Это -- потолок.

Он сверху, значит -- потолок.

Неровный, коричнево-серый, непривычный... чужой.

Я повернул голову.

Крохотный отсек. Все неровное, мятое, гофрированное. Пол, стены, потолок. Кажется, и кровать, на которой я лежу, бугристая. Освещение -- мутные стеклянистые булыжники, в беспорядке разбросанные по стенам, свет из них идет оранжевый, неприятный.

Где я?

А самое важное -- кто я?

В голове -- пустота. В теле -- вялость. Надо встать...

Что-то не пускало меня. Приподняв голову я увидел широкую ленту из плотной ткани, перехватывающую мое тело выше колен и по грудь, притягивающую к кровати. Кстати, кровать действительно неровная, это скорее невысокий помост, вырастающий из пола.

Как я сюда попал?

И кто я?

Ничего не помню...

Мне стало страшно. Я видел отсек, в котором лежал, и все, на что падал взгляд, обретало имена. Стены, пол, потолок, кровать, свет, лента... Не так уж и много. Несколько понятий, они перекатывались в моем пустом черепе, словно... словно? Что-то в чем-то... но я не помню, что и где.

Крошечный мирок, его можно было бы измерить шагами, ухитрись я выбраться. Шесть на шесть шагов, пожалуй. Я уперся ногами, пытаясь выбраться из-под ленты. Но та мгновенно напряглась, прижимая меня плотнее. Я молча сопротивлялся, и мне даже удалось чуть-чуть выползти, но потом лента сжалась так крепко, что перехватило дыхание. Жадно втягивая воздух я замер. Лента, помедлив, расслабилась.

Вот так. Тюрьма.

Что такое -- тюрьма? Место для изоляции от окружающего мира. Значит он есть, этот мир. Значит он не ограничен серыми стенами.

И все это можно сказать. Вслух. Громко.

-- Кто я? -- спросил я потолок. Пересохшие губы двигались с трудом, звук был еле слышен, но эта попытка обогатило меня на множество новых понятий. Губы, язык, горло, дыхание, воздух, звук.

Мне бы только выбраться отсюда! Увидеть что-то еще! И я вспомню, обязательно вспомню все. Кто я, и как сюда попал.

Шорох -- я повернул голову. В стене открывался люк. Люк -- это то, через что входят. Небольшой, мне бы пришлось нагнуться, чтобы пройти в него.

Из люка в камеру вошло существо. Четвероногое, безрукое, с длинной острой мордой, покрытое густой черной шерстью, с хвостом. На горле -- колышущийся комок, похожий на болезненный нарост. Облик был отталкивающий, и почему-то тревожный. Что-то очень неприятное было связано с этим существом... Нет, с существами. Их было много, я знаю. Не помню, но знаю...

Неужели и я...

Вскинув голову я уставился на собственное тело. Нет, насколько я могу судить, оно совсем другое. И двигаюсь я, обычно, не на четвереньках.

-- Самочувствие? -- спросило существо.

Его голос был как музыка. Просто из-за того, что не был тишиной.

-- Напряжение и растерянность, -- сказал я. -- Кто ты?

-- Алари. Это не личное имя, а название расы.

-- Почему я лишен возможности двигаться?

-- Ты агрессивен, -- ответил Алари. -- Ты нанес большие разрушения.

Разрушения?

Огонь... да, я помню огонь. Во тьме, там, где не было и не может быть огня, вспыхивает пламя. Обломки, несущиеся ко мне, я уворачиваюсь, лечу...

Значит, я умею летать?

...лечу сквозь тьму и холод, но слишком много сил ушло на разрушение, на пламя, пожирающее металл, что-то тащит меня обратно...

-- Кто я?

Алари защелкал челюстями.

-- Не притворяйся! Ты знаешь, кто ты! Этот вопрос должны задавать мы!

-- А вы не знаете, кто я? -- глупо уточнил я.

Существо на шаг отступило. Задрало морду к потолку.

-- Неприятность... -- прошептало оно.

-- Освободите меня, -- попросил я. -- Пожалуйста. Я буду крайне признателен. Я не буду причинять разрушений.

-- Нет. Ты опасен.

-- Я буду так лежать?

-- Да.

-- Долго?

-- Очень.

Во мне проснулся страх.

Я не хочу!

Мне ничего не вспомнить, мне не вернуть себя, пока я валяюсь в крошечной камере, привязанный к кровати, беспомощный и неподвижный. Я снова забился, и вновь лента напряглась, сковывая движения.

