Реклама

ЛАЗЕРНЫЙ ЛУЧ НАДЕЖДЫ

Р. СВОРЕНЬ, специальный корреспондент журнала “Наука и жизнь”.

Люди науки в большинстве своем не очень-то любят в категорической форме предсказывать результаты тех или иных исследований или давать общие оценки их значимости. И все же, суммируя осторожные “...хотелось бы выяснить...”, “интересно узнать...”, “...ожидаем получить...” или “...видимо осуществим...”, человек со стороны может сделать для себя кое-какие выводы касательно целей, которые наметил ученый. И еще может сделать некий общий вывод: есть научные проблемы, решить которые было бы очень интересно, есть проблемы, решить которые весьма полезно, и есть такие, решить которые просто необходимо. Немало примеров этих последних проблем, то есть таких, которыми наука занимается, так сказать, по жизненным показаниям, можно найти в биологии, медицине, экологии. К числу таких проблем наверняка можно отнести и УТС — управляемый термоядерный синтез.

Именно с ним в большей мере связаны надежды человечества на избавление от зловещей угрозы энергетического голода.

Достаточно просто оглядеться вокруг, чтобы почувствовать, насколько сильно уровень жизни современного человека определяется уровнем потребления энергии. Энергия — это тепло, свет и музыка в наших домах, это транспорт, выплавка металла и индустрия хлебопашества, изобилие одежды и возможность содержать миллиарды помощников-машин.

Сегодня потребление энергии в мире характеризуется средней мощностью 2 кВт на каждого человека. Эта цифра получается, если просуммировать калорийность всего добываемого на Земле за год минерального топлива, разделить ее на 4 миллиарда (число жителей планеты) И на 30 миллионов (число секунд в году—мощность, это энергия, отнесенная к единице времени, к секунде).

Предположив, что человек, работая физически, может непрерывно поднимать груз в 5 кг на высоту 1 м за 5 сек, мы получим, что средняя мощность человека-работника не очень-то велика — всего 10 Вт. (В действительности она еще меньше — мы трудимся только несколько часов в сутки, нам нужны перерывы, выходные дни, отпуска; если бы даже те 2—3 тысячи калорий, которые мы получаем с пищей, целиком и без потерь превращались в работу, то и тогда вся наша мощность была бы около 100 Вт). А значит, “внешняя” мощность, так или иначе работающая на каждого из нас (2 кВт), в двести раз больше того, что мы можем сделать своими силами (10 Вт), Этот вывод легко проиллюстрировать примерами из повседневной жизни: какой-то велосипед с моторчиком работает за десятерых, не очень яркая электролампочка за пятерых, а электродвигатель среднего токарного станка вполне может пересилить бригаду из нескольких десятков мускулистых парней.

Всю свою жизнь люди добывали энергию главным образом из процессов горения, из химических превращений, то есть из процессов, в которых участвуют электронные оболочки атомов. Трудно сказать, что было бы, если бы мы жили на Марсе или на Юпитере, но на Земле, к счастью, нашлись вещества, которые можно сжигать, получая при этом энергию. И немалую — вспомните, как 1 л бензина “везет” достаточно тяжелый автомобиль с пассажирами целые 10 км, а то и 15 км.

Но за этим “к счастью”, как обычно, тенью следует “к сожалению” — запасы химического топлива на Земле не очень-то велики. Сейчас из земных складов ежегодно извлекается примерно 2,5 млрд. т нефти— это цистерна диаметром 100 м, то есть высотой с тридцатиэтажный дом, и длиной 100 км; масса извлекаемого угля почти на 20% больше. По мнению многих специалистов, причем специалистов-оптимистов, при нынешних наших аппетитах нефти человечеству хватит лишь до конца столетия, угля — на несколько столетий. Отсрочку эту, видимо, не стоит считать очень большой — готовой замены углеводородному горючему, то есть углю, нефти, газу, у нас на складе нет. Такую замену нужно еще придумать и создать. Это задача чрезвычайной сложности, а время бежит быстро... Физики приходят на помощь геологам и открывают огромные энергетические ресурсы.

Несколько десятилетий назад физика открыла людям принципиально новый источник энергии, тщательно припрятанный природой: обнаружилось, что энергию могут поставлять не только химические, оболочечные процессы, но и процессы, связанные с перестройкой атомных ядер. Первым на существование такой возможности еще в начале века указал А. Эйнштейн, а спустя 25—30 лет возможность эта была подтверждена экспериментально. Причем выяснилось, что есть два вида ядерных превращений, в которых может выделяться энергия (см. статью “Альберт Эйнштейн и прикладная физика”, “Наука и жизнь”, № 3, 1979 г.). Первый — это деление тяжелого ядра, его распад на части, второй— слияние сравнительно легких ядер в более тяжелое, так называемый ядерный синтез. Определились конкретные ядерные реакции, которые реально могли бы работать в энергетических установках, выделять энергию в больших количествах — это цепная реакция деления одного из изотопов урана, урана-235 и реакция синтеза двух ядер водорода, их превращение в ядро гелия. Правда, в реакции синтеза более удобным оказалось использование изотопов водорода— дейтерия (Д или 2Н) и трития (Т или 3Н), осуществляя Д + Д — реакцию или Д + Т — реакцию.

