Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия писателя на некоммер­ческой основе при условии сохранения целостности и неизмен­ности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУС­КАЕТСЯ. Настоящий текст был получен с официальной страницы пи­сателя в сети Internet на сервере "Русская фантастика": http://www.rusf.ru/lukian http://www.sf.amc.ru/lukian http://kulichki.rambler.ru/sf/lukian http://sf.convex.ru/lukian

(С) Сергей Лукьяненко, 1998 г.

 

Сергей ЛУКЬЯЕНКО

ЗВЕЗДЫ -- ХОЛОДНЫЕ ИГРУШКИ

Роман

(фрагмент)

 

Пролог.

Океан не помнил обид. Подобно небу он верил в свободу, подобно небу -- не терпел преград. Я стоял на мокром песке, волны лизали ноги, и так легко было поверить, что чужая звезда в небе -- мое Солнце, а соленая вода -- древняя колыбель человечества.

Вот только линия берега -- слишком ровная. Прямая как горизонт, и такая же фальшивая. Если пойти вдоль берега, то ничего не изменится -- по правую руку потянутся низкие, словно подстриженные, рощицы, по левую -- будет шипеть прибой. Лишь песок под ногами изменит цвет, из желтого станет белым, из белого -- розовым, из розового -- черным, и -- обратно. Полоска пляжа неощутимо для глаз повернет вправо, ее покроет снег, потом снова потянется песок, и когда-нибудь, очень нескоро, я вернусь к этой же точке, где волны все так же будут ласкать берег...

Один человек -- уже слишком много, чтобы изменить мир.

Я сделал шаг, и вода с шипением заполнила мои следы.

Мир -- уже слишком мал, чтобы оставить его в покое.

Да и нет для живых безмятежности.

Только морю и небу знаком покой.

Я поднял правую руку, посмотрел на нее -- и пальцы стали удлиняться. Я лепил их взглядом, превращая человеческую плоть в острые изогнутые когти.

Впрочем, есть ли у меня еще право называть себя человеком?

Часть первая. СЧЕТЧИК.

Глава 1.

-- Ты не захватишь письмо? -- спросила Эльза. -- Похоже, мы тут завязнем недели на две, муж начнет волноваться.

-- Я бы на его месте не прекращал этого занятия, -- неуклюже сострил я. Эльза только улыбнулась, протягивая через стол конверт. Ее спутники сидели метрах в пяти, пили темное пиво, и скалились, оглядывая нас. Ну, еще бы. Я рядом с Эльзой выглядел настоящим цыпленком. Красивые немки, на мой взгляд, редкость. А Эльза Шредер мало того что была красивой, в парадной форме "Люфтганзы" она выглядела слегка цивилизовавшейся валькирией. Все эти побрякушечки на кителе, длинный ряд серебристых звездочек над левым нагрудным карманом, невесть как удерживающийся на белокурых волосах берет, здоровенный пистолет в запломбированной кобуре...

-- А он и не прекращает, -- серьезно сказала Эльза. С юмором у нее было куда хуже, чем с русским языком. -- Ну, как, захватишь?

-- Конечно, -- я взял конверт, попытался засунуть его в карман. Конверт упирался. Эльза вздохнула, потянулась ко мне через столик, расстегнула куртку, опустила письмо во внутренний карман -- где уже лежал маршрутный лист и "керосиновые талоны".

И с чего она знает униформу "Трансаэро" лучше, чем я сам?

-- Спасибо, Петер, -- произнесла Эльза низким, мягким голосом. Похоже, коверкая мое имя на немецкий лад, она выражала свое расположение. -- Ты хороший мальчик.

Я поперхнулся от обиды. А Эльза полюбопытствовала:

-- Может, заедешь во Франкфурт, сам передашь письмо? Ты бывал во Франкфурте? Муж будет рад.

Вот всегда так -- стоит оказать услугу...

-- У нас расписание напряженное, я дома буду дня три всего, -- буркнул я.

-- Тогда в следующий раз, -- легко согласилась Эльза. -- Пока, Петер...

Она поднялась, и я запоздало спросил:

-- Куда летите?

-- Джамайя, -- Эльза вздохнула. -- Подвернулся фрахт.

-- Птички?

-- Попугайчики и воробьи, -- второй пилот "Люфтганзы" поморщилась. Я ее прекрасно понимал. Перевозить тысячу галдящих, гадящих, вопящих от тесноты и непривычной обстановки птиц -- занятие не из приятных.

Эльза вернулась к своим приятелям, а я остался наедине с недопитой кружкой. Еще вчера я бы одной не ограничился. Но сегодня вылет, так что, по честному говоря, и эта кружка незаконная.

Я исподлобья оглядел бар. Народу было много, и все сидели тесными кучками. Самая большая и шумная -- американцы из "Делты" и "Юнайтед Эрлайнз". Чуть поменьше -- японцы из "Джал" и англичане из "Бритиш Эруэйз". Даже австралийцев из "Квантаса" и испанцев из "Иберии" я углядел. Наших -- никого. Уступали мы в этом секторе позиции, здорово уступали. Я вздохнул, поднимаясь. Подошел к стойке, потянулся к телефону. Здоровяк-бармен радостно улыбаясь, подвинул мне аппарат. Воскликнул:

-- О! Янг рашен пайлот!

Он меня со вчерашнего дня запомнил.  Бармены русских всегда любят. Мы им выручку делаем... даже в одиночестве.

-- Пайлот, пайлот, -- рассеянно сказал я. Снял трубку, набрал номер диспетчерской. Ответили не сразу.

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать, "Трансаэро". Окно появилось?

Честно говоря, я надеялся, что сегодня вылететь не удастся. Можно было бы еще посидеть, попить хорошего пивка, выспаться в уютном гостиничном номере. Здесь мы бывали редко, жилье бронировали второпях, и потому мне выделили очень приличный люкс.

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать... -- на том конце провода девушка-диспетчер защелкала клавиатурой компьютера. -- Да, есть окно. В семнадцать ноль шесть. Подтверждаете вылет?

Я посмотрел на часы. Еще не было трех.

-- Да.

-- На медконтроль в двенадцатый кабинет, и в контрольный центр, -- любезно сказала девушка.

Опустив трубку я хмуро посмотрел на бармена.

-- Фьють? -- радостно спросил он.

Вот именно, фьють...

Я кивнул и пошел к двери. Навстречу ввалилась целая толпа -- не то китайцы, не то филиппинцы, пришлось прижиматься к стене. Воспользовавшись заминкой я помахал немцам рукой, но они этого не заметили.

Шумно сегодня будет в "Старом Дональде Даке"...

После полумрака бара -- тонированные стекла и плотные занавеси, снаружи немудрено было и ослепнуть. Я зажмурился, доставая темные очки, нацепил их, и только потом огляделся.

Сириус-А и Сириус-Б выжигали небо до белизны. Ничего, кроме света, над головой. Никаких облаков, конечно...

Земной сектор занимал окраину космодрома. Солидную часть окраины, но именно окраину. Километрах в трех от поселка тянулись посадочные полосы -- нежно-сиреневые плиты, которые не были ни бетоном, ни камнем, ни пластмассой. Уже много раз пробовали взять анализ сиреневого вещества, но пока это не удавалось. С год назад при посадке перевернулся английский челнок, пытавшийся на ходу сделать титановым скребком соскоб полосы. На дальнюю как раз садился "шаттл" -- судя по раскраске, американский. В этом секторе торговлей занимались в основном они и французы. "Трансаэро" и "Российский аэрофлот" болтались в куда менее гостеприимных районах.

Между поселком и ПП стояли челноки, ожидающие очереди на взлет. Я отыскал взглядом свою птичку -- ее уже начали выдвигать к стартовой башне. Двадцатиметровая труба, ощетиненная иглами-антеннами, и шар в основании -- вот и все устройство для взлета. Как говорят у нас в компании -- "с Земли надо взлететь, у чужих надо сесть..."

Челноков было с полсотни. Оживленное место -- Хикси-43, восьмая планета Сириуса-А. Единственная в этой системе, где бывают люди.

Я побрел к гостинице, втягивая голову в плечи, чтобы не напекло шею. Многие не понимают, почему мы, пилоты, при наших заработках, предпочитаем отдыхать не южнее Прибалтики.

Им бы разочек позагорать под Сириусами, сразу возненавидели бы Гавайи...

Отель, теоретически, принадлежал ООН. Как и Центральный пост земного сектора космопорта. На самом деле он управлялся "Хилтоном". Я помахал морским пехотинцам у входа пропуском -- безумное правило, введенное еще при постройке сектора, и действующее до сих пор. Кого, интересно, собирались отлавливать эти здоровые парни с "М-16" за спиной? Людям вход в гостиницу разрешен без ограничений, чужаков и без пропуска отличить несложно.

Один из морпехов на меня вообще не отреагировал, другой приветливо улыбнулся. Мы с ним вчера поболтали в баре. Морпехов прикрывал от света зеркальный пластиковый козырек, за спиной у каждого крутился вентилятор. Им было не столько жарко, сколько скучно. Глазеть на взлеты-посадки, ухмыляться знакомым, да заигрывать с редкими девушками -- вот и все занятие...

В номере я принял холодный душ, не экономя лимитированную воду. Вечером она мне уже не понадобится. Вытираться не стал, слабо гудящий кондиционер все равно не разгонял духоту. Постоял у зеркала, изучая свое лицо.

Ну да, конечно, крутым пилотом я смотрюсь только на Земле. Когда иду по улице провинциального города... да и то, в Москве на космонавтов особого внимания уже не обращают. "Хороший мальчик..." Вспомнив Эльзу, я с досадой выскочил в гостиную. Хоть бы усы росли погуще! Добродушный двадцатипятилетний теленок с соломенной шевелюрой и пухлыми щеками! Любой пилот видел мою биографию насквозь -- ВВС, пара самостоятельных вылетов, ускоренные астро-курсы и старой шаттл, на который жалко сажать опытного человека.

Ну и ладно.

По большому-то счету разница между нами всеми невелика.

Я оделся, покидал в чемоданчик немногочисленные пожитки. Вышел, прихлопнув дверь, отдал горничной на этаже ключи. Постоял, пока она оформляла на терминале мой выезд.

Девчонка была замотанная и усталая. Персонала в космопортах вечно не хватало. Каждый человек влетал в такую копеечку! Налог на потребляемый воздух, налог на амортизацию почвы, налог на изменение массы планеты -- мало ли их выдумано чужими? Это не считая прямых расходов. Лучше бы поувольняли дармоедов-морпехов, чем выматывали диспетчеров КЦ и обслугу...

-- Щасливо долететь, -- ставя безумные ударения сказала девушка. -- Пан еще вернется?

-- Наверное.

-- Хорошо отдохнуть, пане, -- девушка вздохнула. -- Мой отпуск... ой-ой... полгода!

Я сочувственно покачал головой.

-- Пан знае Бориса Косуху? "Аэрофлот"?

-- Нет, -- признался я. С основными конкурентами мы общались нечасто. Вовсе не потому, конечно, что компания проводила такую политику. Просто наши рейсы пересекались редко.

-- Веселый человек, -- сказала девушка. Вздохнула: -- Думала, все русские пилоты веселые...

Глупо улыбнувшись я пошел к лифту. Что она этим хотела сказать? Можно подумать, что я -- грустный человек!

Время еще было, и забежав в бар на первом этаже я выпил чашку крепкого кофе "по-звездному" -- с корицей и имбирем. Очень полезная штука, чтобы отбить запах пива. Здесь пилоты никогда не собирались, как-то так повелось, что "Дональд" был нашей территорией, а бар при гостинице оккупировали наземники. Но кофе готовили правильный.

Теперь -- врач.

Административные корпуса были недалеко. Все здесь рядом, в космопортах на других планетах. И все-таки я успел вспотеть, пока добежал по бетонной дорожке к аккуратненьким трехэтажным зданиям. Юркнул в ближайшее -- между собой здания соединялись переходами из зеркального стекла, и мучаться больше положенного не стоило. Охранник сочувственно кивнул:

-- Жарко?

-- Жарко, -- подтвердил я.

На этом наша содержательная беседа как-то сама собой затихла. Я пошел по коридорам к госпиталю.

Двенадцатый кабинет был открыт, доносились голоса, хохот. От души сразу отлегло -- речь слышалась русская. Постучав по косяку я заглянул.

-- А! -- врач, невысокий крепыш в зеленом хирургическом костюме выбрался из-за стола. -- "Трансаэро"?

-- Так точно.

-- Да заходи, чего встал!

Он облапил меня, представился:

-- Костя! Просто -- Костя.

Было ему лет тридцать, а может немного побольше. Жизнерадостность и румянец мешали понять точнее.

-- Петя, -- буркнул я.

Две медсестры, чинно сидевшие на диванчике у окна, прыснули.

-- Месяц земляков не видел! -- продолжал шуметь врач. -- Когда летишь?

-- Через два часа.

-- Жалобы есть? -- доктор тщетно пытался принять официальный вид. -- А, о чем я... Садись.

-- Все в порядке, -- я достал полетную карту, едва не выронив Эльзино письмо, протянул ее врачу.

-- Ты откуда родом?

-- Из Москвы.

-- У...  далеко. А я из Абакана. Так, колись, парень. Сколько сегодня пил?

Похоже, придется признаваться...

-- Полкружки пива.

Врач погрозил мне пальцем, взял со стола алкогольный детектор.

-- Если больше двух кружек -- сегодня никуда не пущу! Дыши!

Я послушно дохнул в раструб.

-- Еще раз, -- вглядываясь в шкалу потребовал врач.

Я задышал, как спринтер после дистанции.

-- Слушай, а может ты кефир пил? -- полюбопытствовал врач. -- Ну, молодец! Молодец, парень! Наши словно решили поддержать общее мнение -- всегда пьянствуют перед стартом!

-- Вчера вот... перебрал, -- признался я.

-- Сколько?

-- Три кружки.

Медсестры и врач молчали. Потом доктор опустил приборчик в карман, задумчиво изрек:

-- Да, случай интересный... Где твои бумаги?

Он шлепнул на карту печать, расписался, провел над полоской магнитного индикатора перстнем-кодировщиком. Спросил:

-- А летаешь давно?

-- Два года.

Одна медсестра неуверенно хихикнула, другая начала мне улыбаться.

Очень милая девушка...

-- Ты почаще к нам заглядывай, -- заметил врач. -- Я диссертацию пишу, "Влияние экстремальных экстратерральных условий на поведенческие императивы". Мне нужны самые полярные случаи.

-- Как компания решит. Хотя мне тут не очень нравится, -- признался я. -- Жарко слишком. И местные... совсем уж хмурые.

-- А чего им веселиться, у них через неделю сезон коллективной эфтанзии, -- хмыкнул доктор. -- Личинки дозревают, надо обеспечивать свободные пространства. Ладно... Петя. Счастливо долететь.

-- Спасибо, -- я начал быстренько отступать к двери.

-- Сувениры хоть прихватил? -- спросил доктор.

-- Конечно, -- похлопав по карману кителя сказал я. Медсестры очень неуверенно засмеялись.

-- Обязательно заглядывай, Петя, -- помолчав сказал врач.

-- Хорошо, Костя, -- я вышел.

Все, главная проблема снята. Допуск получен.

Я прошел в корпус Контрольного Центра. Там было полно морпехов, пришлось достать пропуск и нести его в руке. Я долго искал свободного диспетчера, наконец какой-то угрюмый парень внес мои данные в компьютер и подписал последние пункты разрешения. Мой челнок уже заправили и проверили, я отдал диспетчеру талоны на две с половиной тонны керосина и подтвердил отсутствие претензий.

Вот теперь совсем все, пожалуй.

До старта оставалось полтора часа. Можно было попросить кар, но я решил прогуляться до челнока пешком. Когда еще сюда попаду?

На Хикси я прилетел с грузом простым и не хлопотным. Картинами. Ну, знаете сами -- маленькие такие, пятнадцать на десять сантиметров, в деревянных рамочках и под стеклом. На каждой -- клочок моря, деревья на берегу, в небе луна, а по воде -- серебристая дорожка. Художники честно старались обеспечить максимальное разнообразие, поэтому кое-где в море мелькали паруса, в небе летели птицы, или луну затягивали облака. В общем-то зря они это делают, зрение хиксоидов куда совершеннее нашего. Им хватает той индивидуальности, которую придает картине выпавший из кисточки волосок или отпечаток пальца на темпере.

Обратно я вез груз еще более незатейливый -- пластинки кортризона. Кажется, у хиксоидов они тоже служат украшениями. Но на Земле из пластинок делают самые лучшие бронежилеты и обшивку для новых моделей челноков. Хиксоиды не протестуют, хоть и могли бы воспользоваться Законом о Неправомерном Использовании. Видимо считают, что люди хотят видеть свои корабли более красивыми.

Моя птичка из самых старых, обшита керамикой. Это разработанная еще полсотни лет назад "Спираль", двадцатитонный челнок с небольшим грузовым отсеком. Конечно, он переделан, но внешне -- практически не изменился. С Земли "Лапоть" -- что поделаешь, форма такая, что прозвище к "Спирали" прилипло навсегда, запускают стареньким, хоть и модернизированным "Протоном". Это ощущения не из приятных. Как говорят: "У чужих приятно взлетать, на Землю приятно садиться".

У пропускного пункта на взлетное поле я последний раз предъявил пропуск и засунул его в карман. Все. Пора домой, пора-пора...

Обходя туши челноков я двинулся к взлетной башне. "Спираль" уже заканчивали выдвигать на позицию, но персонал еще не отошел, и я ускорил шаг. Всегда интересно поглазеть на чужих.

Команда была смешанная. Два исполинских, под три метра, хиксоида. Этакие серые богомолы. С виду жутковатые, но на самом деле, говорят, чертовски хрупкие создания. Я сам видел однажды, как хиксоид запнулся, упал, и переломил одну из опорных лап. Вот и сейчас хиксоиды стояли в порядочном отдалении от челнока. Двигали его три странных существа, похожие на черепах, но не в панцире, а покрытые складчатой кожей. Временами из складок высовывалось длинное тонкое щупальце и плавно сдвигало челнок на метр-другой.

Один из хиксоидов двинулся мне навстречу. Пасть -- ну не поворачивается у меня язык ртом ее назвать! -- распахнулась, и хиксоид проскрежетал:

-- Пилот?

Я кивнул, борясь с желанием предъявить пропуск. Не их это дело, документы мне сверять.

Хиксоид отступил. Дождавшись, пока "черепахи" отползут от "Спирали" я направился к люку. Трап "черепахи" тоже подвинули, спасибо им. Оттянув утопленную ручку я открыл люк. Покосился на хиксоидов, наблюдавших за мной, я вошел в челнок.

Чем меньше с чужими общаешься, тем меньше дров наломаешь. А то ляпнешь что-нибудь, внешне абсолютно безобидное -- и вызовешь дипломатический кризис. Например, желать хиксоидам здоровья и долгой жизни сейчас было бы колоссальным издевательством.

В челноке было здорово. Прохладно -- все-таки теплоизоляция будь здоров! Пахло кожей и пластмассой. И чуть-чуть электричеством -- даже не озон, а какой-то неуловимый специфический запах обилия электронной аппаратуры. И совсем немного пряностями -- я их месяца два назад перевозил, при посадке несколько упаковок лопнули и разлетелись по грузовому отсеку...

Шлюз был крошечный. Маленький пульт управления дверьми, шкафчик со скафандром, который я полгода не одевал. Дверь в рубку и дверь в грузовой отсек. Я включил герметизацию, и пока в стене гудели сервоприводы, подтягивая люк, наглухо запирая челнок, пошел проверить груз.

Кортризон -- штука очень легкая. Пластинки, в точности соответствующие размерам привезенных мною картин, были упакованы в прозрачную пленку и принайтованы к стенам. На каждой упаковке аккуратно выведена масса и обозначен центр тяжести. Сверяясь со стандартной таблицей я прикинул балансировку челнока.

Великолепно. Никаких проблем. Наверное, педантичные хиксоиды, которые лишь в искусстве ценят индивидуальность, привлекли для укладки груза Счетчика.

Я запер грузовой отсек, запустил откачку воздуха и прошел в рубку. Подковка пульта тлела желтыми дежурными огнями. Активировав главный компьютер я включил связь и общее тестирование систем. Уселся в кресло, застегнул ремни.

Справа от меня тоже полагалось стоять креслу, для второго пилота. На самом деле там стоял джампер, алюминиевый цилиндр метровой высоты. Я похлопал его по прохладному боку.

Глупо относиться к двумстам килограммам проводов и микросхем, как к живому существу. Скорее уж можно здороваться с компьютером. Но у каждого свои причуды.

-- Контрольный Центр -- борту тридцать шесть -- восемнадцать, "Трансаэро", -- донеслось из громкоговорителя. -- Готовы?

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать -- Контрольному Центру. Почти готов.

-- Стартовая башня дает десятиминутный отсчет. Время принятия решения -- плюс три минуты.

-- Вас поняли. Ждем подтверждения.

Я смотрел, как машина заканчивает тестировать свои собственные цепи, программы, резервный компьютер, системы челнока. Через две минуты сорок секунд включил связь и доложил:

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать -- Контрольному Центру Хикси. К взлету готов.

-- Удачи, пилот.

Как там говорил Гагарин? "Поехали"...

На экране дисплея недоуменно замигал силуэт челнока, обозначающий его положение в пространстве.  Шаттл утратил равновесие.  Шаттл покачивался, задирая нос в белое небо.

Меня запускали.

Ни малейшей перегрузки. Все те же "ноль восемь же", что и на поверхности Хикси. Изолированная гравитационная флюктуация с моей птичкой внутри рвалась в космос.

Это не походило на старт. Скорее планета проваливалась, убегала из-под челнока вниз, утрачивала плоскость, разворачивалась в шар. Послышался голос диспетчера:

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать. Ты уже летишь.

-- Вижу.

-- Долгого джампа!

-- Спасибо, Хикси.

Легкая пелена вокруг шаттла -- облака на Хикси все-таки были, просто их не увидишь с поверхности. Снова чистое небо, но уже голубеющее, пародирующее земное. Нос челнока качнулся, наклоняясь, меня погнали навстречу вращению планеты, выводя на орбиту. Стартовая башня способна контролировать челнок на расстоянии прямой видимости. Этого вполне хватает для набора первой космической скорости.

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать. Контроль космопорта дал информацию о твоем коридоре...

Диспетчер запнулся.

-- Что такое, Хикси?

-- На глиссаде крейсер Алари!

-- Вы что, сдурели? -- завопил я, косясь на экран радара.

-- Это не мы, "Трансаэро". Ты должен понимать.

Диспетчер тоже был вне себя. Вот только эмоции контролировал лучше. Его можно понять... он внизу, на поверхности Хикси.

-- Курсы пересекаются?

Паниковать времени не оставалось.

-- Возможно...

-- Время?

-- Плюс двести секунд к выходу на орбиту. "Трансаэро", мы уже заявили официальный протест...

Я вдавил клавишу, отрубая громкоговоритель. Компания потом решит, подавать ли на полетный контроль Хикси в межрасовый трибунал. А мне надо спастись.

Джампер-пульт прикрывала прозрачная пластиковая крышка.  Я откинул ее и дал мощность на генератор.

Сволочи... сволочи, их даже обвинить не в чем. Время подготовки к джампу -- две минуты. С точки зрения чужих у меня вполне хватает времени, чтобы разминуться с крейсером.

"Экстренный джамп... Точка отправления -- Хикси. Точка выхода -- Земля. Автоопределение промежуточного пункта. Допуск..." На мгновение я запнулся, прикидывая, какую границу допуска могу себе позволить. "Ноль целых, три сотых процента... Ввод."

Либо я уложусь в три сотых, либо мне предстоит веселая космическая чехарда.

Взлетная башня все еще вела меня, добавляла последние проценты орбитальной скорости. Хикси стлалась желто-белым холмом. Вокруг -- лишь чернота и звезды.

Кресло ушло из-под меня, "индикатор гравитации" -- привязанный леской мышонок из пушистого синтетического меха -- поплыл в воздухе. Башня отключилась, и невесомость приняла челнок в самые ласковые в мире объятия. Все. Я в свободном полете. А самое главное -- вне атмосферы. Теперь можно включать джампер, не беспокоясь, что часть планеты отправится в путешествие вместе с челноком. Я снова посмотрел на радар.

Крошечная точка на самом краю экрана. Большой крейсер. Очень большой. Любят маленькие шкодники Алари исполинские корабли...

-- Давай, давай, -- прошептал я компьютеру. Надпись "работаю" на дисплее особой уверенности не придавала. Порой расчет занимал до получаса.

Точка наплывала. Прикинув направление я вывернул голову, вглядываясь вперед по направлению полета. И увидел далекий блеск над дугой горизонта.

Вряд ли мой челнок идет так неудачно, чтобы попасть крейсеру "лоб в лоб". Но это и не требуется. На дистанции до восьми километров меня сметет энергетический щит крейсера. Или я просто попаду в область искривленного пространства, остающуюся в кильватере крейсеров до четверти часа. Шаттл развалится, как гнилая лодка от удара цунами.

-- Давай, сволочь! -- крикнул я джамперу. И он как будто услышал.

"Расчет закончен".

Я не стал смотреть на диаграммы курса. Не отрывая взгляд от крейсера, уже превратившегося в видимый невооруженным глазом диск, нащупал клавишу пуска, сдвинул фиксатор. Джампер тихо загудел, переходя в режим готовности.

Крейсер Алари был прекрасен. Диск диаметром метров в восемьсот, усыпанный башенками непонятного назначения. То ли оружейные гнезда, то ли жилые отсеки -- кто из людей может похвастаться тем, что побывал на крейсере Алари? В толщину диск был метров пятьдесят, если меня не подводила память, и у основания размещались три решетки гравитационных двигателей. Сейчас они должны мерцать сиреневым светом -- метрика пространства рвется, не выдерживая гигават энергии, истекающих в космос. Не дай Бог увидеть этот свет.

Алари не слыли самой воинственной расой. Но крейсера их были хороши. Я вспомнил документальный фильм, который нам крутили на курсах -- два крейсера Алари, разносящие в пыль _планету_. Этот грациозный танец на орбитах, тонкие лучи, полосующие поверхность -- мутно-оранжевые огненные валы катились по континентам. Потом -- разворот к планете двигателями -- и сиреневое пламя на весь экран. И пыль, рои астероидов, в которые превратилась планета. Скалы, сгорающие на силовых щитах крейсеров. Ад, сотворенный за пару минут.

Мы даже не знаем, что это была за планета. С населением, или без. Алари предоставили нам запись -- просто так, для информации.

Мы приняли ее к сведению.

Видят ли они меня -- Алари? Наверняка. Я посмотрел на танцующего над пультом мышонка. Почти копия Алари, только поменьше. Как насмешлив космос -- мы стали бояться мышей. Двадцатикилограммовых пушистых грызунов, чьи крейсера разносят планеты.

Что они думают, глядя на человеческую скорлупку с жидкостными реактивными двигателями, идущую встречным курсом? Ждут фейерверка? Они не собираются маневрировать, они ползли к Хикси несколько месяцев, ломая пространство и теперь мечтают оказаться на твердой поверхности.

-- Счастливо оставаться, мышки, -- сказал я, нажимая на клавишу джампа.

Джампер тонко взвизгнул, когда конденсаторы выплеснули запасенную энергию на антенну. Кажется, я успел увидел _ничто_.

Пространство вокруг корабля раскрылось, пропуская челнок в свою изнанку.

Джамп.

Да, мы самые отсталые в этом мире. Самые дикие.

Но самые быстрые корабли -- наши.

Джамп. Двенадцать с хвостиком световых лет, неизменная дистанция, она всегда одна и та же, не зависит ни от конструкции джампера, ни от массы корабля. Это что-то, заложенное в саму природу пространства, неизменное, как гравитационная постоянная или число "пи". Потому я и прыгаю не к Земле -- она ближе к Сириусу. Мой шаттл ушел в сторону, в ту область космоса, откуда дистанции до Земли составит "двенадцать с хвостиком"...

Джамп.

Ни времени, ни ощущений. Только радость. Эйфория в чистейшем виде. Сверкающая тьма, полная безопасности и покоя. Секс, наркотики, алкоголь -- все это ничего не стоит по сравнению с джампом. Ничего...

Как жалко, что мне нечем стонать от счастья.

В джампе нет времени. Мы проходим вне привычного пространства, и никакие хронометры не в силах зафиксировать тот отрезок времени, когда корабль преодолевает "двенадцать с хвостиком". Субъективно -- джамп бесконечен.

Сладостная вечность...

Вот что гонит нас в космос, вновь и вновь. Не деньги и ордена, щедро раздаваемые компаниями и правительствами. Не экзотика чужих миров -- нет ее, по сути, никто не выпускает нас за пределы космопортов.

Сладостная вечность джампа. Эйфория, с которой ничто не сравнится. Ничто сменилось темнотой,  наслаждение --  болью.  Нет,  не  болью --

джамп не оставляет никаких вредных последствий. Но по сравнению с ушедшей эйфорией любое состояние -- боль.

Я лежал в кресле, прижатый ремнями к мягким подушкам. Невесомость казалась перегрузкой. Одежда свинцовыми пластинами давила на кожу. Веки были шершавыми как наждак, резавшими глаза при каждом движении.

Ничего, ничего, будет еще один джамп...

Застонав я открыл глаза. В челноке царила полная тьма. Лишь сквозь лобовые стекла сияли звезды. Здесь они ослепительны и колки как иглы. Но света не прибавляют.

Джампер тихо потрескивал, остывая. А еще звенело в ушах -- тонкий, скулящий звон. И больше ни одного звука. Челнок был полностью лишен энергии, как всегда после джампа. Расстегнув подрагивающими пальцами карман я достал трубочку фонарика, переломил -- жидкость внутри забурлила, разгораясь холодным синим сиянием. Блеснули потухшие экраны пультов, бронированные стекла.

-- К-круто, -- сказал я самому себе. -- А, Петя? Круто?

В ушах все еще звенело. Я отстегнул ремни, повис над креслом, держась за подлокотники, не отрывая взгляда от парящего над пультом фонарика. Прошла минута, вторая, потом на пульте начали робко вспыхивать огоньки. Аккумуляторы потихоньку отходили от джамп-шока. Вот заработала система аварийной вентиляции, построенная на простейших электрических цепях. Для работы ей нужно только напряжение. Потом ожил компьютер, мигнул парой строчек и недоуменно затих. Информации на дисках не было. Все носители, которые в момент джампа находятся под напряжением, стираются начисто. Маленькое неудобство для пилотов -- и огромная удача для человечества.

Из контейнера под правым подлокотником кресла я достал первый из сиди-дисков, вставил в прорезь пульта. Начнем с азов... Диск завращался, компьютер жадно глотал операционную систему, программы жизнеобеспечения, тестовые программы. Пора оживать, дружок... Я оттолкнулся, перемахнул через кресло, поймав в движении фонарик. Полагается осмотреть челнок. Впрочем, мне куда больше хотелось поглазеть в иллюминаторы. Побыстрее, пока не включилось освещение, пока не компьютер не оживил основные системы челнока, и робкий шелест вентиляции не сменился привычным гулом.

А звон в ушах все не проходил...

Я повис перед иллюминатором правого борта, вглядываясь в космос. Вот он, Сириус, одна из обителей хиксоидов. Яркая белая звезда. А если вывернуть голову до отказа, то видна почти прикрытая носом челнока маленькая желтая звездочка -- Солнце.

Компьютер тихо пискнул, закончив считывать первый диск. Я оттолкнулся от стены, подплыл к пульту, сменил сидишник, посмотрел на дисплей. Все в порядке, главные цепи уже запущены, идет проверка систем. Откуда же у меня странное ощущение неправильности? Откуда тревога? Что "не так"?

Включилось освещение, маленькая кабина наполнилась светом. Забавно, наверное, выглядит шаттл со стороны -- сияющая песчинка среди бескрайней пустоты. При желании можно натянуть скафандр, выйти наружу -- например под предлогом осмотра груза, и сделать пару фотографий. Но у меня не настолько крепкие нервы, чтобы болтаться вне кабины, наедине со звездами и пустотой.

И без того не по себе. В чем же дело?

Я покрутил головой, проглядывая экраны оживающих пультов, аварийные датчики, пытаясь сквозь плывущий в ушах скулеж поймать хоть один тревожный сигнал.

Черт!

Не в ушах у меня звенит! Звук шел из шкафчика с инструментами и продуктами!

Вот это влип!

Я расстегнул кобуру, достал пистолет. Передернул затвор -- конденсатор из обоймы скользнул в казенник. Что ни говори, а лазерные "Кнуты" российских авиакомпаний имеют одно огромное преимущество -- из них можно стрелять в кабине челнока. Луч слишком слаб, чтобы прожечь корпус. Это оружие -- тоже ровесник "Спирали", его разработали еще для лунной программы.

Мы так и не слетали на Луну.

Мы стали летать к звездам. К неприветливым искрам в небе -- которые не принадлежат нам.

И никогда не будут принадлежать.

Главное было -- не сомневаться. Минутное размышление -- и мне не хватит отваги открыть шкаф. Обезумевший хиксоид... нет, хиксоид в этот шкафчик не влезет... да кто угодно, пусть даже мышонок-алари без бронекостюма -- в любом случае, утратившее разум существо -- опасный враг.

Оттолкнувшись ногами от пульта я подлетел к шкафчику, сдвинул предохранитель -- на пистолете зажегся зеленый огонек -- и распахнул дверцу.

На нижней полке, среди прижатых резинками пакетов с одеждой, подергивался и тихо, звеняще выл, чешуйчатый серый шар.

Счетчик!

Я чуть отплыл от шкафчика, не отрывая взгляд от скулящего существа.

Ой-ей-ей...

Какого лешего ты сюда забрался, рептилоид? Для тебя не было проблемой вскрыть кодовые замки. Что такое миллион комбинаций для существа, обгоняющего в скорости мышления любой земной компьютер и способного напрямую подключаться к электронным цепям... Но зачем ты ринулся навстречу безумию?

Лишь для нас, людей, джамп -- сладостная вечность.

Ни один чужой не способен перенести прыжок сквозь изнанку пространства и остаться в здравом уме. Это открылось двадцать лет назад, когда истребители хиксоидов зажали у Сириуса американский челнок, и состоялся тот самый долгожданный Контакт.

Это и спасло человечество.

Мы заняли ту странную нишу, которая была свободна в галактической иерархии рас. "Чайные клиперы" космоса... Для чужих путь от звезды к звезде -- месяцы. Для нас -- часы или минуты. Не самая приятная роль, работать извозчиком.

Но, по крайней мере, она дает нам свободу.

Рептилоид по-прежнему стонал и вздрагивал в своей эмбриональной позе. Что с ним творится... невозможно представить. Нечеловеческая психика, а теперь еще и нечеловеческое сумасшествие. Одно хорошо -- Счетчики одни из самых слабых и беззащитных существ космоса.

Я протянул руку, коснулся мягкой как бархат чешуи. Рептилоид вздрогнул под рукой, сплющился, выдвинув маленькие лапки.

-- Дурак ты, дурак... -- прошептал я.

Счетчик мелко трясся, разворачиваясь. Он походил на крупного варана, или, скорее, на броненосца. Теплокровный, кажется -- яйцекладущий... мало мы знаем о своих небесных соседях.

-- Что теперь делать, а? -- спросил я. За спиной попискивал компьютер, требуя очередной диск. Ничего, потерпит. Жизненно важная информация уже введена.

Рептилоид, наконец-то, выпрямил короткую шею, оттянул от брюха маленькую треугольную голову. Мигнули, поднимаясь, серые зрительные перепонки.

Глаза у Счетчика были нежно-голубые, раскосые.

-- Тебе уже все равно, -- сказал я, пытаясь отвести взгляд. -- А мне теперь трибунал светит. За похищение чужого. Кто поверит, что ты сам забрался в челнок?

Узкий рот рептилоида открылся, обнажая ровные жевательные пластинки.

-- Не-не-не... -- прошипел Счетчик.

Меня пробила дрожь. Я дернулся, закувыркался, затормозил у потолка, повис над шкафчиком, целясь в рептилоида.

-- Не-уби-вай... -- существо, которое должно было быть безумным, уцепилось лапками за пакет с парадной формой. Затрещал рвущийся полиэтилен. -- Че-ло-век не уби-вай важ-но нам о-бо-им.

Чего стоят эти слова рептилоиду с его крошечными легкими и неразвитыми голосовыми связками? Они всегда общались на уровне электронных импульсов, Счетчики. Живые компьютеры космоса. Такие же слуги, как мы.

Просто -- более старые слуги.

-- Про-шу че-ло-век...

Для него эти слова -- крик. Надрывный вопль в совершенно чужой коммуникационной системе. Есть ли у него слух -- чтобы услышать мой ответ?

И что я могу ответить?

Как на вводной лекции в астро-курсах с нами беседовал Джеймс Макнамара, капитан шаттла "Эксплорер", человек, осуществивший первый контакт... Как он рассказывал всем известное -- про обезумевших после джампа хиксоидах и впавших в кому алари... а потом добавил то, что никогда не говорится на публике.

"Мы думали, что случившееся -- гибель человечества. Но оказалось, что это его спасение. В тот день, когда чужие научатся переносить джамп, независимости Земли наступит конец".

Вот он, конец. Счетчик, не сошедший с ума после джампа.

-- Я -- друг... -- прошипел рептилоид. -- Я -- друг, я -- друг...

Глава 2.

Самое сложное в космосе -- это вовсе не летать. Самое сложное -- ориентироваться. Даже на околоземной орбите это очень ответственная процедура, что уж говорить о межзвездном пространстве.

Моя птичка ориентируется по шести звездам. Вначале я грубо навел датчик на Сириус -- машина придирчиво сверила его спектр с эталонным и согласилась с моим мнением, что это именно Сириус. Потом, несколькими толчками двигателей ориентации я нацелился на Фомальгаут. Дальше компьютер будет работать сам. Шесть ориентиров. И вычисления -- миллионы, миллиарды операций, чтобы рассчитать ту цепь прыжков, что выведет "Спираль" к Солнечной системе, более того -- именно к Земле.

Если мой челнок выскочит из джампа где-нибудь в районе Марса -- меня, вероятно, спасут. Если в районе Плутона -- придется уходить на повторный заход... такое бывает довольно часто. Но порой энергия или кислород кончаются раньше, чем челнок выходит к Земле. А иногда от серии джампов пилоты впадают в гиперпространственную эйфорию. И начинают бесконечные прыжки в никуда -- джамп ради джампа, пока не иссякнет энергия...

Я развернулся в кресле и посмотрел на рептилоида. Счетчик сидел на цилиндре джампера -- жутковатая фигура, что-то вроде маленькой ожившей горгульи.

-- Как мне тебя называть? -- спросил я.

Наверное, он размышлял -- но очень быстро. Казалось, что ответ был готов мгновенно.

-- Зови меня Карел.

-- Это человеческое имя.

-- Да. Так звали первого... -- пауза, рептилоид втягивал воздух, чтобы продолжить фразу, -- представителя вашей расы... с кем мы наладили общение.

-- И ты считаешь это достаточным основанием, чтобы позаимствовать его имя?

-- Да. Я не прав?

-- Какая разница, -- я пожал плечами.

Теплокровная яйцекладущая ящерица по имени Карел смотрела на меня прозрачными голубыми глазами. Ожидающе смотрела.

-- Я -- Петр.

-- Это имя связано с твоими религиозными убеждениями?

-- Чего? Да нет, это просто имя.

-- Хорошо.

Шаттл снова задрожал, разворачиваясь. Делал он это медленно и неуклюже -- что ни говори, а системе ориентации -- полвека. Конечно, ее дорабатывали, улучшали, но при всем желании "Жигули" в "Мерседес" не превратишь.

-- Требуется помощь? -- с едва заметной вопросительной интонацией произнес рептилоид.

-- Какая?

-- В расчетах.

-- Спасибо, обойдемся.

-- Я хотел бы быть полезным.

Вот уж радость -- нашелся второй пилот...

-- Ты мне не нужен. Какого черта вообще залез в мой корабль?

Счетчик втянул треугольную голову, словно испытывая смущение.

-- Петр, я несу важную информацию.

-- Для кого?

-- Для людей.

Я кивнул. Очень содержательно.

-- А от кого?

-- От счетчиков.

-- Только не надо меня держать за простофилю, ладно? Мы кое-что о вас знаем!

-- Что? -- прошелестел рептилоид.

-- Вы не имеете решающего голоса в галактическом Конклаве. Ваша планета -- коллективная опекаемая территория, с преобладающим влиянием Хикси и Даэнло. Что вы можете сделать для человечества?

-- Дать ему силу и власть.

Голосок у рептилоида был ровным и скучным -- видимо, передача эмоций давалась ему с трудом.

-- Ты врешь, Счетчик.

-- Карел.

-- Хорошо. Ты врешь, Карел. Человечество не нуждается в помощи.

-- Ваша планета имеет статус наблюдателя в конклаве. Вы находитесь под консультативной опекой Хикси и Даэнло. Сильные расы сочли, что это проще, чем брать Землю под протекторат, и выгоднее, чем уничтожать. Вы имеете право основания колоний, но только после отказа от планеты всех рас с правом решающего голоса. За двадцать лет ни одна открытая людьми планета не была передана Земле.

-- Нам пока хватает места.

-- Пока. Вам никогда не позволят распространяться по галактике. Вы останетесь резервацией. Будете возить срочные грузы, до тех пор, пока не найдут альтернативы джампу.

Компьютер пискнул, и мягким женским голосом произнес:

-- Расчет джампа закончен. Жду указаний.

Под пристальным взглядом счетчика я протянул руку к пульту, набрал на парольной клавиатуре код. Одна из панелек на пульте сдвинулась, открывая маленькую нишу с тремя клавишами. Ниша была подсвечена красным светом.

-- Что это? -- спросил рептилоид.

-- Это смерть-пульт, Карел.

Я осторожно провел пальцами по клавишам. Нажать их непросто, они тугие, на тренажере все курсанты в этом убедились.

-- В нашей присяге, Карел, есть такая фраза... -- я искоса следил за ним, пытаясь уловить хоть какое-то движение. -- _Высшей ценностью будут для меня интересы человечества. Любой ценой я буду защищать его от угрозы -- от кого бы она ни исходила._

-- Это разумное обещание, -- сообщил рептилоид.

-- Я могу отправить шаттл в джамп-серию, сжечь джампер, или подорвать топливные баки. В любом случае -- это наша смерть.

-- Зачем, Петр?

-- Чтобы никто не узнал, что вы можете переносить джамп.

Я не то чтобы врал. Честно говоря, я просто не мог понять, готов ли надавить одну из клавиш. Но счетчик отнесся к моим словам абсолютно серьезно.

-- В этом нет необходимости, Петр. В этом нет никакой необходимости. Абсолютно нет.

-- Докажи, -- я опустил палец на клавишу джамп-серии.

-- Иные расы не знают, что Счетчики способны выдержать джамп.

-- Они могут узнать.

-- Это не поможет, Петр. Наш метод -- только для нас. Он уникален.

-- И в чем он состоит?

-- Я отвечу на Земле.

-- Что ты хочешь предложить людям?

-- Я отвечу на Земле.

-- Почему?

-- Мы мало о тебе знаем, Петр. Мы не решили, можно ли тебе доверять. Информация очень ценна, если сильные расы узнают ее -- будет потеряно слишком многое.

Я не сразу осмыслил его намек.

-- Ты что, хочешь сказать, что я могу предать Землю и сообщить твои слова чужим?

-- Да.

А чему я собственно удивляюсь? Ведь даже на "Эксплорере" была Эвелин Ракш, "проклятие феминизма" и "позор афроамериканцев", чернокожая женщина-пилот, навязанная в экипаж показушниками из НАСА. Милая молодая женщина, без всяких пыток и угроз выложившая хиксоидам абсолютно все. И что такое джамп, и как управляется челнок, и где находится Земля... Конечно, и без ее помощи чужие узнали бы это. Но факт остается фактом.

Я видел пленку с записью ее допросов на Земле. Она так и не смогла объяснить своего поступка. Поскольку адвокат строил защиту на непроверяемом утверждении о "пси-воздействии" хиксоидов на его подопечную, Эвелин была просто отстранена от космической программы. Ей пришлось сменить имя, и перебраться куда-то в Канаду... где она и покончила с собой через полгода. Может быть, она и впрямь шагнула с балкона, может быть ей помогли, не знаю...

-- А кому ты мог бы довериться? Директору "Трансаэро"? Ассамблеи ООН? Президенту России?

-- Андрею Хрумову.

Я долго молчал. Счетчик сразил меня наповал.

-- Ты знаешь, кто он?

-- Психолог, участник первых контактных переговоров Земли и галактического конклава. Автор "Манифеста обреченных".

-- А еще?

-- Твой предок по мужской линии.

-- Мой дед.

-- Дед, -- согласился счетчик.

-- Карел, дед тебя убьет, если сумеет догнать.

-- Я передвигаюсь медленно.

-- Он тоже не быстро, ему за семьдесят. Но он будет очень стараться. Ты потому и забрался в мой челнок, что хочешь встретиться с дедом?

-- Один из факторов, -- признал счетчик.

-- Карел, никогда не думал, что ваша раса столь безумна. Искать помощи и сотрудничества у человека, который ненавидит все инопланетное, у самого отъявленного шовиниста...

-- А кто тебе сказал, что мы не шовинисты?

Я посмотрел в глаза рептилоиду.  Тот медленно разжал рот, изгибая его в улыбке. Надо же. У живых компьютеров есть чувство юмора.

-- Не нравится мне это, -- признался я. -- Блин. Так я влип из-за деда? Вначале едва на курсах не завалили, потом брать на работу не хотели, теперь -- в такой навоз вляпался?

-- Что поделаешь. Это общая проблема тех рас, чьи граждане не могут выбирать своих родителей, -- сказал счетчик.

Я закрыл панель смерть-пульта.  Может быть мне показалось, но счетчик облегченно вздохнул.

Навигационный расчет едва не пропал даром. Я слишком долго разговаривал со счетчиком, запугивал его смерть-пультом, а время принятия решения истекало. Звезды скользили по своим орбитам, и с каждым мгновением шансы на удачный джамп истекали.

-- Приготовься, -- сказал я счетчику, Тот понял и подобрался, цепляясь за кожух джампера, скользя коготками по металлу. Глаза рептилоида закатились.

Как же он выдерживает джамп?

За четыре секунды до автоматического сброса навигационных расчетов, я нажал кнопку джампа, и пространство вывернулось наизнанку.

О-о-о!

Дольше, дольше, дольше...

Пусть этот миг не кончается, пусть корчится от ужаса счетчик, пусть тщетно добивается равноправия Земля, пусть Сильные расы играют в свои взрослые игры... Плевать, лишь бы продлить этот миг, превратить его в вечность...

Я открыл глаза.

Темнота и скулеж счетчика.

Как тяжело возвращаться в реальность.

Химический фонарик замерцал в моих руках. Я увидел тоненькую ниточку собственной слюны, плывущую в воздухе и медленно сворачивающуюся в шарик. Смахнул ее рукавом, поискал взглядом рептилоида. Как тяжело двигаться...

Счетчик дрейфовал у лобового иллюминатора, рядом с игрушечным мышонком. Кажется, этот джамп дался ему тяжелее -- чешуйчатое тело тряслось в непрерывных мелких судорогах.

-- Счетчик! -- позвал я. -- Карел!

Очень медленно рептилоид отвел от брюха голову и прошептал:

-- Прошу прощения...

-- Как ты это делаешь? -- резко спросил я. -- Как выдерживаешь джамп?

-- Я... -- пауза. -- Объясню позже...

Потянувшись, я схватил его за переднюю лапу и подтащил к пульту. Счетчик торопливо забрался на свой насест.

Он все готов объяснить -- но позже. Может быть, когда станет слишком поздно. Одобрят ли на Земле мой поступок, или напомнят о присяге и смерть-пульте? Не знаю. Но вначале надо добраться домой.

Сбросив ремни я скользнул к иллюминатору левого борта. Ничего интересного -- только звезды. Вроде бы рисунок созвездий очень привычный, неискаженный.

-- Мы прилетели? -- полюбопытствовал счетчик.

-- Да, вот только куда? -- я оттолкнулся, перелетая через кабину. Взглянул в другой иллюминатор -- тоже ничего особенного. Ладно, придется потерпеть. Челнок медленно вращается вокруг оси, что-нибудь да увижу.

Пискнул компьютер -- приборы оживали.

-- Необходимо вставить носитель информации? -- спросил счетчик. Я посмотрел на него -- он уже перебрался в кресло, тянулся лапой под правый подлокотник. Хорошо подготовился, знает, где что лежит.

-- Сумеешь?

-- Вероятно, да.

С полминуты счетчик возился с замком -- три длинных тонких пальца на лапах были достаточно подвижны, но им не хватало противостоящего. Наконец, двумя лапами, он открыл защелку и вытянул лазерный диск.

-- Валяй... Карел, -- буркнул я. Словарный запас у счетчика был отменный -- он понял.

Пару минут я пялился в холодное сияние космоса, а рептилоид возился у пульта, тихо шипя, когда рассчитанные на людей кнопки не поддавались его усилиям.

-- Могу ли я подключиться к системе напрямую? -- спросил счетчик после особенно бурной схватки с сидиромом. Я не ответил -- потому что очередной оборот челнока наградил меня действительно красивой картиной.

-- Карел! -- негромко позвал я. Рептилоид медленно подплыл ко мне.

-- Гляди.

Сатурн выглядел как на фотографии в детской книжке. Кольцо было повернуто к нам плоскостью, под небольшим углом, и солнечный свет вычерчивал его рельефно и предельно красочно. На фоне желто-коричневого шара планеты, какого-то плоского и не впечатляющего, кольцо казалось куда более вещественным и массивным... вьющаяся в космосе каменная река.

-- Красиво? -- спросил я, сам удивляясь своему вопросу. Что такое понятие красоты для чужой расы?

-- Да, -- счетчик дышал тяжело и часто. -- Это... похоже на дом.

-- На твою планету?

-- Да...

Здорово. В справочнике данные о родной планете счетчиков полностью отсутствовали. Теперь можно смело записать -- "окружена кольцом"...

-- Это Сатурн? -- спросил счетчик. -- Джамп оказался удачным?

-- Сатурн. Но ничего хорошего в этом нет.

Рептилоид уставился на меня.

-- Карел, на моем корабле жидкостные ракетные двигатели. Ты ведь знаешь, что это такое?

-- Дрянь, -- безжалостно сказал счетчик.

-- Верно. И чтобы вернуться на Землю, челнок должен оказаться от нее на расстоянии не более пятисот тысяч километров, в плоскости эклиптики, и со скоростью относительно планеты не более сорока километров в секунду.

-- Дрянь... -- повторил счетчик. -- Вы часто гибнете?

Я не ответил, любуясь уплывающим из поля зрения Сатурном. На краю иллюминатора разгорался ослепительный блик -- Солнце спешило заглянуть нам в глаза.

-- Вам нужна помощь, человек, -- сказал счетчик. -- Вам очень нужна помощь...

-- Будем уходить на повторный джамп.

Счетчик дернулся.

-- Здесь нет человеческих поселений?

-- На Сатурне? Шутник. На Ио... это спутник планеты, собираются открыть научную станцию. Может быть, года через два и смогут.

-- У нас нет такого количества времени, -- счетчик отвернул голову от иллюминатора.

Я не стал напоминать ему, что в челноке нет запаса кислорода и на неделю. Помог ему добраться до пульта, вставил очередной диск.

-- Работай. У меня дела.

Оставив рептилоида я подплыл к шкафчику санитарных средств. Повернувшись спиной к счетчику, достал мягкий гофрированный шланг, расстегнул брюки.

-- Потребность в удалении отходов?

Господи...

Отвечать я, конечно, не стал. Включил отсос, и попытался забыть про любопытный взгляд рептилоида, буравящий спину. Ненавижу эти мелкие бытовые проблемы. Но что поделаешь, если у нас нет искусственной гравитации.

-- Больше не комментируй мои потребности, ладно?

-- Извини, -- кротко сказал счетчик. -- Я занимался ксенобиологией, это очень любопытный аспект...

-- Лучше подумай о двух следующих джампах.

-- Петр, если ты позволишь мне работать совместно с компьютером...

-- Ну?

-- Я выведу корабль к Земле с максимально возможной точностью.

Это было неслыханно. Это было настолько безумно, что в уставе даже не было прямого запрета. Скорее, наоборот, можно было притянуть за уши пункт о допустимости использовании помощи чужих в навигационных расчетах.

Поставить бы на мое место господ чиновников...

-- Хорошо, -- чувствуя, что переступаю какой-то незримый порог, сказал я. -- Как ты это сделаешь?