-- Мне хочется пить... -- попросил я, когда обрел возможность дышать.

-- Это разрешено.

Существо скрылось в люке. Я ждал, люк оставался открытым, но в нем ничего не было видно, лишь короткий полутемный туннель. Потом Алари вернулся. Оказывается, он мог ходить и на двух лапах. А в передних был зажат маленький металлический сосуд.

-- Это жидкая пища. Она утолит голод и жажду.

Я жадно сделал глоток из поднесенного к губам сосуда. Вкус -- отвратительный. Солоновато-сладкий, жидкость темная и густая, с какими-то комками...

Но мне нужны силы. Чтобы выбраться -- нужны силы.

-- Спасибо, -- сказал я, допив.

-- Ты будешь лежать неподвижно и думать, -- сказал Алари. – Когда тебе потребуется удалить продукты метаболизма, ты скажешь об этом. Когда ты решишь рассказать, кто ты, ты скажешь об этом.

-- Я не знаю, кто я, -- в отчаянье признался я. -- Если мне придется так лежать, то я ничего не вспомню.

-- Тебе придется ждать, -- сказал Алари. -- Мы предпринимаем свои меры. Мы пригласили экспертов. Они установят, кто ты такой.

Эксперты -- это хорошо. Эксперты всегда справляются. Они безупречны, ведь это их долг, я знаю. Но я должен полагаться на себя.

Это -- мой долг!

Как неуютно, когда невозможно выполнить свой долг!

-- Если тебя раздражает свет, сообщи об этом, -- сказал Алари.

-- Он... оранжевый...

-- А какой свет ты предпочитаешь?

-- Белый. Желтый.

-- Хорошо.

Существо вышло. Действительно, вскоре освещение сменилось на бледно-желтое.

Кто я, и что делаю в тюрьме? Кто такие Алари? Почему они так неприятны мне? Что я должен сделать? В чем мой долг?

Пустота. Голова словно выпотрошена, ни мыслей, ни воспоминаний. Не думается -- надо оперировать понятиями, чтобы строить догадки. А их -- слишком мало. Стены, пол, потолок... раз, два, три... Алари, эксперты, я...

Кто я?

Время тянулось бесконечно. Один раз я воспользовался предложением черного существа и попросил у безучастных стен помощи. Очень быстро пришел Алари -- но другой. Более светлая шерсть, иной оттенок голоса, чуть больше размеры. В передних лапах у него было судно из белого металла. Как в больнице.

Больница -- это место, где лечат...

Я снова остался в одиночестве. Ослабленная чуть-чуть лента опять прижала меня к кровати.

Надо зацепиться хоть за что-то. Любой обрывок воспоминаний может помочь.

Разрушение?

Тьма, огонь, полет...

Плен.

Я пытался вырваться -- меня захватили в плен. Странная шипящая речь, свора крошечных существ... Алари...

Вот откуда тюрьма.

Схватка -- я качусь по полу, облепленный рычащими, царапающимися существами. Когти впиваются в кожу...

Подняв голову я осмотрел свою кожу там, где она не была прикрыта лентой. Ага. Раны. Почти поджившие царапины, и более глубокие раны, но затянутые едва видимой пленкой. Меня лечили?

Я в плену. Вокруг не-друзья. Я сражался с ними, но проиграл. Потом со мной что-то сделали -- и я лишился памяти. Это плохо, очень плохо. Я знаю, что где-то есть мои друзья. Мой мир.

Мой долг -- вернуться.

Прошло много времени. Меня дважды кормили, один раз обтерли влажной губкой, сворачивая сторожевую ленту по частям. Оказывается, я был абсолютно наг, и почти все тело покрывали раны.

Ничего.

Я впитывал каждое новое понятие, каждое услышанное слово. Цеплял их друг к другу, искал корни и связи. Вода -- ее бывает много? Да. Это море. Пища -- она всегда такая? Нет, она разная и приятная на вкус. Существа-Алари -- таковы ли те, к кому я должен вернуться? Нет... кажется нет.

Должны быть такие как я...

Я уснул, и спал, наверное, долго. Во всяком случае, когда раздался звук открывающегося люка, я проснулся сразу, и чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим.

Вошел тот, первый, Алари. И не один.

За ним, согнувшись, шли по туннелю еще какие-то существа.

Похожие на меня!

Люди!