По-разному сложились судьбы ядерных реакций деления и синтеза применительно к энергетике. Реакция деления ядер урана была экспериментально получена позже, чем реакция синтеза ядер водорода (дейтерия). Однако урановые реакторы вот уже чуть ли не тридцать лет работают на АЭС, на атомных электростанциях (более 20% мощности электростанций, вводимых в нашей стране в этой пятилетке, придется на долю АЭС), а вот энергию ядерного синтеза в энергетике не используют. И поэтому, когда мы говорим “атомная энергетика” или “ядерная энергетика”, то пока имеем в виду только энергию, получаемую в реакциях деления.

Почему так получилось? С чем это связано? Может быть, добыванию энергии из ядерного синтеза уделялось меньше внимания? Может быть, он как источник энергии имеет какие-либо серьезные недостатки? В чем-то сильно уступает делению ядер?

Совсем наоборот — у ядерного синтеза немало решающих достоинств, он по многим показателям лучше ядерного деления. Достаточно напомнить, что для реакции синтеза на Земле имеются практически неисчерпаемые источники “горючего” — это водород и дейтерий, которые входят в состав воды. А запасы урана хотя и велики, но все же ограничены. Из них, как полагают, можно будет извлечь столько же энергии, сколько из оставшегося в недрах угля. К тому же в природе в основном встречается уран-238, а необходимый для реакторов уран-235 — это лишь доли процента в природной смеси изотопов, причем выделить его из этой смеси чрезвычайно сложно. Правда, уран-238 тоже можно использовать в ядерных реакторах, но только после “особой обработки”, короткая информация о которой появится в нашем рассказе, причем самым неожиданным образом.

Оказалось, что добывать энергию, ломая атомы, намного проще, чем склеивая их.

Но вернемся, однако, к синтезу ядер и отметим — этот процесс, на первый взгляд, такой простой и доступный, не стал пока основой ядерной энергетики только по одной причине: пока не удалось осуществить синтез ядер в спокойном, управляемом режиме. То есть так, чтобы реакции синтеза шли ровно, поглощая все новые и новые порции горючего, поступающие в реактор. Чтобы такие рассредоточенные, растянутые во времени реакции могли месяцами, годами кормить силовые установки электростанций. Вот именно эта растянутость, равномерность пока никак не получается. Не получается, несмотря на то, что проблемой спокойного, управляемого ядерного синтеза занимаются вот уже более тридцати лет, что она была и остается темой номер один для многих крупнейших исследовательских лабораторий мира. Несмотря на то, что этой проблеме отдали годы жизни многие выдающиеся физики. Десятки глубоких теоретических исследований, тысячи выведенных уравнений, сотни экспериментальных установок, напичканных вакуумными приборами, электронными схемами, опутанных километрами соединительных проводов и трубопроводов, множество находок, успехов и разочарований, наконец, множество решенных частных, промежуточных проблем, чрезвычайной сложности. Но вот желаемых конечных результатов пока нет. История эта, конечно, еще далеко не дописана, но она уже сейчас могла бы дать немало тем для драматических произведений, насыщенных шекспировскими страстями.

Для того, чтобы ядра водорода (дейтерия, трития), преодолевая силы электрического отталкивания, сливались в ядра гелия, их нужно очень сильно столкнуть. И проще всего это сделать, сильно разогревая исходный продукт — плазму, образованную водородными (дейтериевыми, тритиевыми) ядрами. С нагревом все энергичней становится хаотическое движение ядер и возрастает вероятность достаточно сильного их сталкивания. Отсюда, кстати, от идеи разогрева плазмы, идет приставка “термо” в столь часто употребляемых ныне словосочетаниях — “термоядерные реакции”, “управляемый термоядерный синтез”,— в фамильярном “термояд”.

Чтобы синтез ядер шел активно и выделял энергии больше, чем тратится на разогрев плазмы (а в противном случае реактор вообще никому не нужен,— он должен поставлять, а не потреблять энергию), приходится доводить температуру плазмы до многих миллионов градусов. И при этом, конечно, сам плазменный сгусток нужно изолировать от стенок реактора. Это можно сделать, закрепив облако плазмы в центре реактора с помощью магнитных полей. Идея магнитной подвески водородной плазмы —она, кстати, была выдвинута и первоначально разрабатывалась советскими физиками — лежит в основе двух классов установок для управляемого термоядерного синтеза — токамаков и стеллараторов. В токамаках магнитное поле, удерживающее плазму, создается сильным током, который проходит по самой этой плазме, заключенной в “бублик”, в тороидальную вакуумную камеру. В стеллараторах для удержания плазмы используется магнитное поле, созданное внешними электромагнитами.

Оба класса установок имеют свои неповторимые особенности, но первопричина неприятностей и в токамаках и в стеллараторах одна и та же — неустойчивость плазмы. Раскалённая плазма слишком подвижна, слишком, если можно так сказать, экспансивна. В ней непрерывно возникают вихри, сгущения и разряжения, плазма вся в движении, всегда неожиданном и непредсказуемом. И вот еще что — плазменное облако, деформируясь, искажает и магнитное поле. В нем тоже ведь нет никакой “жесткости”, и любое движение заряженных ядер меняет конфигурацию поля. В итоге плазменное облако мгновенно расплывается, разваливается и, коснувшись стенок камеры, погибает, как мыльный пузырь, коснувшийся пола.

За долгие годы трудной и самоотверженной борьбы с неустойчивостями плазмы удалось понять многие их тайные механизмы, найти кое-какие средства против расползания плазмы. Но все же в нынешних установках слишком еще коротка жизнь плазмы — пока лишь малая часть ядер дейтерия или трития успевает слиться в ядро гелия, выделить энергию. Хотя уже проектируются экспериментальные реакторы типа “токамак”, где термоядерные реакции должны скомпенсировать энергетические затраты по нагреву и магнитному удержанию плазмы.