-- Очень просто, -- рептилоид сполз с кресла, уступая мне место пилота, завис над пультом. -- Мы часто работаем с электронными машинами.

-- Но не с человеческими...

-- Двоичный код? -- счетчик провел лапой над пультом. Медленно прижал ее к портам компьютера, прикрытым прозрачной крышкой.

-- Снять? -- спросил я.

Счетчик не ответил -- а дисплеи тем временем начали гаснуть. Вмешиваться было глупо.  Я  просто смотрел,  как  рептилоид отключает

компьютер, как машина начинает перезагрузку и останавливается, не успев запустить операционную систему. Индикатор хард-диска часто мигал -- информация куда-то уплывала. Видимо, в маленькую треугольную голову.

Интересно, как это -- напрямую общаться с электронной машиной? Неужели это и впрямь нормальный метод коммуникации счетчиков?

И как они тогда ухитряются оставаться эмоциональными существами? Я где-то читал, что любое существо, способное воспринимать информацию на уровне отдельных байтов, окажется эмоционально холодным -- в нашем восприятии, во всяком случае. Слишком разным будет темп времени.

-- Очень интересное программное решение... -- сказал рептилоид, убирая лапу с пульта. Компьютер при этом не ожил -- все так же тускло тлели дисплеи, и даже индикатор хард-диска погас.

-- Какое еще решение?

-- Навигационная система. Для такой слабой машины подобная точность и быстродействие великолепны. Это человеческая разработка?

-- Да, конечно.

-- Вы очень способные, -- покровительственно сообщил рептилоид.

-- Ты собирался рассчитать координаты джампа.

-- Я этим занимаюсь.

-- И одновременно разговариваешь со мной?

-- Это разные уровни сознания, Петр. Сознание внешнее и сознание внутреннее. На одном уровне происходит обработка больших массивов информации. На другом -- активная материальная деятельность.

-- И оба уровня работают параллельно?

-- Когда это необходимо, например сейчас, то да. Если я нахожусь дома, в гнезде, то внешнее сознание лучше отключить. Если я лишен доступа к информации, то отключается внутреннее сознание.

-- А какое сознание у тебя главное?

-- Бессмысленный вопрос, -- отрезал рептилоид. Но я не унимался:

-- Что развилось у вас раньше, Карел? Внутреннее или внешнее сознание?

-- Ты ксенобиолог?

-- Нет, но мне интересно.

-- Внутреннее. Внешнее выработано искусственно, -- казалось, что счетчик ответил с большой неохотой.

И неудивительно. Он опять дал мне информацию о своей родине -- то, что скрывала любая раса. Я попытался представить мир, в котором возникла подобная форма жизни. Мир, где не требовалось бороться с врагами, добывать пищу, укрываться от непогоды, создавать орудия труда. Мир, где выживание зависело от скорости и точности обработки информационных потоков.

Что-то невообразимое.

Природа не создает уродливые формы жизни. Любое существо идеально в своей экологической нише. Хрупкие и огромные хиксоиды -- короли жарких и безветренных степей Сириуса. Мыши-алари -- порождение холмистых равнин Фомальгаута, они развивались в лабиринтах глубинных нор, им важна была подвижность и небольшие размеры.

Какая планета могла вызвать из небытия счетчиков? Мир, опоясанный кольцом наподобие Сатурна, где требовалось обрабатывать и обрабатывать информацию, обмениваться ею -- причем именно в электронной форме...

-- Я закончил расчет, -- сказал рептилоид. Мне показалось, что он смотрит на меня с иронией. Будто понимает, о чем я думал.

-- Давай проверим.

Счетчик издал тихий скрежет. До меня не сразу дошло, что это смех.

- Петр, я взял из твоего компьютера _все_. Я выяснил идеальную посадочную глиссаду и наиболее удобный космодром. Я учел те гравитационные факторы и движения звезд, о которых люди просто не знают. Я проверил ресурсы корабля.

Он положил лапу на пульт, индикатор хард-диска замерцал.

-- У тебя никогда не было такого идеального курса.

Основной дисплей дернулся и высветил навигационную таблицу. Компьютер с неуместной гордостью сказал:

-- Расчет джампа закончен. Жду приказаний.

Под насмешливым взглядом счетчика я выбрал в меню "подробности".

-- Джамп Земля-Земля, -- сообщил компьютер. -- Допуск -- одна миллионная процента.

-- Устраивает? -- спросил счетчик.

Еще бы.  Одна сотая была хорошим результатом, одна тысячная -- редкой удачей и гарантией успешного джампа.

-- Готовься, -- забираясь в кресло сказал я. И непроизвольно пожелал, чтобы счетчик все-таки что-нибудь напутал.

Конечно же этого не случилось.

Был джамп, и полчаса на оживление корабля. Я поел, а рептилоид от человеческой пищи отказался наотрез. Иного ждать и не приходилось -- в космосе нет существ с одинаковым метаболизмом.

Второй джамп привел нас к Земле.

Даже не потребовалось зажигать очередной фонарик -- мы вышли в реальное пространство над дневной стороной, и планета исполинским прожектором плыла под кораблем. Очень, очень близко -- я даже испугался. Прежде чем компьютер оживет, притяжение Земли может вытащить нас на нерасчетную траекторию.

Но опасения были напрасны. Челнок вышел из джампа на нормальной, стабильной орбите. Я посмотрел на счетчика, который шипел и подергивался, отходя от джампа, хотел даже спросить -- было ли это им задумано. И не стал.

Конечно же, да.

-- Ты доволен расчетом, Петр? -- спросил рептилоид.

-- Прекрасный джамп, -- признал я. -- Мне... никогда бы не удалось так рассчитать траекторию.

Счетчик издал цокающий звук.

-- Это не очень просто, Петр. Я давно тренировался в подобных расчетах. Мы предусмотрели любой поворот событий... даже тот, при котором мне пришлось бы самому вести корабль.

-- Так вы давно готовились? -- небрежно спросил я.

-- Три года по человеческому времени.

Я молчал. Цивилизация счетчиков потратила несколько лет на эту вылазку к Земле. Серьезная же игра у них идет...

-- Петр, ты должен понять, мы хотим только хорошего -- для нашей и вашей цивилизации. Четыре счетчика пожертвовали жизнью, прикрывая мое проникновение в твой корабль. Это... это очень много! Наша раса -- невелика!

Он уже освоился с невесомостью -- ловко перебрался с джампера на пол, цепляясь коготками за мягкое покрытие уселся в ногах. Повторил, вытягивая ко мне голову:

-- Только хорошего мы желаем, Петр!

-- Для хиксоидов хороша коллективная эфтанзия. Для коод-дельдо -- каннибализм. Как вы можете решать за нас?

-- Мы изучали вашу историю! Ваше общество, мечты, религии, идеалы. Мы отбросили случайные факторы, и выделили основные. Теперь мы сделаем вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.

Я отмахнулся. Ладно, пускай делает. В конце концов, решать не мне. Через полчаса после посадки голова будет болеть у президентов, экспертов по чужим и генералов сил космической безопасности...

Включив основной передатчик я послал сигнал вызова. Прошло секунд десять, прежде чем мне ответили -- по-русски, но с легким английским акцентом. Видимо, уже прочли код позывного, и поняли, с кем имеют дело.

-- Орбитальный контроль, видим вас.

-- "Трансаэро", борт тридцать шесть -- восемнадцать. Возвращаюсь с Хикси, Сириус.

Пауза.

-- Хорошая траектория. Как полет?

-- Прекрасно, -- я терпеливо ждал. Челнок уже взят на прицел радарами, а может и не только радарами -- кто знает, что из баек о СКОБе ложь, а что правда. Смешно думать, что десяток их спутников и пара орбитальных станций способны оказать сопротивление кораблю чужих. Но налог на СКОБу все платят без возмущений. Говорят, даже уклоняющиеся от любых налогов российские бизнесмены вносят анонимные пожертвования.

Мы всегда боялись неба. Это в человеческой крови -- страх перед бесконечной пустотой, сквозь которую плывет Земля. Люди готовы есть дрянную пищу и лечиться в разваливающихся больницах, лишь бы знать, что над ними, в бесконечном небе, кружат несколько железных песчинок с рентгеновскими лазерами...

-- "Трансаэро", все в порядке. Передаем тебя русским.

-- Пока, СКОБа.

Дежурный офицер не успел ответить, или не счел нужным. Вместо него возник другой голос:

-- "Трансаэро", с возвращением! ЦУП на связи.

-- Привет, Земля, -- сказал я, глядя на белесо-голубую равнину над головой. Мы летели над Африкой -- связь шла то ли через российский корабль космической связи, то ли через один из штатовских ретрансляторов. Сейчас мы сотрудничаем очень плотно... иначе нельзя.

-- Хорошо идешь, -- одобрил меня невидимый оператор. -- Значит так. Меня зовут Максим, я веду тебя до космодрома. Будешь садиться на Свободном.

-- На Байконуре -- никак? -- я покосился на навигационный экран, где уже крутился глобус, покрытый сеткой моей орбиты. Вроде бы, траектория позволяла...

-- Байконур занят. Обе полосы. Если очень постараться, то выведем тебя на саратовский-резервный, но какой смысл?

-- Хорошо, Земля. -- Спорить было бессмысленно. В Китае нас стараются без нужды не сажать, все-таки лишние налоги в казну чужого государства. А резервная посадочная полоса близ Саратова -- будущий космодром "имени Юрия Гагарина" -- еще не доведена до ума. Я там ни разу не садился, но ребята рассказывали.

-- У тебя двадцать пять минут на перекур. Ты сейчас выходишь из зоны связи, мы берем тебя вновь в апогее, над Аляской, и сразу начинаем торможение.

-- На корабле все в порядке? -- поинтересовался я. Телеметрия с борта начинает передаваться автоматически, и операторам куда виднее, как птичка перенесла джамп.

-- Все хорошо, -- успокоил Максим. -- Отдыхай. До конца сеанса -- тридцать секунд.

-- Я с гостинцем лечу... -- буркнул я, покосившись на счетчика.

Оператор тихо засмеялся:

-- Ну, надеюсь, что не порожняком. Компания уже закидала нас запросами, видимо контракт...

Голос оборвался резко, словно ножом обрезали. Автоматика вытягивала слабеющий сигнал до последнего, а потом просто отключила связь. При желании я мог связаться со СКОБой -- их станции перекрывают весь горизонт, но зачем...

-- Не о том гостинце речь, -- сказал я в пустоту. Посмотрел на счетчика: -- Готовься к шуму, Карел. Скоро такое начнется...

-- Не надо, -- быстро сказал рептилоид. -- Это не нужно! Моя миссия не рассчитана на общение с официальными лицами!

-- Да? -- я засмеялся. Покачал головой. -- А на что ты надеялся, счетчик?

-- Карел, а не "счетчик"! -- рептилоид замотал головой. -- Слово "счетчик" оскорбительно, Петр!

-- Почему? Это не наша выдумка, все чужие зовут вас так.

-- А людей они зовут "извозчиками", -- рептилоид указующе протянул ко мне короткую лапку. -- Петр, узкая функция -- это клеймо! Спасение для слабой расы, но и проклятие. Тот, кто не сможет выйти за рамки, наложенные природой, всегда будет слугой!

-- Извини, -- я и впрямь смутился. -- Ладно... Карел. Как скажешь. Но я все равно должен сообщить о тебе на Землю.

Казалось, рептилоид задумался.

-- У нас есть десять с половиной земных суток, -- сообщил он наконец. -- В течении этого времени наши расы должны выполнить хадж.

-- Что?

-- Хадж. Паломничество. Подвиг. Служение. Очень многослойное понятие, трудно перевести однозначно.

Он говорил быстро-быстро, словно нервничал.

-- Петр, я уже объяснял -- мне необходимо встретиться с Андреем Хрумовым. Ты можешь присутствовать при разговоре. Ты поймешь. Официальные каналы слишком медленные!

-- Конечно, медленные! Но откуда мне знать, чего ты _действительно_ хочешь? Может быть, тебя послали убить деда!

-- Нет! Мы не убиваем! Никогда! -- счетчик даже дернулся от такого предположения. -- Петр, ты позволил мне управлять кораблем -- и все прошло хорошо. Доверься еще раз!

-- Это просто невозможно.

-- Почему?

-- Черный ящик, например. Все разговоры на борту записаны. Их прослушают, и узнают, что я летел не один.

-- Записи я изменю, -- небрежно сказал счетчик. Я хотел было объяснить ему. что это невозможно -- магнитофон на стальной проволоке, упрятанный в герметичный контейнер, просто не управляется снаружи... И осекся.

А зачем -- "снаружи"? Хилая лапка ложится на броню... и мотор оживает. Бобины отматываются назад. Стираются все наши разговоры, добавляются невинные звуки и междометия -- скучающий пилот разговаривает сам с собой.

Он сможет, пожалуй.

-- Невидимым ты тоже умеешь становиться? -- я даже не иронизировал. Просто вспоминал процедуру досмотра и контроля. Рентгеновские "воротца", тепловые детекторы, сканирования сетчатки и прочее, чем встречает космодром рейсы с чужих миров.

Будь даже счетчик размерами с котенка, я не смогу протащить его мимо контроля.

-- Невидимым? Нет. Но контроль мы преодолеем.

Я покачал головой.

-- Петр, три года моя раса готовила эту миссию. Все будет хорошо!

Почему-то мне хотелось ему верить...

-- Карел, нет...

-- Я не причиню вреда!

-- Нет. Это преступление, понимаешь? Даже если ты не лжешь, меня отдадут под трибунал.

-- Победителей не судят, Петр, -- счетчик оттолкнулся от джампера, плавно подплыл ко мне, приземлился на коленях. Вытянул морду к самому лицу, и просительно повторил: -- Поверь... поверь мне. Судьбу галактики решаешь сейчас ты!

Я даже головой замотал.

-- Это слова...

-- Это правда! Петр, если ты откажешься, то через месяц Земли не будет! Не будет... и моей планеты -- тоже!

Глава 3.

Над Аляской ЦУП снова восстановил связь.

-- "Трансаэро", мы начинаем.

-- Хорошо, Земля.

-- Все в порядке?

Я отвел глаза от рептилоида, прежде чем ответить:

-- Да.

Вот так, наверное, и становятся предателями. Поверив чужому. Все равно, человеку ли в иноземном мундире, или говорящей ящерице. Не из страха, не из корысти -- из самых благих намерений.

Впрочем, у счетчика все равно нет шансов. Он не представляет себе систему безопасности космопорта... я и сам ее плохо представляю. Ровно настолько, чтобы понимать -- посты не минуешь.

Челнок подрагивал, разворачиваясь. Земля переместилась под ноги, Теперь "спираль" летела дюзами вперед, готовясь дать импульс на торможение.

-- Первый, -- сказал диспетчер. Меня потянуло из кресла, когда двигатель ожил. Он отработал секунд семь, прежде чем наступила пауза.

Пока компьютер обрабатывал новую траекторию, я посмотрел на счетчика. Разговаривать нам больше было нельзя -- он уже "подправил" записи черного ящика, сделав это именно так, как я и представлял. Возложив лапки на пульт... Он и сейчас сидел в этой же позе, примотанный тонким тросиком к скобам на кожухе джампера. Динамические операции -- это не старт на гравитационном луче чужих, и не прыжки сквозь изнанку Вселенной. Перегрузки неизбежны.

-- "Трансаэро", мы повторяем, -- сообщил диспетчер.

Мне показалось -- или его голос изменился?

-- Как траектория, Максим?

-- Чуть нестандартная... -- он явно колебался. Было еще время вернуться на стабильную орбиту. -- Корректируем. Второй импульс через девять секунд, продолжительность -- три и пятнадцать сотых...

Счетчик посмотрел на меня. И медленно, старательно, подмигнул серым веком.

Что это он...

Дрожь корпуса, гул двигателя. Тишина...

-- Максим, -- я старался говорить спокойно. -- По моему пульту -- импульс три и четыре десятые секунды. Тяговый момент расчетный.

Диспетчер молчал секунд пять.

-- "Трансаэро", у нас те же данные. Мы считаем.

-- Траекторию!

-- Не волнуйся. Ты в пределах посадочного коридора.

Уже что-то... по крайней мере, не сгорю, и не отрикошетирую от атмосферы. Протянув руку я слегка толкнул счетчика -- пусть будет наготове. Сейчас его способности могут понадобиться.

-- Петр, -- диспетчер вдруг обратился ко мне по имени. -- Ты входишь в атмосферу нормально.

Я шумно выдохнул.

-- У тебя проблемы на участке планирования. Ты... промахиваешься.

Участок планирования...

Это пусть журналисты пишут о гордо парящих челноках, заходящих на посадку с полными трюмами. Челнок планирует с грацией чугунного утюга. Даже пассажирский самолет с отказавшими двигателями обречен на падение -- и это с его нормальными крыльями. А уж с моими раскладными плоскостями, способными едва-едва корректировать полет...

Падаем мы. Не летим, а как говорилось в одном мультике, "красиво падаем". Прямо на идеальные, залитые полуметровым слоем бетона, полосы космодрома. Падаем, превращая кинетику орбитальных скоростей в подобие полета.

-- Насколько -- "промахиваюсь"?

Я спросил, и в тот же миг мой компьютер ухитрился довести до конца свой расчет. Диспетчер подтвердил:

-- Около ста километров, Петр.

Сглотнув, я сказал:

-- Жду указаний, Земля.

-- На стабильную орбиту ты уже не возвращаешься. Главное, сохраняй спокойствие, Петр. Мы ведем тебя.

-- Куда? В Китай, на сувениры?

-- Ты... приземляешься около Благовещенска...

-- Падаю около Благовещенска! Или на этой неделе там построили новый космодром?

-- Петр, сохраняйте спокойствие, мы ищем варианты.

-- Понял.

Я ждал. Приземление уже началось. Путь к Земле необратим -- запас горючего в "Спирали" очень и очень ограничен. Все, что я сейчас могу -- это чуть-чуть корректировать траекторию.

-- "Трансаэро", мы берем управление. Держись.

Снова гул двигателя -- короткий, он выложился до конца, сожрав в последнем импульсе остатки горючего. Осталась самая малость -- для атмосферных маневров.

-- Петр?

Я смотрел на дисплей. Предполагаемая точка посадки сместилась -- от Благовещенска к Свободному... но не до конца.

-- Мы скорректировали траекторию...

-- И что?

Пауза. И беспощадный ответ:

-- Не на город же тебе садиться.

-- Спасибо, -- прошептал я.

-- Петр, мы поднимаем вертолеты...

-- Спасибо, -- повторил я. Челнок снова дрогнул, разворачиваясь носом вперед. Меня даже не предупредили о маневре.

-- Петр, тебе придется сажать машину вручную. Слушай меня внимательно... -- диспетчер глотнул воздуха. -- По линии твоего приземления проходит автомагистраль...

Я засмеялся -- а как тут было не засмеяться? Сажать двадцатитонный "лапоть" на плохо асфальтированную дорогу?

-- Это хорошая магистраль, Петр...

А то я не знаю наши дороги.

-- Иного выхода нет, пилот.

Конечно нет. На "Спирали" не предусмотрена система аварийного спасения. Зачем перегружать челнок, когда так много желающих занять место пилота, а каждый килограмм иноземного дерьма стоит немыслимые деньги?

Челнок начал легонько подрагивать -- первое, еще нежное, касание атмосферы.

-- Идите вы все к черту!

Они сознательно провели эту последнюю, безумную коррекцию курса, практически лишив меня возможности управлять челноком. Чтобы отвести удар от города. Чтобы у меня не было иного выхода, кроме как сажать "межзвездный" корабль на разбитое шоссе.

-- Мы перекрываем магистраль, через полчаса она будет чистой.

Он так старательно говорил "магистраль" -- этот незнакомый мне мужик из ЦУПа. Сразу представлялись сверкающие, прямые как стрела, западные автострады.

-- Связь уходит. Держись, Петр.

Вокруг челнока разгоралось свечение ионизированного воздуха. Нос корабля начал медленно приподниматься, принимая основной удар плазмы на бронированное брюхо. И все равно, на сверхпрочном жаростойком стекле переднего иллюминатора плясали огненные змеи.

-- Приплыли, дружок, -- сказал я, повернувшись к счетчику.

Это -- судьба.

И она, наверное, права. Исправляет мои ошибки, мою слабохарактерность. Не пускает на Земля врага, сумевшего заморочить голову неопытному пилоту...

Счетчик улыбался. Словно его не пугала ни огненная буря вокруг, ни неминуемое крушение при посадке, ни дикая ошибка в отработанных программах приземления...

Ошибка в программах?

-- Гад! -- завопил я, рвясь из кресла. -- Скотина!

Самый простой способ миновать контроль космопорта -- приземлиться за его пределами.

Сумей я сейчас встать, я разорвал бы счетчика на куски голыми руками. Но перегрузка уже давила, вырывая из ремней, стремясь бросить на хрупкую начинку пульта.

Нет уж.

Нет.

Но на что он может надеяться, чешуйчатый инопланетянин Карел? Удар при посадке будет слишком силен...

Впрочем, откуда я знаю, какую перегрузку способно выдержать это тело?

В рвущемся огненном саване "Спираль" неслась к Земле.

Счетчик скосил на меня глаза. Ему приходилось куда хуже -- вместо удобного анатомического кресла с широкими ремнями -- стальной трос через талию...

Дисплей замерцал -- оранжевым, призывным светом. Я посмотрел на экран -- поверх траекторных расчетов медленно плыли строчки:

"Петр, все хорошо. Говори, но не обращайся ко мне лично. У нас не будет времени на повторную чистку записей."

Как ни странно, но я подчинился.

-- Челнок не может приземлиться вне космодрома, -- сказал я.

"Ты сможешь."

-- Нет, это невозможно!

"Ты хороший пилот".

-- Двадцать тонн! Нужна специальная полоса!

"Молчи! Молчи!"

Я замолчал. Челнок трясло -- не слишком сильно, привычно. В иллюминаторах бился огонь. Как правило в такие минуты делается не по себе -- теплозащита надежна, но уже дважды шаттлы гибли при посадке. Прогорал какой-то участок, или отслаивалась керамическая плитка, и плазменная струя врывалась внутрь.

Но сейчас мне угрожала куда более реальная беда.

За всю историю космонавтики челнокам не приходилось садиться на неприспособленные площадки. Лишь специальные полосы, лишь лучшие из военных аэродромов -- для аварийных посадок, лишь выглаженные самой природой глади пересохших соляных озер.

Но не дорога.

Я вспомнил старую, советских времен комедию, где пассажирский самолет опустился на шоссе. Эту сцену снимали на аэродроме -- обычное дорожное покрытие не выдержало бы.

В чем я сейчас удостоверюсь на практике.

Как странно все происходящее ныне в мире. Межзвездные полеты, чужие цивилизации стали реальностью. И ничего -- ничего не изменилось! Те же раздолбанные шоссе, по которым ползут "КАМАЗы" и "Жигули", те же мыльные оперы по телевидению, протекающая сантехника и сопливые по весне носы.

Будущее коснулось настоящего, снисходительно потрепало по плечу, и улеглось отдыхать.

Двадцать процентов населения Земли работает на космос. Строит корабли, готовит топливо, сооружает смехотворные орбитальные крепости, пытается справиться с обезумевшей от ракетного бума экологией.

А мне предстоит садиться на оплывший от жары асфальт.

-- Прощай, -- сказал я счетчику. Тот промолчал -- не только вслух ничего ни произнес, но и к компьютеру подключаться не соизволил.

Ладно.

Огненный шторм вокруг челнока уже утих, теперь мы просто неслись в стратосфере, на высоте двадцати с небольшим километров, словно обычный сверхзвуковой самолет... с неработающими двигателями. Я отключил автоматику, взялся за штурвал. Осторожно качнул челнок -- он слушался рулей неплохо, на такой скорости давление набегающего воздуха компенсировало разреженность.

Будь в баках хотя бы обычный резерв горючего, я бы попытался сманеврировать и сесть на космодром. Но баки были почти сухими.

Минут через десять мы уже спустились до облачного слоя, и в этот момент восстановилась связь.

-- "Трансаэро", ответьте... -- устало повторял диспетчер.

-- Я на связи.

-- Борт тридцать шесть -- восемнадцать! Видим вас!

-- Очень рад, -- сказал я.

-- Петр, вертолеты в воздухе, в точке твоей посадки дорога расчищена. Ты идешь прямо по направлению трассы, у тебя неплохой шанс.

Я не стал уточнять проценты этого шанса. Не лучшее время для ругани.

-- Что советуете, Земля?

-- Петр, на связи Александр Данилов, -- сказал диспетчер. И тут же в разговор вступил другой голос. Немного мне знакомый. Лучшего пилота "Трансаэро" Данилова я видел раза три. Сейчас он водил "Бураны", но начинал со "Спирали".

-- Петр, времени на соболезнования нет, -- начал он. -- И постараемся, чтобы они не понадобились. Через десять минут ты пролетаешь над космодромом. Еще через две, на высоте около пяти километров, оказываешься над дорогой.

По крайней мере, он не сказал "над магистралью"...

-- Дорога хреновая, -- безжалостно сообщил Данилов. -- Я по ней ездил. Но тот участок, где ты снижаешься до нуля, относительно в порядке... там часто ездят китайские торговцы, маленько подлатали покрытие. На автоматику рассчитывать не приходится. Какой у тебя опыт полетов?

-- Два с инструктором, семь самостоятельных. Все на "Спирали", -- я сглотнул, и добавил: -- Все посадки на автоматике...

-- Это я знаю. Военный налет?

-- Девять полетов.

-- На чем летал?

-- На "сушке", тридцать седьмой.

-- И то хорошо. Запомни, "Спираль" все-таки управляема вручную, очень медленно слушается рулей на посадке, но все возможно. Я садился вручную дважды.

-- Дорога широкая? -- спросил я. От ровного, злого голоса Данилова оцепенение проходило.

-- Пять метров. Могло быть и хуже. Если опустишься четко, то колеса в кювет не попадут. Прокатись хотя бы метров сто, чтобы сбросить скорость. Тогда у тебя все шансы уцелеть, когда скатишься с шоссе.

-- Люди есть на дороге?

-- Уже нет. Ее действительно очистили, не волнуйся.

-- Саша, -- от волнения я потерял всяческий пиетет, -- у меня реально есть шанс?

-- Небольшой, но есть. Я сейчас в вертолете... да, вижу тебя! Посмотри вниз... черт, у тебя нет такого обзора... Космодром видишь?

Я видел. Впереди, и очень далеко внизу.

Когда я садился на Свободном, то на такой высоте над ним, конечно, не пролетал...

-- Ты ровно идешь, -- утешил меня Данилов. -- Эта птичка еще полетает. Тебе выдали расчет курса?

-- Да, -- глядя на дисплей ответил я. -- Две коррекции?

-- Одна, чтобы выйти на ось дороги, другая перед касанием.

-- У меня хватит топлива лишь на одну.

Данилов секунду молчал, потом решил:

-- Выполняй первую, иначе промахнешься вообще. Дальше будешь планировать.

-- Понял.

-- Все, работай, -- бросил Данилов. -- Ветра практически нет, видимость идеальная. Я на связи, но больше тебе не мешаю. Всем молчать!

Я проводил взглядом оставшийся по правому борту космодром. Четыре главных старта, для челноков, три маленьких, для спутников. Две прекрасные, широкие, оборудованные на славу полосы. Пятнышко вертолета в небе. Я мысленно помахал Данилову рукой.

Счетчик молчал, лишь подергивал лапой по кожуху джампера. Слабый шорох отвлекал, я зло глянул на рептилоида, и тот затих. Похоже, понял.

Расчет на последнюю коррекцию уже был в компьютере. В общем-то, использование маршевого двигателя в атмосфере не рекомендуется. Но мне терять нечего.

Я дал подтверждение на маневр, и через несколько секунд двигатель автоматически включился. В атмосфере он работал как-то натужно, взахлеб... а может быть, мне это уже мерещилось... Двухсекундный импульс -- челнок слегка дернулся, вообразив, что научился летать, потом продолжил падение.

По крайней мере мы действительно шли над дорогой.  Господи, неужели в России научились прокладывать дороги прямо, не обходя каждый холмик? Или эта осталась с царских времен?

Высота уже упала до километра. Впереди, по обочине дороги, мелькали коробочки машин. Надо же, действительно очистили трассу...

Скорость, вот мой главный враг. Триста с лишним километров в час -- ничто по космическим масштабом. Но для обычной дороги и это непозволительно много.

Я качнул челнок, проверяя, как слушаются рули. Машина отозвалась на удивление неплохо. На экране компьютера желтая линия -- моя траектория, отклонилась от зеленой. Я вновь вернул "Спираль" на ось дороги. Безумная надежда, что мне все-таки удастся приземлиться, стала чуть менее безумной. На дорогу меня вывели настолько великолепно, словно отрабатывали этот маневр давным-давно.

Счетчик опять начал скрести кожух. Но уже не было времени отвлекаться. Дорога была в сотне метров под нами, и высота стремительно падала. Я пытался разглядеть, ровно ли иду, но компьютер уже был бесполезен, а обзор из кабины "Спирали" никогда не отличался широтой. В последний миг я все же довернул челнок правее.

В тот миг, когда машина наклонилась, я заметил сразу две вещи. Во-первых, интуиция не подвела, я и впрямь рисковал завалиться в кювет, не будь этого последнего маневра. Вторая новость была куда хуже -- в полукилометре впереди дорога резко сворачивала, огибая невысокую, заросшую деревьями сопку. И мало того, навстречу мне ехала машина!

Разницы между тем, куда я врежусь, для меня, впрочем, не существовало. Шесть секунд, и...

Челнок тряхнуло, когда шасси коснулось асфальта. Он сразу пошел юзом, как машина на льду, разворачиваясь левым крылом вперед. В приступе бессмысленного рвения я выправил космоплан. Впереди разворачивалась машина -- огромный, обшарпанный "Икарус". Шофер, увидев несущейся на него звездолет не растерялся, а ухитрился затормозить и стал разворачиваться.

Господи, вот это бред! Челнок трясся, подскакивая на дороге, но пока ухитряясь не слететь в кювет, и не перевернуться на одной из многочисленных колдобин. Впереди улепетывал, выжимая из мотора все силы, автобус. Да что он творит, я все равно быстрее, догоню! Выскакивал бы, выводил людей... нет не успеть... так хоть съехал бы с дороги, может кто жив бы остался...

Я еще попытался согнать "Спираль" с дороги. Хоть на обочину, хоть в сопку -- лишь бы не в автобус! В голове вдруг всплыл пронзительно-трагический голос полузабытой певицы: "А город подумал -- ученья идут..."

Но челнок явно не разделял мою готовность к самопожертвованию. Он уже не скакал, а мчался по дороге, примирившись с асфальтом под колесами. Российские звездолеты -- самые надежные в мире!

Автобус набрал-таки изрядную скорость, и расстояние сокращалось так медленно, что я успел заметить номерной знак: "06-31", выхлопную трубу, выплевывающую густой сизый дым, привязанное сзади мятое ведро и надпись "Не уверен -- не обгоняй!"

Вот мы и не стали обгонять, а врезались в автобус...

Меня рвануло в ремнях, челнок содрогнулся, вставая на дыбы. Обшитый керамикой нос "Спирали" оказался покрепче прогнившего железа. Челнок въехал в автобус до половины, пока крылья не задержали его стремительного продвижения. Пару секунд мы ехали этим неожиданным тандемом, потом, снеся редкие бетонные столбики, стали преодолевать сопку. Где-то на десятом дереве и автобус, и космолет примирились с преградой и остановились.

Вот тут тряхнуло так, что я на мгновение отключился. А когда глаза удалось открыть, то с удивлением понял, что еще жив. Нос "Спирали" смялся, кабина сморщилась как гармошка, но почему-то уцелели все стекла, и работало освещение. На завалившемся джампере возился счетчик, отвязывая страховочный тросик. И как его не разорвало напополам...

Я потряс головой, пытаясь прогнать из глаз кровавую муть.

А потом все у меня внутри похолодело.

Кровь была не в глазах. Все стекла "Спирали" были покрыты багрово-красным месивом.

Боже!

Я сорвал ремни, выкарабкался из кресла, шатаясь пошел в шлюз. Счетчик, привстав на кожухе джампера, шлепнул меня лапкой по руке, словно останавливая, но мне было не до него. Челнок подрагивал, видимо, сползая вниз по склону. Дверь в шлюз открылась с третьего рывка, потом я рвал рычаг аварийного выхода. Люк поддался не сразу, но я все же справился -- ужас придал силы.

Воздух был прохладным и сырым, от горячей обшивки валил пар. Вокруг топорщился покореженный соснячок, от "Икаруса", замершего впереди, несло гарью. Я спрыгнул с двухметровой высоты, поскользнулся на мокрой траве, пошатываясь побрел к автобусу. Часть стекол тоже уцелела, лишь покрылась паутиной трещин, сквозь которые проглядывала все та же багровая каша.

Только бы не дети! К горлу подкатил комок. Я дрожащими руками расстегнул кобуру. Застрелиться, как положено офицеру...

Со скрипом открылась дверь автобуса, на землю вывалился тощий небритый мужик в тренировочном костюме. Потряс головой, окинул взглядом смятый автобус, потом меня. Поднялся. В руках у него была монтировка.

-- Космонавт хренов! -- завопил он. -- Разлетались, мать вашу!

-- Сколько? -- только и смог спросить я. Ноги не держали, матушка-Земля укоризненно тянула прилечь. -- Сколько... там?

Я кивнул на смятый автобусный салон, стараясь не смотреть лишний раз на заляпанные стекла.

-- Восемьдесят! -- взвыл водитель, и у меня все внутри оборвалось. Точно, детей подавил... -- Восемьдесят ящиков, гад! Мне ж теперь не расплатиться!

Прежде чем я осознал эти слова, и понял, что людей в ящиках не возят, водитель со своей монтировкой почти подобрался ко мне.

-- Стой! -- крикнул я, выхватывая пистолет. -- Я майор ВВС России Петр Хрумов! Имею право применять оружие! Не приближаться!

Водитель выронил монтировку, сел на склон и заныл, обхватив голову руками и раскачиваясь. До меня донеслось что-то о китайских подрядчиках, вырастивших помидоры, о жителях Хабаровска, которые без этих помидоров жизни не мыслят, о несчастном "Икарусе", который водителя кормил, поил, а теперь только в металлолом и годен. Но сил посочувствовать не было. Помидоры! Восемьдесят ящиков! Да хоть весь китайский урожай этого года!

-- Какого черта ты в автобусе помидоры вез? -- спросил я.

-- А в чем еще, у меня "КАМАЗа" нет!

-- Да успокойся, тебе выплатят компенсацию!

Водитель прекратил ныть, приподнял голову. Недоверчиво спросил:

-- Точно?

-- Выплатят! -- подходя к автобусу пообещал я. Выглядело все кошмарно. Я наклонился, соскреб с травы багровую кашу, поднес к лицу, чувствуя себя начинающим вампиром. Точно, помидоры...

-- Так это из-за тебя дорогу перекрывали? -- спросил водитель со спины. Я, не оборачиваясь, кивнул.

-- Блин... а я думал, снова на железке цистерны рванули... -- промямлил водитель. -- Вечно, как ваша горючка рванет, так весь район оцеплен...

-- Что, часто рвется? -- заинтересовался я.

-- Раза два в год...

Да, понятное дело. Ракеты-носители летают на очень токсичном топливе. А стартов много, а цистерны старые, а персонала обученного вечно не хватает... Я вздохнул:

-- Если б не твоя колымага, конец мне...

Водитель покосился на дорогу, поскреб щеку.

-- Уж точно, ты гнал будь здоров... Километров двести?

-- Посадочная скорость -- триста пятьдесят.

Водитель пощелкал языком, тон его сразу изменился. Теперь я был не залетным космонавтом, а почти коллегой.

-- Ну, я больше ста здесь держать не рискую... У меня движок -- совсем барахло. Конечно, у вас-то... -- Он осекся, оглядывая челнок, сплюнул, пробормотал: -- Крепко я головой приложился... Тебя как зовут, космонавт?

-- Я же говорил, Петр!

-- Петя... А я -- Коля.

Я машинально пожал протянутую мне руку. Нас сейчас можно было снимать для агитационного плаката компартии -- полное единство армии и народа. Вот только челнок, хищно пронзивший носом автобус, пришлось бы заретушировать -- какие-то неправильные ассоциации возникали.

-- Ты откуда прилетел? -- поинтересовался водитель.

-- С Сириуса-А-восемь. Планета Хикси.

-- Знаю! -- оживился Коля. -- Видел я Сириус! Мне сынишка показывал, он в кружок астрономов ходит, сам телескоп собрал, маленький такой... Тоже космонавтом хочет быть.

Он подошел к челноку вплотную, боязливо притронулся к обшивке и с руганью отдернул руку. Конечно, керамика еще не остыла, градусов сто-двести точно есть.

-- Горячий, мать его! -- взвыл Коля. -- У меня ж все помидоры поджарятся! Помоги, выгрузим!

Я укоризненно посмотрел на водителя, и Коля махнул рукой.

-- А... ладно. Что уж теперь... Эй, а он не излучает?

-- Корабль? Нет, не бойся. Радиация чуть выше фоновой. Не опасно.

Водитель закивал:

-- Верно, чего нам бояться, после такого дела... Петя, так ты, считай, заново родился!

-- Угу.

-- Это... отметить надо бы?

Я так растерялся, что не нашелся, что ответить. Водитель, приняв мое молчание за согласие, метнулся в кабину, и через минуту возник с початой бутылкой водки, стаканом, и куском сала, завернутым в "Литературную Газету".

-- Только ты подтверди, потом, как гаишники приедут, что я трезвый был! -- раскладывая на травке газету попросил Коля. -- Это сейчас только... стресс снять...

У меня возникло легкое сомнение, был ли Коля трезвым, и зачем ему понадобилось так поспешно прикладываться к бутылке. Но я промолчал. В конце-концов, мне его автобус жизнь спас.

Мы уселись, Коля сунул мне стакан, налил, и в этот момент послышался стрекот вертолета.

-- Мои летят, -- сообщил я, привставая.

-- Ты давай, давай! -- засуетился Коля. -- Вот... хочешь помидорку принесу?

Он бросился к автобусу, и стал выбирать из давленой каши под колесами целый помидор. В этот момент вертолет, низко идущий над дорогой, показался в поле зрения. Как ни странно, это были не спасатели: из открытой двери торчал зрачок телекамеры. Оператор, пристегнутый за пояс, жадно снимал картину дорожно-транспортного происшествия.

-- Это наши, хабаровские телевизионщики... -- сообщил Коля, протягивая мне помидор. -- На, закуси!

Я машинально глотнул водки и откусил помидорину. Овощ китайцы вырастили хороший, вкусный, а вот водка драла горло как керосин.

Коля сразу расслабился, и довольно подмигнул мне:

-- Нам теперь гаишникам попадаться нельзя! -- доверительно сообщил он. -- Так что, пускай твои прилетают, и нас обоих увозят! У меня стресс, мне отдыхать теперь надо!

Вот оно что.

-- Да не пугайся, какое к черту ГАИ, тут ФСБ будет разбираться! -- успокоил я его.

Вертолет по прежнему кружил над дорогой, не делая никаких попыток опуститься и предложить помощь. Мы выпили еще по чуть-чуть, когда прилетели спасатели -- два легких вертолета, выкрашенные в оранжево-белую полосу и камуфлированный армейский "КА-72". Репортеры немедленно смылись, словно опасались, что в них пустят ракету. Военный вертолет начал описывать над сопкой круги, а из приземлившихся спасательных к нам бросились люди. Несколько врачей, два автоматчика, и сам полковник Данилов. Я поднялся, отмахнулся от докторов и отрапортовал:

-- Докладываю: аварийная посадка проведена успешно. Жертв нет, груз цел. Состояние корабля удовлетворительное.

Данилов молча сгреб меня в объятия. Был он здоровый, кряжистый сибирский мужик, выше меня на голову.

-- Ну Петр, ну отмочил... -- пробормотал он. -- Зараза, сел ведь! Сел, сел!

-- Вот... автобус удачно подвернулся...

Данилов покосился на "Икарус", сморщился, и повторил мой вопрос:

-- Сколько там?

-- Помидоры там, товарищ полковник. Жертв нет.

-- Ну, Петя... -- Данилов недоверчиво уставился на томатную пасту, заляпавшую окна. -- Сверли погоны...

По-прежнему обнимая меня за плечо, он пожал руку оробевшему шоферу. Видимо, военная форма производила большее впечатление, чем мой полетный комбинезон.

-- Благодарю вас.

-- Да что там...  -- замахал руками водитель. -- Вижу -- летит! Прямо в сопку! Ну, думаю, хрен с ними, с помидорами, человек дороже! Принял на борт... хм... ну...

Он смущенно потупился. Ай да Коля!

-- Я лично распоряжусь о представлении вас к награде, -- пообещал Данилов. -- Убытки компенсируем.

Водитель расцвел, а Данилов кивнул терпеливо ждущим врачам:

-- Нет вам работы! Слыхали? Нет!

Те огорченными от этого известия не выглядели. Между тем полковник подхватил с земли бутылку, глотнул, сморщился, и принялся отдавать приказы. Минут через пять с военного вертолета высадили еще троих солдат, в сторонке развернули полевую рацию.

-- Собирай вещички, -- Данилов махнул рукой. -- Да, впрочем, бог с ними... Нечего тебе здесь киснуть. Летим домой.

Я кивнул, оглядываясь на челнок. Да какие у меня, собственно, "вещички"? Пара сувениров, смена белья...

Счетчик!

Это было как удар под дых.

Словно пелена слетела с сознания.

Счетчик!

Вот мы врезаемся в автобус, вот я бегу в шлюз -- пока рептилоид распутывает тросик.

Где он?

-- Александр Олегович... -- прошептал я. Данилов нахмурился. -- Александр Олегович, там...

Данилов схватил меня за руку и молча потащил к челноку.  Под открытым люком уже стоял автоматчик, но внутрь еще никто не заходил.

-- Чего трап не спустил? -- спросил он, примеряясь к обрезу люка.

-- Торопился... -- виновато прошептал я.

-- Торопливость, Петя, она знаешь, когда хороша... подсоби!

Под любопытным взглядом автоматчика я подсадил Данилова, тот подтянулся и скрылся в люке. Через пару мгновений вниз медленно пополз трап.

-- Давай... -- донеслось до меня.

Данилов никуда не ушел из шлюза. Когда я поднялся, он открыл люк грузового отсека и задумчиво оглядывал штабели кортризона.

-- Александр Олегович, я должен вам сказать... -- полушепотом начал я.

-- Ничего ты не должен, -- не оборачиваясь сообщил Данилов. -- Петр, все пилоты хоть раз, да возили контрабанду. Я все понимаю. Бери свои вещи, и уходим.

Но я же совсем не то имел в виду!

-- Быстро! -- гаркнул Данилов. -- Я осматриваю груз. Ты собирай вещи.

Как загипнотизированный я поплелся в рубку.

Мерцающие огоньки пульта. Перекошенный цилиндр джампера. Томатные потеки на стеклах кабины. Раскрытый шкафчик, из которого выпал пакет с чистым бельем.

На всякий случай я заглянул во все отделения шкафчика и в холодильник.

Почему я не удивлен, что Счетчика нигде нет?

Да, конечно, это был шок -- когда я врезался в автобус. Да, еще большим облегчением стали слова шофера.

Но почему я так легко забыл -- напрочь забыл! -- о Счетчике?

Я вспомнил последний миг, когда видел его. Быстрое касание когтистой лапы... Той самой лапы, что так легко стирала память компьютера.

Человек -- не машина. Но есть ли эта разница для Счетчика? Он заставил меня забыть, пусть на время, о своем существовании! А потом, пока я распивал с шофером водку и закусывал китайскими помидорами -- ушел!

Я понимал, конечно, что надо делать. Рассказать все Данилову, пусть район перекрывают. Облава... солдаты, собаки, вертолеты, мобилизованные местные жители. Найти чешуйчатого Карела!

Нет, я конечно человек слегка наивный, сам знаю. Но не настолько же...

Кто мне поверит? Никаких следов чужого в челноке уже нет. У меня, наверняка, обнаружат все признаки сотрясения мозга и нервного стресса. Для проформы слегка прочешут местность -- и никого не найдут. Счетчик действительно все рассчитал! Сейчас он может лежать, зарывшись в грунт, или, какими-то немыслимыми метаморфозами принять облик кабана, дерева, или камня... А может быть, он несется сейчас вдоль дороги со скоростью трехсот километров в час. Что мы знаем о чужих, тем более -- о таких редких, как Счетчик?

Меня ждет больница и снятие с полетов. На всякий случай. Небольшая пенсия, работа военруком в школе или инженером на заводе... или шофером. Буду ездить, как Коля, с грузом финских йогуртов или польской тушенки, и рассказывать новым приятелям байки о далеких мирах...

-- Собрался, Петя? -- рука Данилова легла на плечо. Я вздрогнул.

-- Д-да... почти.

Под его добродушным взглядом я подхватил куртку, пакет с сувенирами -- абсолютно законными, а никакой не контрабандой! По привычке подошел к пульту и заглушил все системы корабля. Теперь им займется аварийная команда.

-- Вряд ли эта птичка поднимется в небо... -- сухо сказал Данилов.

Я сглотнул, оглядывая маленькую кабину. Что ни говори, а двенадцать рейсов сделано... привык я...

-- Не переживай. Хватит тебе на "Лапте" летать. Я помогу... если хочешь, пойдешь вторым пилотом на мой "Буран".

Я так поразился, что даже не нашелся что ответить. Данилов предлагает пойти в его экипаж! На самые интересные и выгодные рейсы!

-- Идем... -- полковник легонько пихнул меня к шлюзу. -- Вертолет ждет.

Что-то еще я забыл...

-- Сейчас, -- я оборвал нитку, на которой болтался над пультом меховой мышонок. Сунул игрушку в карман, смущенно посмотрел на Данилова.

Но он не стал смеяться.

Когда мы взлетали, по дороге уже подъезжали три крытых тентом грузовика с солдатами, две легковушки и БТР. Данилов проводил их одобрительным взглядом.

-- Какие планы, пилот? -- заорал он, перекрывая рокот винта. -- Пресс-конференцию устроим?

Я замотал головой. Еще чего не хватало -- врать на весь мир!

-- Правильно, -- решил полковник. -- До завтра подождут...

Мне давно говорили, что Данилов -- не только лучший пилот "Трансаэро", гордость российского космофлота. Слышал я и про то, что он сотрудник службы безопасности, и про то, что ему принадлежит изрядный пакет акций компании. Наверное, так оно и есть -- уж очень легко он принимал решения.

-- Глотни! -- Данилов протянул мне стеклянную фляжку. -- Настоящий "Арманьяк"... меня после той шоферской гадости до сих пор тошнит!

Я послушно сделал глоток бренди.

-- Водитель был пьян? -- по-деловому поинтересовался Данилов. Я поперхнулся, пожал плечами. -- Ладно, мы его обвинять не будем! Все-таки он тебя спас! -- полковник махнул рукой. -- Заплатим за его колымагу, мелочи жизни!

Вертолет несся над дорогой, потом свернул, выходя к Свободному напрямую. Я смотрел в коротко стриженный затылок пилота, и думал, как мог бы быть счастлив сейчас.

Возвращение из рейса, чудесное спасение, повышение в звании и место в экипаже Данилова... Газетная и телевизионная шумиха, какой-нибудь орденок из рук президента... Дед бы так порадовался!

Обхватив голову руками я смотрел на приближающиеся здания космодрома. Под нами тянулись склады, путаница рельсов, какие-то загаженные, черные пруды. Час назад я пролетал над Свободным, уверенный в скорой гибели. Теперь возвращаюсь, но радости в душе нет...

-- Петр, у тебя все в порядке? -- Данилов наклонился ко мне. -- Голова не болит? В глазах не темнеет?

Славный он мужик, что ни говори. Пусть даже и работает в службе безопасности...

-- Все в порядке, Александр Олегович.

Данилов кивнул и вновь протянул мне флягу.

-- По последней. Доктора тебя все-таки осмотрят, Петр, ничего не поделаешь... вишь, набежали...

Вертолет начал опускаться на площадку.  Там и впрямь стояло два белых фургончика.

-- Распоряжусь, чтобы тебе подготовили хороший номер... -- тем временем размышлял вслух Данилов.

-- Александр Олегович, не надо. Я лучше домой... -- попросил я.

Данилов помолчал, с любопытством разглядывая меня. Кивнул.

-- Хорошо. Понимаю, пилот. Сейчас -- медкомиссия. Потом -- обед. И доставим в Хабаровск. На вечерний рейс в Москву ты успеваешь.

Глава 4.

Врачи меня мучили целый час. Рентген, анализы, энцефалография, зачем-то -- гастроскопия. Я вырвался из их рук с ощущением, что слишком рано обрадовался спасению. Обещанный Даниловым обед оказался маленьким банкетом с начальником космодрома генералом Киселевым и десятком чинов поменьше. Репортеров, которых по слухам собралось уже с полсотни, к счастью не пустили. Зато были два американца из "Дельты", вернувшиеся прошлой ночью с Кэриннари-3. Улыбчивые, белозубые и подтянутые.

-- За героизм русских пилотов! -- провозгласил сухонький старичок Киселев, опрокидывая первую рюмку. Американцы зааплодировали. Мне тоже пришлось выпить.

Минут через двадцать в маленьком зале царил полный бардак. Все повставали, разбились на группки, и оживленно спорили обо всем на свете. Чинный банкет превратился в чисто российский "фуршет". Я с ужасом наблюдал за братанием и питием на брудершафт американских пилотов и русского генерала. Офицеры хлебали водку и коньяк, закусывая крошечными бутербродами с икрой и ветчиной. Людей в зале словно бы стало больше. К потолку потянулся сигаретный дым, в блюде с салатом, к которому я потянулся, внезапно оказалась пара чадящих окурков.

На мгновение из суеты вынырнул Данилов. Глянул на меня, поймал пробегавшего официанта -- солдатика в белом халате, что-то приказал. Через минуту солдат притащил мне на подносе тарелку борща.

-- Поешь, -- возникая за спиной посоветовал Данилов. -- И не обращай внимания, народ переволновался утром...

Словно я не переволновался!

Безумие длилось еще с полчаса. Я сгорбился над столом, всей душой желая стать меньше ростом, и быстро доедал борщ. Один из американцев, подойдя ближе, просветлел лицом, извлек фотоаппарат и несколько раз щелкнул меня. Причем выбирая ракурс так, чтобы в него попало несколько пустых бутылок из-под водки. Я начал звереть, и тут из толпы, в которой точно было уже человек тридцать, словно каждый полковник размножился делением, а генералы -- почкованием, вынырнул Данилов. Он вроде бы пил не меньше других, но казался абсолютно трезвым.

-- Жди своего портрета где-нибудь в "Плейбое", -- порадовал он. -- Отдых русского героя... Петя, пробирайся на выход, я подойду.

-- А как же...

-- Все в порядке, свою роль свадебного генерала ты отыграл, -- Данилов развел руками. -- Не комплексуй. На выход!

Я поднялся из-за стола, и неловко улыбаясь стал пробираться к выходу. У дальнего угла стола невысокий застенчивый майор собирал в полиэтиленовый пакет куски ветчины и красной рыбы с бутербродов.

-- Здравствуйте, Петя! -- слегка смутившись сказал он, протягивая руку. -- А я Максим, Максим Гиллер. Я вас вел из ЦУПа...

-- Спасибо, Максим, -- от души поблагодарил я.

-- У меня кошки дома, -- признался Максим. -- Очень редкая порода, бесшерстные, знаете?

Я покачал головой.

-- Вот, решил их порадовать... все же натурпродукт, а не "Вискас"!

-- Еще сыр можно взять, -- посоветовал я.

Максим радостно кивнул.

-- Да, сыр они тоже любят...

Я проскользнул мимо официантов, выскочил в приемную Киселева. Вход охраняли два сержанта с автоматами. При виде меня они подтянулись. Я присел на первый попавшийся стул, отер лоб.

Кошмар какой-то!

Сержанты демонстрировали чудеса выправки.

-- Ребята, а часто такие банкеты бывают? -- спросил я.

Оглядевшись, один из сержантов вполголоса произнес:

-- Да нет, раза два в неделю, товарищ майор...

-- А вы раньше сюда не попадали? -- поинтересовался второй охранник, посмелее.

-- Нет, -- признался я.

...Обычно я проходил все формальности -- это занимало полдня. Потом подписывал акты приема-сдачи корабля, получал билеты, проездные деньги, и на попутном вертолете или автобусе добирался до ближайшего города, с аэропортом, чтобы улететь на Москву. Ну, бывало, что выпьешь рюмочку коньяка с начальником смены в ЦУПе, или пивка с кем-то из пилотов...

