжки. Один мой сокурсник всех женщин оценивал в первую очередь по ногам. Ну, Машины ноги бы ему понравились...

-- Второй пилот готов, -- сообщил я. Украдкой опустил руку в карман, достал игрушечного мышонка, и быстро привязал его над пилотажным монитором.

Может быть и смешно верить в приметы...

Руки Данилова забегали по пульту. Ожили экраны компьютеров, зашуршали наушники.

-- "Волхв" -- Земле, -- сказал Данилов. -- Экипаж к старту готов.

Начинаем тестирование корабля.

-- Земля -- "Волхву", -- отозвались наушники. -- Начальник смены Васильев на связи. Слышим вас хорошо. Телеметрия идет. Саша, волнуетесь?

-- Нет.

-- Пульс за сотню.

Данилов принужденно засмеялся.

-- Дайте отдышаться, черти! До старта почти час, а вы гоните: "живей, живей!"

-- Хорошо, Саша. Передаю вас майору Гиллеру.

-- "Волхв", начинаем предстартовый контроль! -- бодро воскликнул мой знакомый.

-- Здорово, Максим, -- отозвался Данилов. -- Веди контроль с Хрумовым. Ему полезно пообвыкнуть.

-- Привет, -- сказал я.

-- Как самочувствие? -- поинтересовался Гиллер. -- У тебя телеметрия идет, словно ты дома перед телевизором.

-- Наша постель -- попона боевого коня, -- ответил я. – Начинаем работу, Максим. Общий тест компьютерной сети...

Давно я не сидел в "Буране". Ну, полгода назад, на обязательных двухнедельных курсах, разве что. Выполнил полный курс переподготовки для кораблей среднего и большого тоннажа...

-- Тест прошел, Петя.

-- Джамп-тест...

Мы возились минут сорок. Был мелкий сбой в системах возвращения разгонных блоков, но со второй попытки ЦУП его преодолел. Всегда так, отказывает какая-то мелочь, и приходится нервничать несколько минут, пока Земля задействует резервные цепи и примет разрешение на старт.

-- Все в порядке, -- наконец решил Максим. -- Начинаем десятиминутный отсчет.

-- Время пошло.

Я посмотрел вниз. Хрумов, вроде бы, успокоился. Маша, наоборот, стала ерзать в кресле. Счетчик казался изваянием.

Только бы ничего не отказало в последний момент! Только бы старт не перенесли!

-- Трехминутная готовность, -- сообщил Гиллер. -- Отводим стрелу.

Корабль чуть вздрогнул -- лифтовая стрела отошла.

-- Беру управление, -- сказал Данилов. -- Петр, спасибо.

Ровно через три минуты "Волхв" вздрогнул. Донесся гул -- даже не снизу, отовсюду.

-- Есть отрыв, -- раздался голос Гиллера. Я заметил старт лишь по мелькнувшим на дисплее строчкам -- стальные болты, которыми ракета-носитель крепится к стартовому столу, не выдержали тяги и разорвались. Мы летели.

Большие челноки стартуют мягче, чем "Протон", я уже успел подзабыть это...

-- Десять секунд, полет нормальный, -- сообщила Земля. Перегрузки наваливались плавно, но неотвратимо. Я скосил глаза вниз -- вроде бы пассажиры держались нормально. В конце-концов, если экстравагантные американские старички-миллионеры позволяют себе "прогуляться" в космос, а то и к чужим звездам, почему бы не выдержать Андрею Валентиновичу...

-- Разворот по вращению... -- сказал Гиллер. Вот это мы конечно почувствовали. Корабль заваливался набок, ложась на азимут стрельбы.

-- Отрабатываем тангаж, -- подтвердил Данилов. От нас, конечно, ничего не зависит на старте. Земля решает, Земля управляет всей системой. Но как-то приятнее чувствовать себя не грузом, а пилотом.

На мгновение, пока корабль ложился на курс горизонтального разгона, началась тряска. Сейчас был самый трудный этап старта -- челнок с ракетой-носителем "продирался" сквозь плотные слои атмосферы, скоростной напор был максимален. Изменился гул двигателей -- тяга была сброшена до шестидесяти семи процентов. Через двадцать секунд мы вернулись на рабочий режим -- сто четыре процента мощности двигателей.

Так уж повелось, что именно сто четыре, а не сто...

В начале третьей минуте отошли ускорители. Я мысленно пожелал им удачной посадки -- благополучно опустить их удавалось не всегда, даже в море. При стартах с Байконура, приземляясь в степь, ускорители как правило гибнут. Слишком уж нежная конструкция -- жидкостные баки. Американцам, с твердотопливными разгонниками, проще.

Осталось около пяти минут, до отделения от основного блока "Энергии" и самостоятельного полета. Сейчас нас еще можно вернуть на Землю, повернуть и посадить на Свободный, или приземлить в Штатах, или, даже, вывести на низкую орбиту и дотащить до Байконура...

-- "Волхв"... -- мне показалось, или голос Гиллера чуть изменился? -- "Волхв", ответьте ЦУПу...

-- Центр, я "Волхв", -- отозвался Данилов. -- Полет нормальный.

-- "Волхв", доложите обстановку на борту.

-- Центр, на борту все в порядке.

-- Полковник Данилов... сколько человек на борту?

Началось!

Или пришел в себя начальник поста в гараже, или доложил о странном приказе -- доставить старика и девушку к готовому к старту челноку, подчиненный Данилова. Хорошо, что не пять минут назад. Очень плохо, что не десятью минутами позже.

-- Центр, вас не понял, -- ответил Данилов.

-- Саша, -- Гиллер вдруг перешел с официального тона на человеческий. -- Прошла информация, что на борту челнока могут находиться двое гражданских лиц.

-- Максим, -- в тон ему ответил Данилов, -- нас в экипаже двое. Полет нормальный. Посторонних на борту нет.

Он слегка приподнялся в кресле и тяжело махнул рукой вниз. Подал кому-то знак...

-- Полковник Данилов, на связи генерал Киселев...

Легкий щелчок -- и я услышал голос генерала.

-- Данилов, что происходит?

Я не отрывал глаз от пульта. Пока двигатели работали в режиме выведения на орбиту. Но в любую секунду Земля может прекратить полет.

-- Товарищ генерал, все в порядке.

-- Данилов, поступила информация, что к стартовому столу были доставлены Хрумов и Мария Клименко.

Наконец-то я узнал Машину фамилию...

-- Товарищ генерал, полет выполняется по штатному расписанию. Хрумов и Клименко находятся в положенном месте, -- сказал Данилов.

А он ведь ухитряется уклониться от прямой лжи!

-- Данилов, мать твою! -- заорал Киселев. -- В третьем бункере их нет! Их нигде нет!

Оставалось еще три с половиной минуты динамических операций...

Я посмотрел вниз. Маше и Хрумову было не до нас – трехкратная перегрузка выжала из них все силы. А вот Счетчик уже не сидел в кресле, он лежал на пульте космонавта-исследователя, и его лапы скользили над панелями...

-- Товарищ генерал, это ошибка, -- твердо сказал Данилов. -- Даю вам слово офицера, что все происходит по плану.

На секунду мне показалось, что Киселев ему поверит...

-- "Волхв", мы прерываем полет! -- сказал генерал. -- Через десять секунд -- отделение от носителя и аварийная посадка на авиабазе Вандеберг.

-- Есть, -- сказал Данилов. -- Но это ошибка.

Что он собирается делать?!

Я уставился на пульт. Там уже мигала красная строчка "Внештатная ситуация. Аварийное возвращение". Три, два, один...

Команда на отделение от "Энергии" прошла, но толчка не было.

-- "Волхв", что происходит? -- это снова был Гиллер.

-- Земля, продолжаем полет, -- спокойно сказал Данилов. – Челнок неуправляем.

-- Данилов! -- в эфире уже была какофония. Доносились голоса из ЦУПа, перекрывая Гиллера вопил Киселев.

-- Товарищ генерал, команды с Земли не проходят, полет продолжается согласно программе.

-- Что ты сделал?

-- Товарищ генерал, вы же понимаете, это невозможно! – возмутился Данилов. -- Я не могу контролировать действия ЦУПа. Это ваш сбой.

Там, на Земле, явно началась паника. Вначале информация, что на борту звездолета -- зайцы.

Потом -- челнок выходит из-под контроля.

-- Земля, полет нормальный. Ждем ваших распоряжений, -- издевательски добавил Данилов. Повернул голову, мрачно ухмыльнулся мне. Я посмотрел на Счетчика, продолжавшего колдовать над пультом. Держи, держи управление, рептилоид. Совершай невозможное, своди с ума компьютеры и приемники, выполняй функции ЦУПа, вытаскивай нас на орбиту...

-- "Волхв"! -- снова заговорил Гиллер.

-- ЦУП, мы на связи.

-- После завершения выхода на орбиту оставайтесь в свободном полете. Джампер не использовать! Повторяю, джампер не использовать! Ваш рейс запрещен. Дальнейшие инструкции после стабилизации орбиты.

-- Вас поняли, Земля.