Можно сжигать топливо непрерывно, как, скажем, в топке парового котла, а Можно сжигать прерывисто, как, например, в цилиндрах автомобильного двигателя.

Сравнительно недавно, лет двадцать назад, начались эксперименты на новом научном направлении, чаще всего его называют лазерным термоядерным синтезом, или сокращенно — ЛТС. Сама идея ЛТС была высказана еще за несколько лет до этого, причем тоже советскими физиками, сотрудниками всемирно известного ФИАНа, физического института имени П. Н. Лебедева АН СССР. Статья фиановцев Н. Г. Басова и О. Н. Крохина “Условия разогрева плазмы излучением оптического генератора” (ЖЭТФ, выпуск 46, 1963 год) была первой публикацией, где предлагалось использовать лазерный нагрев для получения реакции ядерного синтеза. А еще до этого — в 1962 году — Н. Г. Басов выступил с таким предложением на международной конференции по квантовой электронике в Париже.

На счету у наших физиков немало других “впервые” в области ЛТС. В частности, первые лабораторные установки для лазерного нагрева плазмы, первые зарегистрированные на таких установках нейтроны, то есть первые реальные реакции синтеза ядер, полученные с помощью лазера, первые экспериментальные результаты, связанные со сжатием мишени. А недавно американский журнал “Синтез” в редакционном комментарии “ЛТС: советские идеи против американских” отметил, что выбранная фиановцами стратегия исследований в области лазерного термояда имеет ряд принципиальных достоинств в сравнении с американской. В статье, в частности, говорится: “В последние годы лазерный спор склоняется, кажется, в пользу советской концепции. Три основных аспекта играют роль в решении вопроса о лучшем сочетании размеров мишени, зависимости сжатия от времени и мощности лазера. В каждой из этих областей советские результаты подтверждаются сейчас американскими...” И далее: “Новый более общий численный анализ... показал, что при использовании меньшей мощности и больших мишеней возможна качественно другая форма взаимодействия лазера с мишенью. Эти результаты продемонстрировали, что в современных американских программах при оптимизации мишеней и лазеров был упущен режим, обнаруженный советскими учеными”.

Главные, пожалуй, особенности идеи лазерного термояда состоят в том, что в реакторе не нужно удерживать стационарное, долгоживущее облако плазмы. Плазма появляется в реакторе периодически, в импульсном режиме, причем чрезвычайно короткое время. И поэтому в установках ЛТС неустойчивость плазмы не так страшна, как в реакторах с магнитным удержанием.

Ядерное горючее вводится в лазерный реактор микроскопическими порциями. Практически это делается так: микропорцию горючего помещают в стеклянный или полиэтиленовый шарик, обычно диаметром чуть больше одной десятой доли миллиметра; толщина стенок шарика измеряется тысячными долями миллиметра; такой, заполненный ядерным горючим, стеклянный шарик называют мишенью. В экспериментальной установке, а конкретно в центральной части ее взрывной камеры, мишень подвешивается на кварцевой нити.

Несколько слов об изготовлении мишени. Микроскопические полые шарики получают, вспенивая жидкое стекло или жидкий полиэтилен. Затем, после тщательного контроля и отбора, пустые пузырьки помещают в газообразный, причем сильно сжатый, дейтерий (тритий) и под давлением горючее просачивается внутрь шарика сквозь его тонкие стенки.

Итак, мишень изготовлена, проверена и установлена в центре взрывной камеры. Сквозь прозрачные окна во взрывную камеру вводится мощный импульс лазерного излучения, который попадает точно в мишень. И вот здесь происходит нечто очень похожее на картину, которую мы часто видим в телерепортажах с космодрома. Наружная часть мишени под действием лазерных лучей быстро испаряется. Вещество, подобно раскаленным струям из двигателей ракеты, устремляется наружу, навстречу лазерным лучам, а стенки шарика, подобно ракете, движутся в противоположную сторону. В итоге сама мишень, сам стеклянный шарик под действием реактивной силы сжимается, сжимается и нагревается горючее внутри мишени. В нем быстро развиваются реакции ядерного синтеза и происходит своего рода термоядерный микровзрыв.

Можно представить себе термоядерный реактор, во взрывную камеру которого мишень вводится сверху. Когда мишень, падая, проходит через центр камеры, автоматика производит лазерный “выстрел”, и световой луч попадает в мишень на лету. После некоторого перерыва в реактор будет введена следующая мишень, вновь сверкнут лучи лазеров, и весь процесс повторится. Теплообменники, вмонтированные в стенки реактора, получат тепло, которое выделит длинная очередь микровзрывов, и с помощью жидкого теплоносителя передадут его дальше, скажем, к термоэлектрогенераторам или к паровым турбинам электростанции.

В существующих установках, правда, до отбора и практического использования энергии еще довольно далеко. Пока еще и в лазерном термояде энергии получают меньше, чем затрачивают. И здесь еще немало серьезных препятствий на пути от простой красивой идеи, от удачных экспериментов до действующих энергетических установок. Что поделаешь, приручение термоядерной энергии ни в каком варианте не попадает в число научных задач, которые можно решить с ходу, одной великолепной догадкой, одним восклицанием “Эврика!”.

На международной конференции в Москве, в этом крупнейшем центре термоядерных исследований, физики многих стран рассказали о конкретных проблемах, над которыми они работают, стремясь к осуществлению лазерного термояда.