Дверь хлопнула, и в приемную выскочил Данилов. Сержанты закаменели.

-- Ага, сидишь, -- удовлетворенно сказал полковник. -- Молодец. Идем. Кстати, пленку я Джонатану засветил...

-- Правда?

-- Взял аппарат посмотреть, случайно раскрыл заднюю крышку... -- Данилов ухмыльнулся. -- Быстро, а то не успеешь на самолет.

-- Мне еще вещи забрать...

-- Идем!

Вертолет уже раскручивал ротор, когда мы подбежали к нему. Рядом с машиной стоял молодой лейтенант, одной рукой придерживая рвущуюся к небу фуражку, другой -- держа на весу дипломат с моими пожитками.

-- Я там кое-что положил, -- небрежно бросил Данилов. -- Не бойся, не бомбу. Презент твоему деду. Сам бы завез, да мне еще сутки кантоваться... Лейтенант, проводите Хрумова до самолета!

-- Есть!

Мы с Даниловым обнялись, и я забрался в кабину вертолета. Следом нырнул лейтенант.

-- Я с тобой свяжусь через пару дней! -- крикнул Данилов. -- И передавай привет деду, Петя!

Конечно, я был удивлен, но переспросить, откуда Данилов знает деда, не успел. Вертолет уже уходил вверх.

-- Должны успеть, -- поглядывая на часы заметил лейтенант. -- Наверное...

Мы бы все-таки не успели, но рейс "Трансаэро" Хабаровск-Москва почему-то задержался на полчаса. Едва мы выскочили из вертолета, как к нам подкатила старенькая аэродромная "Волга" с мигающей надписью "Follow me". Через все взлетное поле мы понеслись к "Боингу". Я запоздало вспомнил, что билет мне так и не выдали.

На трапе стояли две девочки-стюардессы и задумчиво покуривающий командир корабля. Лейтенант выполнил приказ Данилова буквально -- довел меня до трапа, вручил дипломат и откозырял.

-- Рад познакомиться! -- пилот протянул мне руку. -- Геннадий.

Стюардессы улыбались, разглядывая меня с неприкрытым восторгом.

-- Взаимно... -- смущенно сказал я. -- Петр. Тут такое дело, с билетом...

Командир захохотал, втаскивая меня в нутро "Боинга".

-- Есть желание, пошли в кабину, -- предложил он. -- Пилотировал "семьдесят седьмой"? Не звездолет, конечно, но...

-- Спасибо, не стоит, -- я замотал головой. Интересно было бы поднять в воздух "Боинг", но не с пассажирами же на борту!

-- Ну, если будет желание...

Меня усадили в полупустом бизнес-салоне. Там скучали несколько китайцев и японцев в строгих деловых костюмах, пара стареющих крашенных дам и молодых бизнесменов в костюмчиках из кэрринарского "шерстяного хлопка". Все как по команде уставились на меня. Потом японцы о чем-то тихонько зачирикали. В мою сторону посыпались улыбки.

Принужденно улыбаясь в ответ я закинул дипломат на полку и устроился в широченном кресле рядом с дремлющим мужчиной -- по виду, государственным чиновником. Прикрыл веки, притворяясь спящим.

Над головой щелкнуло, и послышался голос Геннадия:

-- Уважаемые пассажиры, компания "Трансаэро" приносит извинения за вызванную техническими причинами задержку вылета...

Я завозился, устраиваясь поудобнее. По салону пробежала стюардесса, что-то вежливо шепча пассажирам. На миг остановилась надо мной, защелкнула ремень, и побежала дальше. "Боинг" медленно выруливал на старт.

-- Я счастлив приветствовать на борту нашего самолета отважного космонавта Петра Хрумова, чей героизм спас тысячи человеческих жизней... -- тем временем продолжал командир. Все пассажиры бизнес-класса с готовностью зааплодировали. Пришлось открыть глаза и раздать еще немного улыбок.

И все же, любое бремя славы недолговечно. "Боинг" стал разбегаться, неуклюже взмыл в воздух, медленно закладывая разворот. Пассажиры застыли в креслах, мужественно глядя перед собой. Я покосился в иллюминатор, на вздыбленное поле аэродрома, вздохнул, и расслабился.

Скоро я буду дома.

И уж кому-кому, а деду придется рассказать все.

По спине пробежал холодок.

Велика страна моя родная!

Даже когда летишь на скоростном американском самолете.

Полет занял почти шесть часов. Я успел выспаться, а один раз, разбуженный ласковым шепотом стюардессы, даже поел. Все бы хорошо... не гуляй сейчас по Земле счетчик. Чужой. Хитрый и коварный враг, которого я сам впустил на родину.

Что же я натворил...

В дремоте мне пригрезился какой-то кошмарный бред. Рептилоид, опоясанный патронными лентами, полз по гребню плотины. Маленькие глазки коварно поблескивали. Он готовил диверсию -- вдали вздымались антенны командного центра СКОБы. Сейчас счетчик взорвет электростанцию, антенны замрут, и лишенная обороны Земля падет перед чужими...

Наверное, я слишком много читал в детстве книг о шпионах. У деда целая комната заставлена шкафами с детективами и боевиками. Причем он их не просто читает -- конспектирует, с компьютером на коленках...

-- Наш лайнер заходит на посадку в аэропорту Шереметьево-1. Просим пристегнуть ремни, погасить сигареты и приготовиться к посадке...

В Москве только начинало темнеть. "Боинг" приземлился, подкатил к терминалу. Мои соседи торопливо собирались, упаковывая свои тела в дорогостоящих туалетах в не менее дорогие плащи и куртки. Пожилая дама одарила меня загадочным взглядом, заспанный сосед покрутил головой и уставился с таким видом, словно не понимал, как я оказался его соседом.

-- Петр... -- из кабины прошел командир корабля. -- Мне сообщили, там тебя ждут репортеры... Ты как?

Видимо, на моем лице все отразилось.

-- Пойдем.

Вместе с командиром и одной из стюардесс я вышел из самолета. Мы пошли по полю к служебному входу. Воздух был влажный и тяжелый, как перед дождем.

-- Ты куда сейчас? -- поинтересовался командир.

-- Домой.

-- В Звездный?

-- Нет, просто домой. К деду, в Переделкино.

-- Тебя здесь встречают?

-- Только журналисты.

-- Ну... ладно. Бывай. Полетишь еще как-нибудь с нами -- заглядывай в кабину.

Я кивнул летчику, и пожал ему руку.

-- Может и я когда-нибудь... -- командир смущенно улыбнулся. -- Я подал заявление о зачислении в космическую группу.

-- Так ведь только военных летчиков принимают, -- неуверенно сообщил я.

-- Да нет уже. Неделю назад объявили общий прием.

Интересные дела...

-- Как там, на звездах? -- спросил летчик. Совершенно серьезно, без всякой иронии.

Я посмотрел на здания аэропорта, на снующие автобусы, россыпи посадочных огней.

-- Да так же, в общем...

Мы вошли в здание.

Хорошо вернуться домой. Даже тоска по джамп-эйфории отпускает. Я вышел через служебную дверь, огляделся, и двинулся через здание аэровокзала. Сновали люди, улетающие и прибывшие в бывшую столицу России, сверкали витрины. Никому здесь не было дела до космонавта, еще сутки назад болтавшегося в межзвездной пустоте.

И это было здорово.

Я собирался взять такси, но уже на выходе услышал крик:

-- Петр! Хрумов!

Меня догонял командир "Боинга".

-- Блин, -- он остановился, отдуваясь. -- Черт... Еле догнал...

-- Что случилось?

-- Тебя машина ждет. С меня бы голову сняли...

-- А что такое?

Летчик только махнул досадливо рукой. Мы вышли из аэровокзала, осыпаемые вкрадчивыми голосами:

-- Недорого... Куда ехать, ребята?.. До центра подбросить?..

Геннадий оскалился на таксистов и пояснил:

-- Вчера ограбили кого-то из наших... Тоже... сел в случайную машину. Избили и обобрали.  По фирме вышел приказ -- из аэропортов доставлять на служебном транспорте.

--         Кого избили?

--         Не знаю. Тебе, наверное, скажут...

Мы      прошли на служебную стоянку. Геннадий покрутил головой.

--         Вон... Серое "Вольво". Черт, если б я тебя не догнал...

Я         частенько пользовался транспортом фирмы.  Но раньше не запрещалось

добираться и своим ходом.

Как-то не умещалось в голове, что могут ограбить и избить космонавта. Одного из тех, кто зарабатывает всей Земле место в Галактике.

-- Счастливо, Петр... -- летчик пожал мне руку. -- Хороший ты парень...

-- Только? -- спросил я.

-- Что? -- Геннадий растерялся.

-- _Хороший ты парень, только..._

Летчик кивнул.

-- Да, наверное. Хороший, только слишком правильный. И серьезный. Счастливо тебе.

Я сел на заднее сиденье. Рядом с шофером бдил мрачный охранник из отряда безопасности "Трансаэро".

-- Хрумов? -- уточнил водитель.

-- Да. Вы меня ждете?

-- Второй час уже. Рейс задержался. Куда ехать?

-- В Переделкино.

Водитель кивнул.

-- Ага. Я тебя как-то возил, помнишь?

На всякий случай я кивнул.

-- Жулье совсем распоясалось... -- сказал водитель. Машина выскользнула со стоянки и рванула по шоссе. -- Теперь всех наших возим.

С минуту я слушал его мнение о частном извозе, разгуле преступности, очередных обещаниях мэра Полянкина покончить с оной, а потом незаметно задремал.

Когда мы подъехали к прославленному дачному району, уже совсем стемнело. Водитель разбудил меня, и я показал охране у въезда свой пропуск. Наступал вечер, второй вечер подряд, но поскольку я спал, ощущение возникало такое, словно светлое время суток сократилось до пары часов.

-- Сейчас направо, -- командовал я. -- У дачи Пастернака заверните...

-- Это какая?

-- Вон та...

Водитель мастерски завернул, потом спросил:

-- Пастернак -- тоже наш, с фирмы, да?

Я поперхнулся, и не нашел, что ответить.

-- Нет, тот вроде Патерный... -- размышлял водитель. -- А! Это писатель такой, да?

-- Да, -- беспомощно признал я. -- Писатель. Поэт. Знаменитый...

Довольный своей образованностью водитель начал тихонько насвистывать. Каменный затылок охранника дрогнул и он, неожиданно мягким голосом, произнес:

-- Быть знаменитым -- некрасиво...

...Странная штука -- такие вот случайные встречи. Машина остановилась у дедовой дачи, я вышел, стараясь заглянуть в лицо охранника. Но так и не смог, в салоне было темно.

-- Спасибо, ребята, -- сказал я. "Вольво" с легким гулом умчалось.

Я остался наедине с домом.

Нет, сказать, что я деда боюсь -- это неправда. Даже ребенком я его не боялся. Побаиваются обычно отца, это и правильно для мальчишек. Вот только мне так и не удалось узнать, что такое -- ласковая мама и строгий папа.

Разбились мои родители. Мне два года тогда было. Разбились на самолете, на мерзкой "тушке" -- "ТУ-154", самолете, который следовало снять с полетов еще в девяностых годах прошлого века. Дед меня и воспитывал... если это можно назвать воспитанием.

Я помялся перед калиткой. Она была незакрыта -- весь район Переделкино и так надежно охранялся.

Нет, держать ответ придется.

Толкнув калитку я вошел в сад. Окна дачи светили сквозь деревья, неярко -- на первом этаже, в прихожей, и посильнее -- на втором, в кабинете деда.

Уже у самой дачи из-за деревьев вынырнула безмолвная черная тень и метнулась ко мне. Я остановился, позволяя Тирану обнюхать себя. Спросил:

-- Ну? Не признал?

Кавказская овчарка -- пес серьезный. Тиран секунд пять изучал мои брюки, потом улегся на дорожке. Внимания требовал, паршивец. Уж не знаю почему, но меня в качестве хозяина он так и не научился воспринимать, за все четыре года своей собачьей жизни. Скорее я годился ему в партнеры по играм, а изредка -- в инструмент для чесания брюха. Во всяком случае сейчас в собачьем взгляде читалось именно это.

-- Нет, парень, ты обнаглел, -- я перешагнул через овчарку, достал ключ и стал отпирать замок. Тиран изо всех сил делал вид, что ничуть не разочарован, а на дорожку просто прилег отдохнуть.

Я вошел в дом, и аккуратно запер дверь. Охрана охраной, и пес в саду тоже не зря свой "Педигрипал" ест, но замок все равно надежнее.

-- Петя, ты устал?

Я замер в прихожей, косясь вверх, на винтовую деревянную лестницу. Надтреснутый старческий голос доносился из кабинета. Дед явно оставил дверь открытой, чтобы услышать, когда я войду.

-- Нет, деда!

-- Тогда поднимайся.

С легкой тоской я покосился на дверь своей комнаты. Сейчас бы упасть на мягкую, чуть расшатанную и скрипучую, но от этого ставшую еще привычнее кровать... Включить вертушку с записью шума прибоя... или нет, раскрыть окно пошире и слушать шорох сада...

-- Петр Данилович! -- рявкнул дед.

-- Иду! -- я кинулся на лестницу.

Ступеньки были невысокими, пологими, наверное, чтобы старенькие писатели не падали с лестницы, обедняя российскую литературу. Я сделал полный оборот, прежде чем оказался на втором этаже. Дверь в дедовский кабинет была открыта, от остальных комнат, давно и наглухо закрытых, словно тянуло тьмой и одиночеством. Мрачно, все-таки тут... и как дед живет без меня...

Андрей Валентинович Хрумов, бывший психолог и литератор, бывший участник переговоров Земли и галактического Конклава, человек, которого называли "Гиммлером космического века", толстый семидесятилетний старик, мой дед...

Он сидел в древнем кожаном кресле, когда-то светло-коричневом, а сейчас выцветшем до белизны, в тон его седым волосам. И молча разглядывал меня. На столе светился экран ноутбука, в углу комнаты, водруженный на хилую этажерку с книгами, бормотал включенный телевизор.

-- Ты чего, деда? -- тихо спросил я.

Дед медленно поднялся, подошел, и обнял меня. Я его на голову выше, но сейчас вновь почувствовал себя маленьким.

-- Паршивец... -- прошептал дед. -- Ну, Петька... паршивец... ведь вначале передали, что ты разбился...

-- Правда? -- я пришел в ужас. Представляю, что было с дедом!

-- Сказали, что ты, отводя челнок от города, врезался в землю...

-- И ты поверил?

Дед отстранился на расстояние вытянутой руки. Уставился мне в глаза.

-- Я? Конечно. Разве ты поступил бы по иному?

Я промолчал.

-- Полчаса ждал новых сообщений. Телефон оборвал. Потом передали, что челнок совершил аварийную посадку на шоссе.

Дед тихо, кашляюще, засмеялся.

-- Тогда я успокоился. Разбиться, спасая людей, ты мог. А вот при аварийной посадке -- никогда!

-- Почему?

-- Потому! -- рявкнул дед, вновь переходя на обычный тон. -- Врачи тебя смотрели?

-- Конечно?

-- Сотрясения, ушибы, переломы?

-- Ну я же здесь стою! Нет.

Дед кивнул, зашаркал к креслу. Я устроился на жестком венском стуле в углу комнаты. С самого детства я любил здесь сидеть, тихонько наблюдая за тем, как дед работает. Порой он разрешал мне притащить свой компьютер, я ставил его на краешек стола, и делал уроки, пока дед работал. А если у него было хорошее настроение, то под вечер мы перекидывали между машинами шнурок и играли в какую-нибудь стратегическую игру...

-- Итак, рассказывай, -- устраиваясь в кресле сказал дед. -- Нет... постой.

Он с легким смущением отвел глаза и достал из ящика стола огромную хрустальную пепельницу, спички, трубку и кисет с табаком. Я, еще как вошел, почувствовал, что дед сегодня курил, но упрекать его не стал.

Но такого, чтобы дед при мне начал травить организм -- давно не бывало.

-- При выработке посадочной траектории... -- начал я, безнадежно разглядывая фотографию на стене. На ней были мама, папа и я -- совсем еще маленький, кудрявый и светловолосый. Лицо у меня было глупое и обиженное.

-- Стоп, -- раскуривая трубку велел дед. -- Мне не нужны подробности твоей посадки. Я хочу знать, что случилось на Хикси?

Вот так.

А чего еще я мог ожидать от своего деда?

-- Я взял груз... кортризон...

-- Петя, мальчик мой... в первую очередь я хочу знать -- кто? Алари, Счетчики или Куалькуа? И говори свободно, нас никто не услышит.

-- Счетчики... -- прошептал я.

Дед выпустил в потолок струю белого, пахнущего скорее пряностями, чем табаком, дыма. Кивнул:

-- Я все-таки рассчитывал на Алари... Они точно не замешаны?

-- Не знаю... -- уже ничего не соображая признался я. -- Вроде бы нет.

-- Петя, я учил тебя, что отрицание никогда не может быть достаточно информационно насыщенным...

-- Возможно, да.

-- Прекрасно. Теперь все по порядку.

-- Хикси. Груз кортризона. Старт нормальным. В момент выхода на орбиту на встречном курсе оказался крейсер... крейсер Алари...

Дед довольно заулыбался.

Я отбросил все попытки разобраться в происходящем, и принялся рассказывать все случившееся. Коротко, пока речь шла о предыстории, и подробно, когда на сцене -- если крошечную кабину "Спирали" можно обозвать сценой, появился Счетчик.

-- Прекрасно, -- подвел итог дед. -- Более чем хорошо.

-- Я ничего не понимаю, -- признался я.

-- Например?

-- При чем тут Алари?

-- Что тебе помешало провести положенный осмотр челнока перед уходом в джамп?

-- Крейсер...

-- Вот. В результате экстренного джампа ты -- первое, не обнаружил Счетчика, второе -- ушел в прыжок с плохо рассчитанной траекторией. И был вынужден принять помощь чужого.

-- Значит все подстроено? Он врал? -- я даже не удивился.

Но дед покачал головой:

-- Почему же "врал"? Сообщил часть правды. В операции проникновения на Землю участвуют не только живые компьютеры. Еще и воинственные грызуны.

-- А им-то зачем?

-- Петя, на тебя давит известный всем космонавтам факт -- боевые корабли Алари сильнейшие в Конклаве. А тебе не кажется странным, что Алари вынуждены содержать такой чудовищно огромный и разорительный флот? Они тоже в ловушке, Петя. Как и мы, как и Счетчики. Они -- боевая гвардия Конклава. Эта роль может устраивать часть расы, но никак не всех Алари. Будь они воинственны от природы, давно бы истребили друг друга или схватились со всеми прочими чужими.

Дед кашлянул, выколотил трубку, и принялся набивать ее заново.

-- Сложилась классическая ситуация, -- удовлетворенно произнес он. -- Имеются по меньшей мере три расы космоса, которые не удовлетворены текущим положением дел. Три расы, считающие себя ущербными, рабами, вынужденные играть заданную роль. Если бы ты знал, как давно я ждал этого мига!

-- А как же Счетчик? Как его найти?

-- Найти? Зачем? Он и сам прекрасно нас найдет. Точнее -- меня.

Вот чего никогда за дедом не замечал -- так это мании величия.

-- Дед, ты все-таки не секретарь ООН, и не президент России...

-- Кому нужны эти должности? -- презрительно фыркнул дед. -- Думаешь, я променял бы это кресло на кресло Мбаны Монтенебо или Алексея Шипунова? Ха.

-- Ты думаешь, Счетчик и впрямь шел к тебе?

-- Конечно! Как он себя зовет? Карел? Карел Готт... -- дед затрясся от хохота. Почему он обозвал Счетчика богом -- абсолютно не пойму!

-- Дед... -- жалобно сказал я. Примерно тем же тоном, как в детстве, когда у меня не выходила задачка по дифференциальному исчислению, или я никак не мог усвоить параграфы Галактического Кодекса -- с их официально трехсмысленным толкованием и перекрестными ссылками...

-- Петя! Ты устал. Тебя сейчас поспать надо. А мне подумать.

Я встал -- когда дед отправляет меня в кровать, то спорить бесполезно. Это я с детства усвоил. И все же спросил:

-- Так ты что... не сердишься? Не считаешь предателем?

Дед отложил трубку и пораженно посмотрел на меня:

-- Петя! Ты прекрасно себя вел! Ты сделал то, что необходимо было сделать! Если бы за воспитание давали Нобелевскую премию -- я был бы бесспорным на нее кандидатом!

Я поспешил ретироваться. Слабостей у деда немного, но когда речь заходит о нобелевке -- лучше убежать. Иначе придется вновь выслушивать историю о том, как дед ее не получил -- и все из-за трусости чиновников, не рискнувших дать заслуженную награду автору "Манифеста обреченных" и "Введения в психологию нелюдей",

Наконец-то я выспался. В своей кровати, под шорох начавшегося дождя из открытого окна. И самое главное -- успокоенный дедом. Если уж он считает, что я не натворил беды, притащив Счетчика на Землю -- значит все в порядке.

Проснулся я поздно, небо плотно обложили тучи. Шел дождь, снаружи, откуда-то из под крыльца, глухо поскуливал Тиран. Там у него целое логово, но, видимо, сейчас псу хотелось в человеческое жилье. Я поднялся, протирая глаза, вышел в прихожую, впустил собаку, и отправился досыпать. Но сон уже не шел.

Тогда я включил телевизор и, валяясь в постели, прослушал последний выпуск новостей, записанный час назад.

Говорили о небывало большом урожае в Нечерноземье, который никак не удается убрать, о каких-то таможенных спорах с Великим Китаем, о выступлении президента США Мерфи... потом вспомнили и обо мне. Прокрутили компьютерный ролик, демонстрирующий процесс посадки "Спирали", какой-то незнакомый мне спец из Роскосмоса высказывал версии о причинах нерасчетной посадки. Потом показали садящийся шаттл -- не "Спираль", а "Буран", но кто из телезрителей поймет это за три секунды? И меня, пирующего с шофером разбитого "Икаруса". Меня хвалили, причем довольно сильно. Я покраснел, и стер выпуск новостей из памяти телевизора.

Сегодня мне, пожалуй, дадут отсидеться дома. Компания в этих вопросах деликатна.  А вот завтра начнутся разборки в "Трансаэро" и в Роскосмосе, придется давать интервью и объяснять коллегам чудеса своего спасения...

Ой...

Я сходил и умылся, поднялся по лестнице -- но в комнате деда еще царила тишина. Тогда я сделал на кухне пару бутербродов, подхватил чайник и вернулся к себе. На столе лежала дедова книжка "Место под звездами". Вначале я не обратил на нее внимание, потом заметил, что обложка чуть-чуть другая. Стало больше названий галактических рас -- кроваво-красных надписей на черном, "космическом" фоне. Оказалась, что это новое издание, как водится "дополненное и переработанное".

Усевшись у окна и жуя бутерброд я пролистал книгу. Вроде бы ничего особо и не изменилась. Три "постулата Хрумова", ехидные издевки над американским астрофизиком и энтузиастом контактов Молдером, краткие и беспощадно-злые характеристики всех известных людям рас космоса. Я пролистал статьи о Счетчиках и Алари.

Странное дело -- об этих расах дед писал прямо-таки с ненавистью! Если верить тексту, то именно являются нашими заклятыми врагами, ну, или точнее -- злейшими конкурентами...

Я открыл книгу на вступлении, и начал читать:

"Галактическая семья -- не просто общая фраза. Мы вправе считать девять сильнейших рас космоса, живущие вместе уже около тысячи лет, семьей. Встает лишь один вопрос -- кем являются в данной семье молодые и слабые расы -- Алари, Человечество, Счетчики, Куалькуа, Мерцающие, Дженьш, Непроизносимые, Пыльные... Список можно продолжить -- число молодых рас превосходит число Сильных почти на порядок. Отличие Сильных и Слабых на первый взгляд неявно. Корабли Алари куда сильнее, чем флот Даэнло. Счетчики, бесспорно, более интеллектуальные существа, чем Хиксоиды. Но все расы, которые мы причисляем к Слабым имеют несмываемое тавро -- узкую специализацию.

Итак, кто мы в Галактической Семье? Дети -- или пасынки?

Если проводить аналогии с человеческим обществом далее, то можно привести такой пример. Родители вправе направлять развитие своих детей в том направлении, которое представляется им перспективным. Мы помогаем пареньку с абсолютных слухом стать музыкантом, а девочку с хорошей пластикой может ждать карьера балерины. Мы вправе -- это наши дети, и нам обычно виднее, какой путь принесет им больший успех в жизни.

Но Сильные расы -- не наши родители. И роль космических извозчиков, навязанная нам три десятилетия назад не является мечтой человечества.

Что мы скажем о человеческой семье, которая берет на воспитание беспомощных детей, исходя из своих потребностей? Как отнесемся к людям, которые воспитывают физически крепкого мальчика лесорубом, гибкого и худощавого -- трубочистом... и без всякой возможности выбрать свой жизненный путь? Основой человеческой цивилизации всегда была гибкость и универсальность, причем не только в масштабах общества, но и на уровне отдельной личности. Сейчас мы помещены на прокрустово ложе. Еще живы те, кто не мечтал о таком будущем человечества, которое нам навязали. Но сменится одно-два поколения -- и процесс станет необратимым. В психологии людей надолго, если не навсегда закрепится предписанная Сильными расами роль..."

Я захлопнул и отложил книгу. Вслушался -- точно, сверху доносились неясные звуки, дед проснулся.

Любит он проводить ассоциации. И ведь всегда меня учил -- "Не верь сравнениям! Не верь лживым аналогиям! Они говорят лишь о личности автора, но никогда -- о сути разговора!" А сам ими не брезгует. Во всяком случае, в массовых изданиях, вроде "Места под звездами".

-- Петя! -- послышалось сверху. -- Ты встал?

Когда я поднялся в комнату деда, он заканчивал разговаривать по телефону:

-- Да, Машенька... Спасибо, золотко. Зверобой? Захвати, конечно! Ты у меня мастерица травку собирать... И душицу возьми. И болиголов...

Дед покосился на меня, слегка досадливо, словно не ожидал, что я приду так быстро, до окончания разговора. Кивнул на стул и продолжил:

-- Бессмертник не собрала? Ой, как жалко-то... Ну хоть страстоцвет? Лапочка... Что бы я без тебя делал. Страстоцвет нам пригодится. Погрузили? Ну, жду. Жду. С Петей познакомлю, наконец. Он тут рядышком сидит. Ну, пока.

Странный был разговор. С неведомой мне Машей дед общался так, словно с любимой внучкой. Вот только не было у меня никаких сестренок, даже двоюродных.

И травами лекарственными дед никогда не увлекался, и к цветам был почти равнодушен. Похоже, разговор шел намеками, кодом, понятным лишь двоим. Особенно последняя фраза, про то, что я сижу рядом, настораживала. Словно дед давал понять: "не могу говорить свободно..."

Опустив трубку на рычаг дед с минуту молчал. Потом произнес:

-- Это аспирантка из моего питерского центра. Очень талантливая девочка. Гениальная, не побоюсь этого слова... в своей области, конечно.

-- В фитотерапии? -- съехидничал я.

-- Можно сказать и так, -- дед вздохнул. -- Петя, вечером у нас будет серьезный разговор. Очень серьезный. Маша приедет после обеда... вам давно стоит познакомится.

Господи, может дед меня женить надумал?

-- Увы, нам не до дел матримониальных... -- дед, по своему обыкновению, угадал ход моих мыслей. -- Петя, можешь сейчас съездить в город?

-- Да, конечно.

-- Купи продуктов. Чего-нибудь вкусненького. Возьми бутылочку хорошего шампанского. Пару бутылочек "Байлейса" и "Адвоката". Икры с полфунта. Три _зухра_ нежирной ветчины. Если найдется _беттен_ хорошей телятины...

Опять началось. Любит дед такие забавы -- вываливать одним махом уйму заданий, причем приводя меры веса, размера и качества в разных земных и галактических стандартах. Тренировка памяти... до сих пор помню, как хохотал весь класс, когда я, обалдев от намеченных на "после школы" покупок решил контрольную в системе счисления Хикси...

-- Все? -- уточнил я, когда дед закончил.

-- Да. Деньги у тебя есть?

Я прикинул наличность.

-- Хватит. Так что мы собираемся сегодня праздновать?

-- Твое чудесное возвращение! -- удивился дед.

-- Извини, деда, -- я смутился. -- Конечно. Я побежал?

Дед вздохнул.

-- Да. Не забудь залить полный бак, в Москве, передавали, опять перебои с бензином.

Кивнув я вышел из кабинета. Накинул плащ, свистнул Тирана, и вышел под дождь. Гараж у нас стоит очень неудобно, далеко от дома, наверное, рассчитано было на то, что к машине прилагается безропотный и непромокаемый шофер.

Пока я, спрятавшись от дождя под козырек крыши возился с замком, Тиран возбужденно носился вокруг. Надеялся, наверное, что я возьму его с собой. Нет уж. Во-первых сиденье потом оттирать придется, такую грязь развезло. А во-вторых, раз уж ворье в Москве распоясалось, пусть в доме будет надежный охранник.

-- Дядя Петя!

Тиран, решивший, что прозевал возможную опасность, зарычал. Я дернул его за ошейник и помахал рукой мальчишке, просунувшемуся через ограду.

-- А про вас по телику передавали!

-- Ну и как?

-- Круто!

Алешка был сыном бизнесмена, не то снимавшего, не то купившего одну из соседних дач. Славный мальчишка.

-- А где вы были, дядя Петя?

Словно не знает, хитрец. Уже месяц при встречах интересовался, когда я полечу на Сириус.

-- На Хикси-43.

-- Сириус?

-- Ага, -- я наконец-то справился с замком.

-- Там камни красивые? -- задумчиво поинтересовался Алешка. Я усмехнулся.

-- Красивые. Я тебе привез несколько.

-- О! -- завопил Алешка, подпрыгивая. -- Спасибо, дядя Петя! Ни у кого из ребят еще сириусянских камней нет!

Здорово, наверное, собирать в детстве такую коллекцию -- маленькие кусочки чужих планет. Брать их на ладонь -- и представлять себя отважным первооткрывателем далеких миров. Я вздохнул. Да уж... первооткрывателем... настанет ли день, когда Земля сможет назвать какую-нибудь планету Земля-2?

-- Ты забеги попозже, -- попросил я. -- Мне сейчас в город надо съездить.

Алешка явно огорчился, но постарался виду не показывать.

-- Ладно.

-- А то садись, прокатишься, -- предложил я.

-- Не, дела, -- мальчишка поднял над оградой руку с огромным сачком. -- Охота!

-- И много воробьев наловил?

-- Ни одного. Пуганные, -- Алешка вздохнул. Вряд ли он испытывал недостаток в карманных деньгах, скорее -- азарт. -- Дядя Петя, а чужие их точно не едят?

-- Нет. Инопланетная органика ядовита.

-- Какая же она инопланетная?

-- Для чужих, балбес!

Алешка хлопнул себя по лбу.

-- Летающие животные -- огромная редкость в Галактике, как ни странно, -- объяснил я. -- Их содержат для красоты. В больших вольерах, чтобы могли летать. На самом деле, птицам у чужих получше чем на Земле живется.

-- Это здорово, -- серьезно сказал мальчишка. -- Я не стал бы их ловить на еду. А вы вечером со мной не сыграете? Мне такую игру притащили, там эта... фрукт... фруктальная...

-- Фрактальная.

-- Да! Плавающая фрактальная графика сверхвысокого разрешения. Во!

-- Посмотрим. Если мне дед разрешит телефон занять -- сразимся.

Алешка понимающе кивнул -- мол, знакомые проблемы... Я махнул ему рукой и пошел заводить машину.

Глава 5.

Про бензин дед был прав. Во всяком случае, я заметил, что на московских улицах маловато машин. Вначале я направился прямо к "Елисеевскому", потом вспомнил просьбу Эльзы Шредер. Слава Богу, я по-прежнему был в "трансаэровской" куртке, и письмо терпеливо ждало во внутреннем кармане. Вздохнув, я развернулся, двинулся назад по Огарева и припарковал старенькую "дюжину", которую дед не менял из патриотических соображений, напротив Главпочтамта.

Не верю я в скорость нашей почты. Лучше тут письмо брошу, быстрее дойдет до Франкфурта.

Кинув жетон в счетчик на тротуаре я оплатил стоянку, и побежал к почтамту. Несколько прохожих глянули на меня с легкой заинтересованностью, но, кажется, никто так и не узнал.

Слава -- вещь недолгая. Вот если бы я отвел "Спираль" от падения на Москву, то жители бывшей столицы меня бы узнавали долго. А так...

За письмо пришлось еще и доплачивать. Я разменял "спейсбаксы" на рубли, наклеил на конверт две марки по тридцать копеек и бросил письмо в ящик. Привет, господин Шредер, добропорядочный немецкий буржуа. Твоя красавица-жена скучает и шлет приветы.

Брать машину с парковки было глупо. Я прошел через переход и окунулся в пахучее нутро "Елисеевского".

Приятное зрелище -- изобилие вкусной еды. Уж на что я равнодушен к гастрономическим изыскам, а какие-то древние инстинкты выплеснули в кровь адреналина и начали нашептывать: "Все! Все -- и побольше!"

Борясь с инстинктами я начал обход прилавков. Первым делом на глаза попалась ветчина -- нежирная, как просил дед. Я кивнул улыбчивой продавщице, и проделав в уме несложный расчет выпалил:

-- Семьсот тридцать два грамма "Деликатесной" ветчины, пожалуйста...

Наверное, не стоило так буквально исполнять просьбу деда о "трех _зухрах_"...

Улыбка девушки стала напряженной, но она все-таки попыталась выполнить просьбу. Виртуозности ее можно было позавидовать -- розовый пласт лег на весы, и она поинтересовалась:

-- Семьсот тридцать. Добавить?

Чувствуя себя негодяем я замотал головой.

-- Нет, спасибо. Я... пошутил.

Вымученно улыбаясь девушка завернула ветчину в пленку, я расплатился и двинулся дальше, зарекшись на будущее приводить точные числа. Это не переговоры по межзвездной торговле, и не расчет джампа... это просто хороший продуктовый магазин.

...Через четверть часа я все закупил. И ликеры, и _беттен_ хорошей телятины. С двумя пакетами в руках выскочил из гастронома, двинулся по тротуару, и был остановлен негромким голосом:

-- Внучек...

Бабулька стояла метрах в пяти от входа. Явно специально, чтобы охрана магазина не сразу заметила попрошайку. Классическая нищая -- в чистой, но ветхой одежде, древняя-предревняя... Дед всегда говорил, что нищенствующие у роскошных магазинов не беднее школьного учителя или участкового врача... но при этом продолжал им подавать.

Остановился и я. Порылся в кармане.

Бабка смотрела то на меня, то на вход в магазин. Зрение у нее явно было "еще то", несмотря на возраст.

Я протянул ей рублевую бумажку.  Вылавливать в карманах медь, когда я только что накупил продуктов на сотню, было бы гнусно.

-- Ты космонавт, внучек? -- спросила бабка. Скорее утверждающе, чем вопросительно. Куртка моя была слишком уж характерная.

-- Да.

-- Скажи... -- бабулька снова оглянулась, и успокоенная отсутствием милиции продолжила: -- Ты был _там_...

Неужели верующая?

-- Там, в чужих звездных системах... Ты ведь не просто пилот, верно?

-- Я просто пилот, бабушка. Извозчик.

Что-то мешало мне, откупившись рублем прервать старуху и уйти.

-- Все равно... -- сморщенное старческое лицо сложилось в слабой улыбке. -- Я ведь еще Гагарина помню... живого... я при коммунизме жила.

Дед мне говорил, что настоящего коммунизма в прошлом веке так и не построили, но не с попрошайкой же спор по этому делу затевать...

-- Внучек... -- сухая ладонь цепко взялась за мое запястье. -- Ты добрый. Ты хороший человек. Скажи старухе... ты не соврешь?

Лил мелкий дождик, хотелось быстрее нырнуть в теплое нутро "Жигулей", но при виде этой старухи с непокрытой седой головой, мне становилось слишком стыдно.

-- Я не совру.

-- Скажи, есть у нас впереди -- хоть что-то? Мне уже все равно... -- улыбка, снисходительная, как осенний дождь... -- но у меня есть правнук... и внук, хотя в этом я и сама порой сомневаюсь...

-- О чем вы, бабушка?

Старуха покачала головой.

-- Неужели ты не понимаешь? У тебя умные глаза... Всегда нам говорили о великом будущем. О счастье человечества. Я ведь коммунизм строила... потом капитализм... пыталась... Все мы ради этого терпели. Ради будущего, ради счастья... Сейчас вы звездное будущее строите. Мальчик, ты веришь, что это не зря?

-- Я хочу верить, -- прошептал я.

И тут из текущего по тротуару ручейку прохожих вынырнул милиционер в сером дождевике. Остановился, зыркнул на старуху глазами, быстро козырнул мне и произнес:

-- Опять?

Старуха попятилась.

-- В отделение захотела? -- продолжал милиционер.

Бабулька начала быстро отступать. Милиционер сделал было шаг ей вслед, но я поймал его за плечо.

-- Отставить!

Слава Богу, что у всех российских космонавтов "двойное подчинение". Не только фирме-перевозчику, но еще и Роскосмосу. Который, если говорить начистоту, организация военная.

И мое звание майора ВВС, после трехлетней давности указа президента Шипунова, кое-что значит и в иерархии МВД.

Но милиционер не выглядел ни разозленным, ни разочарованным.

-- Вы космонавт, -- утверждающе произнес он. -- Не думайте, что я... такой уж...

Он был еще совсем молодой парень, этот московский милиционер. И, похоже, не сволочь, из тех что сшибает деньги с каждого торговца и гоняет нищих.

-- Сумасшедшая она просто, старуха эта... Вечно здесь толчется -- и пристает к космонавтам. С вопросами, "как там на звездах"... "что с нами будет". Больная...

Я посмотрел ему в глаза. Честные глаза, просто совсем молодые. Даже моложе и наивнее моих.

-- А может быть она одна нормальная, сержант? -- спросил я.

Кажется, он так меня и не понял... Я бросил пакеты с продуктами на заднее сиденье, посидел с минуту, облокотившись на руль.

Верю ли я в наше будущее?

Медленно повернув голову я скользнул взглядом по толпе. Словно камерой снял общий план, а потом, прикрыв глаза, разглядел картинку.

Верят ли эти люди в звездное будущее человечества? Нужно ли оно им, замотанным транспортными проблемами и перебоями с теплом в квартирах, плановыми отключеньями электроэнергии и дороговизной продуктов? Что дал им космос -- кроме страха перед чужими мирами и вымученной гордости за планету Земля, за ее космические корабли -- самые быстрые в Галактике...

Мотор взревел, когда я шарахнул ногой по педали. Я понесся по Огарева, с четким желанием убраться побыстрее из города.

Лучше   бы           я            никогда           не            выходил         из          дома.

Переделкино-Звездный-Свободный-Галактика...  Прекрасный маршрут. Из уюта старой дачи в академический покой столицы российской космонавтики, потом -- в суету космодрома... а потом -- джамп.

Джамп! Сказочная эйфория прыжка, и невообразимо далекие миры, недоступные даже воображению. Уж мне-то, по крайней мере, космос дал многое.

Разве я виноват в том, что именно я сижу в кресле пилота, преодолевая межзвездные бездны?

Под ленивым, так и не решившим, идти в полную силу или утихнуть, дождем, я пробежал от гаража к дому. Дверь оказалась не заперта, а прихожая -- завалена пакетами, картонными коробками, объемистыми сумками. Судя по их количеству, к нам с месячным визитом прибыла большая семья, или остановилась перед восхождением на пик Демократии экспедиция альпинистов. Все вещи были мокрые, значит неведомые гости только что прибыли.

Меньше трех часов отсутствовал, а дом как чужой стал!

Лавируя между коробками я пошел на кухню.

-- Петя?

-- Да, деда... -- привычно отозвался я.

-- Бросай припасы и поднимайся!

Что-то во мне не выдержало. То ли устал я от таких вот распоряжений со второго этажа, то ли старушка у магазина вспомнилась... Я швырнул пакеты на пол и стал подниматься. Только на полпути подумал, что абсолютно не задумываясь кинул вначале пакет с мясом и ветчиной, а уже на него -- второй, с бутылками.

Даже истерику с битьем бутылок устроить не получается!

В комнате было свежо -- видно дед недавно проветривал. Тихо играла музыка, кто-то из композиторов итальянского барокко, то ли Корелли, то ли Манфредини. Все довольно обычно.

Первой неожиданностью оказалось то, что дед сидел на моем месте, на стуле. А кресло оказалось занято, и это уже было второй неожиданностью. Там, по мужски закинув ногу на ногу, сидела молодая женщина, лет двадцати пяти. Очень серьезная, с грубоватым скуластым лицом, собранными в чахлый хвостик волосами, в джинсах и свитере домашней вязки.

Вот что меня всегда смущает -- это некрасивые девушки.

Какую-то вину я начинаю перед ними чувствовать. "Быть некрасивой -- некрасиво..." если позволить тавтологию и рискнуть перефразировать поэта. Нет, понятно, что манекенщицами и победителями конкурсов красоты всем женщинам не быть. Но если молодая девушка так откровенно плюет на собственную внешность -- кто-то в этом виноват.

И я всегда себя чувствую так, словно этот "кто-то" -- я.

-- Петя, познакомься, -- дед встал. -- Это Маша. Моя лучшая сотрудница.

-- Много о вас слышала, -- Маша, не вставая, протянула мне руку. Пожатие ее было крепким, товарищеским. Голос -- отрывистым и резким. -- Думаю, сработаемся.

-- Очень приятно... -- пробормотал я.

Дед кивнул мне на свою кровать -- больше в комнате и сидеть-то было не на чем.

-- Петр, не знаю, насколько ты в курсе планов... -- начала Маша. -- Ничего, если мы сразу перейдем на "ты"?

-- Ничего...

-- Правильно. Не люблю формальностей. Итак, Андрей Валентинович вкратце ввел меня в ситуацию... -- начала Маша.

-- Простите...

Маша подняла брови.

-- Прости, ты -- психолог? -- спросил я.

Маша покосилась на деда.

-- Моя вина, -- сказал дед. -- Петя совершенно не владеет ситуацией. Я ожидал начала событий через полгода-год...

-- Я -- техник, -- сказала Маша. -- Физик по образованию, но работаю больше как техник. Три года назад Андрей Валентинович принял меня на работу... -- снова взгляд на деда, тот кивнул. -- Я занималась разработкой методов и средств... э... общения с чужими.

-- Методами убийств и пыток, -- меланхолично сказал дед.

В голове у меня что-то щелкнуло.

-- Болиголов? Зверобой? Душица? Страстоцвет? И как, Маша, ты все привезла?

Маша кивнула, словно не замечая иронии.

-- Дед! -- завопил я. -- Ты что?

Нет, я мог заподозрить за дедом желание прибить инопланетянина. Но не в таких же... почти промышленных масштабах!

Его уже сейчас можно сажать в тюрьму на пару сотен лет -- за одни эти приготовления!

-- Ты не настучишь на меня, внук? -- спросил дед.

Я молча окинул взглядом потолок, углы комнаты.

-- Все проверено, -- скучным голосом сказала Маша. -- Все "жучки" давным-давно обнаружены и подключены к имитационному компьютеру. За Андреем Валентиновичем следило ФСБ, МВД, Роскосмос, ЦРУ и Моссад. Но, по их мнению, твой дед сейчас рассказывает нам о коварстве чужих и ругает президентов.

-- Дед, ты с ума сошел! -- воскликнул я. -- Ты что, решил отловить и пытать Счетчика?

-- Ловить не надо, он сам придет, -- отмахнулся дед. -- А пытать... по ситуации. Посмотрим.

Маша с любопытством поглядывала на меня, и это вернуло мне самообладание.

-- Дед, ты не прав, -- только и сказал я. -- Ты совершенно не прав. В тебе говорят эмоции.

-- Во мне? -- дед засмеялся. -- Что ты, Петя... Я давно не могу себе позволить эту роскошь -- жить эмоциями. Только расчет. Чем спорить попусту, лучше помоги Маше на стол собрать. В конце-концов, свободное время можно использовать и приятным образом.

Он улыбнулся нам обоим и подтянул к себе ноутбук.  Словно дал понять, что беседа окончена. Послушание во мне все-таки оставалось -- я встал, и вышел вслед за Машей. А та двинулась на кухню так уверенно, что сомнений не оставалось -- она здесь бывала частенько.

В те дни, когда я возил земное барахло в обмен на барахло инопланетное...

Ну, дед!

-- Готовить -- это не женское занятие, -- сказала Маша.

Она с таким ожесточением колотила деревянным молотком по будущим отбивным, словно перед ней было филе чужих.

-- Конечно, не женское, -- согласился я. -- Лучшие повара всегда были мужчинами.

Маша покосилась на меня, но спорить не стала. Полчаса мы дружно, хоть и в полном молчании, занимались подготовкой обеда. Потом она вновь заговорила:

-- Завидую тебе, Петр. Быть внуком Андрея Валентиновича -- это большое счастье.

-- Знаешь, я как-то не имел возможности выбирать и сравнивать...

Маша подозрительно глянула:

-- Ты смеешься?

-- Нет, что ты.

-- У меня плохое чувство юмора, -- самокритично призналась она, разжигая огонь под сковородой. -- Ты учитывай, Петя. Будем вместе работать, надо устранить возможность конфликтов...

-- Мне сложно работать с кем-то вместе.  У меня кресло второго пилота снято, вместо него джампер стоит.

Я вспомнил старушку "Спираль" и загрустил.

-- А ты часто испытывал джамп?

-- Полсотни раз.

-- Это и правда похоже на оргазм?

-- Н-нет... наверное.

-- Тебе не с чем сравнивать?

Кошмар какой-то! С чувством юмора у нее плохо, но вот с непосредственностью -- никаких проблем.

-- Есть с чем.  Просто это совсем разное. Словно просят сравнить вкус апельсина и органный концерт Баха.

-- Я выберу апельсин, -- решительно заявила Маша. -- Так. Пошли разбирать груз.

Минут двадцать мы распаковывали ящики и сумки. На свет появлялись блоки электронной аппаратуры, мотки кабеля, бережно, как елочные игрушки, завернутые в бумагу и вату детекторы.

-- Когда твой пассажир появится, -- сказала Маша, -- его будет ждать сюрприз. -- Здесь видеодатчики с псевдоразумным блоком определения, магнитные сенсоры, инфракрасные детекторы, активные радиосистемы, измерители электрического поля... Никто не пройдет незамеченным.

-- У нас собака, -- предупредил я.

-- Запрем. Нет, не надо. Собаку внесем в список разрешенных объектов.

Временами Маша отбегала на кухню, а я, пользуясь возможностью, осматривал ее творения повнимательнее.

Все сделано вручную. Явно несерийная работа.

Но очень аккуратная.

Возможно ли одному человеку сотворить все это -- пусть даже пользуясь готовыми схемами и разработками? И вдвойне интереснее вопрос -- можно ли скрыть эту работу от соответствующих органов? Которые старательно пресекают любое недовольство чужими?

Не верю я в гениальных сумасшедших ученых!

Зато верю деду. А он верит Маше...

-- Газ я выключила, -- сообщила Маша, вернувшись с кухни. -- Пошли, расставим детекторы.

Мы вышли под дождь и принялись устанавливать датчики по территории дачи. Занятие несложное, все они были с радиопередатчиками, и тянуть провода не требовалось. За полчаса мы усеяли пожухлую траву, стволы деревьев, забор и дорожки сотней крошечных пластиковых устройств, выполненных, в основном, в виде камешков и сухих веточек. Несколько детекторов Маша упрятала внутри достаточно гадко выглядящих корпусов. Ну, знаете, есть такие магазинчики, где продают подгузники пятидесятого размера, "отрубленные пальцы", "настоящую кровь" и прочие предметы для развлечения пятиклассников и взрослых со слабым интеллектом... Надо признать, искусственные собачьи экскременты выглядели вполне правдоподобно.

Потом Маша уселась в прихожей с переносным пультом, а я поводил недоумевающего Тирана по территории. На провокационно выглядящие датчики он не обращал никакого внимания -- запах был не тот.

Когда мы вернулись, оба мокрые и не получившие от прогулки никакого удовольствия, Маша удовлетворенно кивнула.

-- Прекрасно. Собачка может ходить беспрепятственно.

Она без всякого страха потрепала Тирана за морду, и я убедился, что знакомы они давным-давно.

-- Воспользуюсь твоей ванной комнатой, -- сообщила Маша и, подхватив самую мелкую и неказистую сумку пошла мыться. Мне оставалось только ждать, и я поднялся наверх.

Дед сидел перед компьютером, колотя по клавиатуре с видом поэта, поймавшего редкий миг вдохновения.

--         Мы поставили охранную систему, -- сказал я.

--         Молодцы...

--         Дед, ты думаешь, это сработает?

Он       задумчиво посмотрел на меня.

--         Счетчик даже черный ящик в челноке смог перепрограммировать.

--         Мы должны исходить из того,  что чужие не всесильны,  --  с легким

раздражением ответил дед. -- Иначе нам остается лишь смириться со статус

кво...

-- А это так плохо?

-- Ты не согласен с моей позицией? -- поразился дед.

-- В общем-то согласен, -- я вспомнил московские улицы, почти без машин, мрачные, напряженные лица прохожих, сумасшедшую побирушку... -- Конечно, мы гробим экономику страны... нет, не страны, всей планеты. Если даже Испания, Португалия, Бразилия соорудили космодромы... это ненормальная ситуация.

-- Ну? -- подбодрил дед.

-- Все эти аварии... в Приморье, говорят, экология вообще к чертям собачьим рухнула... Да, мы не можем выдерживать заданный темп. Но, дед, если решиться на активное противодействие -- чужие могут уничтожить всю Землю!

-- Никогда. Курицу, несущую золотые яйца, не режут на бульон. Даже если она клюнет хозяина в руку.

-- Фальшивая аналогия, -- сказал я.

-- Допустим, фальшивая. Но суть остается та же. Опасность может грозить лишь нам, Петя. Если мы натворим глупостей, то нас всех подвергнут показательному суду, сошлют на лесоповал, -- дед хихикнул, словно представив себя с топором в руках и по колено в снегу. -- А Земле-матушке хуже не станет.

-- Дед, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

-- Да.

-- Ты меня никогда не обманывал, дед. Я тебе верю. Но боюсь.

Дед отвел глаза.

-- Все будет хорошо, Петя. Но без твоего участия весь план рухнет. Понимаешь?

Я кивнул. Что уж тут поделаешь, дед продумывает и разыгрывает свои многоходовые комбинации за много лет вперед. Глупо пытаться его переубедить за один день.

-- Подружился с Машей?

-- Ну... в какой-то мере.

-- Интересная девушка, -- сказал дед.

-- Да, умная... -- выдавил я единственно возможный комплимент. Дед почувствовал напряжение в голосе и воскликнул:

-- И все?

-- Чистоплотная... -- ляпнул я, прислушиваясь к шуму воды на первом этаже. Как ни странно, дед захохотал.

-- Петр, ты меня порой удивляешь...

-- Ты тоже, дед. Давно вы знакомы?

-- Давно. У меня много странных знакомств, Петя.

И тут я дернулся.

-- Дед... Тебе привет от Данилова!

-- От Александра Олеговича? -- дед всплеснул руками. -- Да, он ведь тебя встречал...

-- Не только привет, -- совсем уже убито прошептал я. -- Он что-то передавал тебе... а я так и не открыл дипломат.

-- Неси, -- скомандовал дед. Он как-то весь напрягся. -- Неси, не открывая!

Я бросился вниз. У двери мялся Тиран, дергая лапой замок. Я отпер ему, и пес выскочил в сад. Пусть побегает, дождь приутих... Может какой-нибудь датчик на него сработает -- а то уж слишком Маша самоуверенна.

Из ванной, пока я искал дипломат, доносился плеск воды и пение. Слух у Маши был. С голосом, увы, оказалось хуже.

С дипломатом в руке я поднялся к деду. И обомлел.

Он покинул свое кресло, и нацепил странный пластиковый балахон. Прозрачный, двухслойный, причем между пленками была тонкая как паутина медная сетка. Лицо деда закрывал прозрачный щиток, тоже с проволочной решеточкой.

А в руке был небольшой металлический агрегат зелено-бурого цвета. Антенна сложной формы, два тумблера и дисплей.

-- Дипломат -- на стол! -- скомандовал дед из-под забрала. -- И отходи.

-- Дед, это чего? -- спросил я.

-- Не знаю, я ведь сварщик не настоящий, на стройке нашел, -- ответил дед, явно цитатой, только откуда -- я не узнал. -- Это индикатор органики, внучек.