Оставалось меньше минуты. Если в ЦУПе не решили нас угробить, то должны прекратить попытки вмешательства. Мы уже не сможем вернуться, не сделав пары витков на орбите.

-- Данилов! -- вновь в наушниках возник голос Киселева. – СКОБа оповещена о нерасчетной ситуации. Вас контролирует "Скиф".

Мы с Даниловым не сговариваясь переглянулись. Старенький лазерный спутник российской армии -- штука серьезная. Если еще не заржавел окончательно, то спалит челнок в одно мгновение.

-- Попытка использовать джампер вызовет адекватную реакцию, -- пригрозил Киселев.

-- Товарищ генерал, о чем вы!

Киселев проглотил какую-то тираду и сухо потребовал:

-- Хрумова мне.

-- Слушаю, товарищ генерал...

Тридцать секунд до выхода на орбиту... Толчок -- это включились двигатели "Волхва", добавляя свою толику к слабеющей "Энергии".

-- Что у вас творится, Петр?

-- Все в порядке.

-- Твой дед -- на борту?

-- Моего деда на борту нет, -- абсолютно искренне сказал я. Видимо настолько честно, что Киселев заколебался:

-- Петр, где Андрей Валентинович и Мария Клименко?

-- Где-то внизу, -- покосившись на нижнюю палубу сказал я.

Киселев вздохнул.

-- Петр, происходит что-то странное. Я прекращаю ваш рейс. Ждите на орбите. Возможно, потребуется ваша стыковка с "Гаммой", и досмотр корабля. Если ситуация прояснится, вы продолжите выполнения задания.

Да уж, продолжим...

-- Хорошо, товарищ генерал.

Вибрация, толчок...

-- "Волхв", вы на орбите, -- тоскливо сказал Гиллер. – Дальнейшая радиосвязь -- со станциями СКОБы. Вы обязаны выполнять все их инструкции. Джампер не включать.

Он помолчал, прежде чем неуверенно добавить привычное пожелание:

-- Удачного возвращения...

Наступила тишина. СКОБа то ли не спешила принять контроль, то ли никак не могла настроиться на корабль.

-- Можно? -- спросил Счетчик. Уже не "снизу". Исчезли верх и низ, исчез грохот двигателей. Мы были на предварительной орбите. Щелкнул обтекатель, и в лобовых иллюминаторах открылся бело-голубой купол. Земля. Еще не шар, уже не плоскость. Мы вырвались из плена земного притяжения, но планета была еще рядом, еще тянула нас к себе, тормозила, не желая примириться с потерей.

-- Андрей Валентинович, как вы? -- спросил Данилов.

Старик, привязанный к креслу, неуверенно пошевелился. Спросил:

-- Все?

-- Еще одна коррекция, -- Данилова явно не испугал "Скиф". -- Мы на высоте ста сорока километров. Здесь еще есть следы атмосферы.

-- Красиво... -- тихо сказал Хрумов. Наверное, о Земле, которую он впервые увидел со стороны.

Джамп -- дело нешуточное. Теоретически его можно делать хоть с поверхности планеты, беда лишь в том, что тогда вместе с кораблем в гиперпространство уйдет участок планеты. Причем изрядный – с полкилометра диаметром. Планету жалко, она у нас одна. А самая большая неприятность, что в точке джампа останется полный вакуум. Эффект от взрыва, когда пустоту в таком объеме заполняет окружающий воздух -- пострашнее водородной бомбы. Неваду, при единственном наземном испытании джампера, тряхнуло так, что землетрясение, разрушившее Лос-Анджелес, показалось американцам мелкой неприятностью. А старт из верхних слоев атмосферы вызывает чудовищной силы ураганы.

-- Станция "Гамма" вызывает "Волхв", "Трансаэро". Станция "Гамма"...

Голос был серьезный. Военные шутить не станут. Они застоялись, точнее -- зависелись, на своих боевых станциях, отважные повелители лазерных пушек и атомных ракет. Впервые за всю историю "СКОБы" им представился шанс послужить человечеству.

Во всяком случае, так они считают.

-- Транспортный челнок "Волхв". Выполняю рейс "Трансаэро" шестьдесят -- ноль четыре, -- ответил Данилов. -- Земля -- Джел-17. На связи командир корабля полковник Данилов.

-- Доложите обстановку на борту.

-- Все системы функционируют нормально, -- бодро отрапортовал Данилов. -- В процессе старта ЦУП пробовал прервать взлет, однако команды не прошли по неизвестной причине. Выход на предварительную орбиту осуществлен согласно полетному расписанию.

-- "Волхв", вам приказано не менять орбиты.

-- "Гамма", мы находимся на неустойчивой орбите. Прошу разрешение на проведение коррекции.

-- "Волхв", в коррекции орбиты отказано. Включение двигателей будет рассматриваться как прямое нарушение правил безопасности.

-- "Гамма", вы нас угробить хотите? -- Данилов повернулся к Счетчику и сделал легкий взмах рукой.

-- "Волхв", ваша орбита позволит функционировать более трех суток. Оставайтесь на ней и ждите распоряжений.

-- Есть, "Гамма".

После короткой паузы невидимый собеседник поинтересовался:

-- Данилов, на борту челнока есть посторонние?

-- Не понял вас, прием.

-- Данилов, по нашей информации на борту челнока двое гражданских лиц. Подтвердите или опровергните.

-- "СКОБа", подтверждаю.

Я дернулся в кресле. Он что, сдурел?

-- Данилов, это Игорь Устинов, -- сказал СКОБист.

-- Я тебя узнал, Игус, -- отозвался Данилов. -- Потому и сказал.

-- Правильно сделал. Шурка, не дергайся, хорошо? Ты на прицеле. Будешь выходить на джамп-орбиту -- я тебя сожгу. Ты меня знаешь.

-- Знаю, -- согласился Данилов.

-- Ожидайте на связи.

Данилов отключил связь. Посмотрел на меня:

-- Петр, это мой... коллега. Я его хорошо знаю.

-- Сожжет? -- спросил я.

-- Да. И не удивляйся, что я признался. Слишком много шума. Не будь они уверены -- так не волновались бы. Отпираться означало еще больше их перепугать.

-- Петя... -- позвал меня Хрумов. Я повернулся к нему. На джамп-пульте, за которым сидел мой бывший дед, возился Счетчик.

Хрумов, запрокинув голову, смотрел на меня.

-- Что с тобой, Петя? -- тихо спросил он.

-- Все в порядке.

-- Ты даже не спросил, как я перенес старт.

-- Я думаю, ты хорошо подготовлен, -- сказал я. -- Даже думаю, что ты регулярно тренировался. На всякий случай.

Маша, доставая из кармана какой-то флакончик, неодобрительно посмотрела на меня. Сухо сказала:

-- Петр, это не мое дело, но ты не вправе так разговаривать с дедом...

-- С дедом? -- переспросил я.

Андрей Хрумов дернулся, как от удара. Наши глаза встретились.

-- Я все знаю, -- подтвердил я.

Маша протянула флакончик деду, тот машинально принял его, не отрывая от меня взгляда.

-- Зачем ты это делал? -- спросил я. -- Зачем лгал?

Счетчик слетел с пульта, ловко приземлился на своем кресле и прошептал:

-- Траектория введена...

-- Ты мне двадцать пять лет врал! -- крикнул я. Данилов непонимающе уставился на нас, набрал воздуха и гаркнул:

-- Отставить разборки!

Наверное, сработали какие-то инстинкты курсантских времен. Я замолчал. Дед, так и не проронивший ни слова, подрагивающей рукой поднес флакончик ко рту. Со всхлипом втянул воздух, всасывая лекарство.

-- Всем приготовиться к джампу! -- приказал полковник. -- Потом... доругаетесь.

-- Это запрещенная высота! -- напомнил я.

-- У нас теперь все запрещенное, -- зло ответил Данилов. -- Двадцатисекундная готовность.

Он снял крышку с джамп-пульта, положил руку на стартовую кнопку. Равновесие в природе -- такая хрупкая вещь. Мы уйдем в прыжок из верхних слоев атмосферы, а где-нибудь над Карибским морем возникнет сокрушительный ураган. Мы станем песчинкой, нарушившей ход отлаженных природных часов. Смертоносной песчинкой.

-- Десятисекундная готовность, -- объявил Данилов.

Я привык слышать гул набирающего энергию джампера, и полная тишина, повисшая в отсеке, расслабляла.

-- Куда мы летим? -- спросила Маша, ни к кому не обращаясь. Ответил Счетчик:

-- К остаткам красно-фиолетовой эскадры Алари...

За те две или три секунды, что оставались до джампа, я успел перевести цветовую кодировку Алари в более привычные цифры.

Четырнадцатый флот?

А почему -- к остаткам?

И тут джампер сработал, разрывая мир пополам.

О-о-о...

...Слишком легко...

Приходя себя, в полной темноте, в той болезненной пустоте, что наступает после джампа, я вдруг подумал об этом. Слишком легок он, джамп. Слишком приятен.

Мы не должны были создавать ничего подобного.

Не вправе были!