В самом конце прошлого года, в середине декабри, в Москве проходила 12-я Европейская конференция по взаимодействию лазерного излучения с веществом и лазерному термоядерному синтезу. Тематика конференции очень хорошо согласовывалась с местом ее проведения — Москва уже давно стала одним из ведущих центров мира в области термоядерной и лазерной физики. Здесь, в Москве, в Институте атомной энергии имени И. В. Курчатова, родились первые токамаки (ТОроидальная Камера с Магнитными Катушками), и само это слово “токамак”, как в свое время “спутник”, вошло во все языки мира. Здесь же, в Москве, рождались первые квантовые генераторы, мазеры, прародители огромного ныне лазерного семейства. Эти работы, как известно, одновременно велись в СССР, в ФИАНе, и в США, в Колумбийском университете. Результаты, которые получили молодые тогда советские физики Н. Г. Басов и А. М. Прохоров и американец Чарльз Таунс, были отмечены Нобелевской премией. А сейчас в ФИАНе работают и создаются установки для исследований по лазерному термояду, установки мирового класса, хорошо известные во всех лабораториях, занимающихся этой проблемой. Хотя конференция называлась европейской, она собрала много исследователей и с других континентов, в частности из Индии, Канады, Японии и из Соединенных Штатов, где лазерным термоядерным синтезом очень серьезно занимаются в таких известных центрах физики, как Лос-Аламос, Рочестер, Ливермор. Участвовали в работе конференции и ученые социалистических стран, в частности, ГДР, Польши, Чехословакии, также развивающие работы по ЛТС. Так, в ГДР, в Центральном институте оптики и спектроскопии, совместно с ФИАНом разрабатывается система автоматики и оптики для мощных экспериментальных ЛТС-установок.

Как это часто бывает, в огромном тематическом многообразии докладов можно было увидеть несколько общих проблем. Одна из них — повышение так называемого “коэффициента усиления по энергии” в лазерном термоядерном реакторе. Этот коэффициент — обозначим его, как принято, буквой К — есть некоторая итоговая характеристика, она показывает соотношение между энергией, полученной при взрыве одной мишени, и энергией, которую принес лазерный импульс, породивший этот взрыв.

Если коэффициент К меньше единицы, то это значит, что лазерный импульс приносит больше джоулей, чем выдают термоядерные реакции в мишени. Если внесенная лазером энергия и энергия, полученная при взрыве, одинаковы, то К = 1 сколько получила мишень, столько и отдала. Ну, а если термоядерные реакции в мишени выдают больше, чем потребовалось от лазерного импульса, то К получается больше единицы, и можно сказать, что в установке произошло усиление по энергии.

Лазерный термояд уже отдает энергию, но отдает пока меньше, чем получает. Однако на некоторых установках, в частности на фиановском “Дельфине”, уже планируют выйти на дальние подступы к коэффициенту К = 1. Этот рубеж К = 1 считают очень важным, его называют физическим демонстрационным экспериментом, доказательством принципиальной возможности получения энергии из управляемых термоядерных реакций. Предполагается, что где-то в районе К=1 термоядерные реакции выделят столько энергии, что они уже сами будут себя поддерживать в пределах каждого микровзрыва. Ну а лазерный импульс в этом случае будет играть роль мощного запала, чем-то напоминая искру в карбюраторном двигателе.

Когда трудный рубеж К=1 будет наконец достигнут и даже когда его удастся несколько превзойти, то само по себе это, к сожалению, еще никак не будет означать, что проблема закрыта, что лазерные термоядерные реакторы можно передавать энергетике. Энергетику не интересует выигрыш в каком-то одном звене системы. Топливо должно полностью накормить энергией все установки, участвующие в его добывании и использовании, и должно еще кое-что выдать во внешний мир, выдать потребителю. А для этого в термоядерном реакторе коэффициент усиления по энергии должен быть не просто больше единицы, а значительно больше единицы. Дело в том, что когда мы вводили коэффициент К, то учитывали энергию, которую лазер в готовом виде приносит в реактор. Но коэффициент полезного действия лазеров, довольно мал. У СО2-лазеров (это общепринятое название газовых лазеров, в которых в качестве рабочего, излучающего вещества используется углекислый газ), например, при работе в режиме коротких импульсов кпд обычно не превышает 5%, У лазеров на неодимовом стекле, которые в основном и используются в установках лазерного термояда, кпд обычно составляет 0,3%. Иными словами, углекислотный лазер превращает в свет лишь одну двадцатую часть (5%) полученной им электрической мощности, а неодимовый— примерно одну трехсотую часть. И чтобы подвести к мишени в среднем 1 Вт лазерного, излучения, нужно подвести к СО2-лазеру 20 Вт электрической мощности, а к неодимовому — 300 Вт.

Но это еще не все. Мы предполагаем, что тепло, полученное от реактора, в итоге преобразуется в электроэнергию, а коэффициент полезного действия подобных преобразований тоже далек от 100%, здесь тоже значительная часть энергии, обычно 60—70%, теряется. И опять-таки сам реактор должен покрыть эти потери. Одним словом, если подсчитать, то окажется, что при использовании для ЛТС углекислотных лазеров, в реакторе необходимо будет получить К около 200, а при использовании неодимовых — до 3000.

Возможно ли это? Ведь сегодня физики еще только стремятся к демонстрационному эксперименту, стремятся получить К=1.