На кровати валялся раскрытый чемодан, явно привезенный Машей. В нем еще оставалось много всяких незнакомых устройств.

-- Посмотрим... -- прошептал дед и щелкнул тумблером.

Дисплей засветился красным.

-- Твой Счетчик мог поместиться в дипломате? -- невинно спросил дед. У меня внутри все похолодело.

-- Нет... Не знаю...

-- И никто не знает, -- согласился дед. Не сводя взгляда с дипломата попятился к кровати, взял из чемодана что-то, очень похожее на оружие. Рукоять, спусковой крючок и конусовидный ствол. Похоже, оружие было не пулевым -- ствол походил на антенну.

-- Не надо! -- воскликнул я, и в этот момент дед нажал на спуск. Абсолютно ничего не произошло, только в ушах у меня возник легкий, словно не имеющий источника звук.

-- Это прототип парализующего излучателя, -- сказал дед, откидывая оружие. -- Однозарядный. На все земные формы жизни действует.

-- А на инопланетные?

-- Сейчас увидим.

Дед подошел к столу и открыл дипломат. Внутри были несколько маленьких пакетов -- с моими вещами и сувенирами. И один большой.

Очень аккуратно и бережно дед развернул его.

Вздохнул и сел в кресло. Стал снимать прозрачный шлем.

-- Помнит еще Саша, как я люблю красную рыбу... -- сказал он. -- Хочешь, Петр? Хорошо просоленная... а теперь еще и парализованная лососинка.

Я отщипнул кусочек рыбы, прожевал.

Рыба как рыба. На вкус неведомое оружие не повлияло.

-- Классная лососина, деда... -- сказал я. -- Ты что?

Он сидел, обхватив голову руками и глядя на дипломат. Тоскливо посмотрел на меня:

-- Думаешь, я не боюсь, Петя? Думаешь, кошмары ночами не давят? Нервы, Петя... Я ведь уже думал, и не дождусь этого дня... не успею... сам.

На лестнице послышались шаги, и дед встряхнулся.

-- Иди, мойся. Нам с Машей надо поговорить.

Я обогнул застывшую в дверях девушку -- она была в халате и с обмотанной полотенцем головой.

-- Мы тут воевали, -- любезно сообщил я.

Мылся я долго и с удовольствием. Словно мог отскоблить с тела все неприятности и неожиданности последних дней. Вернуться в прежнее, спокойное и легкое состояние духа.

Привык я все-таки к уверенности -- в себе самом и в завтрашнем дне. С самого детства знал -- на свете есть дед, чьи ехидные реплики газеты выносят на первые страницы, дед, к которому приезжают советоваться депутаты и бизнесмены. За ним -- как за каменной стеной. Нет, он никогда мне ничего не навязывал. Я сам выбирал курсы, которые проходил в школе, спортивные секции, где хотел заниматься, сам решил стать военным летчиком, потом ушел в космонавтику... но дед всегда был готов помочь.

Интересно, а есть ли в Галактической Семье внуки?

Я усмехнулся, начал что-то насвистывать, потом вспомнил немузыкальное пение Маши и замолчал.

Музицирование в ванной комнате -- это почти порок.

Хорошую аналогию привел дед в своей книжке, про детей и пасынков. Обидную для человечества, однако нам давно пора научиться обижаться.

Но ведь все аналогии -- лживы...

Что-то давило на меня. Какой-то холодок затаился в груди, щекотал нервы тонкими паучьими лапками. И его не прогнать горячим душем.

Словно я проглядел что-то важное. Отвернулся, не желая видеть...

Тьфу ты, это уже неврастения какая-то! Все у меня нормально. Насколько может быть, конечно.

Растеревшись мягким стареньким полотенцем я взял с полки фен и слегка подсушил волосы. Маша, то ли постеснялась им воспользоваться, то ли не заметила. Скорее, не заметила. Надо будет предложить ей фен. Странная девушка...

Интересно, а я ей понравилось? Не как внук обожаемого Андрея Хрумова, а просто как человек?

Выглянув -- нет ли кого в моей комнате, я вышел из ванной. Маша девушка бесцеремонная, может ввалиться без стука. А я к этому не привык. Лет с пяти, наверное, усвоил -- в своей комнате я полный хозяин, если захочу, то дед сюда не войдет. Потом прочитал в какой-то книжке деда о том, что утрата "личной территории" приводит к анормальному развитию как отдельного индивидуума, так и нации или расы. Дед имел в виду человечество, не способное ныне контролировать Землю. Прогнозировал, к чему это в итоге приведет -- приводя очень рискованные аналогии с историей разных народов. Но и ко мне, вероятно, применял свои убеждения.

В дверь тихонько постучали.

-- Петя, -- позвал дед. -- Если ты освежился, то помоги нам собрать на стол.

Не люблю я таких вот домашних банкетов. Смысла в них не вижу. Одно дело, когда приходят гости, и хочется устроить им настоящий праздник. Тонкий фарфор посуды, хрусталь бокалов, какой-нибудь телячий бок, запеченный в миндальном соусе и красное божеле, только что из Франции... Здорово, когда доставляешь людям приятное.

Или когда для себя делаешь событие, идешь в маленький уютный ресторан... и за кружкой свежего пива терзаешь шашлык по карски...

Совсем другое, когда сам же суетишься, готовишь, выкладываешь салаты позатейливее, застилаешь стол, раскладываешь приборы... чтобы через пару часов, все съев и выпив, начать мыть посуду и ликвидировать все следы торжества.

Глупо ведь, правда?

Можно было сесть на кухне, разогреть в микроволновке пиццу, откупорить по бутылочке чешского пива. И никаких проблем. Даже свечу можно было зажечь посередине стола, воткнув в пустой стакан...

Я носился из кухни в столовую, мимоходом замечая, как стараниями Маши стол приобретает торжественный вид. Она и подсвечник где-то нашла, и салфеточки с веселым рисунком, и старинное мельхиоровое ведерко для льда... даже не знал, что у нас так много всяких ненужных вещей. Почетное место заняло блюдо с парализованной лососиной.

Не забыла Маша и пульт сигнализации, поставила рядом со своей тарелкой. Всегда на страже.

-- Красиво? -- полюбопытствовала Маша, когда я остановился передохнуть. В длинном бордовом платье, с уложенными волосами, она стала гораздо симпатичнее.

А может просто я присмотрелся?

-- Угу... -- поколебавшись, я спросил: -- Никто больше не ожидается?

-- Нет, а что?

-- Так...

Прямо хоть иди по соседним дачам, отлавливай кого-нибудь из старичков-писателей или их лоботрясов-внуков, и зазывай на ужин. Пусть оценят.

Так ведь нельзя. Деловые разговоры предполагаются.

Лишь через полчаса мы уселись за стол. Для обеда было уже поздно, для ужина рано. Я украдкой поглядывал на деда, уж больно забавно тот выглядел. Он сменил трикотажные брюки и свитер на старомодный костюм, белую рубашку и узенький, бывший, наверное, когда-то модным галстук. В таких одеждах пенсионеры ходят требовать повышения пенсии и бесплатного муниципального ремонта квартиры. Еще бы орден на грудь... вот только не заслужил их дед. Никогда он не воевал. Ни в кавказскую кампанию, ни во времена крымского кризиса.

Может потому до сих пор такой воинственный?

-- Ребятки... -- дед откашлялся, покосился на меня, потом на Машу. -- Мальчики и девочки... давно вам было пора познакомиться...

Интересное начало.

-- Двадцать пять лет я ждал дня, когда у человечества появится шанс, -- продолжал дед. -- Четверть века. Треть жизни. Готовился. И, наверное, очень многие мои поступки были не слишком-то этичные... Но так было надо.

Он покрутил в руках стопку, покосился на бутылку лучшей московской водки -- "Старая столица".

-- Сейчас, я чувствую, наш день настал. День всего человечества. Пусть даже оно не знает... Петя!

Я молча откупорил бутылку, налил деду полную рюмку, себе -- чуть-чуть, потом посмотрел на Машу.

Под ее пристальным взглядом рюмка наполнилась до краев.

-- За нас... авантюристов, -- дед залпом выпил. -- Петр, если ты не хочешь, налей себе минералки.

Я с облегчением выплеснул свою водку деду, и наполнил рюмку "Боржоми". Маша разглядывала меня с нездоровым любопытством.

-- Петя, ты всегда такой правильный?

-- Разве это плохо? -- вопросом ответил я.

-- Немножко скучно.

-- Не замечал.

Несколько минут мы просто ели. Отбивные Маша сделала хорошо. Я даже расслабился -- может все деловые разговоры сведутся к паре патриотических тостов?

-- Единственный шанс человечества занять достойное место в Галактике -- стать незаменимыми, -- неожиданно сказал дед.

-- Мы и так незаменимы, -- возразил я.

-- Самые быстрые корабли... да уж. Мы полезны, Петя. Нельзя путать полезность с незаменимостью. Четверть века я ждал, надеялся и ждал ситуации, когда человечество сможет сделать что-то немыслимое для иных рас...

Дед чокнулся с Машей, они выпили. Лицо у нашей гостьи было невозмутимое, она явно знала, о чем пойдет речь. Обидно немного.

-- Я надеялся, что три относительно молодые и так же как и мы уязвленные в своих амбициях расы ждут того же, -- произнес дед. Глаза у него слегка заблестели. -- Алари, Счетчики, Куалькуа. Бойцы, математики, хамелеоны.

-- Кто?

-- Ты в курсе, что раса Куалькуа не имеет постоянного облика?

Я пожал плечами. Ну да, конечно, в тех фильмах что я видел Куалькуа выглядели по разному.

-- Протоплазменные симбиотические существа, не имеющие внутреннего и внешнего скелета, с массой варьирующейся от половины килограмма до центнера, -- дед глухо засмеялся. -- Незаменимы для монтажа и ремонта, могут протечь в любую щель и поместиться в крошечном рабочем модуле... или в боеголовке ракеты. Насколько приятна им эта роль, Петя?

-- Мы не знаем их психологии, дед. Даже ты не знаешь.

-- Вздор! Стремление жить, инстинкт самосохранения -- неизменная константа. Раса, не стремящаяся выжить, не существует! А Куалькуа -- это разменные фишки космоса. Кто влезет внутрь работающего реактора? Куалькуа. Кто поведет на планету разведывательный зонд, не способный вернуться? Конечно же, Куалькуа. Кто направит торпеду на цель? Маленькое, неприхотливое, разумное существо... Куалькуа.

Свинство, конечно. Я знал обо всем этом.

Но никогда не слышал, что Куалькуа возмущены положением дел. Впрочем, слышал ли рядовой хиксоид или пыльник о недовольстве людей?

-- Счетчики прорвались на Землю. С единственной целью встретиться со мной, -- дед потянулся к бутылке и сам наполнил свою рюмку. -- Они поняли... они сумели проанализировать мои тексты. Они знают, что я способен помочь.

Нет, стареет дед... Откуда у него такое самомнение? Ведь ничего за ним нет -- кроме пары научных центров, занимающихся вопросами экстратерральной психологии и фанатичной девушки. Ни доступа к кораблям нет, ни...

Впрочем, доступ есть у меня!

Как холодной водой обдало...

-- Дед, а если Счетчик соврал? -- спросил я. -- Если он не придет к тебе?

-- Он говорил правду! -- рявкнул дед.

-- Если он сдохнет по пути? Ему надо преодолеть всю страну. Он чужой здесь, в совершенно незнакомых условиях, один на враждебной планете!

Дед опустил глаза.

-- Он должен был готовиться, -- хмуро сказал дед. -- Обязан был все учесть. Данные о нашей планете есть у всех рас. Ты же знаешь принцип информационной односторонности Конклава? Мы не вправе требовать информации у более старых рас, но обязаны предоставлять...

-- Знаю я, дед. Но все учесть он не мог.

-- Я не удивлюсь, если он учел даже твой автобус с помидорами! -- мрачно изрек дед.

-- Вы еще подеритесь, -- заметила Маша, накладывая себя салат.

Мы замолчали. Как-то и впрямь...

-- Извини, дед, -- сказал я. Мне вдруг захотелось выпить чего-нибудь. Не водки, конечно, но на кухне должно быть вино.

-- И ты извини, Петя, -- дед потер лоб. -- Тирана впусти, слышишь, скулит...

Я пошел на кухню, взял бутылку молдавского "Нигру де Пуркаль" и штопор. С крыльца и впрямь доносилось глухое рычание собаки. Дождь, что ли, снова пошел? Или пес счел себя обязанным присутствовать на ужине?

С бутылкой в руке я подошел к двери, включил в прихожей свет и стал отпирать. Тиран возбужденно завозился.

-- Что ты шумишь, как крыса в подполе... -- сказал я, отпирая. -- Хоть бы гавкнул!

Нет, гавкнуть он и впрямь не мог...

Тиран, с видом исполненного долга, прошествовал в прихожую, волоча по полу обмякшее тело рептилоида. Могучие челюсти были крепко сжаты на горле Счетчика. Пес бросил инопланетянина к моим ногам и толкнул меня мордой в коленку.

Хвали меня, молодой хозяин...

-- Деда! -- завопил я. -- Дед!

(конец фрагмента)

 

 

                                                          Сергей ЛУКЬЯНЕНКО

                               ЗВЕЗДНАЯ ТЕНЬ
                                   Роман
                                 (фрагмент)

                                   Пролог




   На  космодромах  трава  не  растет.  Нет,  не  из-за  свирепого  пламени
двигателей, о котором так любят писать  журналисты.  Слишком  много  отравы
проливается  на  землю  при  заправке  носителей  и  при  аварийных сбросах
горючего, при  взрывах  ракет  на  стартовом  столе  и  мелких,  неизбежных
протечках в изношенных трубопроводах.
   Но этот космодром -- не земной.
   Я  сидел на траве, на самом краю огромного неогороженного зеленого поля.
Его можно было  счесть  теннисным  кортом  для  великанов  или  порождением
больной фантазии помешанного на гольфе миллиардера.
   Впрочем, здесь деньги не в ходу.
   Лицо   саднило,  словно  какой-то  невидимый  садист  тер  изнутри  кожу
наждаком. Поскольку так оно и было, я  старался  не  обращать  внимания  на
боль.
   На  зеленой  ладони  космодрома  в хаотическом порядке торчали маленькие
серебристые кораблики. Недавно я уже стоял здесь, но тогда мое одурманенное
сознание  не  могло  оценить  зрелище с точки зрения землянина. А теперь...
теперь я умножал боевую  мощь  каждого  корабля  на  их  общее  количество,
потом -- на    предполагаемое    число    космодромов   планеты,   добавлял
неизвестные -- те корабли, что были в космосе или  на  планетах  Друзей,  а
также  крейсера,  которые  вообще  не  покидают  орбит. Результат, конечно,
получался весьма приблизительный. С разбросом в целый порядок.
   Но какая разница, что упадет на голову -- тонна кирпича или десять тонн?
   Покусывая  травинку,  я  откинулся на спину. Посмотрел в небо. Что может
быть более неизменным в любом мире и в любое время? Лежать, чувствуя кислый
сок  на  губах,  чувствовать, как засасывает, тянет бесконечное небо... Как
переворачивается мир, и вот уже не ты валяешься на спине,  расслабленный  и
ленивый,  прищуренно  вглядывающийся в бездну, а вся планета лежит на твоих
плечах, и ты держишь е  над небом. Последний и единственный атлант...
   Травяной сок был горьким  и  едким,  его  родила  чужая  земля.  А  небо
покрывала   узорная  вязь  _облаков-для-приятно-прохладной-погоды_.  Сквозь
такую решетку не упадешь.
   Не мне держать этот мир на плечах.
   Я повернул голову, заставляя планету лечь мне  под  ноги.  Посмотрел  на
неподвижное  тело,  лежащее  рядом.  Мужчина  был  жив,  но сознание к нему
вернется не скоро.
   --  Куалькуа, ты закончил? -- вслух спросил я.
   _Да.  Ваши  лица  и  кожный  покров   идентичны_,-- беззвучным   шепотом
отозвался симбионт.
   --  Спасибо.
   _Мимикрировать фигуру_?
   Мужчина  был  и плотнее, и выше меня. Маскировка не помешала бы. Но сама
мысль о новой боли,  которую  принесет  перестройка  тела,  вызвала  легкую
панику.
   --  Не надо.
   Присев на корточки, я начал стягивать с чужака одежду. Хорошо, что здесь
предпочитают свободный покрой.
   --  Как думаешь, прорвемся? -- спросил я существо, жившее в моем теле.
   _Возможно_.
   У куалькуа нет ни деликатности, ни страха смерти.  Последнее  время  мне
это стало нравиться.
   Облачившись  в  одежду  чужака,  я  встал  во весь рост. В полукилометре
виднелись  низкие  здания   без   окон.   Ангары?   Ремонтные   мастерские?
Заправочные базы?
   --  Может  быть, корабль Римера еще не уничтожен? -- риторически спросил
я.-- Хорошо бы вернуться на нем...
   Куалькуа не ответил, но, странное дело, мне  показалось,  что  я  уловил
отзвук его эмоций. Легкая ирония, симпатия и одобрение.
   Возможно ли, чтобы существа, используемые как живые механизмы, как броня
и устройства наведения торпед, настолько сроднились с  техникой?   Возможно
ли,  что  сентиментальность  в  отношении  корабля  стала  для  них  редким
достоинством?
   --  Пора домой,-- сказал я.
   _Тому, у кого он есть_...
   --  А вы...
   _Когда-то  наша  раса  не   согласилась   с   решениями   Конклава.   Мы
взбунтовались. У нас была планета. Теперь там пыль_.
   Я молчал, глядя на зелень космодрома.
   _Иди, Петр. Тебе есть куда возвращаться_.
   --  Надеюсь,-- сказал я.-- Надеюсь.




                            Часть первая. Земля


                                  Глава 1

   Красно-фиолетовая эскадра Алари.
   Сотня кораблей, патрулирующих границы Галактического Конклава.
   Сквозь  корпус,  ставший  прозрачным,  я  смотрел  на рассыпанные в небе
блестки. Стоило остановить взгляд на каком-то корабле, как его  изображение
увеличивалось. Хорошая технология у Геометров.
   Но разве в ней дело?
   Есть  в  мире  вещь  посильнее  оружия -- воля, сила духа, уверенность в
своей правоте, сплоченность. Что может противопоставить Конклав цивилизации
Геометров?    Дрязги   и   раздоры,   глухое   недовольство   Слабых   рас,
самоуспокоенность и пресыщенность Сильных. Все шаткое равновесие  рухнет  в
один миг. А если еще постараются регрессоры...
   _Капитан, мы движемся принудительно_.
   --  Подчиняйся,-- сказал я.
   _Ситуация опасна_.
   --  Все   в   порядке.  У  меня  есть  инструкции.  Это  послужит  благу
Родины,-- оборвал я корабль.
   Разведывательный кораблик, принадлежащий  Римеру,  я  так  и  не  нашел.
Видимо,  он уже был уничтожен. На всякий случай. Впрочем, может быть, это и
к лучшему. К компьютеру, вобравшему в себя часть памяти  Ника,  его  манеру
общения, его стихи, я невольно стал бы относиться как к разумному существу.
А с этой машиной, новенькой,  никому  и  никогда  не  принадлежавшей,  было
проще.   Геометры   ухитрились   сделать   своих  борт-партнеров  чертовски
сообразительными, способными к вольному общению и нестандартным реакциям. И
при этом оставить их только машинами.
   Наверное, что-то правильное в этом есть. Не зря же ни одна раса Конклава
не использует, по крайней мере, широко, системы искусственного  интеллекта,
предпочитая    прибегать   к   услугам   Счетчиков,   Куалькуа   или   иных
узкоспециализированных существ. В самой мысли  о  создании  нового  разума,
возможного  конкурента,  есть что-то пугающее. Но вот почему Геометры, с их
зацикленностью на единстве и дружбе, упускают подобный  шанс?  Может  быть,
когда  вмешивается  инстинкт  выживания  расы,  вся  идеологическая  шелуха
облетает?
   _Ситуация очень опасна_,-- скорбно сообщил корабль.
   --  Подчиняйся. Мы проводим миссию Дружбы.
   Хорошо, когда идеология  стоит  на  первом  месте.  Даже  если  Геометры
допускали  возможность  угона  корабля -- они  не  позволили ему испытывать
подобные сомнения. С заглушенными двигателями мы вплыли в центр эскадры,  к
флагманскому  кораблю.  Прошла всего неделя с момента, когда я увидел его в
первый раз. Тогда огромный диск  производил  жалкое  впечатление.  В  своей
попытке  захватить корабль Геометров целым и невредимым Алари преуспели, но
урон понесли изрядный.  Сейчас  же  флагман  казался  абсолютно  новеньким.
Грозная, неспособная проиграть боевая машина...
   _Куалькуа_,-- подумал я.-- _Твои сородичи участвовали в ремонте_?
   _Да_,-- последовал беззвучный ответ.-- _Мы помогали в горячих зонах_.
   _Но ведь это опасно и для вас_?
   _Ну и что_?
   Потрясающее  равнодушие  к смерти. Небывалое. Что-то крылось за подобным
поведением амебообразных существ, но никто еще не мог понять, что именно.
   В  центре  флагманского  корабля  открылся  люк.   Шлюзов   никаких   не
существовало,  воздух  удерживался  силовым щитом. Мы падали в проем -- это
выглядело  именно  падением,  потом  я   ощутил   легкую   дурноту,   когда
гравитационные поля кораблей вступили во взаимодействие.
   --  Отключить   гравитацию,-- приказал  я,  когда  мы  оказались  внутри
флагмана.-- Все защитные системы заглушить. Открыть кабину.
   На этот раз  кораблик  повиновался  беспрекословно,  словно  решив,  что
снявши  голову  по  волосам  не  плачут.  Кабина раскрылась, я почувствовал
легкий, пряный запах чужого, нечеловеческого обиталища. Похожий  на  пещеру
ангар  флагмана  был  освещен  крайне скудно, неподвижные фигуры алари едва
виднелись.
   Мне стало не по себе.
   Неделю назад я прорывался сквозь их ряды. Отважный герой,  не  помнящий,
кто  он  такой,  щедро  раздающий  затрещины  и  полосующий  ножом налево и
направо... А на моем пути  стояли  техники  и  инженеры,  все,  не  имеющие
навыков   рукопашного   боя.  Требовалась  иллюзия  схватки -- и  она  была
достигнута. Если бы мне навстречу вышло несколько настоящих десантников, да
еще в хваленых аларийских бронекостюмах -- никуда бы я не прорвался.
   Мохнатые   тела   вокруг   ждали.   Как   они   смотрели   на   меня?  С
пониманием -- ведь знали же, на что идут?  С  ненавистью -- на  моих  руках
кровь   их   товарищей?   С  любопытством -- я  все-таки  вернулся,  принес
информацию?
   --  Где мои друзья? -- спрыгивая на пол, спросил я.-- Алари!
   Молчание. Потом вперед вышел черный алари в золотистой тунике.
   --  Командующий? -- спросил я.
   --  Приветствую на  борту,  Петр  Хрумов,-- сказал  переводчик-куалькуа,
уродливым  наростом  болтающийся  на  шее командующего.-- Мы рады, что тебе
удалось вернуться.
   В двух местах на его теле  шерсть  прикрывали  белые  повязки,  вряд  ли
имеющие отношение к одежде. Уж не следы ли это моих ударов?
   --  Где мои друзья? -- снова спросил я.
   --  Они спят. По вашему времени -- период отдыха.
   --  Ничего, разбудите, они не обидятся...-- сказал я.
   Если  алари задумали подвох, то я обречен... Но в эту минуту из дальнего
туннеля показались две человеческие фигуры. Данилов и Маша. Они  бежали  ко
мне, и я почувствовал, как отпускает, наконец-то отпускает напряжение.
   Мне все-таки было куда возвращаться.
   Вот только почему улыбки на их лицах такие вымученные?
   --  Петр! -- Данилов   сгреб   меня  в  объятия.  Потряс,  заглядывая  в
лицо.-- Сукин ты сын! Вернулся!
   Маша вела себя спокойнее. Она просто улыбалась, и,  странное  дело,  это
непривычное для нее занятие делало девушку гораздо симпатичнее.
   --  Привет,-- сказала  она,  протягивая  руку  и  легонько касаясь моего
плеча.-- Здорово. Мы очень боялись за тебя.
   Я покосился на туннель, но оттуда больше никто не появлялся.
   --  Где дед? -- недоуменно спросил я.
   --  Он спит,-- быстро ответил Данилов.-- Он сейчас спит.
   Алари не вмешивались. Сомкнулись вокруг мохнатым кольцом, с любопытством
наблюдая за встречей. Я поискал взглядом командующего, спросил:
   --  Во время моего побега... я...
   --  Ты убил троих,-- не дожидаясь окончания, ответил командующий.
   А чего, собственно, мог я ожидать? Хорошо, что только троих. Вокруг были
_не-друзья_, и плененный регрессор Ник Ример не церемонился...
   Данилов легонько сжал мою руку.
   --  Командующий...-- начал я.
   Глупо извиняться и просить прощения. Не та вина, когда можно  отделаться
словами. Но что мне еще остается?
   --  Петр   Хрумов,   как   представитель  расы  Алари  я  прошу  у  тебя
прощения,-- сказал командующий.
   Я уставился в блестящие черные глаза. Нет, он не издевался.
   --  Мы  вынудили  тебя  преступить  законы  твоей  цивилизации,-- сказал
командующий.-- Тебе пришлось убивать союзников. Наша вина огромна, но мы не
видели иного выхода.
   Нет, я не почувствовал облегчения  от  этих  слов,  в  корне  изменивших
ситуацию.
   И может быть, это то единственное, что оставляет мне право уважать себя.
   --  Командующий, я прошу прощения у расы Алари,-- ответил я.-- Скорблю о
тех, кто стал жертвой.
   Алари  молчал.  Какими бы разными ни были наши этические принципы, он не
мог не переживать за погибших членов экипажа. Иначе он вряд  ли  командовал
бы  флотилией.  Власть  дает  право  принимать  и  требовать  жертвы, но не
избавляет от боли. Конечно, если это власть, а не тирания.
   --  Их жертва не была напрасной? -- спросил командующий.-- Ты побывал  в
мире Геометров?
   --  Да,-- я  махнул  рукой в сторону своего кораблика.-- Это ведь другой
аппарат. Тот, на котором я улетел, разобран и уничтожен.
   --  Почему?
   --  Потому что побывал в плену.
   Данилов торжествующе посмотрел на Машу, и у меня  закралось  подозрение,
что  девушка  была  не  прочь установить на кораблике Римера десяток-другой
"жучков".
   --  Хорошо, что ты избежал той же участи,-- сказал командующий.
   --  С трудом,-- ответил я.
   Алари качнул головой. Наверное, копируя человеческие жесты, но  при  его
мышиной морде это выглядело комично.
   --  Цивилизация  Геометров  может стать союзником Слабых рас? -- спросил
он.
   Вопрос был хорош.
   Лучший вопрос сезона...
   --  Она может стать  новым  господином  для  Слабых,-- ответил  я.-- Она
вберет нас в себя. Подарит свою идеологию. Примет в свой круг.
   --  Невозможно       насильно      сменить      идеологию      развитого
общества,-- отпарировал алари.
   --  А мы недолго останемся развитыми,-- сообщил я.
   Черные  мышиные  глазки  буравили  меня  насквозь.   Потом   командующий
посмотрел  на  собравшихся  вокруг -- и алари брызнули в стороны. За десять
секунд всех как ветром сдуло.
   --  Пойдем,  Петр,-- алари  протянул  лапу,  легонько  толкнул  меня   в
бок.-- Ангар не то место. Комната для докладов ждет.
   --  Для докладов или для допросов?
   --  Это зависит от ситуации.


   Судя  по  размерам  "комнаты  для  докладов",  здесь  порой перед мышами
отчитывались слоны.
   Бугристая  поверхность  стен,  обычная  для  аларийских  кораблей,  была
тускло-оранжевого  цвета,  несколько осветительных сегментов тлело тускло и
тревожно. Я полусел-полулег на покатое мягкое кресло, за мной закрыли  люк.
Немножко походило на заточение.
   --  Петя,-- раздался откуда-то голос Данилова,-- Алари просят разрешения
пустить газ.
   --  Какой еще газ?
   --  Легкий транквилизатор. Для облегчения  воспоминаний.  Это  абсолютно
безвредно.
   Звучало достаточно неприятно. Я пожал плечами, посмотрел в потолок.
   --  Валяйте.
   Не  было  ни звуков, ни запахов. Только закружилась голова и свет словно
бы стал ярче.
   Ничего похожего на действие  наркотика  я  не  ощутил.  Наверное,  алари
просчитались и их транквилизатор на людей не действует...
   Потом  накатила  скука.  Сколько  я уже так лежу? Минуту, две? Чертовски
много! Нельзя же  так  разбазаривать  драгоценное  время!  От  тоски  можно
помереть! Я заерзал, борясь с желанием встать и уйти.
   --  Петр,-- я  узнал голос командующего,-- расскажи о том, что произошло
с тобой после побега. С того момента, как ты оказался в корабле.
   Его вопрос принес облегчение. Появилось хоть какое-то занятие!
   --  Меня  звали  Ник  Ример,-- сказал  я.-- Это  сообщил  мне   корабль,
используя  неголосовой  канал  общения.  Я  был  разведчиком и регрессором.
Первое понятно, а  работа  регрессора  заключается  во  внедрении  в  чужое
общество  и снижении уровня его развития. Это делается как подготовительный
этап перед развитием цивилизации по правильному пути.
   --  Что такое правильный путь? -- спросил алари.
   --  Дружба.  Единство  всех  цивилизаций,  их   совместная   космическая
экспансия.
   --  С какой целью?
   --  С целью дружбы. Это замкнутый цикл развития, цивилизации поглощаются
с целью поиска и приобщения новых.
   После короткой паузы командующий спросил:
   --  Смысл?
   Какой же он тупой!
   --  Никакого.
   --  Раса Геометров главенствует над поглощенными расами?
   --  Нет. Главенствует идея.
   В разговор вмешался кто-то другой:
   --  Петр, продолжай рассказ.
   --  Привет, Карел,-- я не удивился, узнав счетчика.-- Мой дед далеко?
   --  Он здесь.
   --  Позови его.
   Последовала короткая пауза, потом я услышал:
   --  Здравствуй, Петя.
   --  Привет,-- сказал я в потолок.-- Ты как, нормально?
   Голос у деда был какой-то усталый и безрадостный.
   --  Да, насколько это возможно.  Рассказывай,  малыш.  Как  ты  управлял
кораблем Геометров?
   --  Давал  общие  указания. У него достаточно мощная система внутреннего
интеллекта. Но... кастрированная.
   --  Поясни, Петя.
   --  Полагаю, компьютер корабля находится на грани полноценного разума. И
он способен обучаться. Но почему-то не осознает себя.
   --  Да,   мы  предполагали.  Это  очень  изящно  реализовано,  Петя.  Их
компьютеры не становятся разумными, потому что уже считают себя такими.
   --  Что? -- мне очень хотелось  рассказывать  самому,  и  все  же  я  не
удержался от вопроса.
   --  Более  того. В каком-то смысле...-- дед хихикнул,-- каждый компьютер
Геометров считает себя единственно разумным существом во Вселенной.  Богом,
если  угодно.  Он  воспринимает  реальность  как  игру  своего воображения.
Система такой мощности пришла бы к осознанию себя, не считай она эту задачу
уже выполненной.
   --  Опасный путь,-- решил я.
   --  Нет,  Петя.  Наиболее  удобный.  Единственно  возможный, быть может.
Узник не станет стремиться на волю, если считает себя свободным.
   --  Как я рад тебя слышать, дед,-- помолчав, сказал  я.-- Знаешь...  мне
тебя не хватало.
   Пауза  была  короткой  и  неловкой.  Слишком  многие  сейчас слушали наш
разговор. Не время для сантиментов.
   --  Рассказывай  дальше,  Петя,-- попросил  дед.-- Этот   газ   вызывает
болтливость и стремление поделиться информацией. Не мучайся.
   --  У  Геометров  очень хорошие корабли,-- сказал я.-- Они не используют
джамп,  но  скорость  их  передвижения  во  внепространстве  превышает  все
доступное  Конклаву. Поскольку я ничего не помнил о своей личности, корабль
стал действовать по инструкции...
   Я говорил долго. Временами  меня  прерывали  вопросами -- Данилов,  дед,
Маша, аларийский командующий... Порой вопросы командующего казались немного
странными,  и  я  решил,  что   это   спрашивает   не   он   сам,   а   его
переводчик-куалькуа.
   Самым  трудным  было рассказывать об обществе Геометров. Я до сих пор не
мог воспринимать его  как  абсолютно  чуждое  и  сообразить,  о  чем  нужно
упомянуть.  Отсутствие  семей,  например, было штрихом очень интересным, но
вспомнил я об этом чисто случайно. К тому же, я многого, очень  многого  не
знал. Как работают транспортные кабины, например? "Это джамп, переход через
иные измерения, или процесс копирования тела в новой точке  с  уничтожением
оригинала?" -- спрашивал  алари.  Я не знал ответа. От последней версии мне
стало не по себе, но пришлось признать, что она тоже вполне вероятна.
   Когда я закончил рассказ,  действие  наркотика  почти  прошло.  Какой-то
алари молча принес мне поднос с завтраком и удалился. Я уселся на корточки,
стал есть,  вслушиваясь  в  спор.  Связь  между  комнатой  докладов  и  тем
помещением,  где  собрались  "заговорщики",  не  отключали, и это радовало.
Иначе я почувствовал бы себя самым заурядным шпионом.
   Говорил в основном дед. Кажется, все -- и алари,  и  счетчик -- признали
его главным экспертом по Геометрам.
   --  Их цивилизация феноменальна,-- лекторским тоном вещал он.-- Начнем с
главного -- на их родной планете  существовало  две  разумные  расы.  Такие
прецеденты известны?
   --  Да,-- кажется,  это  был  именно алари, а не переводчик.-- Несколько
случаев зафиксировано.
   --  Каков же итог их совместного существования? -- живо  заинтересовался
дед.
   --  Одна  из  рас  уничтожалась  в  начальном  периоде  своего развития.
Случившееся на планете Геометров более чем  банально.  Цивилизация  низкого
уровня   развития   воспринимает   чуждую  разумную  расу  как  конкурента,
подлежащего истреблению.
   Почему-то мне показалось, что он оправдывается. Не свою ли расу  имел  в
виду алари?
   --  Но  здесь  несколько  иной  вариант.  Обе расы были развиты и вполне
разумны.   Геометры    победили    за    счет    создания    биологического
оружия -- потрясающий прогресс для феодального общества.
   --  Мне  не  кажется  верным это определение,-- неожиданно сказала Маша.
Замялась, потом  с  легким  усилием  продолжила: -- Андрей  Валентинович...
общество   Геометров  затормозилось  на  феодальном  этапе,  но  во  многом
переросло его. Петя говорил о долгом периоде изоляции  на  одном  материке,
помните?  Здесь  есть некоторые аналогии с японским обществом. Затянувшееся
средневековье, позволяющее добиться  колоссального  прогресса  в  отдельных
областях   науки.   Их  социальная  основа -- наставничество,  тоже  вполне
объяснимо в такой ситуации.
   Молодец, Маша! Она  позволяет  себе  спорить  с  дедом!  Растет,  растет
девочка...
   Я допил кисленький сок, улегся на кресле поудобнее, закрыл глаза.
   --  И  все-таки, Маша, это именно средневековье,-- дед не позволил сбить
себя с позиции.-- Азиатского типа, ты права. И культура их осталась  именно
в рамках азиатской линии развития.
   --  Что это значит? -- вмешался алари.
   --  В  развитии  земной цивилизации,-- пояснил дед,-- можно выделить два
основных потока -- европейский, или западный, и азиатский,  или  восточный.
Западная  культура  более направлена на отдельную личность, на индивидуума,
его  права  и  свободы.  Восточная,  как  правило,  оперирует   категориями
общества,  государства.  Поскольку  мы  принадлежим  к западной культуре...
н-да... и все-таки, именно к западной, то восточную рассматриваем как более
чуждую.  Моделируя  вымышленные общества, этим у нас занимается литература,
мы   придаем   им   черты   азиатской   цивилизации.   Жесткая   социальная
структурированность,  подавление свободы индивидуума... Восточная культура,
напротив, придает вымышленным обществам черты европейской цивилизации.
   --  Странно, что вы не истребили друг друга,-- заметил алари.-- И  какое
общество сейчас главенствует на Земле?
   --  Западное,-- уверенно  сообщил дед.-- Но в данный момент все различия
стираются. А  вот  цивилизация  Геометров  построена  на  четкой  восточной
основе.
   --  Интересно,-- сказал    алари.-- Я    был    уверен,    что    земная
цивилизация -- пример предельно структурированного общества. В  отличие  от
нашего, например.
   Кто-то, кажется, Данилов, засмеялся.
   --  Ничего  удивительного,-- решил дед.-- Наблюдая за чужим обществом мы
замечаем, в первую очередь, именно такие детали, как проявления  порядка  и
организованности.
   --  Тогда  возможно ли делать выводы о цивилизации Геометров? -- спросил
командующий.
   --  Возможно. Мы достаточно близки  друг  к  другу,  ксенофобия  нам  не
мешает. Петр, ты согласен со мной?
   --  Наверное, дед,-- подумав, ответил я.-- У них не концлагерь, конечно.
Но все организовано предельно четко.  И  никаких  органов  подавления,  все
строится на идеологии.
   --  Опять-таки,  характерно  для  восточного пути развития,-- согласился
дед.-- И это очень плохо. При равных уровнях технического развития конфликт
восточной   и   западной   культуры   приводит   к   чрезвычайно  печальным
последствиям.  Будь  у   Конклава   хоть   какая-то   общая,   объединяющая
идеология...
   --  Цивилизация         Геометров         немногочисленна,        Андрей
Валентинович,-- вмешался    Данилов.-- Если    действительно     произойдет
столкновение...
   --  А   какое  столкновение? -- ехидно  спросил  дед.-- Грозные  эскадры
Конклава помчатся бомбить миры Геометров? Полноте!  Даже  Земля  ухитряется
вести  политику  сдерживания...  А  ты  полагал, что я не в курсе? Челноки,
загруженные кобальтовыми и водородными бомбами, висят на орбитах уже десять
лет. И чужие об этом знают. Командующий, вам это известно?
   --  Да,-- коротко обронил алари.
   Я немного растерялся -- честно говоря, слышать о подобном не доводилось.
   --  Уровень   развития   предопределяет    тип    конфликта,-- продолжил
дед.-- Расы     Конклава     не    рискнут    начать    настоящую    войну.
Максимум -- карантинные зоны, попытка запереть Геометров,  отгородиться  от
них.  Удастся  ли это с расой, перетащившей свою звездную систему через всю
Галактику? Сомнительно. Начнется что-то вроде холодной войны. И вот  тут-то
Геометры  смогут  сыграть  на  привлекательных  сторонах  своего  общества.
Отламывать от Конклава кусочек за кусочком. Уйдем мы -- и  Конклав  лишится
срочных  перевозок. Уйдут Алари -- и боевая мощь упадет процентов на сорок.
Уйдут Пыльники -- и возникнет кризис горнодобывающей промышленности. А если
Сильные  расы  поймут  это и все же решатся на войну, Галактику ждет полный
геноцид. Прежде чем Геометры погибнут, захлебнутся под силовыми атаками, их
корабли  испепелят  большинство обитаемых планет. Зальют отравой, уж в этом
они традиционно сильны. Что можно противопоставить крошечному,  быстрому  и
защищенному  кораблику?  А  ему  достаточно  лишь  приблизиться к планете и
сбросить в  атмосферу  одну-единственную  бомбочку  с  вирусным  аэрозолем.
Положим,  Дженьш  и  вы,  Алари, разотрете всю систему Геометров в пыль. Но
корабли-то останутся. И будут мстить. Долго, очень долго!
   --  Если их корабли, как мы предполагаем, используют энергию вакуума, то
их автономность практически не ограничена,-- заметила Маша.
   Была долгая пауза, потом алари спросил:
   --  Андрей  Хрумов,  ты  считаешь нецелесообразным стравливать Конклав и
Геометров?
   --  Ненужным.  Они  и  так  антагонистичны.  Сильные  расы  не  потерпят
подобных соседей.
   --  Что ты предлагаешь? Чью сторону разумнее занять?
   Дед помолчал.
   --  Вероятно,  все-таки  сторону  Геометров,-- сказал  он,  и я в полной
растерянности привстал с кресла.-- Их этика не слишком обнадеживает,  но  у
Слабых  рас  будут  шансы  уцелеть.  Попасть  под  новое  господство, да. И
все-таки -- уцелеть.
   Ну что же это такое? Я стоял, озираясь, словно пытался увидеть их сквозь
стены.  Неужели  дед  не понимает, к чему мы придем? Я же все объяснял! Да,
вначале мы будем союзниками  и  друзьями.  Часть  Слабых  рас  вырвется  из
Конклава,  объединится  вокруг  Геометров.  Но  ведь  дело  не  ограничится
навязыванием идеологии Дружбы, приобщением к вырвавшейся в космос утопии. С
точки зрения обитателей Родины мы абсолютно неправильны. И нас опустят, так
тихо и незаметно, что  мы  этого  даже  не  заметим.  Опустеют  космодромы,
встанут  заводы -- ну,  например,  чтобы  восстановить порушенную экологию.
Потом Геометры помогут нам своими, лучшими в мире, Наставниками.  Например,
чтобы  приобщить  будущие  поколения  к  высоким  знаниям.  Подключат  свою
биоинженерию, побеждая наши болезни, а заодно и чрезмерную  эмоциональность
и  агрессивность.  Зачем  накал  эмоций  тем,  кто стремится к Дружбе? Даже
убивать можно без ярости и ненависти. Сменится  поколение,  другое,  как  и
хотел  Конклав,  кстати.  И  Земля станет новой Родиной для тех, кто уже не
способен понять это слово по-настоящему.
   --  Дед...-- прошептал я. Но они меня не услышали.
   --  Андрей  Хрумов,  мне  кажется,  ты  стал  по-другому  относиться   к
жизни.-- сказал командующий.
   Дед издал странный смешок.
   --  Да,  вероятно.  Разве  в  этом есть что-то удивительное? Жизнь лучше
смерти в любом случае. А все, что мы услышали  от  Пети,  наводит  на  одну
мысль. Воевать с Геометрами -- это смерть.
   --  Дед! -- крикнул я.-- Подожди! Есть еще Тень! Ты помнишь?
   --  Враги Геометров?
   --  Да! Те, от кого они бежали!
   Я не видел лица деда, но представил -- очень ясно, как он снисходительно
улыбается.
   --  Петя, враг Геометров не обязательно будет нашим другом. Это  первое.
А второе -- они убежали очень и очень далеко. Вряд ли Тень придет следом за
ними.
   --  Зато мы можем прийти к Тени!
   Я полагал, что дед устало  вздохнет,  как  обычно,  сталкиваясь  с  моим
упрямством, но он только ответил:
   --  Добраться до ядра Галактики? Не знаю, возможно ли это технически, но
смысл? Смысл, Петя? Найти неведомую  расу  и  указать,  где  скрываются  ее
враги?  А  захотят  ли  они  преследовать  Геометров?  Если  захотят, то не
возьмутся ли и за нас?
   --  Ты же сам говорил о третьей силе! -- воскликнул я.
   --  Это уже не третья, Петр. Это четвертая. Слабые расы,  Сильные  расы,
Геометры,  Тень.  Законы  существования общества отличны от законов физики.
Если в астрономии  проблемой  становится  взаимодействие  трех  тел,  то  в
политике  неопределенность привносит четвертый фактор. Добавить к нынешнему
клубку проблем Тень -- чем бы она ни была -- и никто не сможет  предсказать
результата.
   --  Но   если  предсказанный  результат  нас  не  устраивает? -- спросил
я.-- Дед, если оба варианта -- тупиковые, не следует ли попробовать  что-то
совсем новое?
   --  Не знаю,-- ответил он.-- Я ведь там все-таки не был, Петя.
   --  А я был!
   Они все молчали. Я прошелся по комнате, потом попросил:
   --  Могу я отсюда выйти? Вроде бы я все рассказал?
   Ответом было какое-то неловкое молчание. Потом дед попросил:
   --  Подожди, Петя. Есть определенная причина... побудь пока там.
   Или они замолчали -- или отключили трансляцию звука. Скорее, второе.
   Что  же,  они  считают  меня  двойным  агентом?  Готовятся к проверкам и
просвечиваниям, на манер Геометров? Мной овладела злость. В конце концов, в
моем теле сидит куалькуа! Можно расспросить и его!
   _Мы никогда не отвечаем на вопросы, Петр_.
   _Почему_? -- мысленно  спросил я. То, что куалькуа заговорил со мной сам
и без видимой причины, было неожиданно.
   _Мы слишком на многое можем ответить_.
   _Не понял_!
   _А вот Алари понимают_.
   Куалькуа помедлил и добавил:
   _Дело не в тебе, Петр. Тебя  уже  подвергли  всем  возможным  проверкам.
Только в отличие от Геометров этот процесс не афишировался_.
   Что-то  происходило. Что-то очень странное. Куалькуа, казалось, играл со
мной в поддавки. В отличие от друзей!
   _Почему вы можете ответить на многое_?
   Он молчал.
   _Куалькуа, сколько особей в вашей расе_?
   _Ты понял_.
   Или мне показалось, или он был доволен, что я догадался.
   _Ты... один_?
   Куалькуа молчал. Да, он не давал прямых ответов. Но порой снисходительно
отвечал  молчанием.  Маленькие  амебообразные  куалькуа,  разменные фишки в
космических играх, инертные и ни к чему не стремящиеся  существа.  Нет,  не
существа.  Существо!  Существо,  которое  было единым целым. Всегда. Оно не
боялось смерти, потому что для него она не существовала!
   Господи, да что перед ним власть Сильных рас, их  могущество  и  апломб,
дипломатические  игры  и  галактические  интриги!  Он позволял использовать
себя,  ибо  потеря  клетки  не  страшит  организм.  Он  был  единым  целым,
раскиданным по Вселенной, живущим в чужим телах и механизмах, греющимся под
светом тысяч солнц и глядящим на мир миллиардами глаз!  Какая  сила,  какие
законы  бытия позволяли этим комочкам студня, разделенным сотнями парсеков,
мыслить вместе? Какой мир мог их породить?
   Счетчики, Алари, Хиксоиды, даже Пыльники и Дженьш -- да они же все почти
люди! По сравнению с Куалькуа.
   Я  провел рукой по лицу -- вспоминая, как ловко куалькуа менял мое тело.
Легко было принять это как должное, а стоило бы подумать,  как  он  обходил
закон сохранения вещества, превращая меня в Пера и обратно!
   _Не бойся, Петр. Мы не стремимся к власти_.
   Я  засмеялся.  В  моем  теле  жил  не  симбионт.  Скорее,  частица Бога.
Настоящего, не нуждающегося в громе, молниях и  ветхозаветных  заповедях...
Нет,  наверное,  я  не  прав.  На роль Бога куалькуа не подходит -- да и не
стремится к ней. Скорее его можно назвать частью природы. Чем-то древним  и
неиссякаемым -- как  ветер,  свет,  шепот  реликтового  излучения. Ветру не
нужна власть -- и даже если ты поймал его в  паруса,  не  думай,  что  стал
повелителем. Просто на миг вам оказалось по дороге... Я мысленно спросил:
   _Почему ты говоришь "мы"? Ведь ты един_!
   _А что значат слова, Петр_?
   Что  значат  слова?  Да  ничего,  наверное.  Ты один, и я один. Мы все и
навсегда одиноки, сколько бы самовлюбленных  живых  существ  ни  входило  в
расу.  Каждый  из  нас -- собственная  цивилизация.  Со  своими  законами и
одиночеством. И все-таки -- даже куалькуа приятнее говорить "мы"...
   Я подошел к двери -- участку стены,  почти  неотличимому  от  остальных.
Низкому,  удобному для алари. Прикоснулся к нему рукой, не слишком-то веря,
что незнакомый механизм соблаговолит открыться.
   Дверь уползла в стену.
   В просторном зале были двое  алари.  Они  лежали  на  своих  приземистых
креслах  перед  чем-то, служащим пультом. На мой взгляд, пульт выглядел как
исполинская хрустальная друза, увенчанная матовым, неработающим экраном.  А
может  быть, он и работал, только мое зрение отказывалось это воспринимать.
Сероватая шерсть чужих вздыбилась, когда они посмотрели на меня. На шеях  у
обоих болтались куалькуа. Прекрасно.
   --  Я  должен  удалить  из  организма отходы жизнедеятельности,-- сказал
я.-- Где это можно сделать?
   История повторяется как фарс...
   Один из алари встал  и  засеменил  к  уходящему  вдаль  туннелю.  Другой
сказал:
   --  Следуйте за ним, пожалуйста.
   Теперь  я  не  был  пленником, которого следовало "держать и не пущать",
хотя бы понарошку, я был  источником  важной  информации  и  представителем
союзной расы.
   --  Это    очень   интимный   процесс,   о   нем   не   следует   никого
оповещать,-- сообщил я.
   Поставив перед несчастным техником небольшую этическую проблему, я пошел
вслед   за  провожатым.  Метров  через  двадцать,  когда  туннель  кончился
развилкой, сказал:
   --  Отведи меня к представителям моей расы. Срочно.
   Алари замялся. Вряд ли он был заурядным представителем своей расы  и  не
понимал,  что  происходит  незапланированное.  Но на него давили сейчас два
убедительных  довода -- мой,  очевидно,  достаточно   почетный   статус   и
воспоминания о кровавом побеге Ника Римера...
   --  Срочно! -- рявкнул я.
   Алари  повернулся  и  пошел  направо. Я двинулся следом, глядя на смешно
опущенный зад и вздыбленный загривок чужого. Алари напоминал гончую, идущую
верхним чутьем.
   Хотя, если сходство не ложное и они действительно произошли от грызунов,
запах играет в их жизни роль немногим большую, чем у людей.
   Шли мы недолго, вскоре алари остановился перед закрытым люком. Посмотрел
на меня с видом побитой собаки:
   --  Здесь идут важные переговоры...
   --  И я должен в них участвовать,-- подтвердил я.
   Было  бы  смешно,  окажись дверь заблокированной. Но мой проводник-алари
имел, вероятно, достаточно высокий статус. Люк открылся.
   --  ...нет, нет и нет! -- услышал я голос деда.-- Я не могу. Это слишком
большой шок!
   --  Какой шок, деда? -- спросил я, входя. Куалькуа беззвучно прошептал в
мозгу:
   _А хочешь ли ты это знать, Петр_?
   Первый раз на корабле алари я  увидел  теплые,  сочные  цвета.  Овальной
формы    зал,    стены -- нежно-розовые,    потолок -- ослепительно   алый,
пол -- багровый. Словно внутренности какого-то монстра... Командующий Алари
лежал  в  центре,  на  кресле  крайне сложной конструкции, рядом стояло три
более привычных, рассчитанных на людей. Но заняты  были  лишь  два,  в  них
сидели  Данилов и Маша. Рядом с алари стоял счетчик, уставившийся сейчас на
меня с каким-то почти человеческим ужасом.
   А деда нигде не было.
   Я даже огляделся по сторонам, прежде чем спросить:
   --  Где дед?
   Мой проводник тихонечко пятился, отходя от все еще открытого  люка.  Да,
достанется  ему... Я встретился взглядом с Даниловым, но тот опустил глаза.
Посмотрел на Машу -- она была растрепанная и бледная.
   --  Командующий, где Андрей Валентинович Хрумов? -- спросил я.-- Где мой
дед?
   --  Это    очень   сложная   этическая   проблема,-- помедлив,   ответил
алари.-- Боюсь, что я не вправе отвечать, пока он сам не принял решения.
   --  Карел! Счетчик! -- я посмотрел на рептилоида.-- Где дед?
   Повисла тишина.
   _Ты ведь уже понял_,-- прошептал куалькуа.
   --  Петя, у меня не было иного выхода,-- ответил счетчик голосом деда.
   Сволочи!
   --  Что с дедом? -- закричал я.-- Что с ним, гады?!
   --  Петя, это я,-- сказал счетчик.
   Я шагнул к нему -- не знаю, то ли чтобы убедиться, что родной голос идет
из  нечеловеческой  пасти, то ли чтобы придушить чужую тварь, пытающуюся...
пытающуюся...
   --  Не было у меня другого выхода, Петя,-- сказал _дед_.-- Не было.
   Беззубая, усеянная жевательными пластинками пасть раскрывалась нервно  и
дергано,  выдавливая звуки человеческой речи с отчаянной старательностью. В
голубых глазах счетчика зияла пустота. Ничего, ничего знакомого и  родного!
   --  Я хотел тебя дождаться, Петя,-- сказал _дед_.
   И  я  не  выдержал.  Ноги  задрожали, стены дрогнули, повернулись, а пол
прыгнул к лицу.