Он дает нам иллюзию могущества, прыжок сквозь изнанку пространства. Будит надежды, заставляет бросаться в авантюры. А надо тихо и послушно приспосабливаться к Вселенной, к звездам, которым мы не нужны... Человечество -- действительно ребенок, это не игра слов, это правда. Мы росли под бездонным небом, под черной бездной, что каждый вечер опрокидывалась над маленькой, плоской как стол Землей. И звезды сияли над нами, заманчивые и недостижимые, чужие драгоценности, заманчивые и недостижимые игрушки. Но мы сумели дотянуться до звезд. Рано, слишком рано. Мы коснулись их, таких манящих и желанных. И ладони нам обжег звездный лед.

Звезды -- холодные игрушки. Нам не удержать их в руках.

Но и отказаться -- теперь, веря в свое величие, в свои самые быстрые корабли -- не хватит сил...

-- Петр... -- хрипло позвал из темноты Данилов. Я молчал, я еще был там, где нет ни голосов, ни уставов, ни обязательных после джампа процедур реанимации корабля. В иллюминаторах медленно проступали звезды -- сетчатка глаза отходила от шока, начинала видеть.

-- Второй пилот!

-- Второй пилот на посту... -- прошептал я.

-- Андрей Валентинович! -- я слышал, как Данилов возится, пытаясь

открыть ящичек аварийных средств, но у меня самого сил не было вообще.

-- Я жив... -- с легким удивлением ответил Хрумов. -- Это... это так странно...

-- Мария!

-- На посту... -- голос девушки дрожал, но она явно собралась.

Молодец, после первого джампа некоторых пощечинами приходится отхаживать...

-- Карел?

-- Какая мерзость ваш джамп... -- прошелестел Счетчик.

Мой бывший дед закашлялся, давя смех. Все-таки ему грели душу мучения чужого.

Данилов наконец-то достал химический фонарик. С хрустом переломил пластиковую трубку. Бледный голубой свет залил кабину. Наши лица казались мертвенными, полупридушенными. Маша уже высвободилась из ремней, дотянулась до Хрумова, и теперь тревожно вглядывалась в его лицо. Но он перенес джамп неплохо. Я, в общем, и не сомневался. Раньше я знал, что дед всегда добивается своего. Теперь знаю, что своего всегда добивается Андрей Хрумов.

Небольшая разница.

-- Проверю груз... -- отстегиваясь от кресла сказал Данилов. Что это с ним? Неужели он так беспокоится за древние бюсты? -- Мы проверим... Маша, Карел, за мной.

-- Но Андрей Валентинович... -- запротестовала Маша.

-- Петр позаботится о деде! -- отрезал Данилов. -- Держись!

Он прыгнул вдоль кабины, подхватил Машу за пояс. Та покорно схватилась за полковника. Вдвоем они и стали пробираться к шлюзовому отсеку. Карел секунду смотрел на меня, потом юркнул следом.

-- Тактичный он человек, все-таки... -- прошептал мой бывший дед, когда мы остались вдвоем. -- Битый, тертый, жизнью крученный-верченный... а тактичный.

Я молча помог ему расстегнуть ремни. Старик неловко всплыл над креслом, цепляясь одной рукой за высокую спинку. Огляделся, с живым интересом останавливаясь взглядом на звездах в иллюминаторах. Да, звезды красивы, когда смотришь издалека...

-- Как ты узнал? -- спросил Хрумов.

-- В альбоме, под фотографией родителей, была вырезка. Там написано, что "известный политолог и публицист" Андрей Хрумов потерял в катастрофе всю семью. Сына, невестку и внука.

-- Черт... -- Хрумов потер лицо. -- Да... память. Вначале она требует символов... бумажек и снимков... а потом все равно подводит.

-- Я не твой внук.

-- Да! Я тебя усыновил! Точнее -- увнучил, по всем документам – ты мой внук. И что с того?

-- Андрей Валентинович...

Он вздрогнул, словно его плеткой огрели, от этого обращения по имени-отчеству.

-- Дело ведь не в том, что не ты зачал моего отца. И уж конечно не в том, что ты меня вырастил. За это -- спасибо. Дело в том, зачем я был тебе нужен. Зачем?

Старик сжался, отвел глаза.

-- В твоей книжке, во вступлении. Там есть такая фраза, о людях, которые бы взяли на воспитание ребенка -- не из-за любви, из-за его будущей полезности. Ты ведь всегда меня учил -- ассоциации говорят лишь об их авторе. Больше ни о чем.

-- Врачу трудно исцелиться самому... -- прошептал старик.

-- Зачем я был тебе нужен?

-- Чтобы в тот миг, когда мне понадобится соратник, сильный, умный и преданный человек, он был рядом.

По крайней мере -- честно.

-- Я не буду тебе врать. Больше не буду. Спрашивай.

Нет, не зря Андрей Хрумов держал лавры грозы правительств почти полсотни лет. Он собрался, он вступил в бой. Только на этот раз противником был я. Ну, попробуй, старик!

-- Существуют тесты, позволяющие определять интеллектуальный потенциал двухлетних детей?

-- Очень мало. Мне пришлось разработать кое-что самому. – Андрей Хрумов горько улыбнулся. -- Да, ты прав. Я не просто взял тебя из приюта. Я тебя выбирал. Как щенка выбирают. Здорового и умного. Томография, кардиограмма, анализы. Тесты. Я выбрал самого перспективного ребенка из полутора тысяч.

-- Ты подлец, Андрей Валентинович.

-- Да. Я подлец, потому что вырастил тебя человеком. Огранил алмаз. Ты не смог бы пробиться сам, Петр. Ты стал бы рабочим. Или фермером. В тебе было слишком мало подлости, чтобы стать хотя бы бандитом! Сейчас ты глушил бы стаканами дешевую водку, или курил травку. Гробил бы свой интеллект, свою память, свою доброту, по капле выдавливал из себя человека. А Земля шла бы тем путем, что уготовлен чужими!

-- Но мой путь был бы моим путем, Хрумов! То что ты говоришь... ведь и чужие считают, что вправе решать за нас! Они тоже гранят алмаз! Не позволяют людям распыляться на ненужные дела!

-- Мы оба -- люди.

-- И что с того? Ты не обязан был мне врать! Я не разлюбил бы тебя, скажи ты правду! Ты остался бы моим дедом! Понимаешь? Я стал бы космонавтом, объясни ты причину! Ты ведь все равно мог меня воспитать кем угодно! Борцом с чужими, террористом, убийцей. Кем угодно!

Хрумов молчал.

Я отвернулся. Откуда-то ринулись слезы. Всплыли хрустальными шариками, оторвались от ресниц, повисли перед глазами, отражая ядовитый химический свет. Голубые звезды...

-- Я полюбил тебя, Петя, -- сказал Хрумов. -- Веришь?

-- Полюбил? Как удачный инструмент, к которому руки привыкли?

-- Нет. Как внука. Я своего сына не любил так, как полюбил тебя.

Я молчал. Робко затеплились лампы аварийного освещения.

Не хочу сейчас света!

-- Это очень просто, решиться на подлость, -- тихо произнес Хрумов. -- Особенно, когда сам признаешь, что это подлость. Решить, что нужен наследник. Продолжатель идей. Раздать немного денег на взятки... я никогда не был бедным человеком, ты ведь знаешь. Нанять врачей, отобрать одного малыша из полутора тысяч. Власти знали... но им было плевать. Старый, шумный популист сошел с ума и выбирает себе нового внука... Да, я хотел найти соратника. Просто соратника! Молодого, и обязанного мне всем. Потом ты стал мне сыном, внуком, всем... Я слишком любил тебя. Я боялся признаться. Это очень сложно, решиться на откровенность... особенно, когда любишь. Какая разница, в конце-концов, какая разница... Я должен был сказать тебе, как можно раньше. В десять, двенадцать, пятнадцать лет. Ничего бы это не изменило. Я хоть сейчас могу тебе рассказать... как бы ты отреагировал, в том или ином возрасте. Но я не смог. Не сумел.

-- Ты врешь, -- прошептал я.

-- Нет, Петя. Я никак тебе не могу доказать, что не вру. Никак. Я ведь действительно чужой тебе человек. Чужой по крови. А любовь... ее не измеришь никаким прибором. Не приложишь справку с печатью.

-- Ты меня любил, потому что Земля...

-- Да провались она, эта Земля! -- тонко закричал дед. -- В пыль рассыпься! Сгори в огне! Разве я знал, знал тогда... разве я знал...

Я дернулся, цепляясь за кресло, рывком подтягиваясь к деду. Он скрючился, закрывая ладонями лицо, но непослушные слезы, жалкие старческие слезы, сочились сквозь пальцы, искрами разлетаясь по кабине.

Я усадил его в кресло и помог пристегнуться. Прижал голову к его груди, как в детстве, когда мог спрятаться от всех бед и обид на его коленях.

-- Дед, прости меня...

-- Петя, мальчик мой, -- он трясся от рыданий. -- Я виноват, я виноват, я знаю...

-- Дед, прости...