Алари что-то им сказал, но я не понял ни слова. Чужая речь. Но мне сейчас хватало того, что я увидел своих собратьев.

Первым был рослый мужчина. Ему было лет двадцать пять, наверное. Лицо суровое, волевое. Следующим -- плотный седой старик. Последней -- молодая женщина, с собранными хвостиком волосами.

Сколько нового!

Возраст и пол. Мы живем и стареем. Меняемся с возрастом. Есть мужчины, и есть женщины.

Словно камни -- падающие на дно пропасти, перекрывающие зияющий провал. Но сколько их надо, таких камней?

Неважно. Сейчас я наслаждался самим фактом существования подобных себе. Сколько нового я смогу теперь вспомнить!

Мужчины и женщины, старики, взрослые и дети... У меня не всплывало в памяти лиц, не возникало фраз и чувств. Но теперь я знал, что они были.

Алари продолжал говорить с пришедшими. Они коротко отвечали, разглядывая меня. А я улыбался им, наслаждаясь этой встречей. Все они были мне симпатичны. И старик -- возникало невольное чувство уважения к нему. И мужчина -- он явно был опытным, повидавшим всякое человеком, хорошим другом, профессионалом в работе. И женщина -- она была прекрасна, как только может быть прекрасна единственная в мире женщина...

-- Ты понимаешь их речь? -- неожиданно спросил меня Алари.

-- Нет, -- я сглотнул комок в горле. -- Они знают, кто я?

Мохнатое существо не снизошло до ответа.

Зато женщина подошла, и провела рукой по моему лбу. Я потянулся за этой снисходительной лаской, всем телом, и проклятая лента немедленно сдавила меня.

Кажется, люди это заметили. Они все разом заговорили с Алари. Протестующе, возбужденно. Тот угрюмо огрызался. Но, видимо, их напор был слишком энергичен -- маленькое черное существо издало пару шипящих звуков, и лента соскользнула с моего тела. Исчезла, втянулась куда-то в основание кровати. Свободен!

Я спустил ноги на пол, с наслаждением ощутив опору. Слегка закружилась голова, но я не собирался терять эту чудесную возможность -- сделать хоть пару шагов.

-- Не отходить от кровати! -- приказал Алари. Ладно, подчинимся...

Я прошелся вдоль своего лежбища. Оно и впрямь было бугристое, неровное. Потом сел на кровать.

Люди как-то странно на меня смотрели. Особенно женщина. Неожиданно она отвела глаза.

Что я сделал не так?

Мужчина снял с себя куртку, молча протянул мне. И я вдруг догадался, что ходить голым неприлично. Проклятье!

Я торопливо набросил куртку на колени.

-- Не шевелиться! -- велел Алари. Подошел ко мне, схватил куртку и быстро обшарил передними лапами карманы. Там ничего не оказалось, но он еще проверил подкладку, швы, и лишь потом вернул одежду. Я прикрыл наготу и сказал:

-- Верните мои вещи.

-- Нет.

-- Я отказываюсь общаться и отвечать на ваши вопросы.

После короткой паузы, Алари что-то спросил у людей. Видимо, те посоветовали ему не противиться.

Второй Алари появился очень быстро. Он принес мне шорты из блестящей серебристой ткани. Женщина снова отвернулась, я быстро натянул их, хотел было вернуть куртку мужчине, но тот покачал головой. Видимо, это означало, что можно оставить ее. Я надел куртку, застегнул на все пуговицы, так же, как ее бывший хозяин. Спросил у Алари:

-- А где моя остальная одежда?

-- Какая одежда?

На меня как будто озарение нашло. Глядя на людей, я начал перечислять:

-- Обувь, носки, брюки, рубашка, свитер, майка, трусы, юбка и нагрудная повязка.

У Алари задергался кончик остренького носа.

-- Ты надеваешь все это сразу?

-- Не знаю, -- я задумался. -- Нет. Нагрудная лента -- это часть женского туалета.

-- У тебя было только это, -- Алари протянул лапу к шортам. -- Ты удовлетворен? Готов к сотрудничеству?

-- Да, -- решил я.

-- Ты обвиняешься в преступлении. Ты уничтожил наши корабли.

Корабли!

Звезды и планеты!

Космос.

-- Не помню, -- признался я. -- Не помню.

-- Как называется твоя планета?

Я даже зажмурился, пытаясь вспомнить. Я очень хотел найти в памяти это слово. Не для Алари, для себя...

-- Не знаю.