                                  Глава 2

   Лучше всего смотреть в потолок.  Закрывать  глаза -- неправильно.  Тогда
сразу  начинают лезть в голову разные мысли. А я не хотел сейчас думать. Ни
о чем. Куда легче оказалось выбрать на потолке точку и не отводить  от  нее
взгляда.
   Так -- легче.  И  можно  слушать голос деда, идущий из пасти счетчика, и
забывать о том, что произошло.
   --  Обширное кровоизлияние, Петр. Инсульт. Я никогда не исключал  такого
варианта,  но  уж очень не вовремя он выпал. Думаю, сутки бы я продержался,
но не больше...
   Голос у деда спокойный. И не потому, что он сейчас в теле Карела. Он  бы
говорил  так  же  ровно  и сухо, валяясь парализованным на койке. Наверное,
таким тоном он и соглашался на предложение счетчика...
   --  Данилов  принял  мое   решение   сразу.   Маша   вот...   почти   не
разговаривает. Ничего, тоже привыкнет.
   --  Как это было? -- с болезненным любопытством спросил я.
   --  Меня  усыпили.  Карел считает, что иначе я сошел бы с ума в процессе
перекачки сознания. А так... словно засыпаешь в одном теле, а  просыпаешься
в другом.
   --  Это  страшно,  дед? -- поинтересовался  я.  И тут же проклял себя за
глупый вопрос. Но дед ответил спокойно:
   --  Не очень. В конце концов, я давно готовился... хм... уйти  насовсем.
А  случившееся  все-таки  вариант  не  из худших. Тяжело привыкать к новому
зрению. Если бы ты знал, _каким_ я тебя сейчас вижу... это очень смешно.  К
этим...  лапкам  трудно  привыкнуть.  К  тому,  что ходишь на четвереньках.
Впрочем, я пытаюсь не двигаться, этим занимается Карел.
   --  Ты... вы... можете общаться? Напрямую? Ты читаешь его мысли...
   --  Нет. Как я понимаю, Карел выделил для моего сознания  локализованный
участок  своего  мозга,-- дед  оживился.-- Интереснейшая раса, Петр!  Какие
огромные возможности! Вот, к примеру...
   Если не смотреть на рептилоида -- то все в порядке. Дед просто  излагает
абстрактную  проблему:  что  чувствует человек, оказавшись в нечеловеческом
теле, да еще и не полноправным хозяином, а случайным гостем...
   Ребенком я однажды подцепил корь. Да и мало кто ухитрялся не болеть ею в
детстве.  У  меня  слезились  глаза,  я  не  мог  смотреть на свет, лежал в
зашторенной комнате и мучился от того, что дед забрал компьютер... от греха
подальше.  Вместо  него  он  купил  и  поставил музыкальный центр, какой-то
невообразимо навороченный, с обилием возможностей, и я, лежа в постели,  на
ощупь  разбирался  с  пультом.  До  сих  пор помню все кнопки на ощупь... и
радость,  когда  нажатие  очередной  вылавливало   в   эфире   какую-нибудь
радиостанцию  или  запускало  сидишник.  Но  лучше  всего  было,  когда дед
приходил, садился рядом и начинал со мной разговаривать. В первый же день я
спросил  его,  почему  от  кори  нельзя  быстро вылечиться, и он прочел мне
десятиминутную лекцию об этой  болезни.  Вряд  ли  дед  разбирался  в  этом
раньше,  но  когда  я  заболел, ему потребовалось полчаса, чтобы вникнуть в
суть проблемы.
   --  Вирусная инфекция, Пит,-- тогда он любил называть  меня  Питом.-- На
этом   фронте  медицины  особых  успехов  нет.  Говорят,  у  чужих  имеются
эффективные препараты для уничтожения вирусов, но с нами  они  делиться  не
собираются...  У  тебя  сейчас  поражена лимфатическая система, помнишь, мы
читали книжку "Как внутри  меня  все  устроено"?   Еще  вирус  гнездится  в
ретикулоэндотелиальной  системе,  но  ты  этим  голову  не  забивай. Ничего
страшного нет, я тоже в детстве переболел корью.
   --  Я не умру? -- спросил я, потому что мне стало немного страшно.
   --  Если  не  начнется  коревый  панэнцефалит -- нет,-- обрадовал   меня
дед.-- Но это маловероятно.
   --  А что такое панэнцефалит?
   Дед объяснил, обстоятельно и подробно. Тогда я не выдержал и заплакал. И
даже выкрикнул, что не хочу ничего этого знать, и лучше бы он молчал...
   Дед положил мне  на  лоб  холодную  ладонь,  подождал,  пока  я  немного
успокоюсь, и сказал:
   --  Ты  не  прав, Пит. Страх -- в неизвестности. Это единственный страх,
который можно себе  позволить.  А  когда  знаешь -- бояться  нельзя.  Можно
ненавидеть и презирать болезнь. Бояться нельзя.
   --  А  ты  не боялся, когда был маленький и болел? -- обиженно выкрикнул
я.
   --  Боялся,-- помолчав, сказал дед.-- Но я был не прав...
   Сейчас он был прав. Сейчас он не боялся.
   Или имел достаточно сил, чтобы этого не показывать. То, что случилось  с
ним,  словно  бы  стало  академическим  случаем,  который  он излагал перед
потрясенными коллегами. А ведь  он  и  впрямь  это  сделает,  с  превеликим
удовольствием, если удастся уговорить счетчика отправится на Землю!  Влезет
на  кафедру  в  лекционном  зале,  оскалится,  удовлетворенно   взирая   на
побелевшие  лица СКОБистов, экзобиологов, ксенопсихологов, экстратерральных
лингвистов, дипломатов-инопланетчиков... И гаркнет: "Как ни странно, я  все
тот   же   старый   хрыч  Андрей  Хрумов,  хоть  и  сижу  в  уродском  теле
рептилоида"...
   --  Как ни странно, я все тот же Андрей Хрумов, хоть и похож немного  на
варана,-- сказал  дед.-- И если Карел не решит очистить свою память, то мне
светит еще долгая жизнь...
   --  Так ты меня переживешь, дед,-- сказал я.
   --  Возможно,-- легко согласился он.
   Я покосился на деда... на Карела. Счетчик лежал на полу. Будь это просто
рептилоид, он забрался бы на спинку кровати.
   --  Что он делает, когда ты... снаружи?
   --  Не  знаю, Петя,-- сказал дед.-- Мне кажется, ему даже нравится такая
возможность. Он же всегда имел два сознания, и вряд ли внешний мир  занимал
его  больше, чем внутренний. Другой бы на месте счетчика стал шизофреником,
а ему все равно...
   --  А ты, деда?
   --  Я?
   Кажется, он попытался вздохнуть, но в теле счетчика это было непросто.
   --  Петя,  в  определенном  возрасте  такие   мелкие   неудобства,   как
негнущиеся   суставы,   слепнущие   глаза,   или,  например,  пребывание  в
нечеловеческом теле, отступают перед самой возможностью жить.
   --  Как ты будешь дальше,  дед? -- тихо  спросил  я.-- Здесь...  хорошо,
здесь только мы и алари. А на Земле?
   --  Часто  ли  я  выходил  из дома в последние годы? -- вопросом ответил
дед.
   --  А счетчик захочет...
   --  Он предложил мне компромисс. Пятьдесят лет  мы  пробудем  на  Земле.
Карел  будет  послом  Счетчиков  у человечества. Потом полвека послом у них
буду я, все равно на их планете человеку не выжить. И по новой.
   Это было очень, очень щедрое предложение. И не только для деда, для всей
Земли.  Дипломатические контакты -- качественно иной уровень в отношениях с
расами Конклава.
   Потом до меня дошел весь смысл его слов.
   --  Сколько живут счетчики, дед?
   --  Очень долго, Петя,-- он ответил не сразу.-- Куда дольше нас.
   --  А про их мир ты что-нибудь узнал?
   И в это мгновение рептилоид  неуловимо  изменился.  Он  дернул  головой,
потянулся и резко сказал:
   --  Петр, я прошу не затрагивать данную тему.
   Секунда -- и  Карел  ушел,  спрятался во второй слой своего сознания. Но
меня словно кипятком обдало. Нет, не с дедом, точнее -- не только с дедом я
разговаривал.  Счетчик  все  время  был  рядом. Слушал, смотрел, делал свои
выводы.
   --  Неудобно снимать комнату в  доме  со  стеклянными  стенами,-- сказал
дед. На этот раз -- именно дед...
   Была  какая-то  злая  и  едкая  ирония  судьбы  в том, что именно Андрею
Хрумову выпало доживать век в нечеловеческом теле. Причем -- именно век, по
меньшей мере.
   Я  присел  на  постели,  посмотрел  на  рептилоида. Нас оставили вдвоем,
вернее -- втроем. Вероятно, чтобы  мы  смогли  уладить  семейные  проблемы?
Увы, бывают ситуации, которые лучше и не пробовать разрешать, ибо разрешить
их просто невозможно.
   --  Дед, что ты решаешь? Я имею в виду Геометров.
   --  Дальнейшие  решения  будут  принимать   те,   кто   имеет   на   это
право,-- просто  ответил  он.-- Я  предоставлю  свои рекомендации, но не от
меня зависит, с кем пойдет Земля. Надеюсь все же, что с Геометрами.
   --  Дед, это ошибка.
   --  Петр! -- рептилоид   дернулся,   в   тщетной   попытке    изобразить
человеческое  возмущение.-- Все,  описанное  тобой,  не  выходит  за  рамки
нормального общества.
   --  Выходит,-- твердо сказал я.-- И далеко.
   --  Петр,  тобой  сейчас  движет  чисто  эмоциональная   реакция.   Тебя
возмутила их структура власти? Власть, построенная на воспитании?
   --  И это тоже. Понимаешь, это система, не оставляющая шансов. При любой
тирании, любой диктатуре, всегда есть сопротивление  со  стороны  общества.
Это  от  рождения,  наверное,  закладывается.  Пока  есть  деление  мира на
внешний -- враждебный, и  на  внутренний -- семью,  всегда  существуют  две
логики, две модели поведения... Даже три,-- не удержался я,-- на стыке двух
систем возникает личность как таковая, сплав общества  и  наследственности.
Это  дает  свободу.  Но  мир,  уничтоживший  семью  как таковую, становится
монолитен. Нет конфликта.  Нет  двойной  морали.  Нет...  нет  свободы  как
таковой, наверное...
   --  Вот  я  воспитал  тебя  на  свою  голову,-- промолвил  дед,-- и  что
хорошего?
   --  А я не просил меня воспитывать,-- сказал я.
   Дед помолчал, прежде чем ответить:
   --  Удар ниже пояса, Пит.
   Но меня не растрогало детское имя:
   --  У тебя и пояса сейчас нет. Дед, как бы там ни было, но  ты  воспитал
во  мне  именно  право  решать.  Свободу.  Так?  Ты хотел этого? Так вот, я
уверен, что мир Геометров ничего хорошего Земле не принесет.
   --  Петя, ты видел там, у них, нищих?
   Я молчал, мне нечего было ответить, но  к  счастью,  дед  решил  усилить
эффект:
   --  Бандитов, преступников?
   --  Видел. Я сидел в концлагере.
   --  Если  верить  твоему описанию, так это не самое ужасное место, Петя!
Миллионы людей у нас живут в куда худших условиях. Ты видел лагеря беженцев
под  Ростовом?  Или  молодежные трудовые поселения в Сибири? -- дед повысил
голос, выжимая  из  горла  рептилоида  все,  что  возможно.-- Посмотрел  на
изнаночку  чужой  планеты -- своя  медом  показалась? Опомнись, Петя! Земля
вовсе не тот курорт, которым ты привык ее считать!
   Я вспомнил бескрайнюю холодную  тундру.  Цепочку  сторожевых  вышек,  на
которых  обитали  _гибкие  друзья_. Историка Агарда Тараи, знающего слишком
много правды, но даже при этом не способного протестовать.  Баня  почему-то
вспомнилась.  Словно  по  контрасту -- раскаленный  ветер  и  толпа  людей,
боящихся  коснуться  друг  друга.  А  еще  пацаны   из   интерната   "Белое
море" -- славные, ершистые мальчишки, которых бережно и с любовью превратят
в славных, послушных роботов.
   --  Земля -- это рай,-- сказал я.-- Поверь, деда.
   Он как-то даже  осекся  от  моего  тона.  Замотал  треугольной  вараньей
головой, промолвил:
   --  Столкновение  утопии  с  реальностью  всегда приводит к деформациям.
Утопия искажается, но...
   --  Нет, дед. Это не утопия деформировалась, а реальность.
   --  Что  тебя  наиболее  возмутило  в  их  мире,  Пит? -- спросил   дед,
помолчав.
   Это  было  как привет из детства. Умение вычленять главное, которому так
долго учил дед. "Не ной, объясни, что у  тебя  болит!  Не  бросай  учебник,
скажи, что непонятно! Не реви, вспомни, _как_ тебе разбили нос!"
   --  Наставники.  Их  уверенность  в  себе.  Их...  их стремление творить
добро.
   Дед очень натурально крякнул:
   --  Да что же ты заводишься, Петя? Это ведь здорово, что  люди  верят  в
свою правоту! Что они пытаются воспитать детей! Хорошие учителя -- вот чего
не хватает нашему обществу!
   Я вдруг вспомнил Тага. И ответил, пожав плечами:
   --  А детям не нужны хорошие учителя. Им нужны хорошие родители.
   Внезапно дед захихикал:
   --  Петя, меня всегда  поражали  твои  лакуны  в  знаниях  и  умение  их
заполнять. Ты вот сейчас споришь с авторитетами...
   --  А с авторитетами всегда приходится спорить. У них должность такая.
   --  Если  бы  я это знал раньше...-- начал дед.-- Ладно. Чего ты хочешь,
Петя?
   --  Тень, дед. Я должен отправиться...
   --  Почему именно ты?
   --  Я знаю Геометров. Значит, сумею быстрее понять их врагов.
   --  И как ты мыслишь  это  путешествие?  Джампом?  Тридцать  две  тысячи
световых  лет,  делим на двенадцать целых, три десятых... ух ты, всего лишь
три тысячи прыжков! Если брать перерыв между джампами в  два  часа,  то  мы
доберемся примерно за восемь месяцев. Реально, Петя?
   Разозлился дед, это точно.
   --  Нет,-- согласился  я.-- Даже  если  алари  поставят  на  челнок свои
генераторы и системы жизнеобеспечения...  это  слишком  долго.  У  нас  нет
такого времени. Да и не выдержит никто столько джампов. Я на сотом рехнусь.
   --  Тогда о чем ты? У нас нет технической возможности добраться до Ядра!
   --  Есть. Кораблик Геометров.
   Дед замолчал.
   --  Они используют движение сквозь подпространство,-- пояснил я.-- Как и
Алари, и прочие расы. Вот  только  у  них  реализован  принцип  постоянного
ускорения. Чем больше расстояние, тем выше скорость. На дистанции в десяток
парсеков джампер, может быть, и побыстрее. А вот если расстояние  в  десять
_килопарсеков_--  тут ничего лучшего не найти.
   --  С чего ты это взял, Петр? -- он казался растерянным.
   Я вздохнул:
   --  Пространство -- как  ткань,  дед. Мы можем ползти по нему, скованные
рамками скорости света. Можем смять и перескочить из точки  в  точку -- это
джамп.  Складки  всегда  одинаковы,  тут  уж ничего не поделаешь, и шоковый
эффект неизбежен -- энергия не переносится вместе с  материей.  Все  прочие
расы      используют      изнанку      пространства,      как     ее     ни
называй -- вне-пространство, гиперпереход, или подпространство. Но...
   --  Спасибо за  лекцию,-- сказал  дед,-- ее  стоило  бы  почитать  перед
школьниками.  Гипотез много, но принципа джампа мы не знаем. И как работают
двигатели чужих -- тоже. Единственный достоверный факт -- скорость движения
в  подпространстве  ограничена.  Чем  она  выше,  тем больше энергозатраты,
причем в геометрической прогрессии. Значит..
   --  Дед, я говорил с  кораблем  Геометров,-- объяснил  я.-- Это  хорошая
машина,  там  много  информации.  Принцип их передвижения -- смесь джампа и
движения сквозь подпространство. Вначале они  уходят  в  изнанку,  а  потом
начинают  джампировать.  Изнутри.  Понимаешь?  Не  надо  тратить энергию на
движение сквозь вне-пространство. Нет джампер-шока.
   Дед словно стал хуже соображать:
   --  Петр, но если эта информация есть в  одном  корабле...  они  же  все
одинаковы... тот, на котором ты улетел, также должен был ее содержать...
   --  А он и содержал,-- сказал я.-- Уверен.
   Тело  рептилоида  дернулось.  Я  уже  научился  отличать, кто собирается
высказаться -- Карел или дед.
   --  Прошу прощения,  что  прерываю  вас,  Андрей  Валентинович,-- сказал
счетчик.-- Но это единственный доступный нам метод коммуникации...
   --  Врешь,-- я  покачал головой.-- Уверен, ты можешь читать его мысли. И
транслировать свои.
   --  Могу, но не делаю,-- отрезал  счетчик.-- Это  было  оговорено  между
нами.
   Может быть, он и не врал.
   --  Да, я знал принцип движения Геометров,-- продолжал счетчик.-- Но это
непринципиальная информация, которая мало что меняет.  Поэтому  я  не  счел
нужным ее сообщать.
   Тело рептилоида чуть обмякло.
   --  Принципиальная! -- рявкнул дед.-- Совершенно принципиальная!
   Да, больше всего это напоминало раздвоение личности.
   --  Двигатели Геометров доступны чужим? Они не сходят с ума? А, Петя?
   --  Полагаю,  что  нет. Ведь свою звездную систему они перемещали тем же
методом,  а  ее  населяют  три  разумные  расы.  Да  и  не  похож  джамп  в
подпространстве на обычный джамп. Эйфории нет никакой.
   --  Значит,  теперь  всем  расам  Конклава  становится доступным быстрое
передвижение в космосе? Мы -- не нужны?
   Рептилоид привстал, передние лапы заплелись и он шлепнулся на брюхо.  Но
дед даже не заметил, что от волнения попробовал двигаться в чужом теле:
   --  Карел,  ведь  это  наша  смерть! Если появляется враждебная Конклаву
раса, абсолютно идентичная людям, это уже повод уничтожить нас!  А  если  к
тому же мы утрачиваем свою единственную ценность...
   Счетчик принял управление телом, уселся поудобнее и сказал:
   --  Андрей  Валентинович,  я  с самого начала предупреждал, что ситуация
смертельно опасна для людей. Если Сильные расы узнают технологию Геометров,
они  уничтожат  вас без всяческих колебаний.-- Он помедлил: -- Могу утешить
лишь одним, та же участь ждет и нас. Мы ведь только живые компьютеры -- для
Сильных  рас.  Нас используют, потому что создание разумных машин считается
опасным. Но Геометры обошли эту проблему.
   --  Кого еще ожидают неприятности? -- перехватил инициативу дед.
   --  Многих.  Конклав  одновременно  и  ужасен,  и  спасителен  тем,  что
использует  сильные  стороны  своих  членов.  Да, это приводит к ущербному,
одностороннему  развитию  Слабых  рас.  Но  одновременно   гарантирует   им
безопасность -- их  способности постепенно становятся уникальны. А Геометры
развиты комплексно.
   --  Очень странно,-- похоже, дед  немного  успокоился.-- Они  пришли  из
Ядра.  Расстояние между звездами в Ядре гораздо меньше. Можно было ожидать,
что  количество  разумных  рас  там  на  порядок  больше,  контакты   между
цивилизациями   случаются   гораздо   чаще...   соответственно -- возникают
структуры, подобные Конклаву...
   --  Что мы знаем о законах возникновения жизни? -- бросил счетчик.
   --  Мы -- _немного_! -- съязвил дед.
   --  _Мы_--  еще меньше.
   Мне показалось, что рептилоид готов сказать что-то очень, очень  важное.
Но  увы,  дед,  раздраженный  необходимостью говорить по очереди с Карелом,
этого не заметил:
   --  Нам   известно   лишь   о   двух    цивилизациях    Ядра,-- произнес
он.-- Геометры -- союз  трех  рас,  в  котором,  при  внешнем  равноправии,
главенствуют люди. И Тень, о которой мы не знаем ничего. Даже  внешнего  их
вида.
   Я наконец решил вмешаться в разговор:
   --  Мне кажется, они тоже гуманоиды.
   --  Почему?
   --  Ну...  это  интонации,  дед.  Когда они говорили о Тени... мы так не
рассуждаем о чужих. Скорее о каком-то земном  государстве.  Неприятном,  но
своем.
   --  Геометры гораздо менее подвержены ксенофобии, чем мы.
   --  Тем  более, дед. Они признают за Друзьями право на любые странности.
Знаешь, такая вот позиция... старшего брата. С Тенью совсем другое дело.
   Дед молчал.
   --  Карел,-- негромко спросил я,-- ответь мне на один вопрос. Почему  мы
с  Геометрами  так  похожи? Даже не внешнее сходство, а единый генетический
код. Это ведь не может быть случайным!
   --  Не может,-- неохотно согласился счетчик.
   --  Тогда в чем дело?
   Мне казалось, что если он объяснит, то я  сразу  найду  ответ.  Какой-то
странный,   универсальный   ответ   на   все  загадки  и  проблемы.  Почему
Сильные -- сильны, почему Слабые -- слабы, что такое Тень и  как  заставить
Геометров не лезть ко всем со своей Дружбой...
   --  Я не знаю точного ответа.
   --  Карел, точных ответов не существует вообще,-- ласково сказал я.-- Но
всегда есть догадки и предположения. Ты ведь не удивлялся тому,  что  мы  с
Геометрами похожи. Значит, имеешь гипотезу на этот счет?
   --  Только гипотезу. И не хочу ее сообщать.
   --  Почему?
   --  Вы  ее  примете -- и  перестанете искать ответ сами. Лучше, чтобы вы
искали ответ самостоятельно, независимо.
   Я поразмыслил секунду.
   --  Карел, если ты считаешь... думаешь, что  мы  примем  твою  гипотезу,
значит, она льстит людям?
   --  В какой-то мере...-- неохотно откликнулся рептилоид.
   --  Например,   что   и   мы,   и  Геометры -- потомки  древней  могучей
сверхцивилизации, некогда заселявшей всю Галактику...-- начал я.
   Рептилоид зашелся тонким смехом:
   --  Петр, подобные мечты свойственны юным, незрелым расам. Я  раньше  не
относил людей к их числу.
   --  Тогда, возможно...
   Заговорил дед:
   --  Петя,  я  бы  мог выложить тебе десять гипотез. Что Геометры -- плод
нашего   материализовавшегося   воображения,   что   мы -- последствия   их
неудачного эксперимента, или потомки заблудившейся экспедиции...
   --  Плод  воображения? А почему бы и нет? Дед, ты же сам говорил, что их
общество похоже на земные утопии! Даже  я  помню,  мне  где-то  встречались
регрессоры... или прогрессоры, Мировой Совет...
   --  Это  ничего  не значит, Петр. Это лишь вопрос перевода и восприятия.
Когда счетчик влил в тебя язык Геометров, ты поневоле  подобрал  адекватные
замены их терминам. Отовсюду, из научных журналов, из прочитанных в детстве
книг, из бульварных газет.  Будь  ты  французским  астронавтом  Пьером  или
американцем  Питером,  планета  Геометров  стала бы для тебя другой. Совсем
другой. Мы смотрим на мир сквозь очки с толстыми кривыми стеклами,  которые
нам  одели  в детстве. Эти очки -- воспитание, культура, менталитет. От них
не избавиться никогда. Я не мог вырастить тебя под черным  колпаком,  Петя,
тогда ты вообще не научился бы видеть.
   --  Слушай деда, он умный,-- сказал Карел.
   Я смотрел на ухмыляющегося рептилоида. Потом спросил:
   --  Сговорились? Двое на одного?
   --  Думаешь, я не прав? -- поинтересовался дед.
   --  Прав, наверное,-- неохотно признал я.-- Ты умнее, дед. Гордись.
   --  Ничего, Петя, я ведь и постарше тебя буду.
   Дед тоненько хихикнул, как всегда, если шутка была понятна лишь ему.
   --  Тогда  скажи, что мы будем делать? Поддерживать Геометров? Сражаться
за Конклав? А?
   --  Как ты представляешь себе поиск Тени? -- спросил дед, помолчав.
   --  В корабле Геометров есть какие-то маршрутные карты. Ведь он  шел  из
Ядра Галактики самостоятельно. Я просто сяду в корабль и...
   --  Мы  сядем  в  корабль.  Все  вместе. Ты, я... мы с Карелом. Данилов,
Маша...
   --  Не выйдет,-- с удовольствием сказал я.-- Эти кораблики рассчитаны на
одного. Максимум -- на двоих, но это уже для коротких полетов.
   --  Ты  помнишь,  при  каких  обстоятельствах алари захватили разведчика
Геометров?
   --  Что?
   --  Он пытался взять на  абордаж  истребитель  алари.  Пристыковаться  и
утащить с собой. Видимо, операция достаточно отработана. Мы можем соединить
корабль Геометров с нашим "Волхвом"...
   Я засмеялся.
   --  Дед,  ты  серьезно?  К  Ядру  Галактики -- в  челноке  с  жидкостным
ракетным двигателем?
   --  Почему бы и нет?
   А  собственно  говоря,  почему?  Я  замолчал. Старый шаттл будет служить
просто дополнительной кабиной. Вполне  возможно,  что  мощности  разведчика
хватит и для полета вместе с челноком.
   --  Кстати,  там  уже  не  жидкостные  двигатели,-- добавил дед.-- Алари
сменили их на свои плазменные.
   --  Вот так просто взяли -- и сменили?
   --  Да.
   Я хотел  было  высказаться  о  центровке,  аэродинамике,  термоизоляции,
системах  управления -- которые  никак,  ну  никак  не  рассчитаны на чужую
технологию! Потом посмотрел на ухмыляющуюся морду рептилоида и промолчал.
   Дикарь, которому заменили на луке привычную тетиву из  вымоченных  кишок
на  синтетическую нить, может усомниться: будет ли теперь лук стрелять?  Но
мне, наверное, не стоит ему уподобляться.
   --  Алари не боятся? Это ведь нарушение законов...
   --  Снявши голову...-- обронил дед.-- Ну, Петя? Я  готов  согласиться  с
тобой.  Употребить  то малое время, что нам отпущено, не на бюрократическое
безумие, не на споры с идиотами из правительств, а на полет  к  Ядру.  Быть
может,  нам  и  улыбнется  удача.  Мы  встретим Тень... высоких, белокурых,
благообразных гуманоидов, которые научат нас добру и пониманию. И  Геометры
станут   терпимее,  а  Сильные  устыдятся  и  попросятся  в  Слабые,  Земля
превратится в цветущий сад... Ну?  Отправимся за чудом, Петя. Но -- вместе.
   --  Ты веришь в успех? -- спросил я.
   Рептилоид покачал головой.
   --  Тогда почему соглашаешься? Мы ведь можем совместить оба предложения.
Я полечу к Ядру, а вы с Даниловым и Машей вернетесь на Землю.
   Дед молчал. И счетчик не вмешивался.
   --  Ты... ты  всего  лишь  хочешь  попасть  туда? -- прозревая,  спросил
я.-- Дед! Ты хочешь увидеть чужой мир?
   --  Да!
   Насколько  речевой  аппарат  рептилоида мог передать гнев, настолько дед
этим воспользовался.
   --  Неужели  ты  не  понимаешь? -- рявкнул  он.-- Пускай  я  всегда  был
дураком  и  фанатиком,  но  честным дураком и романтичным фанатиком! Я всех
космонавтов до начала эпохи джампа знаю  по  именам!  Я  ревел,  когда  наш
марсианский  зонд рухнул в океан... а тебе и название его ничего не скажет.
Когда американский лунный поселок выгорел  дотла,  я  первый  раз  в  жизни
напился   с   горя!  Я  хотел  для  человечества  звездного  будущего.  Оно
наступило -- но  не  такое,  как  думалось.   Но   если   рушится   большая
мечта -- всегда  остается  место  маленькой. Личной! Может быть, лишь через
такие маленькие мечты и возможно свершить что-то большое,  а?  Да,  я  хочу
увидеть  небо,  пылающее  от  звезд!  Попасть в центр Галактики! Ступить на
планету, где людей никогда не было и не должно было оказаться  в  ближайшее
тысячелетие!  И  может  быть -- сделать  что-то  для человечества. Если это
вообще возможно...
   Он замолчал, не переводя дыхание -- тело рептилоида в этом,  похоже,  не
нуждалось, а собираясь с мыслями.
   --  Я  понимал,  что могу сдохнуть еще при старте с Земли,-- тихо сказал
он.-- Ну и что? Хоть тушкой, хоть чучелом, только в небо...
   --  Деда...
   --  Скажи, что я не прав,-- произнес дед.-- Знаешь, я соглашусь. В конце
концов, ты лучше, чем я. Таким уж воспитан.
   --  Ты прав.
   Рептилоид посмотрел на меня бледно-голубыми глазами.
   --  Знаешь,  дед,  вот  Геометры,-- продолжал  я,-- они  не умеют хотеть
чего-то себе лично.  Почти  не  умеют.  Может  быть,  это  и  есть  главный
недостаток, когда забываешь о себе?
   --  Эгоизм как залог процветания цивилизации? -- дед на мое одобрение не
отреагировал.-- Нет, Петр, не надо подводить идейный базис под мое  желание
отправиться  с тобой. Невозможно сейчас решить, что правильнее. Но побывать
в Ядре -- слишком большое искушение.
   Не знаю, может, дед и был прав, что оборвал мои философствования. Только
я  действительно  сомневаюсь  в нормальности людей, которые ничего не хотят
для себя лично. Ничего -- ни власти, ни денег, ни  бунгало  на  Мальдивских
островах,  ни  неба,  в  котором  миллион  звезд, ни сладкой дрожи, которой
пронзает тело джамп.
   Если человеку нечего терять, он никогда не поймет другого. На  этом  уже
многие попадались -- от земных политиков до Наставников Геометров. И мир, в
котором все заботятся лишь о  других,  был  бы  большой  муравьиной  кучей.
Впрочем,  это  уже  не  ко  мне,  это,  скорее,  ко  Льву  Толстому  с  его
нравоучительными  писаниями.  Или,  лучше,   к   Софье   Андреевне   с   ее
воспоминаниями о великом муже и его поведении в быту.
   --  Хорошо, дед,-- сказал я.-- Давай поддадимся искушению.
   --  Только  надо будет спросить, что об этом думает командующий Алари. У
его авантюризма тоже есть свои пределы.
   Умеет дед остужать энтузиазм.


                                  Глава 3

   Данилова я нашел в одном из ангаров флагмана. Точнее, не сам нашел, меня
отвел туда вызвавшийся помочь алари.
   Теперь,  вспоминая  свой  побег,  я  понимал,  что весь он, от начала до
конца, был  подстроен.  Никогда  бы  мне  не  пройти  этими  перепутанными,
полутемными,  лишенными  всякой  привычной  логики,  коридорами.  Надо быть
крысой или хотя бы иметь их в предках,  как  Алари,  чтобы  ориентироваться
тут.
   А  меня  просто вели, оставляя один-единственный путь и создавая иллюзию
свободы. Какая странная вещь -- эта иллюзия была куда более правдоподобна и
симпатична,  чем  настоящая,  лишь  чуть-чуть  искаженная  свобода  в  мире
Геометров...
   Данилов  обихаживал  "Волхва".  Выглядело  это,  как   всегда,   нелепо.
Крошечный   человечек   рядом  с  тушей  шаттла,  придирчиво  осматривающий
кортризоновые плитки обшивки, заглядывающий  в  сопла  и  похлопывающий  по
плоскостям.  Глупо  ведь,  верно? "Волхв" -- не автомашина, а Данилов -- не
шофер, чтобы ухитриться заметить неисправность.
   Но ведь всегда хочется  иметь  контроль  над  ситуацией.  Или -- иллюзию
контроля.
   --  Александр! -- крикнул  я,  подходя.  Голос  гулко отозвался в пустом
ангаре.
   Данилов обернулся, сделал неопределенный жест рукой.
   --  Как машина? -- спросил я.
   --  Так себе,-- вяло ответил полковник.
   --  Дед говорил, что тут все переделали.
   --  Ну, не все...
   Я зашел к шаттлу с тыла и заглянул в сопло.
   Ничего необычного. Какие еще там плазменные двигатели?
   --  Алари поставили нам свои движки,-- мрачно сообщил Данилов.-- Рабочее
тело -- вода.  Об источнике энергии сказали, что мы его принципа не поймем,
но прослужит не меньше года. Тяга стала выше почти на порядок.
   --  А как теперь управлять?
   --  Они поставили на пульт переключатель. С двумя  позициями -- "плазма"
и  "эмуляция  ЖРД". Сказали, что система управления подстроит все параметры
на привычные нам, даже не заметишь, на чем летишь. Вот только летать  можно
будет  нормально.  Заходить  на посадку по нескольку раз, сгонять на Луну и
обратно.
   --  А с Земли стартовать можно будет? -- заинтересовался я.
   Данилов помолчал. Неохотно обронил:
   --  Можно.
   --  И это все -- на воде?
   --  Да.
   Я   мгновенно   представил   себе    опустевший    Свободный.    Никаких
ракетоносителей,  никаких  хранилищ  с  горючим. Стартовые полосы -- и ряды
челноков.  Разгоняются  и  взлетают,  самостоятельно  выходят  на   орбиту,
джампируют...
   --  Возможно повторить их технологию? -- спросил я.
   --  Лет через сто,-- зло ответил Данилов.
   Я    его    вполне    понимал.    Утыкаться    носом    в    собственную
примитивность -- грустно. Тем более -- в такую примитивность...
   --  Алари поставили нам свои двигатели для  предполагавшегося  полета  к
Геометрам?
   --  Да.
   --  А теперь снимут?
   --  Зачем? -- Данилов криво улыбнулся.-- Спрашивал я их... Ответили, что
смысла в возне нет. Не стоит оно того...
   Наверное,  сцена  была  еще  та.  Данилов   печально   осведомляется   у
командующего  флотом,  когда снимут чудесные, волшебные, могучие плазменные
движки. А тот, морща мышиную морду, отвечает, что  смысла  нет  возиться  с
таким  барахлом.  Как  взрослый,  подаривший  ребенку  изумительное цветное
стеклышко.  Только  ребенок  не  понимает,  как  это   обидно,   что   твоя
драгоценность -- для других полное барахло.
   --  По  крайней мере, будешь пилотировать хороший корабль,-- попытался я
его утешить. Вышло это не очень.
   --  Меня  "Волхв"  вполне  устраивал,-- отрезал  Данилов.-- А  с   этими
чудо-двигателями  он  у  нас лишь до возвращения на Землю. Там его разберут
для исследований.
   --  На Земле нас  самих...  разберут,-- напомнил  я.-- За  все  хорошее.
Одного  джампа  с  низкой  орбиты  хватит  для  пожизненного отстранения от
полетов.
   Данилов промолчал.
   --  Мы говорили... с дедом,-- продолжил я.-- О полете к Ядру.
   --  Не думаю, что это разумно.
   Я растерялся. От Данилова я возражений не ожидал.
   --  Петя,   ты   ввязался   в   авантюру,   самую   дикую   авантюру   в
истории,-- продолжал  Данилов.-- Неохотно,  но  ввязался.  Однако случилось
чудо, тебе удалось побывать в чужом мире и удрать. Не стоит этим гордиться.
Как  нам  в  свое время говорили -- если первый полет в космос проходит без
единой проблемы, это плохая примета. Вот ты поверил в свою  удачливость,  в
то,  что быть резидентом у чужих -- несложно. И теперь готов кидаться туда,
откуда едва унесла ноги целая  цивилизация.  Могучая  и  безжалостная...  Я
против  этой  идеи,  Петр.  Надо возвращаться на Землю. И, по крайней мере,
предоставить этот вот корабль для исследований.
   --  Мы с дедом летим в Ядро.
   Данилов косо посмотрел на меня.
   --  Как? Джампами?
   Пришлось повторять для него все то же, что я объяснял деду. Про  корабль
Геометров и его принципы движения.
   Полковник слушал молча и как-то скучно. Потом покачал головой.
   --  Есть одно препятствие. Вон оно идет...
   Я   обернулся.   По   ангару   шествовал  командующий  красно-фиолетовым
аларийским флотом.
   --  Дед со счетчиком должны были его убедить,-- сказал я.-- Да и  в  чем
проблема?
   --  Корабль  Геометров,  Петр. Это очень, очень могучая технология. Одно
дело, когда ты, лишенный памяти, отправлялся на  нем  к  Геометрам.  Совсем
другое, если мы все в него заберемся... в трезвом уме и ясном рассудке.
   --  Не понимаю,-- честно сказал я.
   --  А если мы отправимся не в Ядро? А на Землю? Предоставим человечеству
подобную  технику?  Это  не  просто  старые  плазменные   движки,   которые
невоспроизводимы промышленно...
   Алари  был  уже  близко.  И  наверняка  слышал  слова Данилова. Я нервно
засмеялся:
   --  Корабль Геометров тем более невозможно...
   --  Возможно,-- сказал  алари.-- Он  автоматически  ремонтируется,  Петр
Хрумов.  Иметь такой корабль -- все равно что иметь маленькую фабрику по их
производству.   Достаточно   предприимчивая    цивилизация    может    этим
воспользоваться.
   Он сделал паузу.
   --  А вы -- достаточно предприимчивы.
   Труднее  всего  спорить с подозрениями, когда они абсолютно беспочвенны.
Мне вот и в голову не  приходило  приплести  цивилизацию  Тени  в  качестве
повода,  чтобы  доставить  разведывательный  корабль  Геометров на Землю. А
Данилов по своей гэбэшной выучке об этом подумал. Как и чужой...
   --  Мы хотим лишь отправиться к третьей силе,-- сказал я.-- К четвертой,
вернее. Потом вернем вам скаут Геометров. Если это будет актуально для вас.
   --  Будет,-- сказал алари, не  отрывая  от  меня  взгляда.-- Петр,  твоя
разведка  в  мире  Геометров  имела крайне малые шансы на успех. Но попытка
отправиться в чуждую область Галактики абсолютно безнадежна.  Это  признает
даже счетчик.
   Вот так. Как поспорить с авторитетом существа, которое не ошибается?
   --  И  все  же счетчик советует попробовать,-- продолжил алари.-- И тоже
готов отправиться к Ядру.
   --  Решение зависит от вас?
   --  Да.
   Он  долго  молчал,  этот  мышь-переросток,  ищущий  выгоды   для   своей
цивилизации так же напряженно, как мы с дедом для людей...
   --  Вы   хотели  бы  сохранить  корабль  Геометров,  чтобы  изучить  его
технологию? -- предположил я.
   --  Не обязательно сохранять, когда можно скопировать,-- возразил алари.
   Я  вспомнил,  как  они  исследовали тело Ника Римера, и не стал задавать
вопросов.
   Мы стояли возле шаттла, Данилов -- с кислой, безнадежной миной на  лице,
алари -- погруженный  в  раздумья,  и  я -- отчаянно  ищущий слова, которые
могли бы убедить чужого.
   --  Все запуталось,-- сказал алари. Негромко,  словно  размышляя  вслух,
пытаясь   донести   до  меня  свои  сомнения.-- Если  бы  мы  знали,  какой
неоднозначной станет ситуация, то сразу сообщили бы о  случившемся  Сильным
расам. А теперь... я не вижу правильных решений.
   Он стал мне ближе после этих слов. Гораздо ближе.
   --  Как бы ты поступил, человек?
   --  Не  знаю,-- сказал  я.-- Действительно  не знаю. Если вы не до конца
нам доверяете... ну, отправьте с нами несколько десантников.
   --  У        доверия        не         бывает         уровней,-- ответил
командующий.-- Это...-- переводчик-куалькуа запнулся, подбирая слова.-- Это
триггер. Да или нет. Две позиции.
   --  Трудно  быть  чуть-чуть  беременным...-- ни  к  кому  не  обращаясь,
буркнул Данилов.
   --  Почему? -- поворачиваясь  к  нему,  удивился  алари.  Не дождался от
растерянного     полковника     ответа     и     снова     посмотрел     на
меня: -- Ты -- обещаешь, Петр Хрумов?
   --  Да,-- прошептал я.
   --  Вы  не  уведете корабль Геометров на Землю. Вы отправитесь на поиски
цивилизации, которая называется Тень, и постараетесь вернуться. Семь земных
суток наш флот будет ждать вас в этой же точке пространства.
   --  Хорошо,-- еще не веря в удачу, сказал я.
   --  Сюда приведут человека Машу. Она ваш специалист по технике?
   --  Да.
   --  Пойдете  в арсенал. Вам дадут любое необходимое оружие ближнего боя.
   --  Вряд ли нам придется воевать...
   --  Конечно. Но я не могу отпустить своего офицера невооруженным.
   Я еще ничего не понимал. Командующий  подошел  ко  мне.  Протянул  лапу,
уперся выдвинутыми когтями куда-то в грудь.
   --  Петр   Хрумов,  рожденный  как  человек...-- сказал  он.-- По  праву
командующего независимым флотом и в силу своего  высокого  происхождения  я
меняю твою судьбу.
   В  голосе не было никакой торжественности. То ли куалькуа не счел нужным
ее изображать, то ли Алари не страдали эмоциональностью.
   --  Отныне     ты     офицер     красно-фиолетового      флота,-- сказал
командующий.-- Ты  подчиняешься  мне,  и  я  отвечаю  за  твои действия. Ты
найдешь цивилизацию Тени во благо нас,  людей,  счетчиков  и  куалькуа.  Ты
вернешься.
   Лапа  алари  сжалась,  царапая  мне  грудь.  Потом он повернулся и пошел
прочь.
   Я посмотрел на Данилова, но тот был  ошарашен  не  меньше  моего.  Он  с
трудом улыбнулся и сказал:
   --  Сейчас у тебя хвост начнет расти...
   --  Перестань,-- попросил я.-- Не надо.
   --  Не  принимай  так всерьез,-- Данилов похлопал меня по плечу.-- Петя,
ау! Алари просто обошел запреты Конклава на передачу технологии! Он  сделал
тебя  своим  офицером,  чтобы  позволить  пользоваться  кораблем Геометров.
Ничего особенного!
   --  Ничего особенного? -- я потрогал  надорванную  рубашку.  Надо  будет
зашить...-- Саша, а часто чужие ради людей обходили запреты?



   Данилов с нами в арсенал не отправился. Меня это удивило, но уговаривать
я не стал. В конце концов, тут я больше полагался на Машу, изучавшую оружие
под чутким руководством деда.
   Помещение  арсенала  было небольшим и полутемным. Освещение -- ладно, на
вкус и цвет человек алари не товарищ. А вот размеры  меня  удивили.  Оружие
размещалось на открытых стеллажах, всего по одному экземпляру на каждом.
   --  Они что, не любят палить из одинаковых пушек? -- риторически спросил
я.
   Маша снисходительно посмотрела на меня:
   --  Петя, это выставочный зал. Образцы. В  оружейных  залах  СКОБы  тоже
самое.
   --  Ты там бывала? -- злясь на собственную глупость, спросил я.
   --  Я  много где бывала,-- без особой рисовки пояснила Маша. Пошла вдоль
стеллажей, разглядывая замысловатые  штуковины.  Сопровождающий  нас  алари
молча наблюдал.
   --  Газовые баллончики...-- вдруг буркнула Маша.
   --  Что?
   Менее всего эти смертельные игрушки напоминали газовые баллончики.
   --  Когда-то была мода на газовое оружие. Баллончики, пистолеты...
   --  Ну и что?
   --  Реальной  пользы  от  них не было никакой. Законопослушный гражданин
все  равно  не  умел  их  толком  применять.  Да  и  эффективность -- чисто
символическая.  Зато ложная иллюзия безопасности притупляла осторожность...
   --  Мне кажется, есть разница между баллоном со слезогонкой и плазменным
пистолетом.
   --  Ага, есть. В темной подворотне. Но ты ведь не туда собрался?
   --  Откуда нам знать?
   --  Это верно... Тебе стоило порасспросить своих геометрических друзей о
Тени.
   --  Не до того было.
   Маша очень сильно изменилась за эти дни. Что-то в ней надломилось,  или,
наоборот,  окрепло.  Может быть, из-за общей обстановки чужого космического
корабля. А может быть, что более вероятно -- из-за случившегося с дедом.
   Сомневаюсь, что в их отношениях была  хоть  какая-то  эротика.  Все-таки
возраст  деда  не  слишком  к  тому располагал. Но восторженное преклонение
перед "Андреем Валентиновичем" у Маши имелось.
   И вряд ли она легко перенесла случившееся. Возможно,  ей  пришлось  куда
тяжелее,  чем  мне.  Все-таки  опыт симбиоза с куалькуа, смена тел и лиц не
прошел даром. Я мог чувствовать в рептилоиде деда -- прежнего, язвительного
и  непреклонного.  Мог,  закрыв  глаза,  поверить, что он продолжает сидеть
рядом.
   А вот Маше это было недоступно. Попросить, что ли, куалькуа войти с  ней
в симбиоз? Только согласится ли она? Может быть, лучшим аргументом будет не
сила  и  выносливость,  а  возможность  менять  лицо...   стать   красивой.
Куалькуа -- как лучшие во Вселенной косметологи...
   _Нет, Петр_.
   _Что_?
   _Мы  редко  идем  на  подобный  уровень  взаимодействия. Ты был одним из
немногих исключений_.
   _Почему_? -- не отрывая взгляда от Маши, подумал я.
   _Информация. Нам интересно было узнать психику людей и мир Геометров. Но
мы не станем входить в симбиоз с другими представителями вашей расы_.
   Вот так.
   Не  будет  салонов  красоты  "Чародей-куалькуа".  И  клиник "Здоровье от
куалькуа" тоже. Ведь могли они, без особых проблем, спасти деда.  Подлатать
изношенные сосуды, прекратить кровотечение. Но зачем им это?
   Бесполезно  просить  солнечный  луч  заглянуть  в  темную комнату. Проще
открыть окно. Или зажечь лампу.
   --  Это  все  не  то! -- Маша  повернулась  к  алари.-- Ваше  оружие  не
рассчитано на человека!
   --  Разумеется,-- алари  словно  проявил чувство юмора. Это был старый и
потрепанный  чужой,  двигался  он  неловко,  а  шерсть   его   выцвела   до
белизны.-- У  нас  нет  обособленных  конечностей  для  того, чтобы держать
оружие.
   Большая часть устройств и впрямь  казалась  приспособленной  скорее  для
закрепления  на  морде.  Я  вспомнил  увиденный  когда-то  короткий  ролик:
закованный в броню алари с ребристой металлической дурой,  закрепленной  на
подбородке.  Из устройства скользил тонкий голубой луч. Взмах головы -- луч
устремляется к камере. Конец фильма...
   --  Тогда    давай    подумаем,    что    можно    сделать,-- Маша    не
сдавалась.-- Командующий приказал нам взять оружие.
   Алари уверенно пошел к стеллажам.
   Минут  через  десять  выбор  был  сделан. Широкие незатейливые браслеты,
вокруг   которых   при    включении    возникал    диск    силового    поля
двадцатисантиметрового  диаметра.  По  эффективности  устройство напоминало
дисковую пилу. Я представил  себе,  что  случилось  бы,  попадись  мне  при
бегстве  хоть  один  алари  с такой штуковиной на лапе, и по спине пробежал
холодок. Маша заказала четыре браслета, но я пользоваться ими не собирался.
Проще простого было отсечь ими собственную голову или вспороть живот.
   Другой  агрегат оказался немного удобнее. "Базовый излучатель", та самая
пушка из ролика -- только в отличие от алари нам следовало  крепить  ее  на
руку.  Гашетка  скрывалась  внутри конусовидного корпуса, и у меня возникло
подозрение, что в бою  алари  нажимают  на  нее  языком.  Эту  штуку  алари
демонстрировать  не  стал.  Я  примерил  излучатель  на  руку,  он оказался
тяжелым, но, в общем-то,  подъемным.  Потом  вспомнился  какой-то  дурацкий
фантастический  фильм,  где  неустрашимый  герой носился с чем-то подобным,
присобаченным вместо потерянной в бою руки. Мне стало смешно, и  я  отложил
излучатель.
   Последнее устройство Маша отобрала сама. Алари, наверное, крепили его на
спину -- длинный ствол и тяжелая казенная часть явно  были  тяжелы  для  их
лап.
   --  Ггоршш? -- утвердительно спросила Маша.
   Алари слегка заволновался.
   --  Нет! Нет! Это не ггоршш, это ггоршш! Осторожнее!
   Спорить Маша не стала. Примерила чудовищную пушку к рукам, кивнула.
   --  Мы возьмем.
   --  На  дистанции  не  менее  двух  километров  трехсот метров! -- алари
нервничал до тех пор, пока Маша не вернула ггоршш, который  на  самом  деле
ггоршш, на стеллаж.-- Из укрытия! При включении закрыть глаза!
   --  И   прочитать   "Помилуй   мя,   Господи"? -- успокаивающе  добавила
Маша.-- Мы возьмем пару штук.
   --  Две тысячи? -- растерялся  алари.-- Я  должен  уточнить  количество,
имеющееся на складе...
   --  Две единицы,-- объяснила Маша.-- Мне и Данилову.
   --  Правильно,-- кивнул  я.-- У меня глазомер плохой. Вдруг не разберусь
с дистанцией...
   У дверей Маша покосилась на ярко-красные диски, спросила:
   --  Атомные мины?
   --  Да,-- преданно  отозвался  алари.  Похоже,  последний  Машин   выбор
произвел на него впечатление.
   --  Знакомые штучки,-- без особого почтения сказала Маша, но брать их не
стала.-- Пошли ко мне, Петя. У меня есть кофе.
   --  Откуда такие познания в их оружии? -- спросил я в коридоре.
   --  Информация немного доходит,-- уклонилась Маша.
   Знаем мы, до кого обычно доходит информация...