-- Ты прав, я не мог, я не должен был врать. Ты не поверишь мне теперь, никогда. И будешь прав. Я слишком много говорил... о свободе... о праве быть собой. Но мы не свободны, мальчик мой. Мы рабы. Мы слуги своей любви.

-- Дед, я верю тебе...

-- Я слишком любил Землю. Любил наш смешной мир. И нашу несчастную страну -- всегда любил больше, чем Землю. И свой дом любил больше, чем страну. Потому что только такова любовь, она складывается из малого, из частичек, из чего-то смешного и глупого, из подъезда, где первый раз целовался, из двора, где первый раз подрался, из работы, в которой нашел себя... Не свобода важна, Петя. Любовь...

Я отвел его руки от лица, посмотрел в глаза старика.

-- Я люблю тебя, деда, -- сказал я. -- А Россию я тоже люблю. И Землю. Но это -- дальше. Не плачь, пожалуйста. Сейчас Данилов с Машей вернутся...

Невольно посмотрев на люк в шлюзовую камеру я вздрогнул. Там, сцепившись за руки, висели Маша и Данилов. Рядом с ними парил Счетчик. Давно так висят...

-- Петр, начните реанимацию челнока, -- сказал Данилов. И добавил: -- Пожалуйста.

Я кивнул, не произнося ни слова. Плевать, что они слышали, а что нет. Главное, что дед еще плачет, промакивая слезы рукавом.

-- Я мог бы сказать что-то подобающее ситуации, -- прошелестел Счетчик. -- И это прозвучало бы правдоподобно. Но я промолчу, ибо на самом деле не испытываю никаких значительных эмоций.

-- Понимаю, -- сказал я. -- Вот поэтому мы сильнее вас, ящерка. Потому что всегда испытываем эмоции. К месту они, или нет.

Рептилоид щелкнул челюстями.

-- Я надеюсь, что в отношении нас эмоции человечества будут положительны, -- сказал он. Почти просительно сказал.

-- Это зависит от того, заслужите ли вы нашу любовь, -- ответил я. -- Но пока у вас есть шанс.

 

Глава 5.

 

Челнок ожил.

В топливные элементы вернулась энергия, в компьютеры – полетные программы. Мы реанимировали корабль дружно и молча. Земля была далеко, "двенадцать с хвостиком" световых лет. И все корабли Земли, прекрасно зная эту дистанцию, никогда не сумеют нас найти.

Главное -- направление. Это как в жизни, быстро понимаешь, как далеко может пойти человек, но никогда не знаешь, какой путь он изберет.

Оказывается, угнать звездолет -- очень просто.

Когда все системы начали функционировать в штатном режиме, и мы вернулись по креслам -- болтаться без опоры не самое приятное занятие, вопреки расхожему мнению, Данилов, с едва уловимым смущением, сказал, прячась за деловым тоном:

-- Мария, я должен тебя проинструктировать о пользовании туалетом...

-- Спасибо, я очень подробно изучила документацию, -- ответила девушка.

-- Хорошо... женские насадки должны быть в контейнере над санитарным блоком.

-- Я найду.

Она даже не покраснела. Нет, молодец, Маша. Ей бы чуть-чуть женственности, ко всем имеющимся достоинствам...

-- Может быть, тогда, перейдем к делам? -- спросил дед. Оглядел всех, удовлетворенно кивнул. -- Мы с Петей извиняемся за свою слабость... но у нас всплыли старые проблемы. Простите. Давайте теперь заниматься тем, ради чего мы стали преступниками.

-- Я мечтаю об этом, -- сказал Данилов. Не сговариваясь мы посмотрели на рептилоида.

-- Уже пора? -- поинтересовался Счетчик.

-- Давно пора, вообще-то, -- заметил дед. -- Прежде чем мы отправимся на встречу с Алари, я хотел бы выслушать историю. Ту, гипотетическую историю, которая сорвала нас с Земли.

Счетчик и сейчас еще колебался. Словно не понимал, что все пути к отступлению нам отрезаны, что мы уже преданы анафеме и попали под статью "преступления против человечества".

-- Карел, мы проявили максимум уступчивости, -- сказал дед. – Не находишь?

-- Хорошо...

Рептилоид поплыл от своего кресла к пульту первого пилота. Видимо, он выбрал его из-за наиболее крупного дисплея -- когда чешуйчатая лапа коснулась панелей, экран засветился молочно-белым светом.

-- Я буду рассказывать и показывать, -- сказал Счетчик. -- Это не очень сложно. Но, поскольку я не могу контролировать процесс вывода зрительной информации, предупредите меня, если изображение станет неразборчивым. Теперь -- проверка... Каждый охотник желает знать, где сидит фазан!

Экран последовательно сменил семь цветов спектра.

-- Ты умнее японского видеомагнитофона, -- отвесил сомнительный комплимент Данилов.

-- Большой круг, маленький круг, большой квадрат, буква А, цифра 7...

-- Все нормально, -- подтвердил дед. -- Для существа, не умеющего воспринимать телеизображение, ты безупречен.

-- Тогда я начинаю, -- сказал рептилоид. -- Вернемся на двенадцать земных суток назад...

Экран залила темнота. Черная ночь космоса с искрами звезд. Видел ли когда-то Счетчик то, что демонстрировал нам? Или просто реконструировал события, снисходя к человеческому стремлению увидеть все собственными глазами?

-- Красно-фиолетовая эскадра Алари является независимой боевой единицей, -- сообщил Карел. -- Согласно решениям Конклава она патрулирует более тридцати секторов Галактики, однако не подчиняется какой-либо из Сильных рас. Это очень большая удача!

В темноте экрана возникли белые точки. Увеличиваясь, на нас поплыли корабли эскадры. Крейсера -- слишком знакомые мне диски, россыпи истребителей -- маленькие шары, какие-то незнакомые типы кораблей – все простых форм, все изящные и функциональные.

Неужели Счетчик решил прогнать перед нами все корабли эскадры? Это займет полчаса, не меньше!

-- В данный момент в красно-фиолетовой эскадре Алари насчитывается лишь шестьдесят семь процентов первоначального состава, -- сухо сообщил Счетчик.

-- Эскадра была полной? -- быстро уточнил Данилов.

-- Да.

Ничего себе!

Алари ухитрились за двенадцать дней потерять сорок с лишним кораблей! Кто бы не перешел им дорогу -- он задал грызунам хорошую трепку!

-- Основные потери -- малые истребителе, -- сказал Счетчик. – Однако и два крейсера перестали существовать. А сейчас вы увидите флагман.

Я присвистнул, когда на экране возник корабль. Он тоже имел форму диска, как и обычные крейсера. Но, если память не подводит, этот диск -- пятикилометрового диаметра. Сотрудникам СКОБы останется только застрелиться, если такой корабль решится напасть на Землю.

Однако этому флагману долго не придется думать об атаках.

В центре диска зияла пробоина. Да, самая настоящая пробоина, сквозь которую светили звезды. Края диска, которые должны были быть идеально ровными, потекли, обвисли бахромой. Однажды, в детстве, я случайно оставил на солнце древнюю грампластинку из дедовой коллекции. Она нагрелась, и черная пластмасса оплыла по краям именно так.

Но ведь на экране -- не диск из винила!

-- Какая нужна мощность, чтобы причинить такие разрушения? – спросил дед.

-- Не в мощности дело, раса, придумавшая джампер, должна это понимать, -- съехидничал Счетчик. -- Но здесь энергия была большая. Полагаю -- Торпп не смог бы ее поглотить.

Надо же. А я думал, что раса Сильных, живущая в фотосфере звезд, абсолютно неуязвима.

-- Дальше! -- велел дед. Глаза у него горели. Наконец-то он убедился, что в космосе есть сила, способная ужаснуть Конклав!

-- Вот это -- противник Алари, -- сказал Счетчик. На экране появился кораблик. Тоже дискообразный, вроде бы -- металлический. Но куда более затейливый, с рядами выступов по краю, складывающимися в причудливую вязь, с заметным утолщением в центре. Скорее даже линза, чем диск.

Кораблик был очень мал. Рядом с ним появилась схематичная человеческая фигурка -- линза выглядела меньше, чем наш "Волхв". Может быть -- со "Спираль" размером.

-- Сколько их было? -- спросил Данилов.

-- Я так неточно выражаюсь? -- ужаснулся Карел. -- Он был один.

Глянув на деда, я увидел, что тот подпер подбородок ладонями, внимательно изучая незнакомый корабль. В отличие от меня дед не испугался.

-- Карел, -- сказал я. -- Вы ошиблись. Это не вторая сила, с которой можно играть в дипломатические игры. Это просто -- Сила. Она сметет Сильных, она растопчет Слабых. И даже не заметит этого.

Данилов кивнул. В этом вопросе мы оказались абсолютно солидарны.

-- Есть маленькая деталь, -- Счетчик покосился на меня. – Есть кое-что, стоящее выше силы.

Вот теперь на экране была, явно, видеозапись. Ну, или что-то, служившее Алари аналогом видеозаписи, и скрупулезно переведенное в нашу систему изображения Счетчиком.

