Академик Жорес Алферов недоволен тем, как принимаются решения в «Сколково».
Когда
в октябре прошлого года знаменитый физик, лауреат Нобелевской премии возглавил
научный консультативный совет (НКС) фонда «Сколково»,
многие увидели в этом гарантию, что инвестируемые в проект средства пойдут на
финансирование действительно перспективных научных разработок.
Однако спустя всего несколько
месяцев в руководстве «Сколково» начались серьезные
трения. Почему управление важнейшим модернизационным
проектом превращается в болезненное перетягивание
каната между РАН, вузовской наукой и бизнесом, в интервью «Профилю» рассказал
сам Жорес АЛФЕРОВ.
- Жорес Иванович, во всем мире управление
наукой постепенно уходит из академической среды в бизнес. Почему в России это
вызывает протест со стороны ученых и, в том числе, с
вашей?
- Если говорить о глобальном научном
процессе, то не все так однозначно. Даже лидер приватизации науки - США, где
исторически позиции академической науки слабы, - наращивает темпы ее развития.
У нас исторически, со времен Ломоносова, сложилось так, что лидер научных
процессов - академия. А объявленная в стране модернизация возможна только при
условии максимального развития всего накопленного научного потенциала. Как
академической, так и отраслевой науки. Поэтому только глупостью и политическим
заказом можно объяснить интриги, ведущиеся в последние годы против РАН. Эта
кампания носит чисто политический характер и лишена прагматизма. Зачем выводить
РАН из игры, если очевидно, что она гораздо лучше приспособилась к требованиям
современных научных исследований, чем вузовская, или, тем более, отраслевая наука,
фактически разгромленная усилиями реформаторов? Почему не использовать
потенциал РАН, попутно поднимая вузовскую науку и потенциал НИИ бывших
промышленных министерств?
- Видимо, потому, что советская система управления наукой доказала свою
неэффективность и стала причиной серьезного технологического отставания страны.
Оттого и родился проект «Сколково», российской
Кремниевой долины.
- Знаете, когда у нас громко проект «Сколково» сравнивают с Кремниевой долиной в США, надо быть
аккуратнее. Это, простите, бабушка надвое сказала. Пока есть не долина, а
разговоры о ней. Что касается неэффективности советской науки, то у СССР была
своя Кремниевая долина. Значение открытия в 1947 году точечного транзистора, а
в 1951-1952 годах транзистора на P-N структурах в Германии, у нас в стране было
оценено сразу. Если бы не массовая мобилизация научных
ресурсов на атомнуюпроблематику, то создание
транзистора произошло бы в то время в Ленинградском физтехе
(ЛФТИ. - «Профиль»), где еще в довоенные годы были
заложены основы физики полупроводника. 1949 год стал началом производства
точечных транзисторов. Создание кремниевых интегральных схем и рождение
кремниевой микроэлектроники началось еще в 1962 году в Зеленограде. Потом вся
современная фотоника и быстрая электроника создавались
в СССР. В этих областях пионерами и создателями научного фундамента были мы, а
не американцы. Они создали чипы, современные информационные технологии, которые
базируются на двух компонентах - кремниевых чипах, открытых в США, и
полупроводниковых гетероструктурах, открытых в СССР. Именно гетероструктуры -
«кристаллы, сделанные человеком», по образному выражению японского физика Лео Эсоки, дали толчок развитию сотовой и спутниковой связи, светоидному освещению. Россия, имея позиции лидера в области
гетероструктур, пришла бы к чипам, но промышленное
применение гетероструктур пришлось на годы реформ -
развала СССР и его высокотехнологичных отраслей экономики, которые
реформаторами были объявлены затратными. Почему не использовать этот потенциал?
Почему все надо начинать в чистом поле? Так вот, чтобы «Сколково»
состоялось как проект, он должен учитывать отечественные наработки и
исследования, а не только копировать чужой опыт.
- Правда ли, что все образовательные и
прикладные проекты, которые вы разрабатываете для «Сколково»,
кладутся под сукно?
- Когда мне предложили стать сопредседателем
НКС фонда «Сколково», академик Евгений Примаков,
безусловная величина и авторитет, сразу сказал: «Жорес, они просто используют
тебя как декорацию».
- Но, наверное, и вы хотели использовать «Сколково»
в своих интересах? Например, для продвижения проекта академического
университета.
- Разумеется, иначе
зачем одностороннее сотрудничество? Я понимаю, что сделанное мне предложение -
возглавить НКС «Сколково» - имеет и пиар-цель. Кому не хочется заполучить нобелевского лауреата
в качестве главы совета? Чтобы избежать положения свадебного
генерала, я в сопредседатели предложил выдающегося биохимика и нобелевского
лауреата (2006 года по химии - за изучение молекулярных основ эвкариотической транскрипции. - «Профиль»),
профессора Стэнфордского университета Роджера Корнберга. Уже на этой стадии начались трения, но
нам удалось отстоять неплохой состав НКС - именно из ученых, а не топ-менеджмента, как предлагалось. При всем моем уважении к
менеджерам, у них иные задачи - администрирования, а не определения направления
развития науки или ее отрасли.