-- Эти существа, -- Алари кивнул на людей, -- твои соплеменники?

-- Может быть...

-- Их планета называется Земля. Это тебе что-то говорит?

-- Земля -- это мягкий слой почвы.

-- Ответь на вопрос.

_Земля_, -- повторил я мысленно. _Земля_.

-- Нет.

-- Сейчас -- период отдыха. Но мы еще вернемся и продолжим общение, -- сказал Алари. -- В мое отсутствие ты можешь передвигаться по всему помещению.

Какая щедрость!

-- А как называется эта планета? Где мы находимся?

-- Это корабль, -- помолчав сказал Алари. -- Все. Я должен думать.

Он что-то сказал людям на незнакомом языке, и те, с явным сожалением, бросая на меня сочувственные взгляды, стали выходить.

Значит, они здесь немногое решают.

И для них Алари -- не-друг. Это очень печально. Не-друзья должны становиться друзьями.

Я был уверен, что за мной наблюдают. Поэтому осматривать помещение пришлось очень долго -- прохаживаясь взад-вперед, останавливаясь чтобы растереть ноги, приседая. Пусть думают, что я восстанавливаю подвижность. Это, кстати, тоже полезно.

Я на корабле -- большом корабле, очевидно. Мой корабль был меньше. Возможно, он находится где-то рядом.

Шансов, конечно, мало. Но я должен их использовать.

Что у меня есть, кроме собственного тела?

Шорты и куртка. Шорты мне ничем не помогут, разве что нарвать из них полоски, свить веревку, и удавиться. Куртка... Плотная темно-голубая ткань, мягкая подкладка, какие-то эмблемы с незнакомыми символами и знаками чужого языка. Застегивается на пуговицы, а еще есть крошечные кусочки металла, тянущиеся под пуговицами, по полам. Тоже застежка?

Очень похоже, вот только как ее застегнуть... Видимо, это форма. Тоже бесполезна... стоп. Я покрутил в пальцах кончик шнурка, пропущенного по низу куртки. Слева и справа шнурок выходил из маленьких металлических колечек. Ага, это чтобы затянуть ее на поясе. А ведь полезно!

Я продолжил бродить по камере, разминая пальцами узелок на шнуре. Потом развязал его, и стал осторожно вытягивать с другой стороны куртки. Это заняло минут десять -- куртка начинала топорщиться, приходилось ее оправлять, стараясь делать все как можно неприметнее для возможного наблюдателя. Наконец мои усилия увенчались успехом. Шнурок выскользнул, и в кулаке, куда я его прятал, оказался почти метровый отрезок прочной веревочки.

Очень славная удавка.

Я не сомневался, что могу справиться с Алари голыми руками. Судя по следам на моем теле, я уже выдерживал такой бой, и нанес мохнатым немалый урон. Не зря же они так перестраховываются.

Теперь остается люк.

Самому мне его не открыть. Значит, придется просить об услуге самих Алари. Тот, первый, с черной шерстью, сказал что-то о "периоде отдыха". Возможно по этому поводу охрана уменьшена? Может быть меня контролирует только одно существо?

Вступив на зыбкую почву предположений я сразу утратил уверенность. Если я и впрямь кажусь им настолько опасен, то охранников должно быть несколько. Но ведь был еще и бой в космосе? "Разрушения". Часть существ может заниматься ремонтом корабля... А сколько всего их может быть на корабле? Двое, шестеро, десять, сто?

Моя решимость таяла с каждой секундой. И я перестал колебаться.

-- Мне надо удалить отходы! -- сказал я в потолок. -- Горшок тащите!

К моим потребностям они относятся довольно внимательно. В прошлые разы серый Алари появлялся быстро, я успевал досчитать лишь до двадцати.

Десять... двенадцать... восемнадцать... двадцать...

Они оказались чрезмерно пунктуальны.

Люк открылся, и Алари с ночным горшком в руках вступил в камеру. В следующее мгновение я повалил его на пол, и захлестнул удавку на шее. Судно с грохотом упало на пол.

Одну ногу я держал в проеме люка, на всякий случай, чтобы ему не вздумалось закрыться.

-- Я... -- нормальным, совсем не придушенным голосом, ответил Алари.

Может слабо прижал? Рывок -- существо, придавленное коленом к полу, захрипело, и так же громко произнесло: -- Нет...

Видимо, этот гадкий нарост на шее, откуда выходят звуки, не зависит от дыхания.