Огромный ангар, и повсюду -- мыши. Кошмарный сон кота из мультика. Здоровые, с собаку размером, грызуны. Некоторые голые, а некоторые в непривычных, отталкивающего вида, скафандрах из металлической чешуи. Мыши суетятся, бегают по неровному, вздыбленному полу, выложенному чем-то вроде каменной плитки. Передние лапы у мышей длиннее задних, и оканчиваются цепкими пальцами. Из-за этого грудная клетка и головы у них задраны вверх, это смотрится очень агрессивно. Впрочем, среди суетящихся Алари то и дело мелькают неподвижные, сжавшиеся, жалкие трупики. Пол усеян ими... А изображение наплывает, мыши расступаются, вдалеке мелькает тот самый корабль, маленькая линза, разворотивший флагман. Она лежит, слегка накренившись, буквально облепленная мышами, но это все не важно...

Самое важное -- вот оно. На весь экран.

Тело.

Человеческое тело!

Молодой, светловолосый парень. Поперек горла -- рваная рана. Неужели Алари используют в рукопашном бою зубы?

Длинные волосы, загорелая кожа в потеках крови из многочисленных укусов и ссадин. Парень одет лишь в короткие шорты из серебристой ткани, и на мускулистом теле видна каждая рана... Странно, почти везде кровь уже запеклась, хотя ощущение такое, что раны свежие. Мне жалко этого парня, погибшего в абсолютно неравной схватке. И его лицо кажется смутно знакомым...

Сознание продолжает цепляться за какие-то мелкие детали, за каждую точку беспощадно-четкого изображения... Наконец я стряхнул оцепенение.

Главное не то, что кораблик этого парня размолотил сорок кораблей Алари. И не то, что в рукопашном бою он уложил не меньше десятка мышиных коммандос.

Главное то, что он -- человек.

Или, по крайней мере, неотличимо близок к человеку.

-- Он был один... -- прошелестел Счетчик. -- Повезло Алари, он был всего один.

Данилов вдруг повернул голову, с удивлением уставился на меня. Потом -- вновь на экран.

-- Черт, Петр, вы ведь с них похожи!

Да, действительно. Нет, незнакомец не точная моя копия. У него чуть шире лицо, и полуоткрытые глаза, кажется, черные. Мочки ушей другие... И все же -- мы очень похожи. Как братья.

-- Это -- человек? -- спросил я. Рептилоид тихо засмеялся.

-- А что такое -- человек?

-- Не философствуй, -- попросил я. -- Он погиб?

-- Да. К сожалению -- да.

-- Алари исследовали тело?

-- Конечно. Вот строение его организма...

Изображение на экране начало меняться. Это походило не то на фильм ужасов, не то на учебный ролик для студентов-медиков. Вначале исчезла кожа. Потом -- мышцы. Внутренние органы. Несколько секунд мы тупо смотрели на скелет, потом экран мигнул, и в окружении взволнованных Алари снова лежало мертвое тело.

Маша тихонько ахнула, да и мне стало не по себе.

-- Я должен уточнить, что методы исследования Алари не включают в себя вскрытие организма, -- уточнил Счетчик. -- Это инсценировка. Но на основании точных данных.

-- Верни скелет, -- невозмутимо попросил дед. -- Я не успел посчитать позвонки.

-- Его организм полностью идентичен организму землян.

-- Клетки?

-- Идентичны.

-- Гены?

-- По предварительным данным -- идентичны.

-- Но он не может быть человеком, -- самому себе прошептал дед. -- Нет, это невозможно... разве что...

Он протянул подрагивающую руку к Счетчику.

-- Время? Время?

-- Андрей Валентинович, вы полагаете, что он прибыл из будущего? -- заинтересовался Счетчик.

-- Допускаю.

-- Я очень сомневаюсь в этом... -- рептилоид издал вздох. -- Я не могу категорически утверждать, что это невозможно. Но я сомневаюсь.

Жаль. Я подумал, что это было бы очень красиво. Может быть -- в духе детских книжек, но все равно красиво. Наши далекие потомки, могучие и свободные, отправили в прошлое помощь...

-- Посмотрите на кабину его корабля, -- сказал Счетчик.

Теперь на экране была металлическая линза. Она раскрывалась, распускалась словно цветок -- тонкие лепестки поднимались в центре, выворачивались, образуя то ли круговой трап, то ли посадочные опоры.

-- Автоматика открыла корабль, когда к нему поднесли тело пилота, -- сообщил рептилоид.

В центре линзы, как я и предполагал, оказалась кабина. Мы смотрели на нее сверху.

Два кресла. Пульт в форме буквы М, охватывающий их. Очень маленькое пространство вокруг.

-- Он не мог прилететь издалека, -- сказал дед.

-- Смотря, как он летел... -- прошептал Счетчик. -- Алари -- молодцы. Они пошли на жертвы. На гибель своих собратьев. Но так и не применили основных видов оружия, и захватили корабль чужака неповрежденным.

Теперь мы видели пульт крупным планом. Литая белая панель, усыпанная огоньками...

Данилов издал разочарованный вздох. Дед тоже крякнул, но он, почему-то, казался довольным.

Нет, это был нечеловеческий пульт.

Я искал взглядом клавиатуры, переключатели, сенсоры, хоть что-то напоминающее привычные земные устройства управления. Ничего. Сгруппированные по какой-то непривычной логике, мерцающие индикаторы. Два экрана -- овальных, на человеческий взгляд, неудобных. И уж совсем странно выглядели на этом ровном, сверкающем пульте, четыре небольшие воронки. В них пузырилась, вздымалась, дышала тяжелая маслянистая жидкость...

-- Алари пытались вскрыть пульт? -- предположил Данилов. Да, можно было подумать, что в этих местах попробовали просверлить панели.

-- Нет. Так было.

-- В детстве я любил смотреть фильмы о сумасшедших профессорах и кровожадных пришельцах, -- внезапно сказал дед. -- Там часто показывали... такое.

Не знаю, как Счетчик, а вот мы сразу поняли, что он имел в виду. Кораблик был нарочито совершенным. А пульт -- слишком красивым. Бутафорским.

-- Карел, это очень напоминает инсценировку, -- объяснил рептилоиду дед. -- Человек в этом корабле будет смотреться довольно естественно. Да еще история о сорока погибших кораблях Алари... Что если вы просто создали кораблик на основе своих технологий и человеческого джампера? А теперь собираетесь посадить кого-то из нас в кресло пилота и предъявить Сильным? Им будет от чего впасть в панику. Эскадра таких кораблей, снабженных джамперами и мощными средствами атаки и защиты, способна перевернуть всю Галактику.

-- Именно поэтому мы никогда не пошли бы на такое, -- отпарировал Счетчик. -- Мы не собираемся менять шило на мыло, а Даэнло -- на людей.

-- Как знать, как знать... -- прошептал дед. -- Ты хочешь сказать, что это и впрямь чужой корабль? Корабль неизвестной ранее расы? Похожей на землян всем, вплоть до генотипа? И при этом -- куда более могущественной технически?

-- Да. И в этом ваша смерть. Когда Сильные узнают о расе, идентичной землянам, но почти всемогущей -- они уничтожат вас. Ваш союз был бы неизбежен, и Сильные его не допустят.

-- Лишь в том случае, если эта раса, -- дед кивнул на экран, -- будет агрессивна.

-- Она таковой и является. Спроси Алари, они расскажут.

-- Парнишка защищался, -- неожиданно вступился я за убитого пилота.

-- Да, но вначале он пытался захватить один из истребителей Алари.

-- Ты уж извини, -- сказал я. -- Но я не испытываю праведного гнева.

Хотя бы -- вспоминая Хиксоидов и шаттл "Эксплорер".

-- Мы все полны обид друг на друга, -- согласился рептилоид. -- И все жаждем могущества. Может быть, ради свободы... может быть, ради любви. Но сейчас не время мести. Сейчас время действия.

-- Что вы смогли выяснить об этой расе? -- спросил дед.

-- Биологически идентична людям. Использует сходный путь прогресса -- преимущественно техническое развитие. Возможно, такими стали бы вы через несколько сот лет. Пришли извне.

-- Другая галактика? -- полюбопытствовал дед.

-- Не знаю. Извне...

Картинка на экране опять сменилась. Счетчик хранил в памяти чудовищное количество информации.

...Космос. Где-то очень далеко, я даже не всматривался в созвездия, я просто это чувствовал. Космос вращался, словно камеру поворачивали во все стороны.

-- Это одна из записей, которая хранится в захваченном корабле, -- сказал Счетчик. -- Нам удалось наладить диалог с компьютером корабля. Это куда труднее, чем управлять вашей электроникой, но мы справились.

Вращение закончилось. Словно тот, кто снимал, удовлетворился увиденным. А может быть -- не увиденным? Пустотой вокруг?

Кажется, снова началось движение. А потом звезды померкли. Из пустоты возникали корабли.

Вначале -- россыпь линз. Прыснувшая в разные стороны, через мгновение исчезнувшая из поля зрения. Я не заметил никаких следов работы двигателей, ни факелов сгорающего топлива, ни свечения ионных движков, ни сиреневого мерцания гравитационных решеток. Что-то совсем незнакомое.

