Глядя на то, как нынешняя власть демонстративно игнорирует необходимость решения проблем, стоящих перед обществом (хотя необходимые меры - налицо), а “цивилизованная оппозиция” занимается всем, чем угодно (референдумами, теневыми правительствами, санкционированными митингами, сбором подписей) – но только не тем, чтобы предложить какую-то альтернативу, когда и те, и другие (и представители власти, и цивилизованные оппозиционеры) отшивают и задвигают тех, кто хочет изменить что-то к лучшему – не покидает ощущение
, что всё это мы уже где-то видели.Приведем для примера описание Февральской революции 1917 года из романа Валентина Пикуля "
Нечистая сила" (М, Воениздат, 1990, стр. 579-580). Не правда ли, кое-что напоминает?"Было очень холодно, на перекрестках полыхали костры. Толпы студентов и прапорщиков распевали "Марсельезу", а голодные в очередях кричали: "Хлеба!.." Если хочешь иметь хлеб, возьми ведро, пробей гвоздем в днище его дырки, насыпь горячих углей и с этим ведром ступай вечерком стоять в очереди. Ты, голубь, на ведро сядь, и снизу тебя, драгоценного, будет припекать. Так пройдет ночь, так наступит утро. Если хлеб подвезут, ты его получишь... "Хвосты" превращались в митинги11.
Изысканный нюх жандармов точно установил, что выкрики голодных женщин идейно смыкаются с призывами большевистских прокламаций. Костры горели, а громадные сугробы снега никем не убирались.
Родзянко с трудом умолил государя об аудиенции. Получил ее. Жена Родзянки, со слов мужа, описала царя: "Резкий, вызывающий тон, вид решительный, бодрый и злые, блестящие глаза..." Во время доклада председатель Думы был прерван возгласом:
- Нельзя ли короче? Меня ждут пить чай. А все, что следует мне знать, я уже давно знаю. Кстати, знаю лучше вас! Родзянко с достоинством поклонился.
- Ваше величество, меня гнетет предчувствие, что эта аудиенция была моей последней аудиенцией перед вами...
Николай II ничего не ответил и отправился пить чай. Родзянко, оскорбленный, собирал свои бумаги. Доклад вышел скомканный. На листы его доношений капнула сердитая старческая слеза...
А рабочие-путиловцы с трудом добились аудиенции у Керенского. Они предупредили его, что Путиловский бастует и забастовка их может стать основой для потрясений страны. Потрясения будут грандиозны, ни с чем ранее не сравнимы... Керенский их не понял, а ведь они оказались пророками!
23 февраля работницы вышли из цехов, и заводы остановились. "На улицу!
Верните мужей из окопов! Долой войну! Долой царя!" К женщинам примкнули и мужчины... Керенский выступал в Думе.
- Масса - стихия, разум ее затемнен желанием погрызть корку черного хлеба. Массой движет острая ненависть ко всему, что мешает ей насытиться...
Пришло время бороться, дабы безумие голодных масс не погубило наше государство!
К рабочим колоннам присоединились студенты, офицерство, интеллигенция, мелкие чиновники. Городовых стали разоружать. Их били, и они стали бояться носить свою форму. Вечером 25 февраля, когда на улицах уже постреливали, ярко горели огни Александрийского театра: шла премьера лермонтовского "Маскарада". В последнем акте зловеще прозвучала панихида по Нине, отравленной Арбениным. Через всю сцену прошла белая согбенная фигура.
Публика в театре не догадывалась, что призрак Нины, уходящей за кулисы, словно призрак смерти, предвещал конец всему.
Родзянко встретился с новым премьером - Голицыным:
- Пусть императрица скроется в Ливадию, а вы уйдите в отставку...
Уйдите все министры! Обновление кабинета оздоровит движение. Мы с вами живем на ножах. Нельзя же так дальше.
- А знаете, что в этой папке? - спросил Голицын.
В папке премьера лежал указ царя о роспуске Думы, подписанный заранее, и князь в любой момент мог пустить его в дело. Думу закрыли. По залам Таврического дворца метался Керенский.
- Нужен блок. Ответственный блок с диктатором!
- И пулеметы, - дополнил Шульгин. - Довольно терпеть кавказских обезьян и жидовских вундеркиндов, агитирующих за поражение русской армии... Без стрельбы не обойтись!
Дума решила не "распускаться". Но боялись нарушить и указ о роспуске - зал заседаний был пуст, Керенский неистовствовал:
- Умрем на посту! Дать звонок к заседанию... Кнопку звонка боялись нажать. Керенский сам нажал:
- Господа, всем в зал. Будьте же римлянами!
- Я не желаю бунтовать на старости лет, - говорил Родзянко. - Я не делал революции и не хочу делать. А если она сделалась сама, так это потому, что раньше не слушались Думы... Мне оборвали телефон, в кабинет лезут типы, которых я не знаю, и спрашивают, что им делать. А я спрашиваю себя: можно ли оставлять Россию без правительства? Тогда наступит конец и России...
В этот день Николай II, будучи в Ставке, записал в дневнике: "Читал франц. книгу о завоевании Галлии Цезарем... обедал... заехал в монастырь, приложился к иконе Божией Матери. Сделал прогулку по шоссе, вечером поиграл в домино". Ближе к событиям была императрица, она сообщала мужу: "Это - хулиганское движение; мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба. Если бы погода была еще холоднее, они все, вероятно, сидели бы по домам". Она снова пошла на могилу Распутина! "Все будет хорошо, солнце светит так ярко, и я ощутила такое спокойствие и мир на ЕГО дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас..."
Наконец до Николая II дошли слухи о волнениях в столице. Он распорядился: "Дать хлеба!" И власть схватилась за голову:
Какой хлеб? О чем он болтает? Рабочие хлеба уже не просят. На лозунгах написано теперь другое: "Долой самодержавие!""
Замените в этом тексте хлеб на льготы, Родзянко и Керенского – на Зюганова и Рогозина соответственно, Шульгина с его пулеметами - на некоторых нынешних
"здравомыслящих политиков", а царя с его чиновниками – на любого из нынешних госчиновников… Не правда ли, один к одному? И конец таких людишек там тоже показан…