Немного ослабив нажим я спросил:

-- Кто еще?

Молчание. Ничего, это тоже ответ. И мне он нравится.

-- Где мой корабль?

Я невольно засмеялся. Мне сейчас не до того, _не-друг_.

-- Отвечай!

-- Нет...

Ровный голос Алари контрастировал с его судорожными рывками. Я отчаянно размышлял. Второго случая мне не представится, это уж точно. Этот Алари ничего не скажет. Значит, придется идти наугад...

Неожиданно раздался чмокающий звук. Нарост на шее Алари дернулся, развалился на две половины, и обтекая шнурок упал на пол. Изнанка у него была розово-белая, как обескровленное мясо. Куски задергались, потянулись друг к другу.

Да это же какое-то биологическое устройство! Переводчик, транслятор!

Или, того хуже -- существо-симбионт!

Я схватил металлическое судно и несколько раз ударил по комьям протоплазмы, размазывая их по полу. Существо продемонстрировало свою способность делиться, но у любой жизненной формы есть предел возможного. А ну-ка, попробуй собраться из кашицы, намазанной на пол!

Розовая жижа подрагивала, медленно меняла цвет, почти сливаясь с полом, но собраться воедино больше не пыталось.

Я повернулся к Алари -- и вовремя. Воспользовавшись тем, что я держал удавку одной рукой, и давление ослабло, он ударил меня передней лапой.

Острые когти пропороли куртку, плечо обожгла боль. Страшно подумать, что стало бы с рукой, оставайся я голым!

Перехватив шнурок я стал затягивать удавку. Алари что-то произнес -- это звучало как шелест. Мы утратили возможность коммуникации.

Значит, Алари утратил и возможность стать моим другом.

Я затянул шнур изо всех сил. Прошептал:

-- Дерни за веревочку...

Вот так решаются проблемы.

Тело Алари обмякло.

Освободив удавку, я взял ее в левую руку, ногой пихнул тело. Существо казалось мертвым или умирающим, как и его отвратительный симбионт.

Жалости к Алари у меня не было, впрочем, как и ненависти. Те, кто не хочет _продвижения-к-миру_, порой, погибают. Но может быть, он еще и придет в себя, мой незадачливый хвостатый тюремщик.

В правую руку я взял судно. Металл, из которого оно было сделано, был легким, но прочным. Лучше чем ничего. С веревочкой в одной руке, и ночным горшком в другой, я и вырвался из тюрьмы.

Туннель оказался длинной в десять шагов. Удобнее было преодолевать его на четвереньках, но я сразу утратил бы боеспособность. Пришлось бежать согнувшись.

Потом туннель раздвоился. Я свернул налево, просто потому, что в эту сторону туннель был короче, и начинал расширяться.

Но по крайней мере, здесь можно было выпрямиться во весь рост.

Посреди комнаты возвышалась "кровать", вроде той, к которой я был прикован. На ней неподвижно лежал Алари, похожий на убитого, как две капли воды. Ох, как неосторожно с их стороны! И как удачно для меня!

Неслышно ступая босыми ногами я подошел к Алари, и рывком накинул на его горло петлю. Он дернулся лишь один раз, я не собирался рисковать. Когда существо затихло, от него тоже отделился комок протоплазмы, и я повторил недавнюю процедуру.

Неизбежные потери. _При заготовке леса всегда остаются мелкие древесные отходы._ Если я не смогу вырваться, беда будет куда большая. Скажем так -- лесной пожар...

Я обшарил всю комнату, но ничего полезного не нашел. Второй горшок мне был не нужен, а есть пищу, стоящую рядом с емкостью для экскрементов, не хотелось.

Значит -- назад. В правый рукав туннеля.

С каждым мгновением я все больше понимал, что мое бегство -- полное безумие. На моем пути встретятся закрытые люки, и мне их не открыть. Будут Алари -- и со всеми я так легко не справлюсь.

Но теперь пути назад уже не было.

Когда я увидел люк в стене, то у меня уже не было ни одной здравой мысли. Идти дальше, или ломиться в закрытую дверь -- какая разница. В лабиринте нет верных направлений, есть лишь возможные.

Но, по крайней мере, люк может не открыться. И я исключу этот путь из числа возможных.

Я приложил ладони к люку. Толкнул его на себя, влево, вправо, вверх, вниз. Никакой реакции.

Тогда я просто постучал.

Тоже ничего.