Потом изображение задрожало. Пространству было не по себе от того, что готовилось возникнуть.

-- Матерь божья! -- охнул Данилов.

Наверное, это был крейсер. И вот он куда более походил на земные мечты о могучих боевых кораблях, чем диски Алари или многогранники Даэнло.

Продолговатая, исполинская махина. Слегка обтекаемая форма, не для посадок на планеты, конечно, а скорее как дань эстетике... очертаниям морских кораблей, например. Крейсер окутывало голубое свечение. Он был красив, как любая военная машина.

-- Силовое поле? -- хрипло спросила Маша. Кому что, а ей -- тактико-технические характеристики.

-- Возможно, но данный тип нам неизвестен, -- ответил Счетчик. -- Может быть, просто вторичное излучение...

Последнюю фразу он произнес без всякой уверенности.

-- Размеры? -- полюбопытствовал дед, когда крейсер плавно ушел в сторону.

-- Точно установить не удалось, -- виновато признался Карел. – Нет ничего для сравнения. Ориентировочно -- десять -- двадцать километров.

Бедные, маленькие Алари! Если они и впрямь строили огромные корабли, преодолевая комплексы своих миниатюрных размеров -- то этот корабль стал щелчком по носу. Таких никто не строил. В первую очередь потому, что это никому не нужно!

Минут пять мы смотрели, как возникают в пространстве все новые и новые крейсера. Изображение постепенно удалялось, словно кораблик, который вел съемку, улетал все дальше и дальше.

-- Да, это похоже на вторжение, -- сказал дед. -- Признаю. Или, на демонстрацию силы. Не случайно же эта запись оказалась в корабле!

-- Я полагаю, он просто был первым, -- ответил Счетчик. -- Разведчик. Вел съемку. Изучал точку, в которую они собирались проникнуть. А потом дал сигнал.

-- Через изнанку пространства?

-- Почему бы и нет?

Крейсера перестали появляться. Или же разведчик отлетел слишком далеко, чтобы зафиксировать их.

-- Сейчас будет интересненькое, -- заговорщицким шепотом произнес Счетчик. -- Я пропущу около четверти часа, там нет ничего любопытного.

Я не сразу понял, что произошло. Изображение задергалось, звезды заплясали по экрану. Потом полыхнул ослепительный свет.

Звезда!

Солнце!

Желтая звезда сияла на экране, не искорка в небе -- а диск таких размеров, как видно Солнце с Земли. Изображение дергалось, словно кораблик отчаянно маневрировал. На миг на экране возникла планета -- похожая на Землю, бело-голубая, но не Земля. Сколько я уже повидал чужих миров -- но эта планета была ненормальная. Чем-то странная...

-- Это не просто вторжение, -- пояснил Счетчик. -- Скорее, это экспансия. Миграция. В нашу Галактику прилетела целая планетарная система.

-- Верни изображение, -- попросил дед. -- Я что-то...

-- Понимаю, -- Счетчик был самой любезностью. Может быть, он испытывает подлинные, а не притворные эмоции, демонстрируя свои знания?

-- Вы не возражаете, если я проведу коррекцию изображения? Удалю облачный слой, и рассчитаю недостающие участки?

Конечно, мы не возражали... Планета вновь возникла на экране, и я дернулся в кресле, невольно потянулся к экрану.

Сейчас, когда рептилоид "подчистил" изображение, снял покров облаков, планета выглядела глобусом. На стороне, обращенной к нам, были два материка.

Один -- квадратный.

Другой -- круглый.

-- Меня немного пугает раса с такими представлениями о красоте, -- прошептал Данилов. -- Карел! Ты ничего не путаешь?

Планету вновь затянули облака. Но даже сквозь них очертания материков оставались вполне угадываемыми.

Квадрат и круг.

-- Нет, это чушь! -- неожиданно резко воскликнула Маша. -- Это ведь нерационально! Ненужно! Если не хватает суши, если у них такое... такое перенаселение... можно создавать новые материки, плавучие острова, подводные поселения, орбитальные города, в конце-концов! Но так, под линеечку и под циркуль! Бред!

Тихо засмеялся дед:

-- Забавные братцы нашлись у нас во Вселенной, Карел!

Рептилоид выгнул гибкую шею. Он очень старался при разговоре смотреть в глаза собеседника, видимо, полагая это хорошими манерами.

-- Только поэтому мы привлекли вас, люди, -- сказал он. – Мы уверены, что более близкое знакомство с этой расой убедит вас, что внешнее сходство -- не главное.

-- А может они всего лишь помешаны на геометрии? – укоризненно спросил дед. -- Вы -- Счетчики. Они -- Геометры. Вот и увековечили свои любимые формы.

Рептилоид довольно долго думал, прежде чем уточнить:

-- Ты шутишь?

-- Да.

-- Это хорошо. Если ваш бог существует, то лучше бы он не дал им обмерить Землю. Из Австралии, конечно, получится симпатичный параллелограмм, а из Америк -- треугольники, но понравится ли вам это? Он старательно засмеялся. Я даже не вслушивался в их нервный треп. Пустое. Все пустое. Я смотрел на экран, на припорошенные облаками материки. Ведь и облака тянутся над планетой слишком аккуратно! Это не просто игры ветров, это чей-то деятельный разум прикрыл одни участки сплошным покровом туч, другие -- подставил свету чужого солнца.

Геометры?

Космические корабли сокрушительной мощи, полный контроль над климатом и планетарной корой, технологии, позволяющие перетащить сквозь пространства звездные системы... джамп, кстати, этого не позволит никогда.

Геометры?

Имечко для расы подобралось удачное. При взгляде на их мир иного и не возникало. Я смотрел на круг континента, распластанный посреди океана, на ровненькую береговую линию. Почему-то я знал: весь берег – это сплошной, бесконечный, пляж. Усыпанный мелким, чистеньким, золотистым песочком...

Предвиденья -- это чушь. Во всяком случае, я в этом всегда был уверен. Но сейчас, глядя на чужую планету, я видел себя на том берегу.

Бегущим по линии прибоя, в безнадежной попытке уйти от погони – или догнать кого-то. Бесконечный бег по кругу, боль изнемогающего тела, отчаянье и одиночество.

Я буду там.

Я это знаю.

-- Петр!

Повернувшись к деду я виновато улыбнулся:

-- Извини. Что-то я раскис.

-- Петя, как ты оцениваешь размеры планеты?

-- Землеподобная, -- я пожал плечами. -- Размеры не важны, сам тип

атмосферы, наличие воды и облаков свидетельствуют об этом.

-- Сможешь посадить там челнок?

Я уставился на Данилова, но и он, похоже, ждал моего ответа.

-- Дед, та посадка... она случайна. Челноки не сажают в пустынях и на дорогах.

-- А соляные озера в Америке?

-- Ну... извини, там тоже трассу чистят...

-- Андрей Валентинович, -- укоризненно сказал Счетчик. -- Я не думаю,

что потребуется партизанский налет на планету Геометров.

Не только мне понравилось дедово определение...

-- У расы, столь развитой в плане космических технологий, наверняка имеются системы дальнего обнаружения.

-- Карел, челнок, да еще с химическими двигателями -- это пылинка, по сравнению с нормальными звездными кораблями.

Видно деду не хотелось отказываться от своей идеи.

-- Андрей Валентинович, мы декодировали их язык, -- сказал Счетчик.

-- Да?

-- Слово "бдительность" на языке Геометров звучит одинаково со словом

"расслабленность".

-- Бр-р! -- дед потряс головой. -- Ты в своем уме?

-- Я расслаблен и отдыхаю... я бдителен и отдыхаю. Это звучит одинаково.

-- Скажи это на их языке.

-- Не могу. Я не изучал фонетику.

-- А что еще интересного есть в лексике Геометров?

-- У них нет слова _мир_, -- сообщил Счетчик. -- У них есть только глагол, обозначающий состояние _борьбы за мир_... _продвижение-к-миру_...

-- Может быть стоит отправиться к Сильным и поклясться в верности? -- задумчиво произнес Данилов.

-- Лучше отправиться к Алари, -- сказал дед. -- Пока я своими глазами не увижу всего того, что показал Счетчик...

-- Я не врал. Вы убедитесь.

Как и следовало ожидать, он стал куда более уверенным в себе, оказавшись вне Земли.

-- Как далеко находится флот Алари? -- спросил дед.

-- Сто тридцать три световых года.

-- Двенадцать джампов? -- воскликнул Данилов.

-- Одиннадцать, если я все рассчитаю правильно.

-- Можем претендовать на книгу рекордов Гиннеса, -- сказал Данилов без энтузиазма. -- Так далеко от Земли еще никто не уходил... Дадим час на реанимацию "Волхва" после каждого прыжка... если не будем спать, то дел на полсуток. Считай курс, Карел.

Рептилоид поплыл к навигационному пульту. Поменялся бы он местами с дедом, что ли...

Все-таки нам понадобилось не одиннадцать джампов, а тринадцать. Скорее всего не из-за ошибки Счетчика, а из-за погрешностей навигационной системы.