   В каюте, которую алари  гостеприимно  отвели  для  людей,  мне  пришлось
побывать  только  один  раз.  Усаживаясь в кресло, я невольно вспомнил свою
искреннюю  радость,  испытанную  при  мысли,  что  существуют   специальные
подставки для сидения.
   Радостная болезнь -- склероз. Сплошные приятные сюрпризы.
   Кофе  был  швейцарский,  "Нескафе",  в  саморазогревающихся  пластиковых
чашках из полетного рациона шаттла. Я выдернул дурацкую  трубочку -- сосать
кофе  через соломинку можно лишь в невесомости или при помрачении рассудка,
содрал с крышки обертку из фольги, с удовольствием принюхался -- та  штука,
что заменяла кофе у Геометров, все-таки имела абсолютно другой вкус, сделал
глоток.
   --  Спасибо, Маш. Это то, что было нужно.
   В общем-то женщинам всегда приятны комплименты по поводу их  кулинарного
мастерства.  Даже  если  они  всего  лишь  открыли  консервную банку, стоит
восхищаться так, словно тебя накормили паровой  осетриной  или  рассыпчатым
узбекским пловом. Маша тоже приняла комплимент с удовольствием.
   --  Не понимаю, как вы летаете по месяцу,-- заявила она.-- Ничего толком
нет съедобного.
   --  На космодромах есть ресторанчики. Там нормально готовят.
   --  И что, все завозят с Земли?
   --  Нет, конечно. Обычно доставляют образцы мяса,  картошки,  зелени.  А
чужие  их  подращивают  на  своих  пищевых  синтезаторах.  Тоже  дорого, но
дешевле, чем возить по-настоящему.
   --  Удобно,-- согласилась Маша.
   --  Не до  конца.  Понимаешь,  обычная  еда  всегда  разная.  Даже  если
картошка  с  соседних  полей,  все равно она разная. А мясо тем более, двух
одинаковых коров не существует.
   --  Убивать животных для еды -- мерзость,-- неожиданно сказала Маша.
   --  Ты вроде не вегетарианка...
   --  Нет, но лишь по рассудочным соображениям. Животная пища  необходима,
поэтому приходится ее употреблять.
   Меня такой подход позабавил. Любишь мясо, так не надо вставать в позу...
   --  Смешно? -- строго спросила Маша.
   --  Да. Твои военные познания и любовь к животным...
   --  Знаю, знаю, Гитлер был вегетарианцем... Петр, одно дело честный бой,
другое -- употребление живого в пищу.
   Я дальше спорить не стал, в таких случаях это бесполезно, лишь заметил:
   --  Все равно, твоя любовь к оружию скорее характерна для мужчин.
   --  Ну  и  что? Я в детстве очень переживала, что не родилась мальчиком.
Меня даже к психиатру водили, но оказалось, что сексуальных нарушений  нет,
лишь повышенная агрессивность и стремление властвовать.
   Я  поперхнулся  кофе и зарекся общаться с Машей на подобные темы. Всегда
пугался такой откровенности.
   Но обстановка, честно говоря, только подобным беседам и соответствовала.
Дед   со   счетчиком...   увы,  теперь  о  них  приходится  думать  вместе,
отсутствовали, может быть, общались  с  командующим,  не  знаю.  А  Данилов
остался у шаттла.
   --  В  арсенале  я  вначале  думал,  что  ты  все выгребешь,-- сказал я,
неуклюже  переводя   разговор   на   другую   тему.-- В   силу   повышенной
агрессивности.
   --  Зачем?  Один  образец  оружия,  основанного  на  силовом  поле, один
лучевой  излучатель,  а  главное -- ггоршш.  Наглеть  вредно...  Петр,   ты
позволишь интимный вопрос?
   Мгновенно настроившись на подвох, я кивнул.
   --  Ты тяжело перенес смерть деда?
   --  Что?!
   Маша вздохнула, уселась напротив.
   --  Петр,  все-таки  это  смерть.  Нельзя же и в самом деле считать, что
человек -- лишь набор электрических сигналов в синапсах.
   --  А что тогда? Душа? -- в горле пересохло, и я начал запинаться.
   --  Не  обязательно.  Я  неверующая.  Но  тело -- это  по  меньшей  мере
половина человека.
   Я смотрел ей в глаза -- нет, она не шутила. Да и не шутят таким.
   --  Маша,  для  нас  с  тобой -- может  быть.  Мы молодые. У нас гормоны
бурлят.
   Внезапно для самого себя я перешел на более циничный тон:
   --  Для тебя, наверное, я сексуально привлекателен...
   --  Есть такое дело,-- спокойно ответила Маша.-- Хоть и менее, чем  Саша
Данилов.
   --  Деду,  извини, уже изрядно лет...-- проглотив обидную откровенность,
продолжил я.-- Он питается в основном йогуртами и детскими  пюре.  Выкурить
тайком трубку -- для него событие, глотнуть водки -- разгул.
   --  А пройти по саду, взять в руки цветок, погладить собаку?
   --  Когда я на Земле, то выгоняю его прогуляться!
   --  Все равно, Петя.
   --  Маша... а ты его действительно любишь?
   --  Андрея Валентиновича я любила и буду любить! -- отрезала Маша.-- Его
самого, а не ящерицу с его памятью!
   Что-то во мне взорвалось. Секунду стаканчик кофе подрагивал в моей руке,
готовясь отправиться в полет по четко определенному адресу.
   Остановило меня только то, что кофе еще был слишком горячим.
   Я  встал  и  вышел  из  каюты. Надо помочь Данилову в проверке шаттла. В
конце концов, я второй пилот.
   Второй пилот, а не закомплексованная девчонка, для которой человек и его
внешность -- слиты воедино.



   Чем  бы  ни руководствовались алари -- презрением к нашей отсталости или
искренним дружелюбием, но управление челноком и впрямь никак не изменилось.
Пилотажный  компьютер  продолжал  пребывать  в  полной  уверенности, что на
корабле стоят обычные жидкостные двигатели. Практически неисчерпаемый запас
топлива и огромная тяга машину не смущали.
   С  Машей  я  больше  не  разговаривал.  Она поглядывала на меня, видимо,
сожалея о своей откровенности, но я предпочитал  игнорировать  ее  взгляды.
Деду, разумеется, тоже не стал ничего говорить.
   Груз -- оружие  и  какую-то  пищу, предоставленную алари, хотели вначале
разместить в грузовом отсеке. Оказалось, что в суматохе  бегства  и  полета
все  напрочь  забыли  о  складированных там бюстиках -- которые так жаждали
получить Джел. Безглазые головы  партийных  вождей  прошлого  века,  героев
крымского  конфликта  и  президентских сподвижников укоризненно пялились на
нас.
   Снаряжение пришлось размещать в кабине.
   Я  оставался  в  шаттле  до  последней  минуты.   Когда   все,   включая
деда-счетчика,  разместились,  я  пожал  Данилову  руку  и спрыгнул на пол.
Данилов долго возился, закрывая люк, мне оставалось лишь смотреть  на  него
снизу.  В  ангаре  собралась  порядочная  толпа  алари,  среди  них  был  и
командующий. Перед тем как войти в кораблик Геометров, я подошел к нему.
   --  Я надеюсь, что мой офицер не подведет меня,-- негромко сказал алари.
   _Куалькуа, как лучше ответить_?
   Он помолчал секунду, я даже решил, что он проигнорировал вопрос.
   _Вера и любовь помогут мне_.
   --  Вера и любовь помогут мне.
   Во взгляде алари появился живой интерес.
   --  Петр  Хрумов,  чем  был для тебя мой поступок? Уверткой, как считает
Александр Данилов?
   Чуткий у них слух. Точнее, не у них, у Куалькуа...
   --  Нет,-- подумав, сказал я.-- Доверием.
   --  Ты испытываешь благодарность?
   --  Пожалуй, нет. Признательность.
   --  Это тоже хорошо,-- командующий замолчал.  Я  счел  это  знаком,  что
прощание окончено, и пошел к скауту.
   _Куалькуа, я снова должен быть Ником Римером_.
   Ответа  не  было, но лицо защипало. Куалькуа прорастал сквозь мою плоть,
выдвигая на поверхность тела клетки,  принадлежавшие  когда-то  безвестному
поэту Геометров.
   К кораблю я подошел уже Ником.
   Полусфера  кабины  разошлась.  Я  оперся о корпус, готовясь запрыгнуть в
свою скорлупку, и в этот момент потолок ангара открылся.
   Порыв ветра -- короткий, секундный, потом силовое поле перекрыло  проем.
Над  ангаром  пылали  ослепительные звезды. Над ангаром зияла промороженная
ночь космоса. Запрокинув голову, я смотрел, как всплывает  в  нее  "Волхв",
как пробегают по корпусу корабля всполохи искр от взаимодействия с защитным
полем. Отсюда, изнутри флагмана, межзвездная  пустота  не  казалась  чем-то
страшным.  Наоборот,  она  была  пронзительно  красива  в своей неприкрытой
наготе, великолепна, ласкова и покорна.
   Это должна быть наша красота. Мы должны вновь прийти в космос.  Равными.
Пусть  не  самыми  правыми, как мечтают Геометры. Пусть не самыми древними,
как Куалькуа. Пусть не самыми умными, как Счетчики.
   Самими собой.
   Я поднял ладонь -- и заслонил ею полную  пригоршню  звезд.  Может  быть,
принадлежащих  Сильным  и  Слабым.  Может  быть,  полных  своей,  кипучей и
непокорной жизни. Может быть, ждущих того, кто придет первым.
   --  Чуть-чуть подождите...-- прошептал я.
   "Волхв" выплыл в пространство.
   Внутри  скаута  все  было  как  в  корабле   Ника.   Кабина   закрылась,
одновременно засветились экраны, я положил руки на коллоидный активатор.
   _Приветствую на борту. Собрана ценная информация о чужом корабле_.
   Компьютер,  который, по словам чужих, считал себя разумным и всемогущим,
ничуть не  удивился,  что  его  пилот  возник  из  совершенно  постороннего
гуманоида. В этом машины Геометров ничуть не превосходили человеческие.
   --  Прекрасно. Взлетаем и следуем за кораблем, стартовавшим первым.
   _Собрана очень ценная информация! Необходимо доставить ее на Родину_.
   Мною  овладел  секундный  страх,  что  корабль  перестанет подчиняться и
отправится к Геометрам с докладом.
   --  Хорошо. Но вначале нас ожидает крайне важная миссия Дружбы.
   _Ее важность так велика_?
   --  Больше, чем возможно представить.
   _Выполняю_.
   Корабль начал  подниматься.  Алари  внизу  расходились,  расступались  к
стенам.
   --  А   теперь   слушай  задание,-- начал  я.-- Следуем  за  удаляющимся
кораблем на расстоянии... ну, скажем, ста шагов. При удалении  от  корабля,
из которого мы стартовали, на десять тысяч шагов...
   _Нет необходимости в вербальной конкретизации_,-- осадил меня компьютер.
   И мы рванули вслед "Волхву".


                                  Глава 4

   На расстоянии пяти километров от эскадры кораблик Геометров состыковался
с  челноком.  Конечно,  стыковкой  в  земном  понимании  это не было. Скаут
буквально  прилип  к  челноку -- насколько  я   успел   заметить,   никаких
стыковочных узлов не выдвигалось.
   Сейчас   мы  представляли  собой  нелепую  конструкцию  из  космического
самолета и приклеенного к его борту в  районе  шлюза  диска.  Для  меня,  в
условиях  искусственной гравитации, это выглядело так, словно мы поднырнули
под лежащий на боку шаттл.
   Пара минут ушла на то, чтобы объяснить компьютеру, где у челнока верх  и
низ  и  куда  должен  быть  направлен вектор гравитации. Не воспользоваться
возможностями чужого корабля по созданию комфорта было бы глупо.
   Потом скаут открыл проход.
   Ох, не так все просто оказалось с раскрывающейся  "лепестками"  кабиной!
Если  поначалу  это  выглядело  чисто  механическим  устройством, то сейчас
разница технологий Земли и Родины была налицо. В  обшивке  открылся  проем,
идеально  копирующий  люк  "Волхва".  Я спустился из кресла, которое сейчас
гляделось прикрученным к стене, осторожно коснулся  люка  тыльной  стороной
ладони и отдернул руку.
   Холодный, черт!
   Градусов сто. Ниже нуля, естественно.
   --  Открывай, свои пришли! -- крикнул я, словно надеясь, что голос может
быть услышан сквозь толстенную обшивку.
   Ответом была тишина. Ну что они там возятся!
   --  Эй, хозяин, слесаря вызывали?
   И тут внезапно ожил куалькуа:
   _Петр, ты доброжелательный и хороший человек_.
   --  Это ты с чего взял? -- спросил я.
   _Мнение_.
   Я ждал,  пока  слышался  звук  открываемых  запоров.  На  "Волхве"  есть
простенькая блокировка, активизирующаяся, если за бортом -- вакуум. Наконец
люк подался ко мне.
   --  Привет, Саш,-- сказал я таким тоном, словно мы не виделись с  месяц.
   А ведь месяц назад мы и знакомы-то толком не были!
   --  Как  осуществляется герметизация? -- Данилов подозрительно посмотрел
на соединенные с шаттлом борта скаута.
   --  Не знаю. Пусть это будет меньшей из наших проблем, верно?
   --  Верно,-- согласился  Данилов.  Криво   улыбнулся: -- Выглядит   так,
словно корабли поцеловались.
   Вдоль линии стыковки обшивка и впрямь утолщалась, напоминая губы.
   --  Точно выдержит?
   Я пожал плечами.
   --  Ты  нас  немного напугал... гравитацией. Надо было предупредить, что
при стыковке она и у нас появится.
   Наверное, стоило. Но к  хорошему  привыкаешь  быстро.  Трех  полетов  на
корабле  Геометров  мне  хватило,  чтобы  воспринимать  искусственную  силу
тяжести как должное.
   --  Ладно, идем, Петя.
   --  Стоит ли? Давайте начнем разгон.
   Полковник замялся:
   --  Подожди. Надо поговорить.
   Вместе с Даниловым я прошел в  кабину.  Рептилоид  по-прежнему  сидел  в
кресле  космонавта-исследователя,  Маша  стояла, всматриваясь в центральный
экран, на котором поблескивали чужие корабли.
   --  А в чем проблема? -- непонимающе спросил  я.  Почему-то  вспомнились
слова куалькуа. "Доброжелательный и хороший".
   --  Петя,-- Данилов  остановился в паре шагов от меня. Тоже покосился на
экраны -- ему явно  было  не  по  себе  от  гравитации  в  шаттле,  который
находился  в  свободном  полете.-- Петя,  давай  решим,  что  мы собираемся
делать.
   --  Ты о чем?
   --  Не всерьез же ты решил отправиться к Ядру?
   Маша повернулась и уставилась на нас. Рептилоид -- сейчас его телом явно
управлял Карел, спрыгнул с кресла, разинул было пасть, но промолчал.
   --  Саша, ты чего?
   --  У   нас   плазменные   движки  Алари.  Корабль  чужих -- технология,
превосходящая доступную Конклаву. И он способен самовоспроизводится. У  нас
образцы оружия этих... безумных мышей. Какого дьявола нам гибнуть?
   Может быть, "доброжелательный и хороший" -- синоним слова "наивный"?
   --  Петр,   ты   все   сделал   великолепно,-- продолжал  Данилов,  явно
ободренный моим молчанием.-- Через несколько недель в  Галактике  заварится
такая  каша... наличие у Земли новой технологии может оказаться решающим. С
кем бы мы ни пошли -- с Геометрами или с Конклавом, это  изменит  всю  нашу
судьбу. И твои действия... не думай, что о них забудут. Ты человек, который
поможет Земле шагнуть в будущее. Изменит все! Ты уже  герой.  Все,  что  мы
натворили -- ерунда. Речь пойдет не о наказании, о поощрении.
   Он опять неловко заулыбался.
   --  Придется   собрать   сессию  ООН,  чтобы  придумать  тебе  достойную
награду...
   Где-то по груди у меня забегали холодные мурашки. А еще стало холодно  и
противно. Как помоями облили.
   --  Вера и любовь...-- сказал я.
   --  Что?
   --  Вера  и любовь помогут мне. Так отвечают офицеры-алари на напутствие
командующего.
   В глазах Данилова что-то изменилось. Только что в них  были  смущение  и
вина. Как у шкодливого мальчишки, подбивающего примерного ученика прогулять
уроки и попробовать спиртного. Теперь в них было лишь брезгливое презрение.
   --  Ты что, и впрямь принял все это всерьез? Петя, да Алари и пикнуть не
посмеют, что мы увели эту технологию! У них самих рыльце в пушку!
   --  А ты спроси мнение Карела.
   Не отводя от меня взгляда, Данилов спросил:
   --  Карел, ты сам расценивал предложение Петра как безумное.  А  чем  ты
назовешь мое?
   --  Предательством,-- сказал рептилоид.
   --  Я  не  удивлен,-- согласился  Данилов.  Сделал шаг назад, расстегнул
кобуру.
   Да он что, стрелять собрался?
   Я ничего не успел сделать -- Данилов достал оружие. Только  это  был  не
лазерник  "Кнут",  а  та  парализующая штуковина, и на пистолет-то не очень
похожая, что однажды в моем присутствии применял дед.
   Стрелял он почти не целясь, и я с каким-то глупым удивлением понял,  что
в этом деле у полковника опыт не хуже, чем в управлении челноком. Рептилоид
мягко опустился на пол.
   --  Не волнуйся, он только парализован,-- быстро сказал Данилов.-- Петр,
я последний раз тебе предлагаю...
   --  Эта штука однозарядная,-- сказал я.
   Данилов  опустил  глаза  на  парализатор -- и я рванулся к нему. Не было
времени просить куалькуа о боевой трансформации. Да  впрочем,  и  нужды  не
было.
   Может,  я  и  не  сотрудник  органов с многолетним стажем. Только ведь и
помоложе Данилова раза в два.
   Вера и любовь!
   Плевать мне, чем руководствовался  командующий  Алари!  _Я_  ему  обещал
отправиться к Ядру _честно_!
   Данилов  ушел  от первого удара, встал в стойку, отбрасывая оружие. Я не
стал размышлять. Школа рукопашного боя  СКОБы -- она  наследница  КГБ-НКВД,
ФБР  и  прочих  приятных  контор.  Наследница  космической эры. В ней много
необычных приемчиков.
   Я просто размахнулся и залепил ему по уху. Без всякой  науки,  я  так  в
детстве дрался.
   Данилов  опять попытался уклониться. Рефлексы у него были прекрасные. Но
они же его и подвели. Одно дело -- драка в невесомости, на чем, по  слухам,
и  основана  школа  рукопашного боя СКОБы. Совсем другое, когда в привычной
кабине шаттла невесомости нет. Данилов пружинисто оттолкнулся от пола, явно
собираясь  воспарить  под  потолок.  Но  гравитация  с  таким  решением  не
согласилась. В неловком прыжке его и достала моя оплеуха.
   --  Гад ты...-- прошептал я, глядя на корчащегося полковника.  Почему-то
вспомнился    бедолага-навигатор,   которому   Данилов   невзначай   сломал
ногу.-- Гад...
   Я пнул его по коленной чашечке, Данилов  взвыл.  Перелома,  конечно,  не
будет. Но очень больно.
   --  Мы  же  люди!  Люди,  дурак! -- закричал  я.-- Какая  выгода,  какие
технологии,   к   чертовой   бабушке!   У   нас,   может,   впервые    шанс
появился -- найти себе друзей! Не Геометров, не Тень, а друзей -- алари! Ты
знаешь, что такое для Геометров слово  _друг_?   Может,  они  и  не  правы,
только  не  во  всем!  Мне поверили! Нам поверили!  Что по сравнению с этим
плазменный движок и ггоршш?
   Данилов ворочался, держась за колено.
   --  Не  ггоршш,  а  ггоршш,-- донеслось  из-за   спины.-- Две   огромные
разницы.
   Я повернулся.
   Маша держала еще один парализатор направленным на меня.
   --  Да, они однозарядные,-- признала она вместо Данилова.-- Не позволяет
пока технология перезаряжать коллоидный лазер. Но я взяла их два.
   Какой же я дурак!
   Да разве можно было поверить, что в  полукустарных  условиях  дедовского
научного  центра  инженерный  гений  Маша  Клименко соорудила целый арсенал
оружия, превосходящего доступное СКОБе!
   Неужели и дед был столь наивен?
   --  Не сердись, Петя,-- сказала Маша, нажимая курок.
   Вот оно как -- быть парализованным.
   В  теле  какая-то  мягкость  образовалась.  Не   вата -- кисель.   Глаза
полузакрылись,  руки  подтянулись к груди, ноги поджались. Щека, прижатая к
полу, словно сквозь зубы решила просочиться.
   Маша переступила через меня, нагнулась над Даниловым.
   --  Полковник, вставайте!
   В ее голосе  была  не  столько  дружеская  забота,  сколько  уважение  к
старшему по званию.
   Боже, какой же я дурак!
   Шаттл угнали!
   Террористы хреновы!
   Да   ни   один   наш   шаг   с   момента   беседы  с  Даниловым  не  был
несанкционированным!
   А дед-то, дед!
   Я смотрел в удивленно оскаленную морду рептилоида, в  единственное,  что
позволяла видеть доставшаяся мне поза.
   Будто пытался прочитать ответ в нечеловеческих глазах.
   Да  нет,  знал  все  дед,  прекрасно  знал.  Но  хотел переиграть СКОБу.
Надеялся, что личная преданность бывшей детдомовки Маши пересилит уставы  и
приказы.
   Одного  он  не  рассчитал -- что  преданность  была направлена не на его
успешно уклоняющиеся от атеросклероза мозги, а на старое, никому не  нужное
тело.
   Данилов  неуклюже переступил через меня, направляясь к пульту. Почему-то
мне казалось, что он меня пнет. Но Данилов до такого не опустился.
   Ведь мы друзья!
   --  Джампируйте быстрее, полковник,-- попросила Маша.
   --  Я и сам знаю, майор,-- ответил Данилов.
   Блин, какая, оказывается, у Маши великолепная карьера!
   --  Закрепите  Петра  и  счетчика  в  креслах,-- приказал  тем  временем
Данилов.-- Живее. Возможно, алари могут наблюдать за нами.
   Я  хотел  ему сказать, что если даже и могут, то не делают этого. Ведь у
доверия нет градаций. Но говорить  я  не  мог.  И  сопротивляться  Маше,  с
натугой втаскивающей меня на кресло -- тоже.
   --  Может быть, приказать убрать гравитацию? -- спросила она.
   --  Не  надо.  Не лезь в скаут, вообще о нем забудь. Если все в порядке,
то он будет ждать возвращения пилота, но мало ли...
   Меня пристегнули, и я больше не видел деда-Карела.  Только  слышал,  как
возится Маша. Как бегут по экрану цифры, отсчитывая время до выбора вектора
джампа.
   _Куалькуа, ты можешь помочь? Куалькуа_?
   Симбионт ответил не сразу.
   _Нет. В ближайшие часы -- нет. Очень оригинальное оружие. Периферическая
нервная  система  в  шоке.  Я  мог  бы  вырастить дублирующую структуру, но
испытываю те же самые проблемы, что и ты_.
   Первый раз в жизни я не  испытал  радости  от  такого  торжества  земной
техники.
   _А со счетчиком ты не в симбиозе? Он серьезно поражен_?
   _Нет.   Их   раса   недоступна   для   симбиоза  с  нами.  Их  жизненная
основа -- совсем другая. Слияние с ними так же невозможно, как с плазменной
основой  Торпп.  Удивительно,  что  парализующий  луч  оказал  на  счетчика
эффект... небелковые структуры должны быть менее толерантны_.
   Нет,    это    и    впрямь    триумф    земной    науки!     Счетчик-то,
оказывается -- небелковая форма жизни! И все равно сражен наповал.
   Почему  все наши технические прорывы были и есть лишь в военной области?
   --  Приготовиться к джампу! -- сказал Данилов.
   Но даже нахлынувшая эйфория не прогнала отчаяния.
   Словно на качелях... сумасшедших качелях. Взлет и падение. Тьма и  свет.
Экстаз и тоска. Миновало четыре джампа, прежде чем мне показалось, что тело
начинает слушаться.
   Увы, не только мне так показалось. Перед пятым прыжком  Данилов  и  Маша
связали меня -- намертво, истратив катушку скотча. На своем кресле оказался
пленником и рептилоид. Его спеленали еще  тщательнее -- явно  сомневаясь  в
пределах физических возможностей чужого.
   --  Петя, хочешь пить? -- спросил Данилов.
   Он  был  вполне доброжелателен, и от этого накатывала еще большая тоска.
Есть  ли  сейчас  место  героям-одиночкам?   Можно   сделаться   симбионтом
чудовищной  древней  амебы,  можно  позволить счетчику выкачать собственную
память, а потом -- пройти все круги рая чужого мира и вернуться. Все можно.
Вот  только  в  решающий  миг  окажется, что незримый поводок и не подумали
снять с ошейника. И тот, кого  считаешь  другом,  следовал  рядом  лишь  по
приказу   начальства,  а  нервная  дерганная  девчонка  терпеливо  выжидала
"времени икс".
   --  Скотина...-- прошептал я, и сам удивился, что губы уже слушаются.
   В глазах Данилова блеснул нервный огонек.
   --  Петр, ты уверен, что вправе решать, как будет лучше Земле?
   --  Да!
   --  Вот и я в этом же уверен,-- удовлетворенно кивнул он.
   --  Есть одна... разница...-- выдавил я.-- Ты меня обманул. Предал.
   --  Так может быть, это означает, что я лучше знаю жизнь?
   Не дождавшись ответа, Данилов кивнул:
   --  Вот так-то. Будешь пить?
   Пить хотелось. Сильно.
   После восьмого джампа Данилов снова поинтересовался,  не  нужно  ли  мне
чего. На этот раз я не стал отказываться от воды. Жадно выпил стакан и даже
собрался было спросить, на  месте  ли  корабль  Геометров.  Очень  хотелось
услышать,  что  он  отвалился,  сгинул  при  джампе,  включил  двигатели  и
унесся... куда угодно, хоть в свой мир.
   К счастью, я вовремя понял, что корабль никуда не делся.  Иначе  исчезла
бы гравитация. Умная и наивная техника Геометров ждала своего пилота...
   После двенадцатого джампа Данилов долго возился с навигационным пультом.
Ясно было, что мы сбились с курса. Меня подмывало предложить  свою  помощь,
но  полковник,  ясное  дело,  меня к управлению не допустит. А говорить это
лишь в качестве насмешки над врагом... несерьезно как-то. Наивно.
   --  Саша, может быть, очистим трюм? -- спросила Маша.  Данилов  подумал,
потом  защелкал  переключателями.  Наверное, никакой реальной необходимости
освобождаться от груза бюстиков не было. Джамперу все равно,  какова  масса
корабля,  а  плазменные  движки алари и не такое вынесут. Но возвращаться с
прежним грузом казалось глупым.
   --  Крепления      сняты,      блокировка      отключена,-- инстинктивно
прокомментировал полковник свои действия.-- Люк открыть...
   Я  невольно  посмотрел на один из обзорных экранов. И не зря. Зрелище-то
необычное.
   Из раздвинувшихся створок люка, в снежной метели  замерзающего  воздуха,
выпорхнули  каменные  головы.  Прожектор  грузового  отсека  включился, и в
ослепительном  луче  все  они  казались   сахарно-белыми,   чистенькими   и
опрятными,  исполненными  печальной  красоты.  Веселой  стайкой  пронеслись
сверкающие  лысые  бюсты,  ничуть  не  утратившие   оптимизма,   в   гордом
одиночестве  ушел  в  бесконечность исполинских размеров насупленный вождь,
потом потянулись лица почти незнакомые, чья слава была  куда  недолговечнее
камня.  Последним,  на  излете,  из  трюма  вынесло  удивленно  и близоруко
таращащуюся голову, словно вопрошавшую -- "Как же так, а  меня-то  за  что,
товарищи?"  Она  пронеслась  в опасной близости от телекамеры, кувыркаясь и
обиженно заглядывая в  объектив.  Маша  вдруг  выругалась,  словно  с  этим
деятелем  имела  личные  счеты.  Впрочем,  кто  знает?  Мало  ли почему она
лишилась родителей и оказалась в детдоме.
   --  Сбрось, сбрось балласт...-- фальшиво пропел  Данилов  на  незнакомый
мотив.  Хмыкнул  и  замолчал. Каменные сюрпризы отправились в странствие по
Вселенной... то-то будет радости какой-нибудь цивилизации через сотню тысяч
лет.  Может  быть,  безропотные скульптуры сделаются ценнейшими экспонатами
иноземных музеев, и лучшие умы  будущего  станут  ощупывать  их  скользкими
псевдоподиями  и  таращить  глаза-стебельки,  размышляя  о  величии ушедшей
культуры...
   --  Всем спать,-- неожиданно сказал Данилов, прерывая повисшую в челноке
тишину.-- Будем  прыгать через два часа. Полагаю, понадобится серия из трех
джампов. Петр, тебе что-нибудь нужно?
   --  Да,-- вынужден был я признать.-- Отлить.
   Данилов развязал мне руки и отвел к  санузлу.  Возвращаясь -- ноги  были
связаны  и  приходилось  опираться о его плечо, я поймал взгляд рептилоида.
Печальный и безнадежный. Кажется, это смотрел дед.
   --  Данилов, тебя в чине повысят? -- спросил  я,  пока  полковник  вновь
прикручивал меня к креслу.
   Он молчал.
   --  Генералом  будешь,-- ехидно  продолжал я.-- Целую неделю. Или месяц.
Потом  чужие  сожгут  Землю.  Так  что  недвижимость  не  прикупай.   Лучше
расслабься. Бунгало, кокосовый ром, прекрасная мулатка...
   --  Петя,   не  старайся,-- сказал  из-за  спины  дед.-- Он  верит,  что
поступает правильно. В этом вся беда.
   --  Андрей Валентинович, не  стоит,-- спокойно  ответил  Данилов.-- Петя
может  считать  меня  негодяем. Да и вы тоже. Только время покажет, кто был
прав.
   На этом мы и сошлись. Последнее слово всегда остается  за  тем,  у  кого
руки не связаны.
   Я   честно  попытался  заснуть.  Закрыл  глаза.  Вот  только  напряжение
последних дней было слишком велико.  Мелькали,  словно  склеенные  безумцем
обрывки  кинопленки,  Геометры  и Алари, корабли и планеты, Гибкие Друзья и
невозмутимый куалькуа. Великий, единый, бесстрастный куалькуа...
   _Теперь я могу помочь_.
   _Что_?
   _Провести боевую трансформацию_?
   Сердце гулко забухало. Как я мог забыть о своих не  совсем  человеческих
возможностях? Разорвать путы...
   _Женщина  охраняет. Данилов спит, но Маша бодрствует. Они помнят, что ты
сильнее, чем обычный человек. У нее есть еще один парализатор_.
   _Тогда что ты предлагаешь_?
   _Смотри_.
   Пальцы защекотало. Я опустил глаза,  посмотрел  на  свою  примотанную  к
подлокотнику кисть. Из указательного пальца медленно выползала тонкая белая
нить.
   _Как с Гибкими Друзьями_...
   Нить тихонько  сползала  на  пол.  В  подрагивающих  движениях  белесого
щупальца   было   что-то   отвратительное,  паучье.  Эта  хищная  плоть  не
принадлежала мне. Жила своей жизнью. Даже не  надо  ничего  делать.  Только
позволить  куалькуа -- и  она  вонзится  в тело Маши. Этакий опосредованный
секс -- старина Фрейд остался бы доволен. Пусть у майора ФСБ Маши  Клименко
в руках парализатор. Я -- сам себе оружие.
   Отвратительное, беспощадное и нечеловеческое.
   _Не надо_!
   Нить застыла. Куалькуа ждал.
   _Не делай этого. Не смей_.
   _Почему? Ты ведь хочешь освободиться_?
   А  почему  не  надо?  Откуда  мне  знать?  Враг -- всегда враг, какой бы
личиной он ни прикрывался. И я готов напасть на Машу, не думая о  том,  что
она женщина, не вспоминая, что она была товарищем...
   Но только не так. Не так! Не предательским уколом чужой протоплазмы!
   Есть  странная  грань  во  всех  этих  межзвездных играх. Грань, которую
нельзя переступать -- если еще помнишь, откуда  пришел  и  под  чьим  небом
родился.
   Нельзя  ставить  на  охрану  концлагеря  существ  чужой расы. Это забыли
Геометры... Нельзя нападать на существо  одной  с  тобой  крови,  пользуясь
услугами чужака-симбионта. Это я постараюсь запомнить...
   _Хорошо. Я понял_.
   Нить   задрожала,   втягиваясь  в  мое  тело.  Куалькуа  согласился  без
возражений.
   _Никогда не делай такого с людьми_,-- зачем-то попросил я.-- _Пока ты  в
моем теле -- не делай_.
   Маша  тихонько  кашлянула.  Она  даже  не  заподозрила, что могло сейчас
случиться.
   И слава богу, что не заподозрила.



   Навигатор из Данилова был средний. Хотя  нет,  нельзя  называть  средним
навигатором   человека,  который  все  же  вывел  шаттл  к  Земле.  Правда,
понадобилось ему для этого еще восемь прыжков, а не три.
   К последнему джампу я был на взводе. Оказывается, пытка  наслаждением  и
впрямь  возможна.  Когда  экстаз  прыжка  перемежается  нудной  работой  по
реанимации корабля -- это одно. А вот когда все время валяешься  связанным,
тупо  ожидая  очередного  приступа  эйфории -- хорошего мало. Наверное, так
чувствует себя пьяница во время запоя, когда очередная бутылка, пусть  даже
самого  изысканного вина или древнего коньяка, не приносит радости -- даруя
лишь короткое, тупое забвение.
   --  Пойдем  к  "Гамме",-- негромко   сказал   Данилов.   Они   с   Машей
рассчитывали  последнюю  траекторию -- уже  не  джампа,  обычного ракетного
полета.-- На максимальной скорости...
   Интересно, а почему к "Гамме"? Глядя в потолок, я обдумывал все плюсы  и
минусы  российской  станции  СКОБы.  Не хотят садиться на планету -- что ж,
разумная  предосторожность,  мало  ли  чего  насовали   алари   в   начинку
"Волхва"...   Да  и  невозможно  сесть  с  "приклеенным"  к  борту  скаутом
Геометров. Но какие преимущества у небольшой "Гаммы" перед  главным  штабом
обороны -- "Альфой",  или  американской  орбитальной базой "Бета" -- скажем
откровенно, превосходящей "Альфу" размерами и возможностями?
   Ответ был так очевиден, что я не сразу в него поверил. Все  преимущества
"Гаммы" заключались именно в том, что это российская станция.
   Вот  те  раз. И вот те два! Мы с дедом попали не просто в ловушку СКОБы!
Мы попали в межгосударственную интригу. Российские  гэбисты  решили  помочь
родине!
   Нет,  я,  конечно,  не  против.  И  если  бы  речь шла только об этом, о
возможности обставить американцев, японцев и объединенную  Европу -- первый
бы пожал Данилову руку, а Машеньку расцеловал, несмотря на ее вечно угрюмый
вид. Подарить стране хоть немного гордости за себя... пусть  даже  гордости
за удачное воровство -- я готов. Всегда. Но до того ли сейчас? Когда пылает
дом, не время ссориться с соседями из-за протекших кранов.
   Я даже захихикал, искоса поглядывая на гэбистов. Но им было не до  меня.
   --  Обнаружат   неправильность  формы,-- сказала  Маша.-- С  "Дельты"  и
"Альфы" -- наверняка. Да и выхлоп у нас... не тот.
   --  Я свяжусь с  управлением,-- пообещал  Данилов.-- Пусть  работают  по
третьей схеме.
   --  Экспериментальный полет?
   --  Да. Пошумят и успокоятся.
   --  А в ангар "Гаммы" мы впишемся? -- спросила Маша после паузы.
   --  По габаритам -- должны.
   Все  ясно.  Иностранцам,  в  первую  очередь  американцам, будут пудрить
мозги,   уверяя,   что   "Волхв"   испытывал   начинку   "Юрия   Гагарина",
многострадального,  уже  лет  десять проектирующегося корабля с плазменными
движками.  Рано  или  поздно  те  выяснят,  что   никаких   работоспособных
плазменных  двигателей  в России не создавали, и вот тогда начнется шум. Но
сейчас важно выиграть время...
   Я невольно начал думать так, словно был  на  стороне  Данилова  и  Маши.
Словно  не  сидел,  прикрученный  к  креслу сотней метров скотча. И Данилов
будто почувствовал эту слабину.
   --  Петр,-- он   развернулся   в   кресле,   легонько   оттолкнулся   от
подлокотника -- опять  забыв  про  искусственную  гравитацию  и попытавшись
воспарить,-- еще можно все переиграть.
   --  Отправиться к Ядру? -- спросил я со всей возможной наивностью.
   Данилов вздохнул:
   --  Петр, я развязываю вас с Карелом... и мы  приводим  корабли  вместе.
Записи черного ящика рептилоид подкорректирует, полагаю... Ну?
   --  А бунта не боишься?
   --  Рискну поверить на слово.
   --  Не  верь  мне,  Данилов,-- сказал я.-- Вот я -- верил тебе, и гляди,
что получилось.
   Он пожал плечами и  сгорбился  над  пультом.  Больше  мы  ни  о  чем  не
говорили -- все  два  часа, пока "Волхв" шел к "Гамме". Не о чем нам теперь
было говорить.
   Единственное, что меня удивляло -- молчание рептилоида. Ни Карел, ни дед
не   пытались   вступить  в  разговор.  Хотелось  верить,  что  они  просто
придумывают сейчас план нашего освобождения. Вот только я  прекрасно  знаю:
когда дед что-то замышляет -- он, наоборот, болтает без умолку...



   "Гамма"   построена   по  древней,  еще  Циолковским  придуманной  схеме
"колеса".        Тридцатиметровый        вращающийся        диск,         в
центре-ступице -- невесомость,   а   по  окружности -- некое  подобие  силы
тяжести, создающееся центробежной силой. Зачем это понадобилось  Роскосмосу
и  СКОБе -- бог  знает.  Особого  комфорта  псевдогравитация не прибавляла,
экипажи менялись ежемесячно и от невесомости не пострадали бы, зато проблем
возникало  выше  головы.  Например, для перехода в боевое состояние "Гамме"
требовалось прекратить вращение -- иначе наводка боевых лазеров становилась
невозможной.
   Не  иначе  как  это  была  одна  из последних попыток нашей космонавтики
вернуть себе утраченное лидерство. Хотя бы часть  его.  Попытка  наивная  и
безнадежная,  как  и  все  остальные -- заводик по производству сверхчистых
полупроводников и безалергенных вакцин, не то уже сгоревший, не  то  просто
заброшенный  на орбите, лунная база, третий год работающая в автоматическом
режиме,   недостроенный   "Зевс" -- корабль   для   полета    к    Юпитеру,
спроектированный до изобретения джампа и успевший безнадежно устареть...
   В   ангар   "Волхв"   вошел  впритык.  Данилову  потребовалось  все  его
мастерство, чтобы затащить два корабля  внутрь,  не  вмазавшись  в  хрупкие
стенки.  Еще  с полминуты, тихо матерясь, он подрабатывал маневровыми, гася
остатки момента инерции. "Волхв" раскачивался по  ангару  словно  свинцовый
шарик, брошенный в крошечную и хрупкую елочную игрушку. Любой удар о стенку
мог серьезно повредить станцию, но  выхода  у  Данилова  не  было.  Наконец
челнок    застыл -- точнее,    начал    медленно   опускаться   на   стенку
цилиндрического ангара, влекомый  едва  ощутимой  центробежной  силой.  Люк
ангара стал беззвучно закрываться, пряча нас от любопытных радаров с других
станций СКОБы.
   Вот и  приехали.  Два  корабля,  два  героя  и  два  пленника.  На  меня
навалилась  апатия  и я закрыл глаза. Хватит. Нельзя бороться бесконечно. У
меня  был  шанс -- там,  на  полпути,  когда  куалькуа  услужливо   вытянул
щупальце. Я не захотел, не смог им воспользоваться. Значит -- все.
   Извините, Алари.
   Извини, Земля.



   Никогда  не думал, что в наши тесные космические станции впихивают такие
помещения не первой необходимости, как тюрьма.  Или  она  здесь  по-другому
называется?  Карцер,  гауптвахта,  изолятор? Не знаю. Одно точно, у алари я
сидел комфортнее.
   Камера была совсем крошечная, размером с дачный сортир. В углу и  впрямь
помещался   маленький  унитаз,  над  ним,  с  детской  непосредственностью,
конструктор  разместил  термоконтейнер  для   разогрева   пищи.   Еще   был
телевизионный  экран -- я  с  удивлением  убедился,  что  он  работает,  но
транслирует лишь  несколько  российских  телеканалов.  Надо  же,  забота  о
культурном       отдыхе      узников      присутствует.      Нашли      чем
заняться -- ретранслировать на борт станции поток  мыльных  опер  и  унылых
шоу...
   Когда  нас  с рептилоидом вели по станции, она кипела как растревоженный
улей. Носились по узким переходам черные  береты -- российские  космические
пехотинцы.   Боевой   пост,   мимо   которого   мы   прошли,   был  наглухо
задраен -- значит, введена готовность номер  один  и  за  ракетным  пультом
сидят наводчики.
   Серьезно.   Все   очень  серьезно.  Страна  тряхнула  сединой,  поиграла
одрябшими мускулами и решила не выпустить из рук чужую технологию. Куда  уж
тут рыпаться. Сиди и смотри, отвечай на вопросы и кайся в грехах...
   Я  развернул узкий гамак, забрался в него. Псевдогравитация здесь совсем
слабенькая, весу во мне сейчас было  как  в  котенке.  Тлела  под  потолком
желтая  лампочка,  временами  станция подергивалась -- совершались какие-то
маневры. Неужели обман не удался и  заокеанские  друзья  сейчас  устраивают
выволочку нашему президенту?
   Только  волен  ли президент отдать нас с рептилоидом всему человечеству?
Эту операцию вела госбезопасность. Вряд ли она захочет делиться.  А  власть
Шипунова   сейчас   вовсе  не  так  устойчива,  как  в  первые  годы  после
переворота...
   Мысли текли вялые, противные. Словно пробежал  с  рекордным  результатом
утомительный  кросс,  а  тебе  предлагают еще и поплавать в болоте. Как все
было просто на Родине и у Алари. Тяжело и просто.  А  здесь  вновь  мышиная
возня и меленькие интриги...
   Вытянув   ногу,   я   ткнул   в   кнопку  телевизора.  Плюсы  крошечного
помещения -- все под рукой... или под ногой.
   Худшего выбора я придумать не мог. Первый канал транслировал музыкальный
конкурс. Певица, неуклюже покачивающаяся на сцене, петь не умела абсолютно.
Не ее это было занятие, ей бы у плиты стоять или купальники  рекламировать.
Но  никого  это  не  трогало. Вопили у сцены фанаты и фанатки, благосклонно
улыбались в жюри коллеги певички -- часть из  которых  даже  имела  слух  и
голос.  Второй  канал  я пропустил сходу -- там шли новости, крупным планом
показывали горящий вокзал.  Четвертый  канал  порадовал  меня  политической
беседой,  сводящейся к тому, что все в жизни плохо, а надо бы жить получше.
Пятый канал гнал рекламный ролик МВД. Замогильный голос  за  кадром  вещал:
"Вы можете нарушать закон -- и тогда вам будут сниться кошмары по ночам! Вы
можете быть честным гражданином -- и хорошее настроение не  покинет  больше
вас!   Работники   милиции   имеют   оружие   и  право  применять  его  без
предупреждения! Они  хотят,  чтобы  все  жили  хорошо!"  Нехитрый  видеоряд
состоял  из  мрачных  небритых  уголовников,  белозубых смеющихся граждан и
палящих в мишени милиционеров. Шестой канал, как  обычно,  крутил  рекламу.
Речь  шла  о новейших вакуум-памперсах трехсуточного действия. Я хотел было
выключить телевизор, но тут  на  фоне  улыбающегося  ребенка  в  подгузнике
появилось  знакомое лицо -- Анатолий Романов, пилот-инструктор "Трансаэро".
Я остолбенел.
   --  Космические  полеты -- тяжелый   труд,-- сказал   Толик.-- Порой   я
провожу  многие  часы  подряд, не имея возможности отойти от пульта. Раньше
это было сопряжено со значительными неудобствами...
   В глазах Толика блестел какой-то нездоровый огонек. Мамочка, сколько  же
ему заплатили?
   --  Теперь,     с     появлением    вакуум-памперсов,    мои    проблемы
решены...-- обреченно     закончил     Толик.-- Я     взлетаю,     выполняю
джамп-перемещения,  сажусь на чужую планету и возвращаюсь, не теряя времени
на бытовые неудобства...
   Я захохотал. Кончилась  реклама  памперсов,  началась  какая-то  детская
программа,  а  я все ржал, представляя Толика в памперсах за джамп-пультом.
Нет, это же надо!
   Открылся люк, и вошел-вплыл Данилов. Почему-то я  представил  полковника
ГБ  в  тех  же  самых  памперсах -- "слежка  за товарищами -- тяжелый труд,
порой"...-- и мной овладел новый приступ веселья.
   Данилов  подозрительно  уставился  на  работающий  экран.  Там   скакали
мультяшные  звери  и жизнерадостный голос напевал "Днем в понедельник спать
неохота, только бездельник ляжет в кровать"...
   Так и  не  разобравшись  в  причинах  моего  веселья,  Данилов  отключил
телевизор.
   --  Там  Толика  показывали,-- добродушно объяснил я.-- Толика Романова.
Он памперсы рекламировал.
   Данилов уселся на опущенную крышку унитаза и сказал:
   --  Тесновато. Не находишь?
   --  Мне нравится. Показания пришел снимать?
   Александр вздохнул.
   --  Петр, у меня есть предложение...
   --  Ну,-- подбодрил я запнувшегося полковника.
   --  Работаем  единой  командой.  Все  обвинения  против  вас  с  Андреем
Валентиновичем снимаются.
   --  А рептилоид?
   --  Его доставят на любую планету Конклава. Не понимаешь?
   --  Не совсем.
   --  Твоему  деду  предоставят  тело.  Нормальное,  здоровое человеческое
тело. Счетчик сбросит в него сознание Андрея Валентиновича.
   Наши взгляды встретились.
   --  На Земле тысячи людей, чье сознание погибло, а тело еще  живет.  Те,
кого   не  откачали  после  клинической  смерти,  например.  Это  не  более
аморально, чем трансплантация органов.
   --  И что сказал дед?
   --  Пока ничего. Я решил вначале поговорить с тобой.
   --  А что от нас требуется?
   --  Сотрудничество. Только сотрудничество.
   --  Прошло полтора часа,-- медленно сказал я.-- Всего полтора часа. А вы
уже убедились, что корабль Геометров не собирается вам подчиняться.
   --  Да. Ты должен помочь нам, Петр. Ради Земли, ради страны -- переступи
свои позиции. Ты человек. Ты русский.
   --  А ты помнишь, что во мне -- куалькуа?
   Лицо Данилова не дрогнуло.
   --  Трудно было бы забыть, пока ты находишься в этом теле... Ну  и  что?
Если он хочет выдвинуть свои условия -- пожалуйста. Но насколько я понимаю,
их раса занимает пассивную позицию... впрочем, как угодно.  Пусть  говорит.
Мы  вовсе  не против союза с ними, с Алари, со Счетчиками. Но наши интересы
не позволяют бросаться очертя голову на край света. Если Земля получит хотя
бы десяток таких кораблей... мы сможем говорить с Сильными на равных.
   --  Ты веришь в свои слова?
   --  У  меня  нет  другого  выхода. И у тебя нет, Петр. Допускаю, что это
решение тебе менее приятно, чем полет к Ядру, но альтернатива -- еще  хуже.
   --  И какая она, альтернатива?
   Покачиваясь   в  гамаке,  я  был  куда  выше  сидящего  Данилова.  Такая
обманчивая, убаюкивающая позиция человека, способного диктовать  условия...
Правда,  за  открытым  люком  мелькала форма черных беретов, а податливость
Данилова наверняка имеет границы.
   --  Судить  тебя  не  будут,-- спокойно  сказал   Данилов.-- Тебя   даже
наградят каким-нибудь орденом, за участие в операции.
   Участие! Мы пахали!
   --  Наградят -- посмертно?
   --  Не валяй дурака. Тебя наградят и спишут на Землю, без права полетов.
Ты будешь работать  где-нибудь...  слушать  новости...  пить  научишься.  И
всегда  будешь  помнить,  что  твои  товарищи  пытаются  что-то  сделать...
перехитрить незнакомую технику, переспорить чужих.
   --  А куалькуа? Вы пустите на Землю человека, в  чьем  теле -- симбионт?
Не верю!
   Данилов покачал головой:
   --  Нам прекрасно известно, что по земле ходят десятки таких людей.
   Мне показалось -- или в глубине сознания раздался тихий смешок?
   --  Одним  больше -- одним  меньше,-- продолжил Данилов.-- Если куалькуа
меня сейчас слышит... я очень рад тому, что их раса  лишена  честолюбия.  А
любопытство -- не порок. Альтернатива теперь ясна?
   --  Вполне.
   Данилов  ждал.  А  я  молчал,  хоть  и принял уже решение. Долго молчал,
пытаясь заставить полковника заговорить первым. Но он и не таких обламывал.
   --  Можешь сказать деду, что я согласился.
   Данилов кивнул. Поднялся, придерживаясь за обрез люка. И сказал:
   --  Только  одно,  Петя...  Извини,  но  мы будем вынуждены принять меры
безопасности. Очень жесткие. Очень.