- Как вы относитесь к
утверждению, что «Сколково» - новый способ распилить
выделяемые государством колоссальные средства?
- Сомнения были. И по мере участия в работе,
точнее, по мере мягкого недопущения участия в ней, они усилились. В законе о «Сколково» льготы и привилегии распространяются на
территорию проекта, а не на характер работ. Почему? Статус участника
исследовательского проекта «Сколково» присваивается
без учета экспертизы и мнения НКС. Тогда в чем мои полномочия и зачем,
собственно, звали? Так, развитие проекта с самого начала, несмотря на мое
желание работать, пошло без участия НКС и без предоставления нам вообще
какой-либо своевременной информации - о конкурсах, проектах, экспертизах.
Наконец, высшие органы управления «Сколково» -
попечительный совет и совет фонда - обходились не только без сопредседателей
НКС, но и по факту вообще без квалифицированной научной экспертизы и реально
работающих ученых. На бумаге все цивилизованно: два нобелевских лауреата
работают в фонде экспертами, а в попечительный совет введен президент РАН Юрий
Осипов. Но, увы, это даже не дань нашим должностям. Просто пиар.
- Если все так плохо, почему не выходите из проекта?
- Это было бы слишком просто. Вспомните, в
1990-е годы, когда финансирование РАН упало в десятки раз, международное
научное сообщество фактически спасло академическую науку: многие
фундаментальные отрасли науки выжили благодаря иностранным грантам. НКС «Сколково», кстати, международный
по составу, на своем первом заседании продемонстрировал такую же солидарность.
3 февраля 2011 года мы единогласно высказались за необходимость рассмотрения на
НКС всех образовательных проектов. Мы солидарно отклонили предложение
Массачусетского технологического института (МИТ) о создании в «Сколково» университета фактически под единоличным жестким
контролем МИТ. Это автоматически исключило бы конкуренцию внутри проекта «Сколково». Я искренне благодарен иностранным экспертам НКС,
которые также единодушно высказались за пересмотр концепции создания
технологического университета в «Сколково». Именно
они предостерегли от слепого копирования чужого опыта и отрицания достижений
отечественной науки. Зарубежные ученые, кстати, высоко оценивают уровень
образования и науки в России. В итоге НКС предложена новая концепция,
учитывающая опыт и научные наработки МФТИ, научного центра РАН в Черноголовке,
Санкт-Петербургского академического университета и других российских и
зарубежных вузов. Разве это не победа? Пусть промежуточная,
не гарантирующая окончательного успеха, но, как говорится, чем могу.
- На ваш взгляд, каким должен
быть проект «Сколково», чтобы он встроился
в мировой процесс развития высоких технологий?
- Реформирование надо начинать с донаучных
ступеней - сначала в серьезном переформатировании нуждается образование. Эти
процессы уже идут в ведущих вузах страны. Одно из обновляемых направлений на
уровне магистратуры и аспирантуры - внедрение междисциплинарных и
исследовательских программ. Кстати, в мире уже возникли университеты, имеющие в
своем составе только магистратуру и аспирантуру. У нас пока
такой только Санкт-Петербургский академический университет - научно-образовательный
центр нанотехнологий РАН (создателем его является
Жорес Алферов. - «Профиль»). И я не стесняюсь,
во-первых, продвигать его интересы. Во-вторых, подчеркивать его академический
статус. Другое дело, что задача думающего чиновничества и топ-менеджмента,
того же «Сколково», - вовремя поддерживать и
направлять эти процессы. Чего не происходит.
- Так все-таки кто должен возглавить модернизацию - РАН, бизнес,
вузовская наука?
- Успех проекта «Сколково»
может быть достигнут только в случае, если мы поймем, что академическая,
отраслевая и вузовская наука - каждая из них имеет свою нишу в развитии высоких
технологий. Вынуть хотя бы одну из составляющих этого процесса - и поражение
нам гарантировано. Чтобы этого не произошло, нужен симбиоз, как я понимаю,
болезненный и компромиссный, науки с рождающимися и
развивающимися высокотехнологичными бизнес-компаниями.
А для этого требуются мудрость и терпение бюрократии. Именно государство должно
определить объемы финансирования каждого из направлений науки, а РАН, так
исторически сложилось, - пополнить научное производство талантливыми и
конкурентоспособными кадрами. Все вместе - определить проекты, в которых страна
может выйти на самые передовые позиции в наиболее перспективных направлениях
высоких технологий. При этом, как и в бизнесе, не надо класть яйца в одну
корзину. Я против любой монополии.
Надо развивать весь имеющийся потенциал
отечественной науки, в том числе РАН, где он сосредоточен
прежде всего.
- Эта цель достижима?
- По сути, вопрос стоит о жизни и смерти
науки, определяющей развитие современной экономики.
журнал «Профиль»,
№27(726) от 18.07.2011
источник -