После шестого прыжка мы все-таки сделали перерыв на еду. Дед и Маша, похоже, от питания в невесомости получали живейшее удовольствие. Я и сам когда-то любил этот процесс охоты за парящими кусочками мяса и каплями сока. Давным-давно...

-- А ведь ощущения, которые дает джамп, и впрямь невозможно передать словами! -- рассуждал дед. -- Какие-то бледные все аналогии. Клубника со сливками, теплая морская вода, дивная музыка, творческий экстаз... н-да, оргазм, наконец. Все -- не то!

-- Мой навигатор... Ринат... говорил всем так: "словно две прелестные девушки массажируют тебе спину, пока ты тянешь через трубочку холодный коктейль, лежа на суфе в восточной бане".

-- Он серьезно? -- поразился дед.

-- Нет, наверное. Но люди как-то теряются, и перестают уточнять.

Маша в обсуждении не участвовала. Молча ела, поглядывая на деда, лицо у нее раскраснелось, и стало даже симпатичным. Она ведь действительно в него влюблена, черт возьми! Я почувствовал какую-то нелепую, безумную ревность. Замечает ли дед ее поведение? Или, как истинно кабинетный ученый, не способен применить свои знания, когда они касаются его лично?

Ошибку курса Счетчик признал после девятого джампа. Мы все-таки сделали еще два прыжка, но к точке рандеву так и не вышли.

-- Промахнулись на двадцать шесть миллиардов километров, -- сказал рептилоид, несколько раз проверив координаты. -- С самым примитивным сверхсветовым двигателем мы прошли бы это расстояние за сутки!

-- А с джампером -- за два часа, -- Данилова выпад в сторону любимого челнока явно задел.

-- Если я не ошибусь...

Впервые Счетчик прямо признал, что и его способности имеют границы. Я как раз парил у одного из иллюминаторов, любуясь звездами. Совершенно чужой узор созвездий. А если рептилоид не сможет вывести нас к Алари?

Ресурсов челнока хватит на неделю, мы ведь летим удвоенным экипажем. Здесь так легко заблудиться, в этой бескрайней пустоте. Слишком большие у нас шаги. Слишком близорукие глаза...

-- Готовьтесь к прыжку, -- сказал Счетчик.

Кнопку джампера, как и положено, нажимал командир корабля. Но власть Данилова над событиями уже была полной иллюзией. Мы были вынуждены предоставить Карелу все навигационные расчеты. Ни я, ни Саша, ни Ринат не вывели бы челнок к точке, удаленной от Земли на сто тридцать световых лет...

Когда мы пришли в себя после двенадцатого прыжка, то долго оставались в креслах. Словно какое-то нервное истощение нахлынуло на всех, одновременно. Счетчик, так здорово державшийся всю дорогу, снова, как в первый раз, начал скулить. Мы лежали, изнемогая от неповоротливости и тяжести своих невесомых тел, звезды искрами сияли в иллюминаторах, тишину резал стон рептилоида, но не было сил даже зажечь фонарик...

-- Когда-нибудь, -- прошептал Данилов, -- мы станем умными и сильными... мы придумаем что-то помедленнее джампа, но пригодное для полетов между звездами. И тогда мы соберем все челноки в одну большую эскадру, и зашлем их к ядрене фене... чтобы никогда больше... никогда...

Я его понимал. Это удовольствие губит нас, выжимает все, что есть в душе, что можно было бы приберечь для настоящих дел. Сильные расы без труда превратят нас в извозчиков, ведь труд этот так невыносимо, так чудовищно приятен! Лучше бы мы корчились от боли и ужаса, как Счетчики...

-- Замолкни, Карел... -- слабым голосом попросил дед. -- Замолчи! Твое поведение... оно недостойно такого развитого существа...

Как ни странно, это помогло. Чувство гордости -- универсальный порок. Счетчик притих.

-- Давайте считать курс, -- сказал Данилов. -- Я устал. Давайте кончать все это.

Если даже он, с его огромным налетом, не выдерживает череды прыжков, то что говорить о деде и Маше? Не зря ведь между первыми тренировочными джампами, и началом регулярных полетов, курсантам дают полностью оплаченный отпуск на лучших курортах Земли. Хоть чем-то оттенить эйфорию, дать зацепку, психологический якорь, вдолбить в голову, что кроме джампа есть и другие радости жизни. Наверное, и те девчонки, что так вешались нам, растерянным курсантам, на шею в Греции, не случайно нам встретились. КОСКОМ, космическая комиссия ООН, обеспечивала нам райские удовольствия. Игрушечный мышонок, верный талисман, подаренный мне девчонкой на яхте посреди Эгейского моря -- это тоже была деталь хитрого плана...

Это я по жизни такой умный, или после джампа?

Достав фонарик я осветил кабину. Сказал:

-- Ребята, подъем. Нельзя же так...

И тринадцатый прыжок вывел нас к цели.

На экране радара поблескивали точки -- корабли красно-фиолетовой эскадры Алари. Пожалуй, их было около сотни -- с учетом потерянных, вся группировка. Значит, истребители не висят в гнездах на корпусе крейсеров, а ведут патрулирование. Отважные мышки напуганы.

-- Начнем маневрировать? -- предложил Данилов. У него, наверное, руки чесались совершить маневр сближения.

-- У нас скорость расхождения -- более ста километров в секунду, -- остановил я его. -- Саша, с нашими движками догнать их -- нереально.

-- Они приблизятся сами, -- прервал нас Счетчик. -- Они уже останавливаются.

Да, похоже Алари начали маневрировать, едва мы появились в пространстве, еще четверть часа назад. Пока мы приводили в порядок корабль, они уравняли наши относительные скорости и начали сближение. Первыми подошли истребители. Наверное потому, что их система счисления -- четверичная, Алари обычно используют "четверки" кораблей. Нас окружил четыре таких звена, то ли почетный эскорт, то ли стража.

-- Мне нужна связь... -- Счетчик вцепился в пульт. Данилов быстро подстроил приемник на стандартную волну Конклава, используемую кораблями разных рас для ближней связи. Но это было нужно скорее нам, чем рептилоиду. Тот микрофоном пренебрег. Из динамиков послышалась шелестящая, плавная речь Алари. В тихую осеннюю погоду так шепчутся листья, опадая на землю. Ответный шелест -- и голоса пилотов затихли. Это уже, явно, говорил рептилоид.

-- Тебе проще установить электронную связь? -- спросил дед.

-- Я не смогу произнести эти звуки сам, -- ответил Счетчик, не прекращая "разговор" с Алари. -- Мое горло было модифицировано, чтобы общаться с людьми. Для голосовой коммуникации с Алари я использую их устройства перевода.

Истребители кружили вокруг нас. Я бросил пялиться на экран радара и подлетел к иллюминатору. Дед и Маша давно уже сделали это. Один из корабликов скользнул метрах в двадцати от нас. Матово-серая обшивка казалась чем-то мягким и живым, словно шкура невиданного космического зверя. Несколько прозрачных амбразур и плоская пластина двигателя скользили по обшивке, все время меняя свое положение. В тот миг, когда истребитель проходил совсем рядом, мне показалось, что шар слегка сплюснулся, на мгновение обретая форму боба.

-- Карел! Их корабли способны трансформироваться? -- воскликнул я.

-- Как мало вы знаете... -- вздохнул Счетчик. -- Да, конечно. Корабли Алари используют технологию "живого металла", предоставленную им Даэнло. Очень удобно для боя. Но крайне энергоемко.

Истребители танцевали вокруг челнока до тех пор, пока не подошли крейсера. Времена в нашу сторону устремлялись конусы белого света, заставляя жмуриться. Потом из пустоты надвинулись три диска -- сориентированные ребром в нашу сторону. А вот флагман, идущий следом, наоборот двигался плоскостью, как исполинское блюдо. Продырявленное, правда... но ремонтные работы велись, и флагман выглядел уже не столь удручающе, как в показанном Счетчиком ролике.

Размеры флагмана были достаточно большими, чтобы утомленный невесомостью мозг этим воспользовался. Что-то сместилось в восприятии -- и уже не флагман подлетал к нам, а мы падали на металлическую равнину, залитую разноцветными огнями, ощетиненную башенками и антеннами. Падали все быстрее...

Я вцепился в обшивку, отчаянно стараясь не паниковать. Не станут же Алари проводить такую грубую "стыковку"!

Они не стали. Поверхность диска заколебалась "под нами", открывая шлюз, челнок дернулся -- нас подхватывали гравитационным лучом.

-- Пол! -- крикнул я. -- Ориентируйтесь ногами к полу!

Но дед с Машей слишком расслабились от первой в их жизни невесомости. Когда в челноке возникла гравитация, они еще висели у иллюминаторов. Я успел лишь подхватить падающего деда, и принять толчок на себя. Блин, одни к старости худеют, а другие -- наоборот!

Слегка похрустывала обшивка челнока, мгновенно перешедшего из вакуума в атмосферу. Маша потирала ушибленный локоть, присев на полу. Дед с кряхтением слез с меня, замер на четвереньках. Удивленно произнес:

-- Однако... Спасибо, Петенька. Для моего возраста... это слишком.