К большому усилению мощности в реакторе, к высокому коэффициенту К ведет несколько путей, и все они проходят через глубокие исследования, через разработку теории и тонкий эксперимент. Взять, к примеру, процесс воздействия лазерного излучения на мишень, этот клубок переплетенных, сложным образом взаимосвязанных физических явлений. Здесь исследователи сталкиваются одновременно и с ядерными реакциями, и с образованием плазмы, со сложными гидродинамическими явлениями, тонкими механизмами распространения волн ядерного синтеза, со сверхсжатием и сверхвысокими температурами. Здесь приходится учитывать и особенности нагрева мишени, нагрева полого стеклянного шарика, переработку огромных лазерных мощностей, падающих на его поверхность,— это миллиарды киловатт на квадратный миллиметр! На величину коэффициента К влияют тысячи факторов, такие, скажем, как форма мишени (она должна быть близка к идеальной сфере, иначе сжатие станет неустойчивым), энергия, которую несет лазерный импульс (подняв ее, можно увеличить размеры мишени и в итоге довести долю лазерной энергии, поглощаемой в мишени, до 70— 90%, вместо нынешних 30%), сам характер нарастания лазерного импульса (сжимать мишень (нужно так, чтобы на первых порах нагрев был минимальным — нагрев вещества противодействует его сжатию; необходимо оттянуть момент разрушения оболочки мишени, внутри которой при высоком давлении дейтерия особо энергично идет ядерный синтез). “Мы должны сжать яйцо, не разрушив его скорлупы”,— заметил кто-то из участников конференции. Но это остроумное сравнение лишь очень отдаленно напоминает проблему, которой занимаются физики. Хотя бы потому, что размеры арены, где разворачиваются главные события в лазерном реакторе, измеряются малыми долями миллиметра, а сжатие мишени и термоядерная вспышка, то есть само феерическое тысячеактное представление, которое должно завершиться выдачей энергии, длится миллиардные доли секунды.

Утешает одно — расчеты показывают, что в лазерном термоядерном реакторе в принципе можно получить коэффициент К = 1000, то есть можно извлечь из мишени энергию в 1000 раз большую, чем отдает ей лазерный импульс.

Установки лазерного термоядерного синтеза в последнее время довольно часто называют инерционными, или импульсными, установками, и эти названия не просто терминологические новшества.

Туннель можно рыть с двух сторон — можно не только повышать коэффициент К, но и снижать требуемую его величину, увеличивая, например, коэффициент полезного действия лазеров. Действительно, уже переход с неодимовых лазеров (кпд 0,3%) на углекислотные (кпд 5%) почти в 15 раз уменьшит ту энергию, которую реактор должен вернуть своим кредиторам. И, значит, можно будет довольствоваться меньшим К, меньшей энергией, которую необходимо получить от мишени. Причем 5% — это не предел, уже говорят о лазерах с коэффициентом полезного действия 20—30% и даже 50%.

Но вот оказывается, что высокий кпд — это не единственное требование к лазеру для ЛТС. И даже не самое главное. От лазера прежде всего требуется высокая энергия в импульсе, она в огромной мере определяет весь ход взаимодействия излучения с мишенью. Выступавшие на конференции специалисты не раз вспоминали, что за последние годы энергию лазерных импульсов удалось поднять с десятых долей джоуля до нескольких тысяч джоулей, и это во многом обусловило прогресс в области лазерного термояда. Требуется от лазера также высокая когерентность, организованность излучения, именно она помогает наилучшим образом наладить работу световой волны в веществе. Нужно иметь возможность легко управлять лазерным излучением, в частности выдавать его в виде очень короткого и резко нарастающего импульса. Кстати, неодимовые лазеры оказались лучше своих конкурентов именно по этому показателю и широко применяются в установках ЛТС, несмотря на довольно низкий кпд. И, наконец, для ЛТС — электростанций будущего нужны будут лазеры, которые смогут выдавать с десяток мощнейших импульсов в секунду и надежно работать в таком режиме хотя бы несколько месяцев. Сегодня и до этих показателей довольно далеко.

Создание лазеров для ЛТС — это самостоятельная большая область исследований и разработок, важнейшее слагаемое будущего успеха. Уже улучшаются характеристики углекислотных лазеров с тем, чтобы эти рекордсмены могли вложить в мишень достаточно короткий импульс. Уже готовят к дебюту в термоядерных установках новые для них типы лазеров — йодные, лазеры с химической накачкой, газовые лазеры высокого давления. А наряду с этим серьезное внимание привлекает возможность воспользоваться не лазерами, а другими источниками энергии, которые, как и лазерный луч, могут сильно сжать мишень и зажечь в ней огонь термоядерного синтеза. Такими источниками энергии, возможно, могли бы быть электронные и ионные пучки.

Пучок электронов, ускоренных электрическим полем и сфокусированных электромагнитными линзами, так же как и лазерный луч, можно вводить в реактор короткими импульсами и концентрировать на мишени. То же самое можно сделать и с пучком ионов — атомов, у которых не хватает электронов (положительный ион) или в которые втиснуты лишние электроны (отрицательный ион).

В каких-то отношениях пучки частиц могут оказаться лучше, чем пучки световых волн. Частицы, в частности, могут нести больше энергии, их получают со значительно большим кпд. Но в то же время мощные пучки заряженных частиц трудно сфокусировать на очень маленькой мишени, их организованность, упорядоченность значительно хуже, чем у световых квантов лазерного луча, длительность импульса больше, перспективы управления формой импульса пока не ясны. И еще — работы с лазерными источниками ведутся уже много лет. Здесь накоплен большой опыт: ясно, что делать, куда идти. Работы с пучками только еще развиваются. Здесь главные трудности еще впереди. А может быть, и главные радости.