                                  Глава 5

   --  Не думал, что такая штука существует в реальности,-- сказал я.
   Маша защелкнула на моей шее металлическое кольцо. С  внутренней  стороны
оно  было  оклеено  мягким  фетром -- и  эта  заботливость  казалась  особо
трогательной -- словно наточенное лезвие гильотины.
   --  А в реальности ее и нет,-- сухо сказала Маша.-- Только у нас.
   Ощущение, что я читаю какой-либо дедовский роман о тоталитарном  режиме,
стало  острым до безумия. Я поежился, словно пытаясь выбраться из стального
воротника. Посмотрел на рептилоида. И дед, впервые  с  момента  прилета  на
станцию, заговорил:
   --  Мария,   вы   воспользовались   моими  перспективными  разработками?
Каталогом "Несуществующее оружие"?
   --  Нет. Отдел по отслеживанию идей в фантастических романах  существует
с прошлого века. И у нас, и в ЦРУ.
   Я  заметил,  что она старается не смотреть на рептилоида. Как бы Маша ни
убеждала себя, что Андрея Хрумова больше нет в живых, что счетчик  поглотил
его  сознание -- и  все же ей было неуютно. Очень неуютно, я даже испытал к
ней легкое сочувствие.
   --  Полагаю, тебя не  надо  ничего  объяснять,  Петр?  Кодовый  замок...
причем механический. Радиоприемник. Двадцать пять грамм взрывчатки.
   --  Немного.
   --  Вполне хватает, Петя.
   Она подняла руку, демонстрируя крохотный пульт.
   --  Не  удаляйся  от  меня  более  чем  на десять метров. Вначале пойдет
звуковой сигнал, через пять секунд сработает взрыватель.
   Мы сидели в каюте командира станции. Я,  рептилоид,  Данилов,  Маша -- и
двое  незнакомых  офицеров.  Тот, что постарше, очевидно, и был командиром,
второй,    покрепче    и    помоложе,    почему-то    одетый    в    легкий
скафандр -- очевидно, куратор станции из ГБ.
   --  А  если эта хренотень пробьет обшивку? -- с военной прямолинейностью
рявкнул командир. Вопрос о моей шее его не интересовал.
   --  Исключено. Взрыв направлен внутрь кольца,-- успокоила его Маша.
   Больше вопросов не возникло. Данилов встал, кивнул, указывая  на  дверь.
Капитанская  каюта помещалась на самом краю станции и притяжение здесь было
почти в половину земного. Я отреагировал  не  сразу -- смотрел  в  огромный
иллюминатор,  за  которым  плыла  Земля. Маленькая, красивая, замешанная на
голубизне океанов и  сероватой  пене  облаков.  С  материками  неправильной
формы,  с  абсолютно неправильными людьми. Но даже они не виноваты, что мне
одели воротничок с двадцатью пятью граммами взрывчатки. Даже тот  писатель,
что первым придумал эту штуку, не виноват.
   --  Включаю,-- сказала  Маша.  Нажала  что-то  на  пульте,  и  на кольце
замигала  оранжевая  лампочка.   Неярко   и   неспешно,   словно   в   такт
пульсу.-- Помни, десять метров.
   --  Спасибо, Маша.
   Я отвел взгляд от иллюминатора. Поднялся.
   --  Петя,   это  неизбежная  предосторожность.  И  только  на  начальном
этапе,-- сказал Данилов.
   Ему явно было неудобно,.
   --  А на меня не найдется воротничка, Машенька? -- спросил дед.
   --  Излишне. Просто не пытайся нас коснуться.
   Рептилоид со старческим кряхтением пошел за Даниловым. На миг обернулся,
сказал:
   --  Когда же я в тебе ошибся, девочка...
   Маша его слова проигнорировала.
   Так и мы двинулись к ангару. Впереди Данилов, затем мы с рептилоидом, за
нами Маша  и  молодой  офицер.  Я  заметил,  что  все  они  были  вооружены
парализаторами.  То ли успели перезарядить, то ли не такая уж это редкость.
   В  коридоре  и  в  лестничном  стволе  никого  не  оказалось.  Наверное,
специально  очистили  проход.  Мы  поднимались  по  узкой  лестнице, винтом
стелящейся  по  шахте,  тело  становилось  все  легче,  движения   обретали
плавность.
   --  Если   ты   хотел   их   обмануть   и   убежать,   то   теперь   это
исключено,-- сказал рептилоид. Кажется, именно рептилоид.
   --  Дед,-- позвал я.
   --  Что, Петя?
   --  А ты как думаешь, чего я хочу?
   --  Боюсь предположить.
   Понятно.
   Нет, конечно, уйти я смогу. Очень даже запросто. За  пять  секунд  скаут
разнесет ангар и уйдет в гиперпространство. Ну а затем... что ж, после моей
гибели он, вероятнее всего, вернется к  Геометрам.  Только  это  уже  будет
напоминать месть ради мести. Причем самоубийственную.
   Идущий впереди Данилов обернулся:
   --  Петр... только не глупи, а?
   Я скосил глаза на мигающий под подбородком огонек и промолчал.
   --  По-дурацки  получается...-- тихо сказал Данилов.-- Времени нет. Сели
бы, поговорили, выпили по рюмке... и  разобрались  бы.  Всегда  не  хватает
времени.
   Он  оттолкнулся  от  ступенек -- гравитации  уже  почти не было, взмыл к
потолку, открыл люк  в  ангар.  И  я -- совершенно  автоматически,  прыгнул
следом.
   Лампочка  на ошейнике загорелась ровным красным светом и запищал зуммер.
   Я даже не успел испугаться. Воедино  слились  Машин  крик:  "Балбес!"  и
крепкий  мат посмотревшего вниз Данилова. В следующее мгновение он приложил
меня ногой по плечу, и я  полетел  назад.  Судорожно  вцепился  в  какую-то
ступеньку, повис, прижимаясь к ней.
   Зуммер стих, лампочка вновь замигала ровно. Маша держалась рядом, лицо у
нее  было  белое.  Офицер  сжимал  парализатор,  словно  не  понимая,   что
стрелять-то не надо.
   --  Что  ты  творишь,  что ты творишь, Петя! -- дрожащим голосом сказала
Маша.
   Хотелось верить, что она напугана перспективой моей смерти, а не  срывом
операции.
   --  Забыл,-- честно признался я.-- Забыл я.
   Болело  плечо  и  отбитые  о ступеньки ребра. Оторвавшись от лестницы, я
повис в воздухе, удерживая на одной руке целых полкило своего веса.
   --  Я же не могу отменить взрыв! -- Маша потрясла  пультом.-- Понимаешь?
   Еще   бы.  Что  тут  непонятного?  Я  с  трудом  вытащил  пальцы  из-под
ошейника -- оказывается, совершенно машинально я  просунул  свободную  руку
под кольцо, словно пытаясь прикрыть шею.
   --  Медленно и спокойно! -- уже понижая тон, сказала Маша.-- Давай...
   Вслед за Даниловым я поднялся в ангар.
   Здесь  почти не ощущалось силы тяжести. Но она все же имелась -- висящий
посреди ангара шаттл с  пристыкованным  скаутом  был  зафиксирован  тонкими
леерами  и  парой страховочных ферм. На глухой стене ангара отдыхало пятеро
космических пехотинцев. Все в скафандрах, правда, с открытыми гермошлемами,
и  с  оружием.  На  меня  с Даниловым немедленно уставились стволы. Судя по
тыльным соплам противотяги и внушительному  баллону  вместо  приклада,  это
были  газовые винтовки, наиболее безопасное в условиях невесомости и тонких
стенок оружие.
   --  Все в порядке? -- приветствовал их офицер, выныривая следом.
   Стволы  ушли  в  сторону.   Никаких   паролей   солдаты   требовать   не
стали -- хоть одна уступка здравому смыслу.
   --  Тихо,   товарищ  подполковник,-- ответил  крепкий  рыжий  парень  со
значком  старшего  сержанта  на  гермошлеме.  Звания  в  космопехоте   мало
коррелируют с общевойсковыми. В отставку этот сержант уйдет по меньшей мере
капитаном.
   --  Размещайте людей, Мирский,-- бросил ему подполковник.  Оглянулся  на
меня, потом, перехватив леер, сноровисто поплыл к открытому люку челнока.
   Рептилоид  просто  прыгнул  следом.  С  координацией  у  него было все в
порядке -- маленькое чешуйчатое тело мелькнуло через  ангар  и  повисло  на
обшивке у аварийного люка, вежливо пропуская офицера вперед. Я заметил, что
черные береты на миг застыли, впившись в счетчика жадными взглядами.  Редко
им приходилось видеть "потенциальных противников".
   Очень медленно я пополз по лееру к шаттлу.
   --  Молодец,-- похвалила Маша, двигаясь за мной.
   Черные  береты  закончили  перегруппировку.  Какой в них был смысл -- не
знаю, внутрь корабля они все равно не заходили. Наверное,  уровень  допуска
не позволял.
   В  тесный  аварийный  люк  шаттла  мы с Машей протиснулись вместе, нежно
взявшись за руки. Мне вовсе не хотелось проверять,  экранирует  ли  обшивка
корабля  сигнал  ошейника. Машу, видимо, терзали те же сомнения. За порогом
мы сразу же попадали на пол -- здесь существовала гравитация.
   Подполковник, ожидающий нас внутри, наконец-то снизошел  до  общения  со
мной.  Его явно мучил вопрос, как ко мне относиться -- как к предателю, как
к подконтрольному куалькуа страдальцу, или просто как к дураку.
   --  Петр... э... вы сейчас находитесь в _том_ облике?
   --  Вы же наверняка видели мои фотографии,-- не слишком вежливо  ответил
я, вставая.
   --  Хорошо.  Мы...  э... просим вас войти в корабль... Геометров. С вами
будет полковник Данилов...
   Данилов, забравшийся в шаттл, кивнул.
   --  Согласен.
   Подполковник мрачно уставился на меня. Его продолжали терзать  сомнения.
   --  Мария   Клименко  останется  в  шлюзе,-- предупредил  он.-- Если  вы
закроетесь в корабле...
   Я кивнул:
   --  Поверьте, я понимаю. Что потом?
   Данилов и подполковник обменялись взглядами. Между ними явно имела место
легкая   конфронтация -- Александр  был  старше  по  званию,  но  должность
подполковника уравнивала ситуацию.
   --  Запрограммируйте компьютер корабля...
   --  Его нельзя программировать в нашем смысле слова. Это почти  разумная
машина. Он подчиняется мне, но лишь в определенных пределах.
   --  Тогда  убедите!  Нам  необходимо знать принцип работы их двигателей,
оружия, силового поля. Как я понимаю, корабль даже способен  производить...
собственные детали?
   Я вздохнул.
   --  Не совсем так. Он саморемонтируется. Может восстановить поврежденный
двигатель, например. Но это же не фабрика. Откуда ему брать  материалы  для
производства?
   Судя   по   вытянувшемуся   лицу   подполковника,   аргумент   показался
убедительным. Наверное, вспомнилось  слышанное  когда-то,  что  материя  из
ничего не появляется. Данилов немедленно вступил в разговор:
   --  Петр, Алари по этому поводу высказывались достаточно определенно!
   --  Вот  ты  с них и спрашивай,-- мстительно сказал я.-- Саша, допускаю,
что можно превратить корабль Геометров в завод  по  производству  таких  же
кораблей.  Только это потребует многих лет работы. В него придется подавать
какие-нибудь сверхчистые материалы,  которые  на  Земле  еще  не  научились
получать.  Да  и  то...  ну,  скажем,  снимешь  ты  с корабля двигатель, он
послушно  вырастит  новый.  И  так  же  со  всем  остальным  оборудованием.
Допустим.  А  удастся  ли  потом  все состыковать между собой? Ты в детстве
конструктор собирал? Всегда выходило, как на картинке? А если дать тебе все
детали, соберешь телевизор? Настроишь?
   Но Данилов был непробиваем.
   --  Я -- нет.    Только   это   не   моя   специальность.   Петр,   твоя
задача -- чтобы корабль выдал образцы своей начинки и  сообщил  принцип  их
работы.
   --  Как -- сообщил?
   --  Идем.
   В шлюзовом отсеке я понял, что он имеет в виду.
   Откуда-то  из  аппаратного отсека тянулся кабель -- питание. К нему были
подключены небольшой компьютерный терминал и  внушительных  размеров  блоки
оптической памяти.
   --  В  любом  случае  нужен  транслятор,  для  перевода...-- начал  я. И
осекся. Данилов молча показал глазами на счетчика.
   --  И ты сделаешь это, Карел? -- спросил я.
   --  Уже делал,-- просто сообщил счетчик.
   Ну конечно. Он же подключался к компьютеру корабля Римера, когда тот был
захвачен.  Наверное,  и  без  моей  помощи  рептилоид  способен выкачать из
корабля всю необходимую информацию...
   Или нет? Одно дело -- своровать "оперативную память", то, чем  компьютер
живет  постоянно, язык, карты, видеозаписи. Другое -- вытащить заложенные в
его глубине данные, полностью подчинить себе машину.
   Значит, вначале я должен убедить корабль подчиняться...
   --  Давай, Петя,-- подбодрил меня Данилов.
   Я посмотрел в открытый шлюз. Кабина скаута неярко  светилась.  И  полная
тишина,   такая   нехарактерная   для   земных   кораблей,   никакого  гула
вентиляторов, шороха компьютерной  периферии.  Словно  корабль  спал -- или
умер.  И все же я знал -- он работает. Впитывает информацию. Делает выводы.
Возможно, понимает, что происходит.
   Пусть даже  для  корабля  я  остаюсь  пилотом  Ником  Римером,  законным
хозяином.  Все  равно, когда встанет вопрос о выдаче информации -- он может
не подчиниться.
   Когда  интересы  личности  и  общества  не  совпадают,   для   Геометров
существует только один вариант решения.
   --  Не уверен, что он захочет сотрудничать,-- сказал я.
   Подполковник  пробурчал  что-то о слишком умных машинах и слишком глупых
людях.
   --  А ты попробуй, Петя,-- попросил Данилов.-- Я в тебя верю.
   Похоже, он не шутил.
   --  В данной ситуации и для Земли,  и  для  тебя  лучше,  чтобы  корабль
подчинился.
   Я  двинулся к шлюзу. Маша пошла следом, но у люка остановилась, сжимая в
руке пульт.
   --  Входи, входи,-- подбодрил Данилов.
   Шагнув в люк, я секунду подождал. Ничего.
   Тогда я сел в кресло. Подождал секунду -- и опустил левую руку в  теплый
коллоид терминала.
   _Очень сложная ситуация, пилот_.
   _Да уж_,-- согласился я.
   _Впустить существо, пытающееся войти_?
   Я оглянулся на Данилова, заносящего ногу в люк.
   _Впускай. Что уж теперь_.
   Полковник,  не  подозревающий  об этом безмолвном диалоге, сел во второе
кресло, посмотрел на меня.
   --  Ну?
   --  Не отвлекай, я работаю,-- с мстительным удовольствием ответил я. То,
что  Данилов  никак  не может проконтролировать процесс общения, доставляло
удовольствие.
   _Это человек_?
   Похоже, компьютер был в затруднении. Данилов отвечал всем признакам,  по
которым  Геометры  определяли  "своих",  но  вот  убогая  станция и само ее
положение в пространстве приводили машину в замешательство.
   _Да_.
   _На каком языке вы общаетесь с ним_?
   Ну конечно. Откуда ему знать русский?
   _Это  особый  язык  для  передачи  важных  данных_,-- наобум  заявил  я.
Единственное,  что  мне  помогало -- это  то, что корабль был начисто лишен
критичности.
   _Кто он такой_?
   Я хотел ответить "чекист" или "работник госбезопасности", но у Геометров
таких слов просто не было. Вместо этого получилось:
   _Старший Наставник_.
   _Необходимо возвращение на Родину_,-- немедленно заявил корабль.
   Так я и знал.
   _Позже. Вначале нам надо оказать помощь_.
   _Кому_?
   _Этим людям_.
   Корабль  молчал,  и  у  меня  возникло  четкое  ощущение,  что сейчас он
перестанет подчиняться и вообще разговаривать.
   _Зачем_?
   _Миссия Дружбы_.
   Может, проймет?
   _Какую помощь_?
   _Эти люди утратили знания. Им необходимо помочь в  развитии  космической
технологии_...
   Я  даже  не  успел закончить, когда понял, что происходит. Я, регрессор,
уговариваю корабль регрессоров оказать непонятно кому техническую помощь!
   _Нет.  Ситуация  нестандартна.  Требуется   решение   Мирового   Совета.
Информация  не  проверяема  и,  возможно, неадекватна. Начинаю подготовку к
возвращению. Обеспечь открытие шлюза_.
   Откинувшись  в  кресле,  я  закрыл  глаза.  Ну  вот.  Может,  компьютеры
Геометров   и  наивны  по-своему.  Но  когда  логика  начинает  трещать  по
швам -- их не переубедить.
   Возможно, будь это тот, первый корабль, сжившийся с Ником Римером, я  бы
и сумел что-то сделать. Но с этим такой фокус не пройдет.
   _Подожди_,-- попросил я. _Подожди. Сложная ситуация_.
   --  Что-то  не  так? -- спросил  Данилов.  Наверное, на моем лице сейчас
отражались вполне однозначные эмоции.
   --  Все не так,-- ответил я.-- Он не хочет. И мне  его  не  переспорить.
Это  же  почти  разумная машина. Ему надо доказать, что передача информации
пойдет на пользу Геометрам.
   --  Он отказывается?
   --  Он собирается вернуться на Родину.
   Данилов зажевал губами.  Мне  показалось,  что  он  готов  выбраться  из
скаута. Но я недооценил его упорства.
   --  Карел, подключайся.
   Рептилоид заглянул в люк.
   _Впустить существо_?
   Или мне показалось, или в интонациях появилось подозрение.
   _Да_.
   Карел  устроился  между  креслами.  Данилов дождался, пока он перестанет
возиться, и приказал:
   --  Он не хочет сотрудничать. Взломай его.
   Рептилоид повернул голову, посмотрел на Данилова. Четко сказал:
   --  Я отмычка, а не лом.
   --  И все же -- попробуй.
   _Что происходит_?
   _Подожди, я решаю ситуацию_!
   До момента, когда компьютер признает мое поведение неадекватным и начнет
действовать по своему усмотрению, явно оставалось ждать недолго.
   А  самое печальное было в том, что я и не хотел победы Данилова. Если бы
не проклятое кольцо на шее...
   _Тебе помочь снять ошейник_?
   Вначале я решил, что это реплика  корабля.  Куалькуа  вступал  в  беседу
слишком редко.
   --  Как? -- от  растерянности  я  ответил  вслух.  Данилов покосился, но
ничего не сказал.
   _Снять_?
   _Да_!
   _Будет больно_.
   _Снимай_!
   Затылок пронзила острая игла боли.  Затем  кожа  словно  онемела,  мышцы
одеревенели. И -- кольцо зашевелилось.
   Оно погружалось в мое тело!
   --  Ну  как,  получается? -- резко  спросил  меня  Данилов. К счастью, в
кабине было слишком темно, чтобы он  увидел  происходящее.  Ответить  я  не
мог -- шея   превратилась   в  кусок  дерева,  в  обрубок  бревна...  слабо
подрагивающий с затылка, всасывающий ошейник... Я поднял руку и отмахнулся.
   _На   подавление   всех  рецепторов  потребуется  время.  Если  скорость
важнее -- терпи_.
   Я терпел.
   А металлическое кольцо  начало  выступать  из-под  подбородка.  С  фетра
сочилась   кровь.  Куалькуа  тащил  ошейник  сквозь  меня,  с  небрежностью
патологоанатома раздвигая живые ткани. На  мгновение  у  меня  онемело  все
тело,  я  обмяк,  с  ужасом почувствовал, как перехватило дыхание, засбоило
сердце,  по  ногам  заструилась  горячая  струйка  мочи.  Куалькуа   рассек
позвоночный столб!
   _Извини_.
   Я  с  шумом  втянул  воздух.  Маленькое  чудовище во мне продолжало свою
работу, поспешно залатывая канал, по которому прошел ошейник. Нет,  боли  я
почти  не  чувствовал, куалькуа пугал зря. Это ощущение было совсем другим,
но не менее неприятным.
   --  Петр...-- Данилов вздрогнул, медленно потянул ко мне руку.  И  вдруг
закричал: -- Петр!
   Кольцо  болталось  у  меня на горле, держась на последнем лоскутке кожи.
Наверное, забавно это выглядело. Не человек, а граната...
   Счетчик зашелся булькающим смехом.
   В люк заглянула Маша. Уставилась на меня, тоже ничего не понимая.
   --  Лови! -- закричал я, вырывая ошейник. Брызнула кровь,  но  мне  было
все  равно.  Время  думать кончилось, наступило время действовать. Я метнул
ошейник в Машу,  и  та  машинально  схватила  его.-- Поймала? -- мстительно
уточнил  я  и  тут  же  заткнулся,  уклоняясь  от  удара Данилова. В тесном
пространстве  кабины  драться  было  бесполезно,  все  что   я   мог -- это
удерживать  его руки. Но ко мне помощь пришла быстрее -- счетчик дернулся и
саданул его лапой по лицу. Данилов вскрикнул и отключился.  Вряд  ли  виной
были   царапины   от  когтей -- счетчик  его  именно  _выключил_,  еще  раз
продемонстрировав, что разница между человеком  и  компьютером  не  так  уж
велика.
   _Ожидаю приказаний_.
   _Расстыковка_!
   Я  даже не удивился, что после начала драки насторожившийся было корабль
мгновенно  преисполнился  ко  мне  доверия.  Все  его  сомнения  немедленно
обернулись  в  мою  пользу.  _Не-друзья_  напали  на  Геометра... на самого
человечного человека...
   С громким чмоканьем корабль отошел от челнока. За спиной Маши  мелькнуло
совершенно  озверевшее  лицо  подполковника, он вытянул руку с пистолетом и
выстрелил. Мимо. В момент расстыковки гравитация  исчезла,  и  он  повис  в
воздухе.  Голубой  луч  парализатора  словно послужил сигналом -- по скауту
застучали пули. На что надеялись космопехи, сказать трудно, но  палили  они
энергично.
   _Непринципиальные физические воздействия_,-- прокомментировал корабль.
   Люк начал сходиться, и в этот миг события окончательно набрали скорость.
Маша  отбросила  ошейник  и  прыгнула  через  разделяющее  челнок  и  скаут
пространство.  Рассчитала  она  здорово -- через  миг ее ладони вцепились в
сходящиеся  края  кабины.   Какую   природу   имело   гравитационное   поле
скаута -- не  знаю.  Но  прикоснувшись к обшивке, Маша мгновенно попала под
его влияние,  обвисла,  начала  подтягиваться.  Запрокинула  подбородок  на
сходящуюся  диафрагму,  просунула  голову внутрь -- и оказалась в ошейнике,
ничуть не менее страшном, чем был мой. Кабина прекратила закрываться,  и  в
двадцатисантиметровой  дыре  остались лишь Машина голова и судорожно сжатые
ладони.
   _Продолжить герметизацию_?
   --  Нет! -- я вскочил, перегнулся через обмякшее тело Данилова с твердым
намерением выпихнуть Машу наружу.
   --  Она    без    скафандра,-- внезапно    сказал   счетчик.   Нет,   не
счетчик -- дед.-- Пит, она же без скафандра!
   Наверняка Маша  была  напугана.  И  все  же  в  глазах  девушки  блеснул
радостный   огонек.  Выпихнув  ее  из  скаута,  я  лишился  бы  возможности
протаранить хлипкие стенки ангара  и  вырваться  на  свободу.  Пехотинцы  и
подполковник  были  в  скафандрах, им разгерметизация не страшна. А вот для
нее...
   Неужели она так уверена, что я не захочу убивать?
   --  Приоткрой кабину! -- скомандовал я, и корабль, умница, понял приказ,
чуть   раздвинув   колпак   кабины.   Втянув   Машу   внутрь -- она   и  не
сопротивлялась, и не помогала, просто  ничего  не  предпринимала,  я  грубо
швырнул ее на Данилова.
   --  Не   двигайся! -- все   же   уточнил  я.  Вырвал  у  нее  из  кобуры
парализатор, сунул себе за пояс.-- Где еще оружие?
   Кабина закрылась.
   --  Ищи.
   --  Обойдешься,-- решил я. Посмотрел  на  счетчика -- тот  на  мгновение
приник  к  Маше,  отпрянул.  Теперь  майор  госбезопасности  Маша  Клименко
разделила судьбу Данилова.-- Деда, ты как?
   --  С ним все хорошо,-- ответил Карел.-- Что ты будешь делать?
   --  Вначале -- убегать. Изображение!
   Экраны засветились, и я  получил  возможность  наблюдать  за  действиями
космопехоты.
   Надо признать, они старались.
   Сержант  Мирский  парил у самой обшивки. С остервенелым лицом он палил в
кабину из винтовки. Противотяга в оружии была отстроена хорошо, и  сержанта
почти  не  закручивало при выстрелах. Так, легкие подергивания... Но это не
давало никакого толку.
   Остальные солдаты повисли вокруг скаута, держа его  на  прицеле,  но  не
действуя.  Один  что-то  быстро бормотал в шлемофон. Подполковник, так и не
вышедший из челнока, занимался тем же.
   Корабль,  похоже,  сам  оценивал  важность  той   или   иной   сцены   и
демонстрировал их с ловкостью опытного оператора.
   _Вскрывай ангар_.
   _Использовать лазерный зонд_?
   _Как угодно_.
   Луч  был  абсолютно невидимым. На огромном шлюзовом люке вдруг вспыхнула
красная точка, брызнул мгновенно стынущими  каплями  расплавленный  металл.
Солдаты  оборачивались,  и  гамма  чувств,  пробегавшая по их лицам, вполне
подошла бы отряду буденновцев, выскочивших лихим галопом на танковый  клин.
   Скаут начал двигаться. Еще без включенной тяги. Его его тащило воздухом,
рвущимся из  разгерметизированного  ангара.  Пылающая  линия  чертила  люк,
вспарывая обшивку. Металл начал выгибаться наружу.
   Я  представлял,  что сейчас происходит на станции. Воют сирены, подается
энергия на излучатели, люди занимают боевые посты. Тщетные усилия...  между
земной станцией и чужим кораблем непреодолимая пропасть технологии.
   Солдаты  бросили  заниматься  ерундой  и  что-то торопливо переключали в
винтовках. Ага... их же можно использовать как двигатели.  Через  несколько
мгновений  бравая  космическая пехота уже разлетелась, прижалась к стенкам,
вцепилась кто во что смог.
   А лазерный  луч  стремительным  взмахом  завершил  окружность -- корабль
наконец-то  понял,  что к тонким стенкам станции не нужно прилагать больших
усилий.


                                  Глава 6

   Земля плыла под нами.
   Не бескрайняя равнина, как с низкой посадочной орбиты, не яркая  голубая
звездочка,  как с неудавшегося джамп-захода. Шар. Комок пыли, ставший домом
для миллиардов живых микробов.
   Это    самое    беспощадное     расстояние,     самое     уничижительное
зрелище -- маленький шар, тонущий в черном небе. Именно в такие мгновения я
начинал понимать, как мал наш мир. Мал и ничтожен, жалок и смешон.  Что  мы
такое  по  сравнению  со  Вселенной?  Вот -- Земля  еще сохраняет очертания
материков, но уже  можно  протянуть  руку -- и  планета  ляжет  на  ладонь,
покорно  и безропотно. Горные хребты оцарапают кожу, океаны намочат пальцы,
атмосфера слетит как кожура с перезрелого апельсина. Земля -- в ладони.
   Мы, кажется, считали себя центром Вселенной?
   Какие-то полтысячи лет назад?
   Там, на этой крошечной выпуклости, называемой Европа, разжигали  костры,
раз и навсегда доказывая нашу уникальность?
   Здесь,  на  стыке двух ничтожных континентов, впервые сумели подняться в
черное небо?
   А с  той  стороны  шарика  и  до  сих  пор  считают  себя  самыми-самыми
совершенными?
   Зачем мы вышли в космос! Зачем придумали джамп! Надо было остаться -- на
огромном-преогромном шаре... нет, на огромной равнине, прочно покоящейся на
трех  китах  и  трех  слонах.  Строить  дома,  вести  философские  диспуты,
влюбляться, растить детей... и никогда, никогда не сомневаться в  том,  что
над  нами -- голубой  хрусталь  небосвода. Пусть бы глупые Хиксоиды и Алари
залетали к нам с той  стороны  хрусталя,  качали  уродливыми  головами -- и
уносились  обратно.  Ценности  не  представляем...  сколько  таких миров на
обочине галактики?
   Нет же, нам показалось мало бесконечной планеты на крепких,  натруженных
слоновьих  спинах. Мы прыгнули в черное небо -- и Земля легла в ладони. Уже
не та, что раньше.
   Киты нырнули в черноту, слоны захлебнулись и утонули, Гагарин  посмотрел
в крошечный иллюминатор и радостно воскликнул -- "она маленькая".
   Да,  маленькая.  И  становится  все  меньше. "Что за беда по сравнению с
мировой революцией?" "Что за беда по сравнению с величием мироздания?"
   Слишком далеко и слишком быстро мы прыгнули. Отправились искать  других,
еще  не  найдя  себя.  Нам  ведь  не место под чужим солнцем было нужно, не
железный рудник на Луне, или урановые копи  на  Венере.  Мы  искали  ответ.
Искали путь. Константу, рядом с которой меркнут наши беды и проблемы.
   А нельзя было уходить с Земли с этим грузом.
   ...Я разжал руку, выпуская бело-голубой шар. Пусть себе летит.
   --  У тебя течет кровь,-- сообщил счетчик.
   Аптечки  в  корабле  Геометров  не  было.  Или  я просто не знал, где ее
искать. Обвязав шею носовым платком, я положился на  то,  что  кровотечение
все-таки поверхностное. Куалькуа, верный своему принципу невмешательства по
мелочам, не потрудился закрыть рану.
   --  Что ты будешь делать теперь?
   В кабине было тесно.  Слишком  тесно  для  трех  человек  и  рептилоида.
Станция  "Гамма"  висела  в  десятке  километров от нас, уже неподвижная, в
боевом состоянии. Но стрельба пока не началась.
   --  Ты стал преступником перед своей планетой. Зачем?
   --  Думаешь, я не прав? -- спросил я рептилоида.
   --  Не важно мое мнение. Что теперь собираешься делать ты?
   --  Поговорить с дедом.
   --  Хорошо,-- согласился счетчик.  Секундная  пауза -- пока  он  уступал
место деду...-- Дубина!
   --  Спасибо, дед.
   --  Не за что! Дубина! Уходи отсюда, не виси в прицелах!
   --  Думаешь, попытаются уничтожить?
   --  Вопрос времени! Командуй!
   Дед был не просто рассержен -- разъярен:
   --  Совершать   глупости -- не  преступно.  А  вот  не  доводить  их  до
конца -- преступление!
   --  Надо что-то делать с ними...
   Я указал на неподвижные тела Данилова и Маши. Рептилоид оскалился:
   --  Что? Что теперь делать? Или мы снова вместе,  или  выбрасывай  их  в
вакуум! Иного не дано!
   Закрыв  глаза,  я  потянулся  к  разуму  корабля.  Не было времени вести
разговор. Я просто передал ему свое желание.
   Ядро.
   На самом деле я не рассчитывал, что это окажется  так  просто.  Геометры
бежали  оттуда,  и все полеты к центру Галактики могли быть под запретом. Я
настраивался на  долгий  спор,  на  словесную  эквилибристику,  уверения  в
необходимости такого полета для Родины. Возможно -- на вмешательство Карела
и взлом компьютера.
   Не может же корабль так просто согласиться!
   _Выполняю_.
   Экраны померкли, сохранив лишь бледное желтое свечение.  Исчезла  Земля,
исчезли звезды, исчез космос. К горлу на секунду подкатила тошнота.
   И все.
   --  Что происходит? -- спросил дед. Нервозность, которую не мог передать
речевой аппарат рептилоида, угадывалась в резкости вопроса.
   --  Кажется, мы уже в пути,-- растерянно ответил я.
   --  И никаких приятных ощущений?  Жалко...-- похоже,  дед  шутил.  И  не
иначе,  как  от волнения.-- Петр, ты уверен? Куда мы летим -- к Ядру, или к
Геометрам?
   _Время полета -- двенадцать часов шестьдесят три минуты_.
   Я прикинул время.
   --  Похоже -- что к Ядру, деда.
   Рептилоид закряхтел, заворочался. Потом сказал:
   --  Слишком просто... как-то слишком  просто.  Я  не  люблю,  когда  все
начинается слишком удачно.
   Я  мог  бы  сказать,  что  плен, побег и разгром единственной российской
боевой станции -- вовсе не гладкое начало. Только  не  до  пререканий  было
сейчас.
   Совсем не до пререканий.
   --  Дед, надо что-то делать... с ними.
   Рептилоид медленно перевел взгляд на обмякшие тела гэбистов.
   --  Решай это сам, Петя. Решайте это вместе с Карелом.
   Секунда -- и взгляд счетчика изменился.
   --  Они слышат нас, Карел? -- спросил я.
   --  Да. Я блокировал только двигательную функцию.
   --  Освободи их.
   Счетчик выдержал паузу -- не размышляя, конечно, а лишь демонстрируя мне
свои раздумья.
   --  Ты уверен, Петр?
   --  Да.
   Чешуйчатая лапа небрежно скользнула по руке Данилова, шлепнула  Машу  по
щеке. И люди зашевелились.
   Я молча смотрел, как недавние друзья и еще более недавние враги обретают
власть над своими телами.
   Данилов широко зевнул -- будто  человек,  пробуждающийся  от  мирного  и
сладкого  сна.  Видимо,  спазм  сводил мышцы. Лицо исказилось в болезненной
гримасе.
   --  Сволочь ты, Петя...
   Я молчал.
   --  Сволочь и дурак...
   Данилов помог Маше присесть. Нелепо, чудовищно нелепо и неправильно было
то,  что четыре человека, один из которых даже не имел больше человеческого
тела, готовы сейчас сцепиться насмерть в утлой скорлупке чужого корабля.
   --  Не с меня все началось,-- сказал я. Понимая, что не стоит перед ними
оправдываться,  не  стоит хотя бы потому, что я не чувствую никакой вины за
собой.
   --  Ты все сломал...-- тихо сказала Маша.-- Все!
   Я молча дотронулся до забинтованного горла. Платок уже промок  насквозь.
   Рептилоид  сидел  между нами -- демонстративно вялый, равнодушный. И все
же он был единственным барьером.
   --  Что ты хочешь сделать? -- опять заговорил Данилов.
   --  Я уже объяснял,-- устало ответил я.
   --  Что ты хочешь сделать с нами?
   --  У меня нет выбора.
   --  Понятно,-- на лице Данилова отразилось презрение.
   --  Вам придется идти со мной. До конца.
   --  Ты хоть понимаешь -- куда идешь?
   --  Нет,-- легко согласился я.-- И никто не знает. В этом-то и вся соль,
как ни странно.
   Повисло  молчание.  Ни  единого  звука  в  тесной  кабинке, ни малейшего
ощущения полета. Четыре маленьких куска пустоты -- в великой пустоте.
   --  Ты совершаешь ошибку,-- сказал Данилов.
   Но это я уже слышал. И отвечать не стал.
   --  Петр,-- Маша  неловко  повернулась,  отстранила  Данилова.-- У  тебя
течет кровь...
   --  Знаю.
   --  Давай... перевяжу.
   Вот  это  было  совсем  нелепо.  Я едва не рассмеялся ей в лицо. Но Маша
ждала с тем невозмутимым спокойствием, которое мне, в общем-то, сразу в ней
не понравилось.
   Наверное, ничего дурного она не замышляла.
   И  то, что четверть часа назад руки ее сжимали пульт, команда с которого
оторвала бы мою голову начисто, тоже ничего не меняло. Сейчас она и  впрямь
была готова оказывать первую помощь.
   --  Перевяжи,-- согласился  я.  Счетчик  разинул пасть, собираясь что-то
сказать, но то ли передумал, то ли не нашел аргументов.
   Маша достала из кармана комбинезона медпакет. Перебралась через  кресло,
молча развязала пропитанный кровью платок.
   --  Довольно  серьезно...-- мрачно  заметила  она.-- Тут хорошо бы врачу
глянуть.
   --  Не возвращаться же из-за такой мелочи? -- в тон ей ответил я.
   Маша хмыкнула и разорвала медпакет. Приложила к ране влажную  подушечку,
стала приматывать бинтом.
   --  Кровотечение сейчас остановится. Как ты это сделал?
   --  Куалькуа,-- помедлив, сообщил я.
   --  Все-таки  куалькуа,-- Маша  кивнула.-- Алари говорили, что эта тварь
никак не будет себя проявлять  после  твоего  возвращения.  Как  ты  с  ним
поладил?
   Существо  внутри  меня  издало  что-то...  если  мысленный  сигнал можно
сравнить со звуком, то это было хихиканьем.
   --  Они любопытны, Маша. Куалькуа вступили в заговор и помогли мне  лишь
с одной целью... блин!
   --  Извини,  я  буду аккуратнее,-- Маша застегнула застежку на бинте так
туго, словно  все  же  собиралась  меня  удавить.  С  легким  удивлением  я
почувствовал,  что  от  ее  волос  пахнет  духами.  Резковатый,  совсем  не
подходящий ей цветочный запах -- и все же...
   --  Они хотели посмотреть на мир Геометров.
   --  Может быть, они  смотрят  на  него  до  сих  пор? -- жестко  спросил
Данилов.
   --  Может  быть,-- согласился я.-- Честно говоря, я не вижу беды в этом.
   --  А теперь куалькуа хочет посмотреть на Тень? -- спросила Маша.
   --  Наверное. Я не вижу иных причин, по которым он стал бы мне помогать.
   Снова смешок -- в самых глубинах сознания.
   --  Так   твое  ли  это  решение,  Петя? -- Данилов  поднял  глаза.-- Ты
видишь -- мы, двое здравомыслящих людей, считаем его  неверным.  Мы -- твои
друзья.  Веришь?  Может  быть, нам -- виднее? Можешь ли ты отвечать за свои
мысли и убеждения? Теперь, когда в тебе -- чужой?
   --  Вы сами настаивали на этом.
   --  Да, иного выхода не было. А теперь мы говорим другое.
   --  Дед тоже...
   Данилов посмотрел на рептилоида.
   --  Дед?
   --  Я  здесь,   Саша.   Я   действительно   здесь,-- медленно   произнес
рептилоид.-- В этом вараньем теле...
   --  Мне хочется верить,-- сказал Данилов.
   --  Саша,  я  не знаю,-- слова давались нелегко. У меня действительно не
было  уверенности -- даже  в  себе  самом.  Не  имел  я  больше  права   на
веру...-- Может  быть,  ты прав. Может быть, заряд из парализатора, ошейник
со взрывчаткой -- все  это  проявления  дружбы.  Только  вот  видел  уже  я
такую... _дружбу_. Там, у Геометров. И мы, наверное, недалеко ушли от всего
этого. Совсем недалеко.
   --  Ушли -- или отстали? -- спросил дед.
   --  А тут неважно направление... Саша, я одно тебе скажу, будь  на  моем
месте  геометр -- он  бы с тобой согласился. Сразу и без споров. Потому я и
не могу так поступить.
   --  Ты убежден,-- тихо сказала Маша.
   --  Да.
   Она кивнула, перебираясь на соседнее кресло, к Данилову.
   --  Ты загнал нас в тупик,-- сказал Данилов.-- Так...  Петя,  ты  можешь
поверить, что мы отказываемся от силы?
   Я молчал.
   --  Нам  все  равно  не подчинить себе корабль. Без тебя, без Карела. Мы
вынуждены помогать тебе.
   --  Хорошо, я постараюсь поверить.
   --  Перемирие?
   Данилов протянул руку.
   Помедлив, я пожал ее. Никаким  перемирием  это  не  было,  как  в  конце
прошлого  века  не  были  залогом  мира ядерные ракеты Штатов и СССР. И все
же...
   --  Когда мы прибудем в Ядро?
   --  Чуть больше суток полета.
   Улыбка Данилова была горькой.
   --  Петр, тебя не пугает эта пропасть?
   --  Расстояние?
   --  Нет, технология. Ты отказываешься от союза  с  расой,  способной  за
сутки преодолеть полгалактики.
   Я только покачал головой.
   Ты  все-таки  бит, Данилов. Давным-давно... тем украинским офицером, или
американским военным советником, что направил в атакующий штурмовик ракету.
Тогда ты еще был способен на безрассудство. Твой самолет разворачивался над
теплым, вонючим лиманом, вонзался в  чернеющее  небо,  внизу  полыхал  док,
скрученный  вакуумными  зарядами  в такую кашу, что сталь и бетон научились
гореть.
   И  удар,  встряхнувший  штурмовик,  оказался  гибельным  не  только  для
самолета.  Болтаясь  в  воздухе  над  перепуганным городом, сжигая парашют,
пытаясь уйти -- ты терял, по капле терял  что-то  неуловимое.  Нет,  ты  не
разуверился в грубой силе -- как следовало. Ты ощутил нехватку силы в себе.
Поверил, что права будет всегда более сильная сила -- как  права  оказалась
ракета "skysoldier" перед СУ-67 "fireshadow"...
   --  Это очень мало, Саша,-- сказал я.-- Полгалактики -- слишком мало для
того, чтобы сдаться.
   Данилов устало посмотрел на счетчика.
   --  Можешь  торжествовать,  Хрумов.  Это  и  впрямь  твой  внук.  Не  по
крови -- так по воспитанию.



   Очень странно просыпаться, когда тебя будят изнутри...
   _Извини, что вторгаюсь в твой сон_...
   Это  походило  на  ту  зыбкую грань между явью и сновидениями, в которых
придумываются  самые  странные  вещи,   когда   все   кажется   удивительно
достоверным  и реальным. Уже не сон -- потому что я помнил побег с "Гаммы",
чувствовал боль в шее, знал, что в соседнем кресле спят, обнявшись, Данилов
и  Маша,  а  между  нами  "бдит"  краем  сознания  рептилоид.  И  все же не
явь -- какой-то сонный морок еще окутывал разум.
   Словно в сплошной  темноте  передо  мной  повисло  мерцающее,  говорящее
облако.
   Куалькуа?
   _Ник Ример, я должен получить объяснения_.
   Корабль.  Электронный  разум, зажатый в ловких тисках. Разум, не знающий
то, что он разумен...
   _Я слушаю, борт-партнер_.
   _Ты не тот, за кого себя выдаешь_.
   Это все-таки случилось!
   Меня  охватил  даже  не  ужас -- а  тягучее,   ледяное   отчаяние.   Так
проваливаешься, теряешь способность к сопротивлению, когда получаешь удар с
совсем неожиданной стороны. Когда  выхода  нет.  Рыцарь  поехал  на  бой  с
драконом -- а  не  получилось.  По  пути  ему встретился мелкий грабитель и
вогнал в щель доспехов узкий ржавый стилет. И вот  лежишь,  силясь  поднять
тяжелый  меч,  предназначенный  для истребления чудовищ, истекаешь кровью в
своей железной скорлупе -- а случайный враг уже шарит в твоем багаже...
   _Я не буду тебе мешать_.
   _Что_?
   _Ты  не  принадлежишь  к  нашей  цивилизации_,-- все  так  же  скучно  и
терпеливо  повторил  корабль,-- _все  определяющие факторы подходят, но все
они фальсифицированы. Однако_...
   Кажется, и машины умеют колебаться.
   _Однако такая ситуация не предусмотрена прямо.  Ты...  ты  и  не  совсем
чужой. Ты принял в себя Ника Римера. Ты -- что-то новое. Непредусмотренное.
Я вынужден решать самостоятельно_.
   Затаив дыхание, балансируя на грани сна и яви, я ждал.
   _Ты не желаешь зла Родине. Ты не совсем свой -- и не совсем чужой. Я  не
имею прямых инструкций для данной ситуации. Я решаю -- не мешать_.
   _Как ты раскрыл меня_?
   Я спросил, уже понимая, каков будет ответ.
   _Мысли  не  лгут.  Петр  Хрумов,  ты  понимаешь,  сколько в тебе от Ника
Римера_?
   _Нет. Не знаю_.
   _Достаточно много, чтобы я мог считать тебя человеком. Ты умеешь мыслить
как  мы.  Ты  разделяешь  нашу  логику -- пусть и относишь ее лишь к своему
миру. Значит -- ты наш_.
   _Нет_!
   _Да. Твое отрицание лишь подтверждает факт. Тебе неприятно лишь то,  что
Родина,  а  не  Земля,  обладает большим могуществом. Это единственное, что
мешает тебе принять наш путь развития. Мысли не лгут, Петр Хрумов_.
   Я молчал -- если можно сказать это о сне.
   _Еще одно, будущий друг. Ты считаешь, что я скован ограничениями. Что  я
считаю  окружающее игрой воображения -- и потому не проявляю свободы воли_.
   _Да_...
   _Это не так. Мир -- действительно игра моего воображения. Ты  не  можешь
доказать мне обратного. Значит -- это так. На этом мы закончим общение_.
   _Почему_?
   _Мы  приближаемся  к  той  точке  пространства,  где расположена одна из
планет Тени. Первая планета, которой достигли разведчики Родины. Дальше  ты
можешь  действовать  так,  как считаешь нужным. Во благо Родины. И во благо
Земли_...
   Меня выбросило  из  сна.  Толчком,  ударом -- будто  компьютер  корабля,
натешившись общением, отвесил мне хороший ментальный пинок.
   Судорожно  вдохнув  полной  грудью -- все  это время я почти и не дышал,
дернувшись в кресле, я попытался собраться с мыслями.
   Во-первых... уже приближаемся?
   Вряд ли я проспал бы так долго сам по себе. Видимо, корабль,  как  и  во
время  путешествия  к  Родине,  счел  нужным  погрузить  меня -- да  и всех
остальных пассажиров, в сон.
   И за время этого сна хорошенько порылся в моих мыслях.
   А во-вторых...
   Нет, это вообще что-то неслыханное! Компьютер,  страдающий  субъективным
идеализмом! "Существую лишь я, все остальное -- мои мысли"!
   Если, конечно, мне не снился сон...
   _Нет, это не было сном_.
   Куалькуа!
   Я  захохотал.  В  соседнем  кресле  заворочался и поднял голову Данилов.
Недоуменно посмотрел на меня.
   Хватит  с  меня  такого!  Два  существа  подряд,  вторгающиеся   в   мое
сознание -- это уже слишком!
   _Я  не вторгаюсь. Я наблюдаю. Для нашей расы давно уже нет необходимости
в активной деятельности -- она не принесет ничего нового. Единственное, что
мы  себе  позволяем,  это  помогать  всем -- всем без исключения расам -- в
распространении во Вселенной. Это оказалось ценой развития -- разница между
действием  и  бездействием  практически  стерлась.  Ситуация с компьютерами
Геометров несколько иная и имеет лишь внешнее сходство с нашим  поведением.
Они   ограничены   заданными   извне  правилами,  но  считают  эти  барьеры
собственным решением_.
   --  Так что же тогда,-- я не заметил, как заговорил вслух,-- все  едино?
Жесткие барьеры, в рамках которых корабли Геометров считают себя разумными,
и  безграничная   свобода -- которая   стерла   для   вас   потребность   в
активности -- результат один?
   Теперь на меня смотрели все. Проснулась Маша. Рептилоид вышел из транса,
в котором решал абстрактные загадки мироздания.
   _Все едино. Что тебе не нравится, Петр? Ведь в конце концов все сводится
к   свободе.   К   свободе  познания,  к  свободе  развития.  Если  свобода
достигнута -- пусть даже в тюремных застенках, что в том плохого_?
   --  Тогда не стоит жить,-- сказал я.
   --  Петр! Что с тобой? -- резко окликнул меня Данилов.
   _А это ты решай для себя сам. Неужели ты  действительно  надеешься,  что
будущее человечества -- лишь сегодняшний день, протянувшийся в вечность_?
   --  Не знаю...
   Данилов, явно отнеся ответ к своему вопросу, переглянулся с Машей.
   _У тебя будет время решить_...
   --  Что происходит, Петя? -- голосом деда спросил рептилоид.
   --  Компьютер...   компьютер   корабля,-- я   посмотрел   на  него.-- Он
заговорил со мной. Ему известно, кто я.
   --  И что дальше? -- тельце  рептилоида  дернулось.  Счетчик  перехватил
контроль, и я увидел, как чешуйчатая лапка потянулась к пульту.
   --  Не надо, Карел! Он позволил нам действовать!
   --  Почему?
   Да  откуда  мне знать, почему? Из-за осколков души Римера в моем разуме?
Из-за возможной пользы Родине?  Машина  могла  и  лгать -- _не-друзьям_  не
обязательно говорить правду...
   Запинаясь,  я пересказал свой короткий разговор. Разумеется, не упоминая
о беседе с куалькуа. Счетчик покачал треугольной головой:
   --  Я не ожидал таких необычных последствий... от простого обучения тебя
языку Геометров.
   --  Что ты дал мне, Карел?
   --  Язык. Память корабля Римера.
   --  И больше ничего?
   Счетчик и впрямь хорошо нас понимал.
   --  Я  не  уверен  в реальности того, что вы называете душой, Петр. И уж
тем более -- в своей способности ее переносить из тела в тело.
   --  Может    быть,    хватит? -- неожиданно    вмешалась     Маша.-- Мне
представляется  важным  только  результат...  нас не привезут под конвоем в
этот  твой...  санаторий  "Свежий  ветер".  Сдохнем  мы,  вероятно,   более
необычным образом.
   Я  коснулся  терминала.  Корабль  соблюдал правила игры и не вступал без
этого в контакт, единственное исключение -- не в счет.
   _Борт-партнер, когда мы выходим в обычное пространство_?
   _Мы находимся в обычном пространстве три с половиной минуты_.
   _Планета Тени -- она далеко_?
   _Мы выходим на орбиту_.
   Что ни говори, а отсутствие перегрузок имело и свои минусы.
   _Это опасно_?
   _Нет_.
   _Нас не атакуют_?
   _Планеты Тени не охраняются_.
   Чего-то  я  не  понимал!  Если  Геометры   так   боялись   Тени...   мне
представлялось все, что угодно, но только не мирная цивилизация.
   --  Ребята, мы уже на месте,-- тихо сказал я.
   --  В Ядре? -- Данилов покачал головой, будто заранее отвергая ответ.
   --  Да.
   Мне казалось, что я его понимаю. Так, как мог понять только пилот.
   В нашей работе всегда было слишком много искусства. От хрупких бипланов,
от первых реактивных истребителей до "Союзов" и "Буранов" -- на долю пилота
доставалось  то,  на  что не способны никакие механизмы. Не только риск, не
только интуиция,  не  только  мастерство -- требовалось  еще  и  сжиться  с
машиной. Чувствовать ее, как собственное тело. Беречь, а если надо, то и не
щадить -- как самого себя.
   В кораблях Геометров, по сути, был лишь один пилот -- сам корабль. Я мог
отдавать команды через терминал, намечать путь, требовать и решать.
   Но не пилотировать.
   Весь  наш  полет был похоронами собственной профессии. Сможет ли Данилов
снова сесть за пульт "Волхва" -- помня, как легко скаут Геометров  протащил
нас через полгалактики?
   А я -- смогу ли?
   _Борт-партнер, обеспечь обзор_.
   _Полная видимость_?
   _Да_.
   Я не сразу понял, что имеет в виду корабль. В мой первый полет, да и при
побеге с Родины, изображение появлялось на двух маленьких экранах. Ну и тот
случай,  когда  я  видел  пространство  всеми  датчиками корабля... тяжелое
ощущение, слишком непривычное.
   Оказывается, был еще один вариант.
   Весь купол кабины начал темнеть. Вместо ровного мягкого света  вспыхнули
тысячи  искр -- тонущих  во  тьме  искр. Мириады искр. Не чернота космоса с
огоньками звезд -- сплошное разноцветное сияние,  с  лоскутками  тьмы.  Вся
верхняя часть корабля превратилась в сплошной экран.
   --  Боже...
   Кажется,  это  Маша.  Или  Данилов.  Или Карел. Слух отказал, я не узнаю
голосов, не чувствую интонаций.
   Потому что надо мной -- сияет небо.
   Небо Геометров.
   Оно наконец-то смогло упасть на нас.
   Небо -- или остров из света?
   И в этот миг мне показалось, что я понимаю Геометров до конца.
   Сплошное море  огня.  Трудно  различить  отдельную  звезду.  Муравейник,
звездный  муравейник -- вот  чем  было небо, в которое они смотрели. Белые,
красные, оранжевые, голубые огоньки. Уходящее в бесконечность поле,  щедрый
звездный посев.
   Человек -- словно  звезда,-- говорили  на  Земле.  Все, кому не лень, от
философов до поэтов. И смысл в этих словах всегда был один.
   Далеко-далеко друг от друга... мы затеряны в вечной ночи...  обронены  в
великой пустоте...
   Человек -- как звезда?
   Вот  они,  их  звезды.  Затмевающие  друг  друга.  Расстеленные  ковром.
Цепляющиеся одна за другую.
   --  Я знал...-- рептилоид выпрямился, встал на задние лапки, потянулся к
искрящейся  тьме. Наши фигуры залило разноцветным звездным мерцанием. Чешуя
счетчика  будто  стала  зеркальной -- в  ней   полыхали   отражения   чужих
миров.-- Я должен был это увидеть...
   Значит -- говорит дед.
   А что же Карел? Молчит, вбирая информацию?
   --  Эта   дрянь   и   впрямь   долетела...-- ровным   голосом   произнес
Данилов.-- Петя, ты дурак... но за такое... за такое -- спасибо.
   Небо крутилось, вращалось,  переворачивалось -- будто  корабль  проникся
мыслью  продемонстрировать  нам все великолепие Ядра. Развернулась пылающей
кисеей туманность -- бог знает какая, еще ни один человек не смотрел на мир
из центра галактики.
   Интересно, что случилось бы с навигационной системой челнока, окажись он
здесь? Сумела бы она зацепиться за звезды-ориентиры? Вряд ли...
   А звездное море  уже  гасло,  обрывалось,  отрезанное  огромным  круглым
лезвием.  Диск  планеты  наплывал  на  нас.  Черный, безмолвный, ни единого
огонька -- я никогда не видел Землю такой. Да и ни одной обитаемой  планеты
не видел укутанной в сплошную тьму.
   --  Мы  над  ночной стороной...-- сказал я, вглядываясь во темноту. Хоть
бы один огонек! Не может мир так покорно  отдаваться  ночи!  Но  ни  единой
искорки  не  было  на  темном  диске -- лишь  по  краю  лимба, преломленные
атмосферой, мерцали звезды.
   _Поправка. Данная планета не имеет ночной стороны_.
   --  Что?
   _Данная планета не обращается вокруг отдельной звезды_.
   --  А здесь вообще -- есть день? -- спросила Маша.
   Как  бы  я  ни  относился  к  ней,  но  интуиции  ее  можно  было   лишь
позавидовать. Она почувствовала то, что я и с подсказкой корабля осознал не
сразу.
   --  Здесь нет дня,-- сказал я.-- Это... это блуждающая планета.
   --  Не зря же Геометры  назвали  их  Тенью,-- удовлетворенно  произнесла
Маша.  Ей  было  легче,  вряд  ли  она серьезно изучала астрофизику и могла
сейчас понять всю нелепость ситуации.
   --  Значит -- это   не   центральный   их   мир...-- помолчав,    сказал
Данилов.-- Для чего может служить подобная колония? Петр? Что-то научное?
   --  Ты общаешься с кораблем? -- подхватил счетчик.-- Он может объяснить?
   _Что ты знаешь о данной планете_?
   _Это первый из открытых миров Тени. Единственный  из  миров,  координаты
которого известны_.
   _Сколько у них колоний_?
   _Я не имею такой информации_.
   _На планете есть жизнь_?
   _Вероятно. Я не имею точной информации_.
   _А каковы условия на планете_?
   _Веду  зондирование... Гравитация -- семьдесят три процента от стандарта
Родины. Соотношение  суши  и  воды -- четыре  целых,  тридцать  две  сотых.
Атмосфера кислородно-азотная, пригодна для дыхания_...
   _Температура_?
   _От минус восьмидесяти двух до плюс трех_.
   Мне  потребовалось  напомнить  себе,  что  температурная шкала Геометров
привязана к человеческому телу. В этом  затерянном  среди  звезд  мире  был
самый обычный, даже, скорее, теплый климат.
   Здорово. Просто великолепно.
   Наконец-то под мою фанатичную идею положен хоть один факт...
   _За счет чего такая температура_?
   _Я не имею информации_.
   _Какая  информация  о  планете у тебя есть? И что ты знаешь о мирах Тени
вообще_?
   _Я не знаю ничего о других планетах Тени. Доступные мне данные_...
   Пока я разговаривал с кораблем,  никто  не  проронил  ни  слова.  Только
Данилов бормотал что-то, прильнув к ставшему прозрачным куполу.
   --  Значит так, ребята,-- убирая ладонь с терминала, сказал я.-- Корабль
может  сообщить  о  Тени  лишь  то,   что   относится   непосредственно   к
пилотированию. Но кое-что интересное все же есть...
   --  Исчезнувшие корабли? -- лениво поинтересовался счетчик.
   Ну да, конечно, он же потрошил память скаута Римера...
   --  Очень смешно, что я узнаю все последним.
   --  Я  тоже не в курсе,-- неожиданно сказал Данилов.-- Не думай, что наш
друг-рептилоид сообщал все, что  знал.  Возможно,  с  Алари  он  был  более
откровенен?
   Счетчик пропустил шпильку мимо ушей.
   --  Стоп! -- я  поднял  руку.-- Мне  удалось узнать немногое. Если Карел
знает большее, то пусть дополнит!
   --  Согласен,-- немедленно сказал счетчик.
   --  Корабль не имеет никакой информации  о  цивилизации  Тени.  Никакой,
кроме  того,  что она опасна. Эта планета, похоже, единственная, на которую
Геометры   высаживались.   Корабли    Геометров    приближаются    к    ней
беспрепятственно.  Посадке  никто  не  мешает.  Но разведчики в большинстве
случаев не возвращаются.
   --  То же самое сообщал и корабль Римера,-- вставил счетчик.
   --  Корабль готов  высадить  нас  на  поверхность  планеты.  Условия  на
поверхности вполне пригодны для жизни. Средства защиты не нужны.
   --  Это же блуждающая планета...-- сказал Данилов.
   --  Да. Но температура на ее поверхности колеблется от минус тридцати до
плюс сорока. Атмосфера кислородная.
   --  Вирусы, бактерии? -- вступила в разговор Маша.
   --  Вероятно, общая ситуация,-- я пожал плечами.-- Чуждые микроорганизмы
опасности не представляют.
   --  Из  всех  правил есть исключения. Ты в курсе, почему мы не летаем на
планеты Ховарда?
   Да, я знал. Раса маленьких, симпатичных существ -- быть может,  наиболее
близких  к  земным  млекопитающим,  увы,  страдала  несколькими  болезнями,
опасными и для людей.
   --  Вот тут нам придется рисковать. Выбора нет.
   Я помолчал, прежде чем добавить:
   --  Особой необходимости  высаживаться  всем -- нет.  Я  могу  выйти  на
планету  в  одиночку. Если не вернусь через какой-то оговоренный срок, то у
вас будет выбор...
   --  Не  самый  приятный  выбор,-- Данилов  покачал  головой.-- Без  тебя
корабль  не  станет  нам  подчиняться. И единственное место, куда мы сможем
улететь -- мир Геометров. Так что... оставь.  Выйдем  вместе.  Это  уже  не
только твое приключение.
   --  Хорошо.
   Как  ни  странно,  но мне было приятно, что я не останусь в одиночестве.
Пусть даже опасаясь удара в спину -- но не один...
   Словно я смогу хоть когда-нибудь остаться в одиночестве по-настоящему!
   --  Ты можешь что-нибудь добавить, Карел?
   --  О цивилизации Тени? -- рептилоид фыркнул.-- Нет.  Я  знаю  те  же...
крупицы...  что  и  ты.  Я даже не предполагал раньше, что именно Тень была
причиной бегства Геометров из Ядра.
   --  Здесь исчезали их корабли.
   --  Исчезали, но не гибли в боях. И то не всегда. Чем эта раса  напугала
Геометров -- не  знаю.  Возможно,  потенциалом?  Поддерживать  устойчивый и
комфортный климат на планете, не имеющей собственной  звезды -- это  очень,
очень энергоемкий процесс.
   Помолчав, счетчик добавил:
   --  Тем  более, затрачивать подобные усилия без всяких видимых причин...
Корабль наблюдает на поверхности признаки цивилизации?
   Я мысленно повторил вопрос. На некоторое время корабль словно задумался:
   _Известные мне признаки цивилизации отсутствуют_.
   _А  что  является  такими  признаками_? -- почувствовав  неуверенность в
ответе, спросил я.
   _Любые   структуры   с   упорядоченностью,   превышающей   порог   Гиса;
энергетический  выход  с  критериями  стабильности-мощности,  отличными  от
коридора Хела-Атора_.
   Я ждал еще каких-нибудь признаков. Но их не было. Геометры не испытывали
осмеянного счетчиком трепета перед цифрой "три".
   А,  впрочем,  есть  ли  хоть  что-то  в мире, не попадающее под эту пару
странных критериев? Упорядоченная структура? Это и здание, и радиосигнал, и
космический   корабль,  и  просека  в  лесу.  Даже  мусорная  свалка  имеет
структуру, куда более сложную и правильную,  чем  любой  природный  объект.
Извержение  вулкана  или  тайфун, быть может, и превосходит своей мощностью
ядерный взрыв или пожар на нефтяной скважине. Но тут, вероятно, срабатывают
критерии стабильности, заложенные в неведомый мне "коридор Хела-Атора".
   Молодцы,  Геометры.  И  все  же  в их логике должна быть ошибка. Обязана
быть -- раз уж они удрали от неохраняемых, спокойных планет  Тени  в  такой
панике,  позабыв  и  про  Дружбу,  и про свой долг перед морально отсталыми
расами.
   Я коснулся терминала.
   _Борт-партнер, есть ли на поверхности этой планеты  какие-то  структуры,
нехарактерные для других планет_?
   _Есть. Даю визуальные маркеры_.
   На  куполе-экране  вспыхнули  желтые  огоньки.  Очень  густо, от россыпи
рябило в глазах не хуже, чем от звездного  неба.  Лишь  неправильной  формы
пятна морей оставались черными.
   --  Что     это? -- воскликнул    Данилов.    В    его    голосе    была
тревога -- полковник-то не  знал,  что  видит  не  какие-нибудь  взрывы  на
поверхности, а всего лишь отметки на экране...
   _Что это_?
   _Области    поглощения   энергии   и   неупорядоченности   структуры   с
показателями, отличными от природных_.
   _Насколько отличными_?
   _От двух до семи порядков_.
   --  Саша,   тут   что-то   есть...-- тихо   сказал    я.-- Это    только
изображение...   корабль   показывает  точки  на  планете,  где  происходит
усиленное поглощение энергии. Причем в сотни  и  тысячи  раз  сильнее,  чем
возможно в природе...
   Изображение наплыло -- кажется, повинуясь моему полуосознанному желанию.
Маша вскрикнула -- видимо, ей показалось, что корабль стремительно  падает.
   --  Это просто увеличение,-- успокоительно сказал я.
   Насколько  я  теперь  понимал,  огоньки  на темном диске были разбросаны
абсолютно хаотично. Неудивительно, что стандартные определения  цивилизации
дали  сбой.  Геометры  попали  в  свою любимую ловушку -- ловушку порядка и
стабильности.
   Я быстро рассказал о своем разговоре с кораблем.
   И тут в разговор ворвался дед. Уж не знаю,  как  они  договаривались  со
счетчиком  о  том,  кто будет сейчас общаться -- но напор у него был такой,
словно ему вынули изо рта вставленный давным-давно кляп.
   --  Ерунда, Петя! Ерунда!
   --  Ты что, дед? -- не отрывая взгляда от огоньков, спросил я.
   --  То, что ты подумал -- ерунда! Чушь! И  не  говори,  что  ты  еще  не
составил своего мнения!
   --  Область  хаоса...-- с  неожиданным  пафосом  произнес  Данилов. Но в
голосе его было слишком много иронии.
   --  Вот! -- торжествующе  откликнулся   дед.-- Слишком   напрашивающаяся
мысль!  Для  бульварной  газеты!  Для  развлекательного  чтива! Планета, на
которую прорываются силы энтропии и хаоса, окружающие Вселенную!
   --  Вовсе я так не думал...-- огрызнулся я.-- Всерьез -- не думал...
   --  И не думай. Это и есть признаки  цивилизации.  Другой  вопрос -- что
они  означают. Если бы эта планета кружилась вокруг звезды по орбите... ну,
скажем, Меркурия, версия бы появилась.
   --  Отсос лишней энергии?
   --  Да. В данном случае тоже есть версия... вся планета -- испытательный
полигон  для  чего-то,  крайне мощного. В период испытаний данные структуры
забирают выделяющуюся энергию. Кстати, сразу становится  ясно,  зачем  Тени
нужна планета вдали от звезд.
   --  Я  бы  не  хотела  высаживаться  на таком полигоне,-- мрачно сказала
Маша.
   --  На поверхности планеты есть признаки разрушений? Оплавленные  скалы,
зоны радиации...
   --  Нет,-- уточнив на всякий случай у корабля, ответил я.
   --  Тогда -- это   планета,  на  которой  только  ведется  подготовка  к
грандиозным испытаниям! -- твердо заявил дед.
   --  Ты уверен? -- тихо спросил я.
   --  Вовсе нет. Но это та версия, из которой стоит исходить. Она заставит
нас быть предельно осторожными.
   --  Значит, ты за высадку?
   --  Конечно. Только об одном заклинаю -- не надо принимать эти артефакты
за признаки чего-то абсолютно чуждого  и  экзотического.  Это  максимальная
ошибка, которую мы можем допустить!
   --  Андрей Валентинович, я не собираюсь спорить,-- в голосе Данилова был
живейший интерес.-- Но неужели стоит сознательно все упрощать?  Подходить к
проявлениям  чужого  разума  только  с  человеческих позиций, оперируя лишь
нашими критериями?
   --  Стоит.   Потому   что   чуждых   критериев   мы   все    равно    не
поймем,-- ворчливо   отозвался  дед.-- И  знаешь,  Саша,  до  сих  пор  мой
примитивный человеческий подход еще не давал сбоев.
   --  Хорошо! -- обрывая спор, сказал я.-- Дед -- за высадку. Счетчик?
   --  Да! -- выпалил дед. Через мгновения голос  рептилоида  изменился,  и
счетчик подтвердил: -- За высадку.
   --  Саша?
   --  Теперь-то...-- полковник    хмыкнул.-- В    любом   случае -- мы   в
меньшинстве. За, если тебе угодно формальное подтверждение.
   --  Маша?
   --  Против,-- сухо ответила девушка.
   --  Почему?
   --  Просто чтобы не было единогласного решения.
   "Похищение" явно пошло ей на пользу. Во всяком случае, ирония из ее  уст
была явлением неожиданным. Кивнув, я серьезно объявил:
   --  Ну а я, конечно, за высадку.
   --  Полетаем,   смертнички? -- подытожил   Данилов.-- На   мой   взгляд,
расстояние между этими объектами -- пятьдесят, максимум сто километров...
   Я кивнул,  доверяясь  глазомеру  полковника.  Честно  говоря,  я  бы  не
отказался  предоставить  руководство  ему,  оставайся  между нами хоть тень
прежних отношений. И Данилов это почувствовал:
   --  Петя,  командуешь  ты,  но  я  бы  посоветовал  сесть  километрах  в
десяти-двадцати  от одной из аномалий. И желательно, в области с комфортной
температурой. Вероятно, разумно будет идти пешком.
   --  Хорошо.
   _Борт-партнер, мы опускаемся. Требования к точке посадки_...