Я постоял у люка, который, возможно, вел к свободе. Зло ударил по нему судном -- прокатился гулкий звон. И пошел по туннелю.

За спиной послышался звук открывающейся двери.

Нет, я бы не успел теперь напасть на Алари безнаказанно. Время было потеряно.

Вот только в открывшемся люке стоял не Алари, а тот самый мужчина, что дал мне свою куртку.

Мы не могли понять друг друга.

В комнате, куда меня ввел мужчина, было несколько кроватей, стулья -- я с удовольствием вспомнил, что для того, чтобы сидеть, придуманы специальные подставки. И само помещение было больше, и какие-то вещи лежали на полу... эти люди были не пленниками, а гостями, пусть и не самыми уважаемыми. Все здесь казалось правильным, привычным.

Но понять меня они не могли.

Со мной говорили мужчина, женщина, старик. Кажется -- на разных языках. Они пытались понять... пытался и я. Увы, незнакомые звуки не давали никакого отклика в мозгу.

Неужели мы тоже чужие? Несмотря на все сходство?

Старик взял меня за руку, показал на удавку. Я растянул шнурок, и сделал такой жест, словно затягиваю петлю на чьем-то горле.

Они поняли, и быстро заговорили между собой. Я ждал. Пусть мы из разных миров. Но мы слишком похожи, чтобы быть _не-друзьями_. Ведь мужчина дал мне куртку, а женщина коснулась лица... с тем робким сочувствием, которое только и могла проявить при Алари.

Мне нужна помощь. Без нее я пропал.

Но рискнут ли они?

Они замолчали. Мужчина подошел ко мне. Молча разулся, протянул мне ботинки. Стал снимать брюки.

Друзья...

Пока я одевался, он снял с пояса продолговатый чехол. Я взял его -- внутри оказался длинный нож.

Друзья.

Брюки оказались чуть узкими, и я не мог справиться с застежками. Мужчина помог мне одеться. Теперь меня могли принять за него. Хотелось на это надеяться.

-- Спасибо вам, -- сказал я. Пусть они не поймут слов, они должны понять тон. -- Спасибо.

Потом мужчина дал мне пистолет. Странная конструкция -- толстая рукоять, широкий казенник, короткий ствол, заканчивающийся рубинового цвета полусферой. Мужчина передернул затвор -- и очень осторожно положил пистолет в мою руку. Показал на спусковую скобу.

-- У вас будут неприятности, -- только и сказал я.

Тем временем старик достал из объемистой сумки лист бумаги и забавное, примитивное стило. Кажется, это был кусок графита, вставленный в деревянную оболочку. Начал рисовать схему -- простенькую и вполне понятную.

Кружок -- моя камера. Линии, ведущие от нее -- туннели в комнату охраны, и в это помещение. И ветвящаяся линия -- дальнейший путь. Если масштаб соблюден правильно -- не так уж и далеко до большого помещения. Видимо, надо пробираться туда.

-- Мне нечем вас отблагодарить, -- сказал я. -- Но если мне удастся уйти...

Старик дал мне листок -- и поцеловал в лоб. Словно благословляя.

-- Не надо оружия, -- сказал я. -- Алари поймут, откуда оно.

Видимо, они думали о том же. Мужчина взял меня за руку, и быстро поднес ее к своему лицу. Вопросительно посмотрел на меня.

-- Я не хочу, -- сказал я. -- Понял, но не хочу!

Они ждали. Тогда я размахнулся, и изо всех сил ударил его по лицу. Мужчина пошатнулся, прижал к лицу ладони.

Может быть Алари поверят, что я отобрал у него оружие?

-- Я благодарен вам, -- прошептал я. -- Спасибо. Мы будем друзьями.

Три поворота туннеля я прошел без всяких проблем. Но дальше туннель расширялся, выходя в темный зал. Я замедлил шаги.

Очень тихо. Неправильная тишина. Нечеловеческая.

Я поднял подаренное оружие. Хорошо бы было его проверить, но я не знал, каков в нем боезапас. На крайний случай у меня оставались нож, удавка и судно. Богатейший арсенал...

Зал был ромбовидной формы, почти неосвещенный, только кое-где в стенах мерцали прозрачные булыжники. И он был полон Алари. Черные как ночь, и почти белые, они лежали на полу, перед причудливой формы возвышением. Прямых линий, похоже, эти существа не признавали. Возвышение немного походило на трибуну, но на нем никого не было.

Что они делают?