У пучков есть свои сторонники, а у них, естественно, свои аргументы “за”, свои идеи, планы, надежды. Скорее всего поэтому вместо уже привычного “лазерные термоядерные установки” или “лазерные методы” все чаще употребляют более общие термины — “импульсные установки”, “установки для инерционного сжатия”, “инерционные методы”. Само слово “инерционные” подчеркивает, что для осуществления термоядерной реакции используется тот короткий миг, который дарит нам сама инерция горючего, то есть его стремление сохранить состояние покоя. Еще несколько лет назад в классе инерционных были только установки ЛТС. Сегодня они уже никак не могут пожаловаться на одиночество — не только световой луч, но и пучки ионов или электронов стремятся теперь поддержать идею термоядерного “пулемета”, идею сжигания водородного горючего не в непрерывном пламени, а в бесконечной серии вспышек.

Рассказывая широкой публике о сложных научных проблемах, исследователи бросают семена в благодатную почву.

Конференция проходила в здании Политехнического музея, в помещениях Центрального лектория Общества “Знание”, и программа докладов, как это принято, регулярно вывешивалась у входа в зал, где шли основные заседания. Но в один из дней тематика конференции, в буквальном смысле слова, вышла на людную улицу — у подъезда Политехнического, так же, впрочем, как и на информационных щитах многих московских Институтов, появилось объявление:

Правление ордена Ленина Всесоюзного общества “Знание”

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ЛЕКТОРИЙ 13 декабря среда

Беседы по актуальным проблемам науки и техники

УПРАВЛЯЕМЫЙ ТЕРМОЯДЕРНЫЙ СИНТЕЗ

(Встреча с участниками XII европейской конференции по взаимодействию лазерного излучения с веществом и лазерному термоядерному синтезу)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЕТ вице-президент АН СССР, лауреат Государственной премии, академик Е. П. ВЕЛИХОВ. ВЫСТУПАЮТ: председатель Правления Всесоюзного общества “Знание”, лауреат ленинской и Нобелевской премий академик Н. Г. БАСОВ, академик-секретарь Отделения общей физики и астрономии АН СССР, лауреат Ленинской и Нобелевской премий, академик А. М. ПРОХОРОВ, лауреат Ленинской и Государственной премий, академик А. А. САМАРСКИЙ, лауреат Ленинской и Государственной премий, член-корреспондент АН СССР Л. П. ФЕОКТИСТОВ, лауреат Ленинской премии, профессор О. Н. КРОХИН, лауреат Ленинской премии, профессор М. С. РАБИНОВИЧ, профессор Л. И. РУДАКОВ, профессор Я. СПОЛДИНГ (Великобритания), профессор Ю. МАККОЛ (СИМ), лауреат Нобелевской премии, профессор Р. ХОФШТАДТЕР (США), профессор Э. ФАБР (Франция).

Адрес: Политехнический пр., 2, подъезд 9.

Начало в 19 час. 30 мин.

Встреча в Центральном лектории, может быть, не совсем удачно названная ее участниками “Круглым столом”, прошла очень интересно. Люди большой науки, крупные экспериментаторы и теоретики, еще час назад обсуждавшие тонкие проблемы лазерного термояда на своем профессиональном языке, нашли простые и понятные слова, чтобы рассказать неподготовленному слушателю о столь сложном предмете. А это не просто, рассказать о сложностях простыми словами.

Перед заполнившими зал студентами, школьниками, инженерами, представителями других областей физики и даже других областей науки из недолгих рассказов-экспромтов возникала некая общая картина, упрощенная копия которой была, по возможности, воспроизведена в этих заметках. И, кроме того, мы услышали много интересных частных, конкретных высказываний, сравнений, оценок. Вот некоторые из них, может быть, не самые важные, а просто самые запоминающиеся:

“...дейтерий-тритиевая газовая смесь в мишени сжимается до такой степени, что ее плотность в несколько раз превышает плотность воды...”

“...если вас кто-нибудь спросит, когда появятся термоядерные электростанции, лучше всего отвечайте словами Льва Андреевича Арцимовича: тогда, когда человечество по-настоящему почувствует их необходимость...”

“...мы подошли к такой стадии, когда нужно строить сложные и дорогие установки, стоимостью примерно в миллиард долларов и, конечно, нет необходимости дублировать их, строить отдельно в каждой стране: есть прямой смысл объединить усилия, организовать международную кооперацию...”

Комментарий ред. сайта: сегодня академик Велихов имеет репутацию сторонника “международного сотрудничества” под американским руководством в науке (и, как проболтался "в своем кругу" в 2006 один из крайних либералов-западников, Велихов у них считается "своим"). Как видим, эти его взгляды начались не сегодня. На каком основании в советское время стоимость установки, созданной в СССР, измерялась в долларах, а не в денежной единице СССР? Это при том, что представления нормальных советских людей о мировой валютной системе черпались из стихотворения Сергея Михалкова "Рубль и доллар"

“...если физики экспериментально докажут осуществимость термоядерных электростанций, то за дело возьмутся лучшие инженеры мира...”

“...в первый момент на мишень действует давление в миллионы атмосфер...”

“...проблема не так проста, как может показаться этой аудитории...”