Я виновато посмотрел на Машу. Был чуть расторопнее -- подстраховал бы обоих.

-- Спасибо, Петя, -- без всякой иронии сказала она. -- А я растерялась, дура... Андрей Валентинович, как вы?

-- Ничего, -- задумчиво сказал дед. -- Вот только зачем наши предки поднялись с четверенек? Так гораздо удобнее.

Маша, несмотря на протесты, усадила его в кресло. Двадцать часов в невесомости, немного, но с непривычки ноги начинают подкашиваться. А я подошел к иллюминатору и впервые в жизни посмотрел на корабль чужих изнутри.

Это был тот самый зал, в котором пилот чужой расы дрался с Алари. Я его сразу узнал, хоть кораблика-линзы уже не было. Шершавая плитка пола, неровный, словно своды пещеры, потолок. В стенах -- какие-то глыбы мутного стекла, испускающие неяркий оранжевый свет. И повсюду -- Алари.

Видимо шлюз не разгерметизировался, когда нас затянуло внутрь, силовое поле удерживало воздух. Много у чужих таких хороших штучек. У меня вспотели ладони. Очень уж их было много. И слишком они походили на обычных мышей. Словно мы уменьшились, словно я стал Щелкунчиком, попавшим в мышиное королевство... Интересно, кто же будет мастером Коппелиусом -- дед, или Счетчик?

-- И кто здесь мышиный король? -- спросил дед, которого Маша была вынуждена подвести к иллюминатору. Я не удивился сходству ассоциаций. Обычное дело.

-- Самая молодая особь... -- прошипел Счетчик. -- Она впереди... черная шерсть и золотистый костюм... Командующий флотом...

-- Это он или она?

-- Пока не решено. Алари определяют свой пол после изменения окраски на темно-серую. Но вы можете использовать обращение "он", Алари знают, что на Земле главенствуют мужчины.

Маша фыркнула.

Данилов подошел к нам. Я почувствовал укол совести – моими обязанностями было запустить программу консервации корабля, а не оставлять это командиру. Но он ничего не сказал. Опустил руку мне на плечо, тихо произнес:

-- Ну что, Петя, будем выходить?

-- Больше ничего не остается.

Алари ждали. Я поправил форму, похлопал по карманам. Что-то топорщилось. Ах да, нож. Подарок маленького соседа...

Сам не знаю зачем, но я достал его, и пристегнул к поясу, рядом с пистолетом. Данилов удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал.

-- Постойте так минуту, пожалуйста, -- неожиданно сказала Маша. – Я думаю, перед выходом нам всем надо... умыться.

Мы послушно смотрели в иллюминаторы. Подождут мышата, ничего.

-- Дышать-то мы сможем у них? -- спросил Данилов.

-- Да, -- обрадовал нас Счетчик. -- Содержание кислорода даже выше земного. Вам будет вполне комфортно.

-- И сила тяжести у них выше... -- задумчиво сказал дед.

-- Нет, это только кажется, -- я покачал головой. -- Ноль девять, или ноль девяносто пять от земной гравитации.

-- Девяносто четыре процента земной, -- с готовностью подтвердил рептилоид.

-- Ты испытываешь удовольствие, делясь знаниями? -- спросил я.

-- Конечно. Но это всегда было запрещено Сильными расами, -- Карел залился кашляющим смехом.

Шипение клапана смолкло -- давления сравнялись. Мы с Даниловым разгерметизировали внешний люк и открыли его.

Запах -- легкий, кисловатый, словно в старом, неубранном сельском доме. Слабый скребущий звук. Я не сразу понял, что это царапают о пол когти. Алари переминались, разглядывая нас.

Данилов спустил аварийный трап -- легкую лесенку. Я спустился первый, затем Маша, потом мы приняли деда. Рептилоид просто спрыгнул. Последним сошел с корабля Данилов.

Мыши ждали.

-- Приветствую командующего флотом, -- торжественно сказал Счетчик.

-- Я прибыл. Человек-Хрумов и его друзья прибыли со мной. Люди на нашей стороне!

Как будто это не стало ясно сразу, когда Алари увидели челнок!

Командующий двинулся к нам, медленно обошел вокруг. Дед без лишнего стеснения разглядывал Алари, я последовал его примеру. Данилов словно бы и не видел здоровенную черную мышь, смотрел лишь перед собой. Маша, с закаменевшим лицом, изучала потолок.

Да она же боится мышей! -- неожиданно понял я. И не сдержался, захохотал. В тишине мой смех прозвучал неожиданно громко. Как вызов.

Черная мышь замерла передо мной. А я все смеялся, разглядывая его. Передние лапы длиннее задних, короткий пушистый хвост елозит по полу, остренькая мордочка, полная острых зубов, приоткрылась... Да не боюсь я тебя, грызун в золотой тунике! Ты просто смешной. Чем-то даже симпатичный, но смешной.

-- Петр... -- сказал Алари. -- Ты -- Петр.

Голос у него был красивый. Сильный, глубокий, совсем не похожий на обычный придушенный шелест. Только вот шел он не изо рта! Под острой мордочкой Алари, почти неразличимый на фоне черной шерсти, подрагивал небольшой, с два кулака размером, мешок.

Да это же Куалькуа!

Симбионт-переводчик!

-- Да, я Петр Хрумов, -- сказал я.

Значит, Счетчик с самого начала собирался притащить нас обоих.

-- Ваше присутствие -- тоже хорошо, -- сообщил Алари Данилову и Маше.

Небрежно так, без особого пиетета. -- Но твое -- незаменимо.

-- Чем же?

-- Протяни руку.

Я не стал колебаться. Протянул правую руку к Алари. В полной тишине все смотрели, как черная мышь обнюхивает мою ладонь. Потом запрокидывает голову...

Черный мешок на его горле мелко завибрировал, и распался на две части. Одна осталась на Алари, вторая -- повисла на моих пальцах, словно комок желе.

-- Петр! -- вскрикнул дед. Но я не стал отдергивать руку, не стал сбрасывать Куалькуа. Стоял и ждал.

Я просто не понимал, что произойдет!

Вязкая черная масса поползла вверх по руке. Не по рукаву -- а словно бы расслоившись, частично оставаясь снаружи, а частично -- на коже.

-- Не бойся... не бойся... -- мягко прошептал симбионт. – Будущий хозяин...

Он начал менять цвет. С черного -- на розовый, телесный!  Вот теперь я взмахнул рукой, нервы не выдержали. Но Куалькуа уже невозможно было отлепить. Мгновение -- и он стал уменьшаться. Словно всасываться сквозь ткань куртки. Кожу на предплечье защипало... Что-то выкрикнув я сдернул куртку, закатал, разодрав, рукав рубашки.

Куалькуа не было.

Зато рука моя стала чуть толще. Мускулистее.

-- Убирайся, сволочь! -- крикнул я. Выхватил левой рукой подаренный нож, взмахнул им над кожей.

_Не надо, не надо..._ -- беззвучно зашептало в мозгу. _Петр, не надо..._

-- Не надо, -- сказал из-за спины дед. -- Петя, я, кажется, понимаю их замысел.

-- А я нет! -- крикнул я, готовый в любой момент распороть собственную плоть, так предательски поддавшуюся чужому. Ведь даже боли не было!

-- Вначале тебе будут даны все объяснения, -- укоризненно сказал Алари.

Прежде чем хоть кто-то успел отреагировать, я повалил командующего флотом на пол. Мой нож замер у его горла.

-- Заставь эту тварь убраться из моего тела! -- крикнул я. Оглянулся -- Алари нервно топтались вокруг, но им, видимо, были даны инструкции не приближаться. -- Или тебе конец, сволочь!

-- Не бойся, -- произнес симбионт Алари. -- Возможно, ты еще убьешь меня. Или я тебя. Но это будет чуть позже. Чуть позже. Сейчас – ты дорогой гость. Ты надежда Галактики.

-- Пусть Куалькуа уйдет!

Что-то заструилось по моему телу, оставляя чуть влажный след. Словно огромный слизняк. Я дернул ногой -- и комок бесформенной плоти, цвета моей кожи, выпал из штанины.

-- Это была только проверка, -- сказал командующий. -- Важно было убедиться, что Куалькуа совместимы с человеческим организмом. – Для нашего плана это абсолютно необходимо.

Я оглянулся в поисках поддержки -- но все стояли молча. Маша брезгливо морщилась, глядя на Куалькуа, Данилов отводил глаза, дед успокаивающе протягивал руку...

-- Петр, мы должны их выслушать...

-- Я не позволю этой твари ползать по моему телу! -- закричал я. -- Чего бы не требовал ваш план!

-- Мне кажется, они правы, -- сказал дед. -- Петя, успокойся...

И тут что-то сломалось во мне.

Разве он понимает, что это такое -- чужая плоть, вросшая в твое тело!

Говорящая, ползающая, разумная тварь!

Разве ему есть до этого дело?

-- Я все-таки только инструмент для тебя! -- крикнул я. --

Инструмент!