Последние минуты обогатили меня таким количеством новых понятий, что я мог выдвинуть массу гипотез. Молитва. Отдых. Работа.

Какая разница, мне надо прорваться сквозь зал, что бы в нем ни происходило.

Подаренный пистолет вряд ли имел большой энергозапас. Да и стрелять из него значило немедленно поднять тревогу. Я взял оружие в левую руку, а в правой сжал металлическое судно. Шнурком примотал его к кисти.

Глубоко вздохнул и вышел в зал.

Вся надежда была на то, что для Алари люди -- на одно лицо. Я был в одежде эксперта, который не являлся пленником. Быть может, мне удастся пройти.

Первые десять шагов я прошел абсолютно спокойно. Даже перепрыгнул через какого-то Алари, разлегшегося прямо на дороге.

Потом они начали шевелиться, поворачиваться в мою сторону. Три десятка остреньких мордочек уставились на меня. Все неотличимые друг от друга, лишь цвет варьируется от черного до белого. Я тоже для них неотличим. Неотличим! На мне одежда эксперта. Я медленно иду по своим делам... Выношу ночной горшок...

По рядам Алари побежал шелест. Тихий, а от этого еще больше пугающий. Может быть эксперт не имел права ходить здесь. Может быть их удивил пистолет или судно. А может быть они прекрасно различали наши лица.

Маленький черный Алари прыгнул на меня. Я ждал этого, и успел среагировать -- вскинул навстречу руку с пистолетом и нажал на спуск.

Сверкнул тонкий белый луч. Лазерное оружие... Алари, в прыжке налетевший на световую иглу, взвизгнул. На его груди вспыхнула шерсть, он задергался и, слегка задев мою руку, повалился на пол.

Алари зашумели, вскакивая. Я снова нажал на курок -- и пистолет дернулся, неуклюже выплевывая маленький керамический цилиндрик, что-то ворочая в своем нутре. Да что же это такое -- ручное оружие, которое перезаряжается несколько секунд!

Я отбросил пистолет вместе с надеждой легко пробиться сквозь ряды _не-друзей_. Выхватил нож, и бросился бежать.

Алари набросились на меня всей кучей.

-- Получайте! -- кричал я, прохаживаясь судном по мохнатым мордам. Я уже заметил их слабое место -- черный кончик носа. От удара по нему Алари откатывались куда быстрее, и больше приближаться не рисковали.

-- Разойдись!

Нет, меня не понимали. Но у них все-таки был инстинкт самосохранения, и они расступились. Слишком многие Алари повизгивали от боли по углам, слишком многие корчились на полу в лужах темной крови.

Я выбежал из зала, оставив позади толпу разъяренных и раненых Алари. Броситься следом они не рискнули -- несмотря на то, что коридор больше подходил им по размерам, на преследование они не решились. В узком проходе сражаться пришлось бы один на один -- и у них совсем не осталось бы шансов.

Но теперь я утратил свое главное преимущество -- внезапность. О моем побеге знали, и могли принять меры. Стоило перекрыть люки -- и я окажусь в западне...

Я бежал изо всех сил, временами спотыкаясь, но даже тогда не останавливаясь. Если верить схеме, то этот коридор должен кончиться большим помещением. Что там будет -- я не хотел даже задумываться.

Туннель снова начал расширяться. Я выбежал в огромный зал -- с такими же прозрачными светящимися глыбами в стенах, с неровным потолком. Только размеры были куда больше, чем в других помещениях. Если здесь нет моего корабля -- то все кончено... Ангар оказался почти пуст -- лишь у входа в туннель стояли два Алари, при моем появлении оцепеневшие.

-- Привет! -- закричал я, обрушивая им на головы свой безотказный горшок. Издавая невнятные звуки существа кинулись в сторону. Похоже, это какие-то техники, не расположенные сражаться.

Получив секундную передышку я стал осматриваться. В стенах виднелись отверстия других туннелей, откуда в любой миг могли появиться разъяренные обитатели корабля. Лезть в узкие проходы снова не хотелось. А в дальнем углу зала стоял маленький линзообразный кораблик из тусклого серого металла. Что-то знакомое было в нем, и ноги сами понесли меня в эту сторону.

Вот, только, как я собираюсь им управлять? Я даже не знаю, как внутрь попасть!

И все-таки я бежал к металлической линзе. Это был единственный шанс.

...Алари нанесли удар совершенно неожиданный и эффективный. В момент, когда я был на середине зала, пол ушел из под ног.