“...даже чисто лазерная Ливерморская лаборатория начала интересоваться электронными пучками..,”

“...Люди не очень любят тратить деньги на далекое будущее, утешает лишь то, что кое-какие топливные ресурсы мы исчерпаем уже при жизни этого поколения...”

“...мягко сжать мишень в тысячу раз по плотности можно электронными пучками, полученными на ускорителях, и мы решились на постройку установки, где выход должен превысить затраты...”

“...если мы не хотим испортить климат, испортить планету, то нужно будет ограничить рост производства энергии, скажем, уровнем в один процент от поглощаемой солнечной энергии; можно только смехом реагировать на рисуемые писателями-фантастами картины будущего, где у каждого жителя Земли есть личный вертолет; пусть лучше у каждого будет личный велосипед...”

“...в мишени энергия лазерного луча переходит в энергию электронов, их поведение пока не очень понятно, и нужно один-два года, чтобы в этом разобраться...”

“...всякий, кто пользовался автомобильным насосом, прекрасно знает, что сжатие сопровождается нагревом...”

“...то, что проблему УТС решают разными методами, должно обеспечить ее, как говорят моряки, непотопляемость...”

“...сейчас всеобщее внимание приковано к процессам в короне, то есть к наружной части мишени в момент, когда она разлетается под действием лазерного удара...”

“...в сложных математических моделях обнаружились такие интересные вещи, как метастабильные режимы нагрева мишени и концентрация тепла в некоторых ее точках...”

“...решая проблему УТС, нужно пройти три этапа — научный, технологический и экономический...”

“...сейчас энергия в лазерном импульсе измеряется килоджоулями, а скоро будут мегаджоули...”

“...для реакций Д + Д горючего хватит на миллионы лет; в одном литре воды содержится столько дейтерия, что он может заменить триста тонн бензина...”

Подводя итоги выступлений “Круглого стола”, академик Н. Г. Басов отметил, что из них, несмотря на некоторые флюктуации, можно смело синтезировать некое общее мнение: трудности велики, но нет ощущения тупика, ясно, что именно нужно делать для преодоления этих трудностей. И есть все основания верить в осуществимость лазерного термоядерного синтеза.

К этому оптимистичному, позитивному выводу хочется добавить еще два, их наверняка сделали для себя многие участники встречи в Политехническом. Во-первых, хочется отметить большую полезность самой этой встречи, особенно для молодых людей, выбравших путь в науку. (Здесь тоже существует своего рода эффект усиления — усвоенные студентом или школьником микроватты новых для него идей могут обернуться мегаваттами достижений будущего известного исследователя.) И будет, видимо, очень хорошо, если встречи с широкой публикой и дальше будут входить в программы научных конференций. Если это станет традицией.

Другой вывод касается некоторой конкретной идеи, о ней говорили многие из выступавших: термоядерная электростанция представляется значительно более реальной, если считать, что ее реактор окружен урановым бланкетом.

Главный продукт термоядерных реакций - поток нейтронов - позволяет создать интересный гибрид, в котором энергию будут отдавать как процессы синтеза, так и процессы деления ядер

“Бланкет” в переводе на русский значит “одеяло”, в нынешних предварительных .проектах термоядерных электростанций слово это встречается обязательно. Так, например, взрывную камеру укутывают в литиевое “одеяло” — между внутренней и наружной стенками камеры протекает жидкий литий. Он, во-первых, отбирает у внутренней стенки тепло и по трубам переносит его дальше, к потребителю. А во-вторых, в литиевом бланкете производится горючее для Д + Т реакции: под действием нейтронной бомбардировки часть лития превращается в тритий.

В предварительном проекте лазерной термоядерной электростанции, совместно разработанном сотрудниками ФИАНа и Института высоких температур, взрывную камеру окружают сразу три “Одеяла” — литиевое (для воспроизводства трития), гелиевое (теплоноситель) и урановое. Но, видимо, учитывая особо важную роль уранового бланкета, этот красивый термин относят только к нему, а два других называют более скромно — “слой”, “контур”, “зона”.

Энергию, выделившуюся при микровзрыве, в основном получают осколки ядер, разлетающиеся во все стороны частицы. Причем при Д + Т-реакции примерно 70% энергии достается быстрым нейтронам, у которых отобрать энергию очень трудно: эти нейтральные частицы плохо взаимодействуют с веществом.

Но вот появилась идея—отобрать у нейтронов энергию с помощью тех же процессов, которые их породили, с помощью ядерных превращений. И для этого набросить на взрывную камеру урановый бланкет — попадая в ядра урана, нейтрон будет разрушать их, и в результате деления ядер выделится дополнительная энергия. Поток нейтронов при термоядерных реакциях настолько велик, что бланкет можно сделать из бросового урана-238. Более того, отдавая энергию, уран-238 будет превращаться в плутоний, прекрасное горючее для традиционных реакторов деления.

Подобная утилизация урана-238 уже применяется в действующих урановых реакторах на быстрых нейтронах, так называемых бриддерах (“Наука и жизнь” № 11, 1976 г.). Однако в термоядерных реакторах этот процесс можно будет осуществить значительно более спокойно, более эффективно. Удивительный технический симбиоз, объединение ядерных реакций синтеза и деления в одной установке во много раз поднимет эффективность термоядерных электростанций, в том числе лазерных. И, значит, можно будет несколько снизить требования к таким показателям, как кпд лазера, выделение энергии при микровзрыве, коэффициент усилия по энергии.