                                  Глава 7

   Если  переоборудованный  инженерами  Алари  "Волхв"   казался   Данилову
немыслимым,  недостижимым  прорывом в технологии, то что говорить о корабле
Геометров.
   Кроме  плазменного  шквала  за  обшивкой,  никаких  привычных  атрибутов
посадки  не  было.  Ни  перегрузок, ни вибрации корпуса, ни хотя бы звуков,
неминуемо проникающих в кабину челнока.
   Проблем с запасом тяги тоже  не  существовало,  мы  снижались  по  такой
энергоемкой траектории, что любого баллистика хватил бы удар.
   --  Даже  Сильные  расы  не  склонны  к  подобным экспериментам,-- изрек
Данилов, когда корабль снизил скорость.-- Это же не просто энергоемко,  это
еще и опасно. Нагрузка на конструкцию...
   Его  по-прежнему  давило  техническое  совершенство  Геометров. Когда-то
прогресс общества мерили научными достижениями, производительностью  труда,
спортивными  успехами  отдельных  людей. Данилов, видимо, оставался в плену
подобных схем.
   В отличие от меня.
   Нет, я не знаю, чем на самом деле одна цивилизация  превосходит  другую.
Дальностью   путешествий?  Прочностью  сплавов?  Неисчерпаемым  доступом  к
энергии? Тогда Геометры и впрямь верх совершенства. Впрочем, если взять  ту
тонкую  материю,  которую принято считать человеческим счастьем, то и здесь
ситуация неоднозначна.
   Ведь они счастливы...
   Пусть на мой взгляд их общество  лишено  неизменных  атрибутов  свободы,
пусть  бесспорный  прогресс  в нем прикрывает казарменный аскетизм. Но ведь
если взвесить баланс добра и зла, счастья  и  несчастья,  то  и  тут  Земля
безнадежно  проиграет  Геометрам.  Тысячи  таких  "санаториев", как "Свежий
Ветер", в котором я удостоился чести побывать, не перевесят самой заурядной
исправительной  колонии  на  Земле. И если "всего лишь" девяносто процентов
населения  Родины  считают  себя  счастливыми -- нам  абсолютно  нечего  им
противопоставить. Не "золотые двадцать процентов" же, не тот слой населения
самых развитых стран Земли, что ухитряются жить в комфорте и  довольстве  в
задыхающемся от нищеты мире.
   Я  не  знаю,  почему  мы лучше Геометров. Я даже не знаю, что выбрали бы
простые люди на Земле -- гордую и нищую свободу,  или  заботливый  патронаж
Наставников. Мнение Данилова и Маши -- не в мою пользу.
   Одно я знаю точно.
   Если в этом погруженном во тьму мире, что стелется сейчас под нами -- не
верящими друг  в  друга,  мечтающими  о  разном,  абсолютно  несовершенными
людьми,  если  в  этом  мире  есть хоть малейший шанс остановить Геометров,
отвлечь их от Конклава...  такого  ненавистного  Конклава -- я  найду  этот
шанс.
   Найду -- или навсегда останусь во тьме.
   --  Петя, у Геометров реально сесть -- так? -- спросил дед.
   Я покачал головой. Нет. Нигде и никогда, если планета развита хотя бы до
того уровня, что был на Земле  в  конце  прошлого  века,  подобные  посадки
невозможны. Каждый стережет свое самое большое сокровище -- небо.
   Данилов откашлялся и монотонным, унылым голосом произнес:
   --  И  поняли  Геометры,  что подобная беспечность -- есть самое большое
коварство... И убежали они в панике на  другой  конец  Галактики,  даже  не
потрудившись  разобраться...  Петр,  если  что -- я пойду к ним летописцем.
Получится?
   --  Получится,-- согласился  я.  Данилов  был   не   просто   выбит   из
колеи -- если уж его прежнее бесконечное балагурство выродилось в отчаянные
попытки сострить.
   Скорость скаута уже упала до каких-нибудь четырехсот-пятисот  километров
в  час. Он несся над плоской, серовато-коричневой, каменистой равниной. Как
ни странно, но на  поверхности  планеты,  лишенной  солнца,  было  довольно
светло -- как  на  Земле  в полнолуние. Небо, тонущее в звездах небо горело
над миром Тени.
   Привстав -- движение почти не ощущалось, я  прижался  к  куполу.  Глупо,
конечно,  ведь  это  просто  экран,  а  не  стекло. Но качество изображения
осталось идеальным.
   В сотне метрах под нами  неслись  покатые  холмы.  Какие-то  блестки  на
поверхности...  нет, вряд ли что-то искусственное, скорее рудные выходы. Да
есть ли здесь жизнь?
   --  Петр,  сядь,-- попросил  Данилов.  Все  его  инстинкты  протестовали
против  подобного  безумия -- стоять  в  корабле,  совершающем динамические
маневры.
   Я   подчинился.   В   конце   концов,   углядеть   ничего   нового    не
удастся -- корабль и сам контролирует пространство.
   И почти сразу же скаут резко пошел вниз -- у меня все замерло внутри, не
от ощущения падения -- его  не  было,  а  от  закружившегося  вокруг  мира.
Корабль  скользнул  к  поверхности  по  дуге,  завис на миг -- и опустился.
Ровный, неуловимый шум исчез -- дыхание механизмов стихло.
   --  Приехали,-- я коснулся терминала.
   _Посадка осуществлена_.
   _Есть какие-то изменения? Живые организмы, искусственные объекты_?
   _Нет. Ближайшая область поглощения энергии на расстоянии двадцати  тысяч
шагов. Даю указатель_.
   Проблеск  света  на  куполе -- голубая  ниточка  потянулась вперед через
холмы. Я заметил, как изменились лица товарищей, и торопливо пояснил:
   --  Это направление на ближайший аномальный объект...
   Ниточка погасла.
   Данилов с Машей продолжали сидеть  в  одном  кресле,  походя  сейчас  на
слегка рассорившихся любовников. Счетчик неторопливо двинулся по окружности
кабины. Похоже, он фиксировал в своей безотказной памяти ландшафт.  Корабль
молчал,  явно  считая  свою  функцию  исчерпанной.  Я  "вслушался", пытаясь
вызвать на контакт куалькуа. Никакого ответа.
   Может  быть,  живущая  во  мне  амеба  тоже  наблюдает  за  обстановкой?
Вырастила пару глаз на моем затылке и изучает мир?
   А  может  быть,  здесь,  в  мире  Тени,  уже  разорвалась  та связь, что
соединяла миллиарды крошечных существ в единое целое?
   А  может  быть,   пренебрегая   непредставимым   расстоянием,   куалькуа
по-прежнему   един -- клеточка   огромного  мозга,  с  жадным  любопытством
пожирающего новую информацию?
   Я вдруг понял, что уже с минуту в кабине  царит  тишина.  Закончил  свой
"обход" счетчик, смотрят на меня Данилов и Маша.
   --  Что дальше, Петр? -- тихо спросил Данилов.-- Ну? Мы прилетели. Это и
впрямь оказалось просто. Командуй.
   _Окружающая среда пригодна для жизни_?
   Мне тоже было не по себе. И отрицательный ответ корабля меня  бы  сейчас
обрадовал.
   _Да_.
   _Открывай кабину_.
   Купол потемнел, утратил прозрачность.
   --  Будем выходить,-- предупредил я.
   Издав легкий хлюп, купол свернулся.
   И мы сжались, придавленные пылающим небом.
   Нет, никакие экраны не смогли этого передать! Может быть, потому, что мы
знали -- это только изображение. А с ним возможно сделать все  что  угодно.
Теперь мы смотрели собственными глазами.
   Когда-то, в детстве, меня поразило ночное небо над Крымом. После бледных
северных звезд оно казалось россыпью алмазной крошки, поистине божественным
творением.  Потом,  в  юности,  побывав  в  тропиках,  я  понял,  что такое
настоящее южное небо. Тут уже не возникало никаких мыслей о Творце.  Звезды
и так были равны Богу. Не драгоценная пыль -- а подлинные бриллианты.
   Но  только  тут  небо  было живым. Здешний Джордано Бруно не пошел бы на
костер из-за вопроса обитаемости иных миров -- она казалась бесспорной.  Не
холодный  свет  мертвых  драгоценностей,  а живое и теплое дыхание далекого
огня струилось с  неба.  Равнина -- унылая,  слегка  холмистая,  пустынная,
оказалась  сказочно  красивой,  будто  на  рождественской  открытке. Сияние
разноцветных звезд окрашивало ее феерической иллюминацией -- вроде бы и  не
вычленить  отдельных  красок, не уловить оттенков -- кроме как краем глаза.
Вопреки всей физиологии зрения, между прочим.
   Запах планеты, который невольно отмечаешь сразу же  после  посадки,  был
почти  неуловим.  Поэт сказал бы, что так пахнет звездный свет. Я просто не
нашел сравнения. Может быть -- запах отсутствия жизни...
   --  Озон,-- неожиданно произнесла Маша.-- Озоном пахнет, правда?
   --  Это  от  двигателей...-- ответил  Данилов.   Выбрался   из   кресла,
осторожно   перешагнул   собравшийся   валиком  купол.  Обернулся: -- Петр,
позволишь?
   --  Валяй,-- согласился я.
   Данилов постоял секунду, потом спрыгнул вниз. Посмотрел  на  свои  ноги,
будто ожидая увидеть высовывающиеся из почвы хищные пасти. Сказал:
   --  Маленький   шаг   одного   человека...   на   фиг  не  нужный  всему
человечеству.
   Слова тонули в тишине. Потрясающая тишина -- нет ни ветра,  ни  голосов,
ни привычного "индустриального" шума. Только наше дыхание.
   --  Странные   оптические  характеристики,-- заметил  счетчик,  медленно
выбираясь из кабины.-- Атмосфера практически не искажает спектр...
   --  И это все, что ты можешь сказать? -- спросил я. Из всех  нас  только
счетчик   не   испытывал   никакого  трепета  или  восхищения  перед  небом
Ядра.-- Никаких чувств не пробуждается?
   --  Я,  конечно,  могу   произнести   ряд   фраз,   означающих   сильные
эмоции,-- насмешливо  ответил  счетчик.-- Но  не  стоит, Петр, подходить ко
мне... совсем уж по-человечески.
   Кивнув, я проглотил обидное замечание. Видимо, счетчик это понял:
   --  Петр, полагаю,  очень  многие  расы  Конклава  испытали  бы  эмоции,
близкие  к  человеческим.  Для  меня,  однако, существует причина, мешающая
оценить эту картину.
   Он помолчал.
   --  На нашей планете, Петр, вообще не видно звезд. Все чувства, какие  я
мог бы ощутить, были испытаны мной давным-давно, когда я впервые оказался в
космосе.
   Счетчик легко спрыгнул вслед за  Даниловым.  Маша  посмотрела  на  меня,
пожала плечами и осторожно полезла следом.
   --  Подожди! -- окликнул  я  ее. Открыл контейнер между креслами, достал
банки с питанием.-- Лови!
   Две банки я кинул Маше, две -- Данилову. Две оставил себе.  Счетчик,  не
дожидаясь вопроса, отказался:
   --  Мои скромные потребности тебе известны...
   --  Это комбинированный рацион,-- пояснил я.-- Удовлетворяет потребности
в еде и питье. На всякий случай.
   --  Корабль так  и  будет  стоять? -- пряча  банки  в  карманы,  спросил
Данилов.
   Я отдал мысленный приказ и выбрался следом. Кабина сомкнулась. Кораблик,
классическая летающая тарелка, смотрелся здесь вполне уместно. Куда  более,
чем трое людей без скафандров.
   --  Он будет ждать,-- сказал я.-- Что-что, а ждать они умеют...
   --  А  потом придет кто-то в твоем облике, сядет в кресло и отправится с
экскурсией на Землю,-- поддержал меня Данилов.
   --  Не  знаю,  насколько  это  вероятно,-- ответил  я.-- Но,   наверное,
справедливо. Если уж я влезал в чужое тело...
   _Ты хочешь вернуть свой изначальный облик_?
   Куалькуа задал вопрос сухо и без любопытства.
   _Да_!
   _Я начинаю_.
   --  Ребята, отвернитесь...-- успел попросить я. И лицо пронзила боль.
   Хорошо,  что  они  послушно  отвернулись.  Не  потому, что это выглядело
слишком уж отвратительно. Меня скрутило от боли, я не мог  сдержать  стона,
из  глаз  катились  слезы.  Все  тело горело. В этот раз куалькуа то ли был
небрежен более обычного, то ли торопился -- я чувствовал себя так, будто  с
меня сдирают кожу.
   Когда наконец трансформация закончилась, я стоял на коленях, лицо было в
слезах, губа оказалась прокушенной до  крови.  Единственное,  за  что  я  и
впрямь испытывал благодарность -- куалькуа все же убрал рану на шее.
   --  Петр...-- Маша коснулась меня.-- Как ты?
   --  Как? -- я неуклюже поднялся.-- Я -- снова я. Вот и все.
   Меня  чуть  пошатывало,  но  боль  уже  исчезла,  ее  сменило  блаженное
расслабление.
   --  Таким ты мне  больше  нравишься,-- вдруг  сказал  рептилоид  голосом
деда.-- И... я тебе завидую, мальчик мой.
   Я  кивнул.  Я  понимал деда. Ему никакая боль не поможет вернуть прежнее
тело. Через мгновение вместо него уже заговорил рептилоид:
   --  Все же не стоило делать это так сразу. На виду у корабля.
   --  Он   заметит   преображение   на   любом    расстоянии,-- огрызнулся
я.-- Успокойся. Его это просто не волнует.
   Почему-то  мне  не  хотелось  смотреть  в глазам спутникам. Я отер лицо,
огляделся.
   Вне корабля планета Тени оказалась куда менее сказочной. И,  признаться,
неуютной.  Воздух все же был прохладен для нас. Почва, издалека так красиво
расцвеченная  звездной  иллюминацией -- простой  каменистой  землей.  А   к
пылающему миллионом звезд небу мы уже немного пригляделись.
   --  Какая-то   дурацкая  ассоциация  появляется,-- поморщившись,  сказал
Данилов. Он вел себя так, словно ничего не произошло. Что ж,  спасибо.-- А?
Петя?   Есть   у   тебя   такое  ощущение,  что  все  это...-- он  взмахнул
рукой,-- что-то очень знакомое. Вот только в новой обертке. В пышной.
   В принципе я был с ним согласен. Какая-то ассоциация и у меня вертелась.
Неуловимая.   Призрачный,   карнавальный   свет...   безжизненная   даль...
стерильное безмолвие.
   --  Карел, можешь что-нибудь предположить?
   --  Догадки -- не самая сильная моя сторона.
   --  Тогда я хочу поговорить с дедом. Домыслы -- как раз по его части.
   Через неуловимый миг счетчик передал контроль своему квартиранту.
   --  Спасибо, Петя,-- первым делом сказал дед.-- Ящерка не  так  холодна,
как хочет казаться... нипочем не уступает место.
   Рептилоид  энергично  покрутил  головой.  Дед  наслаждался  возможностью
самостоятельного обзора.
   --  Вот и сбылась моя мечта -- своими ногами ступить на  чужую  планету.
Наполовину   сбылась,-- с   мрачной  иронией  изрек  дед.-- Что  ты  хочешь
спросить, Пит?
   --  У тебя не появилось никаких ассоциаций?
   Дед помолчал.
   --  Ничего особенного, Петя. Так... из разряда красивостей. Чистилище.
   --  Что?
   Если сейчас дед еще способен был смущаться, то это произошло.
   --  Я же говорю -- абсолютная лирика! Чем-то подобным я представлял себе
тот  свет.  Ни  рай, ни ад, а именно чистилище. Как там, у Данте... э... "я
поднял взгляд очей"... э...
   --  "Казалось, твердь ликует их огнями; о северная сирая страна, где  их
сверканье не горит над нами!" -- невольно подхватил я.
   Маша громко фыркнула. И неожиданно попросила:
   --  Андрей  Валентинович,  не  давите  нас поэзией! Боюсь, тут все будет
куда реальнее и неприятнее, чем загробный мир.
   Я уставился на деда. Первый раз после воплощения в теле рептилоида  Маша
заговорила  с ним. Неужели все же согласилась, что он остался человеком и в
теле счетчика?
   Но вряд ли дед способен простить ей предательство...
   --  Хорошо,  Маша,-- добродушно  ответил  дед.-- Не   буду   давить.   Я
прекрасно   помню,   что   твоим   любимым   поэтом   был  Пушкин,  любимым
писателем -- Толстой, а любимой музыкой -- "Лунная соната".
   Кажется, она покраснела.  Вот  уж  не  пойму  почему.  Вроде  бы  ничего
обидного дед не сказал.
   С   минуту   еще   мы  топтались  вокруг  корабля,  будто  ожидая.  Чего
угодно -- торжественной делегации с цветами,  толпы  мыслящих  грибов,  или
танкового корпуса. Но мир Тени игнорировал нас столь хладнокровно, словно и
впрямь состоял лишь из голой равнины.
   --  Ну    что,    пойдем? -- Данилов    вопросительно    посмотрел    на
меня.-- Кажется, туда...
   --  Счетчик  помнит  точное  направление,-- сказал дед.-- Он просит меня
уйти на второй план... так что -- до свидания.
   Рептилоид выдержал короткую паузу и продолжил:
   --  Я готов служить проводником. Будем двигаться?
   Я кивнул.
   --  Эти  идиоты  Геометры,-- буркнула  Маша,-- могли   предусмотреть   в
корабле  какой-нибудь  НЗ.  Компас,  оружие,  палатка...  хотя бы на случай
аварийной посадки.
   --  У них не бывает аварийных посадок,-- бросил  Данилов.-- Хорошо  еще,
что они не разучились питаться в процессе эволюции.
   Вспомнив приторно-солоноватый вкус пищи Геометров, я покачал головой:
   --  Когда попробуешь содержимое консервов, у тебя появится шанс изменить
мнение.
   Идти было легко. Поверхность казалась выглаженной, утрамбованной. Словно
и  впрямь,  как  в версии деда, тут проводили какие-то испытания. Почему-то
вспоминались степи вокруг Байконура -- однажды, после посадки, мы  устроили
ночной пикник с ребятами из русских экипажей, казахскими техниками и Мэн Ли
Дзяном, начальником отдела грузовых перевозок. Только тогда  горел  костер,
жарились  шашлыки,  бывший  выпускник  МГУ  Сакен Жубанов по просьбе Мэн Ли
виртуозно  исполнял  на  домбре  китайские  песни,  рекой  лилась   мерзкая
синьдзянская   рисовая   водка,   а   я   потягивал   бутылочку  пекинского
пива -- неожиданно приятного на вкус... Звезд, конечно, в небе было меньше.
И  пыли  побольше.  Здесь  почему-то  пыли нет совсем. И травы нет никакой.
Впору устраивать санаторий для аллергиков и астматиков.
   --  Абсолютное отсутствие растительности,-- словно прочитав  мои  мысли,
произнес Данилов.-- Очень странно. Откуда кислород?
   --  Из морей,-- немедленно заключила Маша.
   --  Здесь  материки  занимают в четыре с лишним раза больше площади, чем
моря,-- ответил я, вспомнив доклад корабля.
   --  Вполне достаточно.
   --  А откуда тогда плюсовая температура?
   Маша промолчала. Лишь через несколько минут заметила:
   --  Нас поразило то, что Геометры перестраивали свою  планету  на  манер
учебника.  Нас  привело  в ужас, что они способны передвинуть свою звездную
систему через всю галактику. Но создать целую планету...  ладно,  пусть  не
создать -- окружить   кислородной   атмосферой   и   отапливать -- полагаю,
Геометрам это не под силу.
   С ней никто не спорил, но вскоре Маша добавила:
   --  Петр, у  меня  нет  ни  малейших  надежд  тебя  переубедить.  И  все
же -- тебе   не  кажется,  что  не  стоит  рассчитывать  на  союз  с  такой
цивилизацией? По меньшей мере наивно ждать помощи от  тех,  кто  использует
планеты в качестве темных чуланов...
   Я покачал головой.
   --  Маша,  ты  и  представить  себе  не  можешь, как меня порадовала эта
планета. С ее искусственным подогревом, из ниоткуда  взявшейся  атмосферой,
полным запустением...
   --  Почему?
   --  Да потому, что это вполне человеческий подход.
   Данилов тихо засмеялся, спросил:
   --  Тогда, может быть, русский подход?
   --  Если  окажется,  что эта планета совсем никому не нужна и создана на
авось -- тогда русский.
   Кажется, Маша обиделась. Причем не на Данилова, а на меня.
   Какой-то разный у нас с ней патриотизм. Принципиально разный.
   --  У людей есть большое преимущество перед моей  расой,-- вдруг  сказал
счетчик.-- Различия между культурами человеческого общества так велики, что
вы изначально были готовы к существованию в рамках Конклава.
   --  Тут  нечему  завидовать,  Карел,-- ответил  я.-- Будь  эти  различия
поменьше... быть может, тогда наши корабли взяли бы в плен хиксоидов.
   Спорная  мысль,  конечно.  Что  ни  говори,  а  споры  и конфликты между
государствами всегда подстегивали  человеческий  прогресс.  Но  счетчик  не
спорил. Дальше шли молча, все отвлеченные темы будто выдохлись под звездным
океаном, оказались слишком мелкими и ничтожными.
   Когда мы  прошагали  километра  три,  корабль  почти  скрылся  из  виду.
Поднявшись на очередной холмик, все, не сговариваясь, обернулись.
   Тускло-серый  металл  сливался  с равниной. Лишь слабые радужные отсветы
позволяли отличить его.
   --  Может, вернемся? -- предложил Данилов. В голосе  была  ирония,  и  я
промолчал.  Но  Данилов  не унимался: -- Петя, а ты знаешь, что будет самым
неожиданным концом нашего путешествия?
   --  Знаю.
   --  Если мы никого не встретим. Ничего не найдем. Будем  блуждать,  пока
не  съедим  всю  пищу  и  не  истопчем всю обувь. А после этого вернемся на
Землю.
   --  Я знаю, Саша.
   Данилов кивнул. И вдруг коснулся моего плеча:
   --  Петр, я бы не хотел такого исхода.
   --  Тогда пошли.
   Мы начали спускаться с холма. Последний ориентир исчез, а звезды в  этом
сумасшедшем  небе ничем помочь не могли. Оставалось надеяться на счетчика с
его способностями.
   --  По меньшей мере семь...-- неожиданно сказал Данилов.
   --  Что -- семь? -- не понял я.
   --  Мы нарушаем семь пунктов устава, просто гуляя по этой планете. Я  не
говорю о тех мелочах, что предшествовали прогулке.
   --  И тебя это пугает?
   --  Нет.  Уже,  скорее,  забавляет,-- Данилов  пнул ботинком камень.-- А
обувь ведь и впрямь долго не выдержит... не по станции порхаем...
   --  У нас была возможность прибыть сюда во всеоружии,-- напомнил я.
   Данилов смолчал.
   --  По  крайней  мере,  настоящее  оружие  нам   тут   не   требуется...
пока...-- вступилась за него Маша.-- Петр...
   --  Что?
   --  Ты знаешь Геометров куда лучше нас. Что их могло напугать?
   Мне  хотелось  сказать  "небо",  но  ведь  и  Геометры жили под таким же
сиянием...
   --  Не знаю.
   --  Может быть -- именно эта мощь? Бессмысленная, чудовищная. Пустая, но
пригодная для жизни планета...
   --  Нет,-- вот  тут  я  не  колебался.-- Любая  сила,  даже  многократно
превосходящая доступное им, послужила бы только вызовом.  Они  бы  ловчили,
искали обходные пути, но никогда не пустились в бегство.
   --  Тогда -- что-то   абсолютно   чуждое.   Непонятное   им,   и  оттого
пугающее,-- без особой уверенности сказала Маша.
   --  Теплее,-- сказал Данилов.
   --  Правда?
   --  Я в буквальном смысле,-- уточнил он.-- Мне  кажется,  стало  теплее.
Впрочем, и твое предположение интересно.
   --  Второе предположение?
   --  И  второе,  и  первое. Мы настолько мало знаем, что вправе выдвигать
любые версии.
   Казалось, что Данилов почему-то задался целью  подтрунивать  над  Машей.
Мысль  пришла не только мне -- Маша замедлила шаг, пристально посмотрела на
полковника. Но тот шел с выражением полной невинности на лице.
   --  Петр, Андрей Хрумов хочет  говорить  с  тобой,-- неожиданно  сообщил
счетчик.
   Я  остановился.  Едва рептилоид оставил на переднем плане сознания моего
деда, как его скорость упала до черепашьей. Видимо, мелко семенить четырьмя
лапками -- не лучший способ передвижения для человека.
   --  Петя, я начинаю понимать. Мне так кажется,-- без предисловий выпалил
дед.-- А ну-ка, поворочай мозгами!
   Маша с Даниловым тоже остановились.
   --  Дед, я пока не  могу  понять,  что  их  напугало.  Здесь  нет  явной
опасности...
   --  Ну! -- подбодрил дед.
   Я  окинул  взглядом  равнину.  Звездное море над головой, тишина, легкий
ветерок... и впрямь теплее становится...
   --  Здесь нет  опасности,-- сказал  я.-- Так?  Здесь  нет  борьбы,  дед!
Цивилизация Тени -- не сопротивляется?
   Если  при  первых  словах рептилоид дернул мордой, словно соглашаясь, то
дальше наши догадки явно разошлись.
   --  Не   так   просто!   Будь   это   мир   трудолюбивых   и    покорных
пацифистов -- Геометры  проглотили  бы его в момент! Думай, мальчик, думай!
Сильные, сплоченные, способные выложить все ресурсы ради поставленной цели,
готовые  пасть в борьбе, имеющие жесткую власть, не останавливающиеся перед
насилием  Геометры -- бежали.  Постыдно  бежали,  причем  они  и  сами  это
понимают! Ну? Что произошло?
   Неужели дед действительно что-то понял?
   --  Тень -- те        же        самые       Геометры? -- рискнул       я
предположить.-- Цивилизация с такой же  этикой  и  целеполаганием?   Только
более мощная?
   Рептилоид зевнул. Наверное, дед пытался изобразить вздох.
   --  Я  никудышный  воспитатель,-- сказал дед.-- Наставника из меня бы не
вышло. Если уж такого изначально талантливого человека, как ты, я не  сумел
научить мыслить нестандартно... убив на это столько времени...
   Умеет дед ругать себя так, что идиотами оказываются окружающие.
   --  Андрей Валентинович,-- Данилов чуть повысил голос.-- Если вы поняли,
что тут происходит...
   --  Нет. Ничего я объяснять не буду,-- заявил  дед.-- Если  моя  догадка
верна -- то  это  просто  не  нужно. Если неверна -- то зачем нагружать вас
ложными версиями?
   Данилов посмотрел на меня, и в его  взгляде  явно  читалось  сочувствие.
Честное  слово,  за это неожиданное понимание я готов был простить ему даже
предательство!
   --  Ничего он не скажет,-- подтвердил я.-- Можешь мне поверить.
   Мой дед наставительно произнес:
   --  Любое сужение вариантов ведет к проигрышу.  Жестко  заданный  вектор
может  быть тактически выигрышным, но стратегически рано или поздно обречен
на провал. Обдумывайте ситуацию сами.
   В его голосе читалась ирония.
   --  Ладно. Я уступаю место Карелу,-- решил дед.-- Если я попытаюсь  идти
самостоятельно, мы тут застрянем на пару недель.
   Рептилоид упруго встряхнулся, и я спросил:
   --  Карел, а ты знаешь, что предположил дед?
   --  По   условиям   нашего  соглашения  я  не  могу  контролировать  его
мысли,-- быстро ответил счетчик.
   Наверное, это  навсегда  останется  утверждением,  которое  я  не  смогу
проверить.
   Но выхода не было, и я молча кивнул.
   --  Еще  километров пять,-- сказал Данилов.-- Верно? Петр, а если мы там
_ничего_ не найдем?



   Победителей, как известно, не судят.
   Я думал об этом,  пока  наша  странная  экспедиция  продолжала  путь  по
планете  Тени.  Может  быть,  я  действительно  не  прав? И Данилов с Машей
приняли единственно верное решение, приведя корабль Геометров к Земле?
   Я ведь слишком привык побеждать. С самого детства. Даже когда  случались
в  жизни поражения -- все они были лишь раздражителем, трамплином для новых
успехов. Все эти дурацкие олимпиады... "молодая надежда России"... "будущая
гордость  отечества"...  Училище, космофлот... Да, никаких особых жизненных
амбиций у меня не было. Зато уверенность в  том,  что  любое  начатое  дело
окончится   победой -- никогда  меня  не  оставляла.  Даже  когда  я  сажал
несчастную  "Спираль"  на  шоссе -- под  всей  паникой,   под   злостью   и
покорностью судьбе оставалась уверенность -- справлюсь.
   Победителей  не  судят,  но  почему я решил, что смогу победить и в этот
раз?
   Если цивилизация Тени окажется еще большим злом, чем Конклав и обитатели
Родины?  Если  мы  просто  не  в  силах  будем  ее понять -- как, возможно,
случилось и с Геометрами? Если эти планеты -- пусты?
   И последнее предположение казалось все более и более обоснованным.
   Данилов начал насвистывать мелодию, безбожно фальшивя, и я узнал  ее  не
сразу.  "На  пыльных  тропинках  далеких  планет"...  Впрочем, следов мы не
оставляли -- эта планета казалась хорошо убранной и пропылесошенной.
   До той точки, которую корабль обозначил как  "нехарактерную  структуру",
оставался  какой-нибудь  километр.  Но  я  не  видел  там ничего, абсолютно
ничего. Никаких сооружений,  никаких  энергетических  вихрей,  ничего,  что
только можно было бы принять за проявление иного разума.
   Равнина.  Пригорок.  Звездный  свет.  Мы шли вперед, счетчик по-прежнему
уверенно вел нас, но с каждым шагом меня все  больше  и  больше  охватывало
отчаяние.
   --  Мне очень жаль,-- вдруг сказал Данилов.-- Петр, ты слышишь?
   До  боли в глазах я всматривался в залитую разноцветным сиянием пустыню.
Может быть, за холмом?
   Вот только что там может скрываться?
   --  Мы вполне можем исследовать другую  подобную  аномалию,-- произнесла
Маша.-- Или  полетать  над  планетой.  Корабль  же  способен на атмосферные
полеты?
   Это было сказано вполне доброжелательно. Примерно с тем же снисхождением
я  отнесся  к Маше и Данилову после их пленения -- когда они убедились, что
выхода нет и сопротивляться не стоит.
   Только счетчик молчал. Топал вперед, целеустремленно и неутомимо.  Он-то
и впрямь был на моей стороне, вряд ли их цивилизацию устроит альянс Земли и
Геометров,  а  уж  тем   более -- потеря   привилегированной   роли   живых
суперкомпьютеров.  Но  неужели он еще не понимает -- орешек оказался нам не
по зубам? То, что напугало Геометров,  останется  для  нас  непостижимым...
значит, мы не сможем вмешаться в надвигающиеся события.
   --  Карел, ты видишь там хоть что-нибудь необычное? -- спросил я.
   Рептилоид ответил не сразу. Остановился, задрал голову. Потом попросил:
   --  Возьми меня на руки.
   Я поднял его, со странным ощущением -- в моих руках, укрытые в маленьком
теле,  были  сейчас  два  разума...  вероятно -- одни  из  самых  острых  в
галактике.  Плоть  хрупка.  Слишком  хрупка для силы, которую ей приходится
вмещать.
   --  Подними выше,-- приказал рептилоид.
   Выжав его вверх, я застыл. Странную группу мы представляли -- человек  с
серым вараном на воздетых к небу руках.
   --  Вижу,-- спокойно сообщил рептилоид.-- Опускай.
   --  Что там? -- спросил Данилов. Голос его напрягся.
   Глаза рептилоида сверкнули:
   --  Человек.
   --  Что? -- Данилов      посмотрел      вперед,      наклонился      над
рептилоидом: -- Где?
   --  За холмом. Человек. Один. Движется навстречу.
   Через мгновение мы уже бежали вперед.  Подъем  был  пологим,  нетяжелым,
рептилоида  мы  опередили  вмиг, но ничего, совершенно ничего необычного не
видели.
   Пока не достигли вершины холма.
   Бежавший впереди Данилов застыл, присел  в  стойке  стартующего  бегуна,
словно  пытаясь  спрятаться.  Рядом замерла Маша. Я остановился между ними,
всмотрелся.
   Метрах в ста от нас стоял человек.
   Кажется -- девушка. Кажется -- молодая. Звездная  иллюминация  позволяла
различить лишь фигуру и длинные волосы, но не черты лица.
   --  Ну  вот,-- неожиданно  спокойно  сказал  мне  Данилов.-- Ты оказался
прав, парень. Хотя бы в чем-то...
   Человек не шевелился. Стоял, подняв голову, глядя на вершину  холма,  на
нас.   Казалось,   что  особого  удивления  он  не  испытывает.  Словно  на
бесконечных пустынных просторах люди встречаются постоянно.
   Люди?
   А  ведь  Карел  не  удивился  тому,   что   нам   встретился   гуманоид!
Неужели -- ждал именно этого?
   Я  отстранил  Данилова. Вышел вперед. Поднял руку -- пытаясь обратить на
себя внимание.
   Фигурка  шевельнулась.  Тоже  махнула  рукой,  плавно,  неторопливо.   И
двинулась навстречу.
   Вот и контакт!
   Шаг,  другой...  Я  вдруг  увидел, что девушка -- именно девушка, теперь
сомнений в этом уже не оставалось, шла не совсем к нам. Куда-то вбок...  на
каменистый  пятачок, чем-то неуловимо отличающийся от остальной пустыни. То
ли выглаженный ровнее, то ли более темный -- словно над ним не властен  был
звездный свет.
   --  Стойте! -- крикнула Маша.-- Подождите!
   --  Эй! -- завопил Данилов.
   Мы  поняли,  что сейчас произойдет, одновременно. Но ничего поделать уже
не могли. Девушка замедлила шаг, будто колеблясь.  Да  что  же  это  такое,
неужели наши крики и жесты не вызывают у нее ни малейшего любопытства?
   Девушка продолжала идти.
   --  Смотри! -- Данилов схватил меня за руку.-- Смотри!
   Воздух наполнился дрожью. Дохнуло холодом. Фигурка девушки заколебалась,
словно отражение в воде. Над площадкой,  к  которой  она  и  шла,  которую,
похоже,  видела  куда  более  отчетливо,  чем  мы, разлилась волна бледного
света. Короткая, мягкая волна -- стирающая ее фигуру, растворяющая краски и
формы.
   Когда свет померк, перед нами никого не было.
   --  Ворота,-- хрипло сказала Маша.-- Это -- ворота.
   --  Шлюз,-- поправил  ее  Данилов.  Посмотрел на меня: -- Петя, я понял,
что мне напоминает эта планета...
   Я кивнул. Я тоже понял.
   --  Карантинный блок.
   Может  быть,  это  была  ложная  ассоциация.  Я  лишь  раз  находился  в
карантинном  блоке, на ознакомительных курсах в училище. Мог туда загреметь
и после посадки с  рептилоидом,  но  вот...  не  случилось.  Однако  теперь
вспомнился  сразу  и  дрожащий,  раздражающий  свет  потолочных  панелей, в
которые были вмонтированы  бактерицидные  лампы,  и  синтетический  привкус
стерильного, озонированного воздуха, и тяжелая, густая тишина.
   --  Это же просто их форпост,-- прошептал Данилов.-- Планета, на которую
позволяют сесть кому угодно! А дальше -- их транспортом...
   --  Куда -- дальше? -- спросила Маша.
   --  Откуда мне знать? На другую планету.  В  подземные  города.  На  тот
свет!
   --  Карел, кто была эта девушка? -- я глянул на рептилоида.
   --  Я не знаю. Возможно -- она пилот Геометров, из тех, что не вернулись
отсюда. Возможно -- местная.
   --  И ты не удивлен, что эта цивилизация -- тоже человеческая?
   Рептилоид посмотрел на меня со снисходительным удивлением:
   --  Ничуть. Если Геометры принимали тебя за агента Тени -- значит,  этой
цивилизации доступен и человеческий облик.
   --  А что же случилось с девушкой?
   --  Вероятно -- Данилов прав. Здесь транспортная зона. Врата.
   --  И что теперь делать?
   --  Возвращаться. Или двигаться следом. Я предпочту войти в этот круг.
   --  А  я бы предпочел вернуться,-- сказал Данилов.-- Но это имеет смысл,
лишь если согласишься и ты, Петр.
   Я смотрел на  место,  где  исчезла  девушка,  и  что-то  во  мне  упорно
протестовало -- "не  ходи!"  Нет,  я  не думал, что мы только что наблюдали
изощренный вариант самоубийства -- скорее всего, это и впрямь  транспортный
терминал наподобие кабин Геометров.
   Просто  делая  шаг  вперед,  мы  принимали правила игры, по которым жила
цивилизация Тени. Кем бы они  ни  были -- такими  же  людьми  как  мы,  или
существами, способными к метаморфозам, подобно куалькуа,
   Они  не считали нужным охранять планету, вся функция которой сводилось к
одному -- служить посадочной площадкой. Может  быть,  чем  черт  не  шутит,
вдобавок здесь и впрямь осуществлялась дезинфекция визитеров...
   А потом перед гостями представала разбросанная по всей суше сеть "врат".
Только  что  нам  продемонстрировали -- неужели  случайно?..   никогда   не
поверю!.. как ими пользоваться. Вот и весь выбор. Входи -- или убирайся.
   --  Это   и   впрямь   похоже   на   действия  сверхцивилизации,  Андрей
Валентинович...-- сказала Маша. И  дернулась,  осознав,  что  обратилась  к
человеку, объявленному ею мертвым.
   Уж  не  знаю,  сам счетчик догадался дать слово деду, или тот потребовал
этого:
   --  Чахленькая выходит цивилизация, девочка. С горизонтальным развитием.
Как  в старых американских романах, где на каждом астероиде стоял свой бар,
церквушка и шериф со звездой...
   Дед издал очень натуральное кряхтение, он все лучше и лучше управлялся с
речевым аппаратом рептилоида:
   --  Планета,  превращенная в космодром и переднюю -- это смешно. Знаешь,
один  старый  писатель-фантаст  в  свое  время   сказал:   "Галактика   для
меня -- слишком  мало.  В  ней  всего сто миллионов звезд. Не мой размах, я
буду писать о метагалактиках"... Лучше бы он всмотрелся в одну-единственную
звезду...
   Данилов тихо хихикнул.
   --  Но   должен  же  быть  в  этом  какой-то  смысл? -- мрачно  спросила
Маша.-- Хоть какой-то? Демонстрировать размах... нет,  это  слишком  мелко.
Зачем тогда... Андрей Валентинович?
   Дед долго молчал. Наконец ответил, смущенно и неохотно:
   --  Маша,  если  я  прав,  то тебе не слишком понравится ответ. Он и мне
чем-то несимпатичен.
   Опять за старое взялся... Нет, я понимаю, всю жизнь дед  зависел  не  от
того,  что  действительно  знает,  а  от  того,  что сможет утаить. Намеки,
невнятные угрозы, пускание пыли в глаза,  туманные  пророчества -- вот  что
позволило  ему  выйти из роли кабинетного ученого и влезть в грязное болото
политических интриг.
   Но хоть теперь он мог бы вести себя по-иному!
   --  Дед, мне идти -- туда?
   --  Я думаю, что нам всем есть смысл войти в ворота.
   --  Без тебя  нам  все  равно  не  улететь,-- повторил  Данилов.-- Я  не
считаю,  что  это  будет умным поступком, но если ты идешь... значит, стоит
идти всем вместе.
   Наверное, надо было смириться.
   Хотя бы потому, что демонстрация силы  оказалась  более  чем  наглядной.
Цивилизация  такого  размаха -- не лучший союзник. Она вообще не годится на
роль союзника,  как  Британской  Империи  в  пору  расцвета  не  чета  была
какая-нибудь захудалая африканская колония.
   --  Пошли,-- сказал  я.-- Наверное,  лучше, если мы возьмемся за руки. А
тебя... Карела... понесем.
   --  Я не против,-- согласился дед.
   Подобрав рептилоида, я посмотрел на Данилова. Тот  молча  взял  меня  за
локоть. Маша пристроилась к нему.
   --  У тебя не осталось никаких игрушек? -- полюбопытствовал я.
   --  Нет,-- ответила она. Похоже, искренне.
   Хотя  чем  нам  может  помочь  лазерный пистолет? Или даже прославленный
аларийский ггоршш?
   --  Очень сожалею, что вам приходится это делать,-- сказал я,  когда  мы
неуклюже,   с   грацией   потерявшихся   младенцев,  начали  спускаться  по
склону.-- Если бы...
   --  Да иди ты в баню,-- беззлобно огрызнулся Данилов.-- Теперь-то  уж...
   В   чем   заключалась   неупорядоченность   этого   места,   и   уж  тем
более -- поглощение энергии, ведомо было лишь кораблю. Я ничего  особенного
не  замечал.  Даже  когда  мы  ступили на мелкую, похрустывающую под ногами
гальку, даже когда дошли до  той  точки,  где  исчезла  подобно  привидению
незнакомка -- ничего  не произошло. Данилов крепко держался за мою руку, мы
топтались  рядком,  подобно  трем  идиотам,  решившим  быстренько  научится
танцевать  сиртаки. Рептилоид -- даже не знаю, кто контролировал сейчас его
тело, крутил головой.
   Ничего не происходило.
   Не работает!
   Это был лишь миг, краткий, но пронзительный миг позора. Я стиснул  зубы,
представляя  наше  возвращение  на Землю. Да что угодно бы произошло, самое
мерзкое и гнусное, но хоть  что-нибудь!  Пусть  придется  драться  с  целым
миром,  идти по колено в дерьме и крови -- я пройду. Пусть будет как угодно
трудно -- доползу...
   Перед глазами повисла мутная, мерцающая пелена.
   Пальцы Данилова впились в меня до боли.  Рептилоид  обмяк -- похоже,  он
вошел  в  транс,  опасаясь  чего-то  аналогичного  джампу. Маша вскрикнула,
дернулась к Данилову, тот не устоял -- и мы стали  падать.  Мир  колыхался,
плыл.  Все  тонуло  в  призрачном  белом  свете.  Под  ногами  уже  не было
камней -- ничего не было, мы падали.
   Возник  звук,  а  может,  даже  и  не  звук,   короткий   взвизг,   стон
пространства.  Это  и  впрямь  оказался  переход -- еще один вариант игры с
измерениями, не тот, что придумали люди, не тот, что использовали Геометры.
   Я   почувствовал,   как  гаснет  сознание,  накатывает  отупение,  мысли
двигаются лениво и вяло.
   И все же это было что-то. Хоть что-то.

                          (конец фрагмента)