Кстати, из прикидочных проектов термоядерных электростанций уже сейчас видно, что мощность единичных лазерных установок не превысит, видимо, тысячу мегаватт (МВт). Для сравнения напомним, что мощность Братской ГЭС — 4,5 тыс. МВт, мощность 3-го и 4-го блоков Нововоронежской АЭС — 0,44 тыс. MBT, пятого блока — 1 тыс. МВт; мощность самых крупных работающих ныне агрегатов тепловых электростанций (котел, паровая турбина, электрогенератор) — 0,8 тыс. МВт. Возможности лазерных установок ограничены главным образом мощностью самих лазеров. Даже если предположить, что получен коэффициент усиления по энергии К = 1000, что лазер дает в каждом световом импульсе 100 кДж и что производится 10 микровзрывов в секунду, то и в этом случае лазерная термоядерная установка выдаст мощность около 1 тыс. МВт.

Предполагаемая мощность единичных энергетических установок на основе токамаков — в десятки раз больше. А это значит, что лазерные и “токамачные” станции вполне смогут мирно сосуществовать, если они будут созданы.

Если они будут созданы...

Активное наступление на проблему управляемого термоядерного синтеза ведется на нескольких направлениях, и оптимисты считают, что на каждом из этих направлений можно ожидать решающих успехов.

В области управляемого термоядерного синтеза, хотя это и не очень заметно со стороны, в последнее время происходят очень важные события. Вступают в строй лазерные установки с энергией в импульсе 10 кДж — советский “Дельфин”, американские “Шива”, “Омега” и восьмипучковая установка “Гелиос” с углекислотным лазером. Совершенствуются мишени, больше энергии отдают микровзрывы. Уже удалось сжать горючее в мишени примерно в 1000 раз, при этом плотность Д + Т смеси стала значительно больше, чем плотность железа. На “Шиве” удалось получить микровзрыв дейтериево-тритиевой мишени, в котором выделилось 10 миллиардов нейтронов, это значит, что произошло 10 миллиардов элементарных реакций слияния ядер. А еще до этого на небольшом сравнительном фиановском “Кальмаре” (энергия в лазерном импульсе — 0,1 кДж) получили 10 миллионов нейтронов от чисто дейтериевой мишени, что эквивалентно примерно 1 миллиарду нейтронов от дейтериево-тритиевой мишени.

Все активней исследуются возможности пучков. Ведутся работы на стеллараторах и на новых крупных токамаках — советском Т-10, американском PLT, французском TFR. Заметно улучшились параметры плазмы в токамаке, в частности ее рекордная температура теперь—70 млн. градусов, это уже примерно две трети того, что нужно получить в энергетических установках.

Здесь, видимо, уместно напомнить, что температура плазмы, то есть в конечном итоге энергия сталкивающихся ядер горючего,— фактор чрезвычайно важный. Но самоподдерживающаяся термоядерная реакция может пойти лишь при определенном сочетании трех “чрезвычайно важных” факторов: это температура плазмы Т, ее плотность n (число ядер горючего в одном кубическом сантиметре) и время удержания плазмы t. Условие, называемое критерием Лоусона, утверждает, что для Д + Т-реакции необходимо пt не менее З·1014 при температуре около 100 млн. градусов, а для Д-Д-реакции пt должно быть 1016. Вот почему, называя температурный рекорд, нужно напомнить и о рекордном результате, полученном в ФИАНЕ,— здесь на “Кальмаре” достигли величины пt около 5·1014, что в десятки раз больше известных до этого результатов. И хотя эти 5·1014 достигнуты, при сравнительно низкой температуре — около 5 млн. градусов,— сам факт столь эффективного сжатия и удержания плазмы стал важным событием, предметом острого интереса к работам фиановцев. Приближается время создания гигантских токамаков, таких, как японский JT-6, американский TFTR, объединенный европейский JET, а также нового советского токамака Т-15. На этих установках планируется получить устойчивую демонстрационную термоядерную реакцию и заниматься уже не только физическими, но и инженерными задачами.

Все эти плановые работы, под которые, как принято говорить, уже выделяется финансирование, начинались когда-то просто с высказанной идеи, с журнальной статьи или с доклада на конференции. А ведь генерация идей не прекращается. Вот лишь несколько из многих предложений, промелькнувших в печати в последнее время:

- в импульсных (инерционных) системах окружать мишень ионным кольцом, а затем резко сжимать его сильными магнитными полями;

- еще больше усложнить магнитное поле в токамаке, создать “тороидальный тор”, что, видимо, заметно продлит время жизни плазмы;

- делать многослойные мишени, где каждый слой будет выполнять свою особую функцию, вносить свой вклад в процесс сжатия горючего.

На всех направлениях огромного фронта термоядерных исследований идет активная работа, добывается самый, пожалуй, ценный продукт — понимание. По многим приметам чувствуется, что исследователи “на тропе”, что им видятся уже контуры успеха. И все же специалисты, когда человек со стороны преследует их вполне естественным “когда?”, стараются отвечать словами, а не цифрами. Их, пожалуй, можно понять. “Это очень сложная научная и техническая проблема, управляемый термоядерный синтез,— сказал кто-то из участников “Круглого стола” в Политехническом.— Это очень сложная проблема, столь сложная проблема еще никогда не стояла перед человечеством”.

К этому хочется добавить, что не стояла, видимо, и проблема столь важная — навсегда обеспечить для человечества изобилие энергии.

Приложение к статье

Список номеров

Hosted by uCoz