Невесомость!

Гравитация на корабле, конечно же была искусственная. И вот сейчас ее отключили. Нелепо перебирая ногами я воспарил в воздухе. Как глупо!

Я висел в метре над полом, потихоньку всплывая к потолку. А из проходов высыпали Алари. Им невесомость не мешала -- они двигались медленно, но уверенно, цепляясь когтями за шершавый пол. Как в кошмарном сне -- я висел абсолютно беспомощный, а ко мне неторопливо приближались чудовища...

-- Нет уж! -- завопил я. Изогнулся -- почти доставая до пола. Пальцы беспомощно скользнули по плиткам.

Нож!

Я ударил ножом в пол. Отчаянно, почти уверенный, что он сломается, или отскочит, и я улечу к потолку. Но сталь вошла в покрытие и прочно завязла. Я подтянулся к полу, посмотрел через плечо: Алари приближались.

Расшатав лезвие, выдернул его и воткнул подальше. Снова подтянулся. Оставляя в воздухе алые шарики -- капельки крови, срывающиеся с изодранного лица, я продвигался к кораблю.

Алари за спиной зашумели, сообразив, что жертва убегает.

Эта безумная гонка была недолгой, но мне показалась вечностью. Когда до кораблика оставалось с десять шагов, его корпус дрогнул, и стал раскрываться, выворачиваясь венчиком цветка. Алари были уже рядом, и воткнув нож в пол я не стал подтягиваться, а просто оттолкнулся от него направляя полет в сторону кораблика. Нож едва не остался в полу, но в последнюю секунду я успел его вырвать, и, кувыркаясь полетел над полом.

Алари стали прыгать следом.

Я плохо рассчитал траекторию. Меня относило вверх, и я понял, что пролечу над кораблем, не в силах зацепиться, и врежусь в стену. Это был конец.

Толчок -- в соседнее кресло плюхнулся Алари. Заверещал, кидаясь на меня. Я огрел его судном, и пока существо мотало головой, отходя от удара, вышвырнул через закрывающийся купол. Еще несколько Алари метнулись к кораблику, в тщетной попытке успеть проникнуть внутрь. Я швырнул в них судном, и мой заслуженный ночной горшок, соскользнув со шнурка, полетел к своим создателям. Мне даже стало жалко этот, так неожиданно пригодившийся, предмет.

Купол сошелся, отсекая меня от ангара. Его внутренняя поверхность немедленно засветилась матовым белым светом. Я шумно выдохнул воздух, откидываясь в кресле. Как бы там ни было -- а это явно мой корабль. Не зря же он впустил меня, и закрылся перед врагами. На какое-то время я был в безопасности.

Бегство, встреча с экспертами, драка -- все это сказочно обогатило меня. Теперь я знал столько нового -- оружие, невесомость, гравитация, раны и кровь. Сознание впитало новые понятие, наполнило их смыслом.

Но корабль, мой корабль -- он ничего не вызывал в памяти!

Может быть то, что в кабине два кресла -- не случайно? Вдруг я не пилот? А мой товарищ, который умеет управлять кораблем -- погиб?

Я с ужасом оглядел зигзагообразный пульт. Множество разноцветных огоньков-индикаторов. Слишком тесно сгруппированных и мелких -- видимо, предназначены для охватывания беглым взглядом, а не по отдельности. Два овальных экрана.

И по два углубления в пульте перед каждым креслом, по две воронки, заполненные маслянистой серебряной жидкостью.

Спокойно... корабль должен управляться. Индикаторы и экраны -- это системы вывода информации. Что может быть устройством ввода?

Протянув руку я коснулся кончиками пальцев серебряной жидкости. На ощупь это скорее был какой-то гель, коллоидная масса. Упругая, и в то же время расступающаяся под рукой...

Я опустил руки в воронки. Ладони словно нырнули в теплые мягкие перчатки.

_Приветствую на борту, капитан_...

-- Кто ты? -- воскликнул я. Вслух, хотя голос раздался лишь в моем мозгу. Эмоций в нем было не больше, чем на странице математических формул. И все же -- он был живой.

_Твой борт-партнер. Корабль готов к старту. Энергоресурсы восстановлены._

-- Ничего не помню, -- прошептал я. -- У меня что-то... что-то с памятью...

_Возможные причины амнезии -- допрос с использованием разрушающего ментоскопирования, истерический шок, срабатывание психоблокады_.

-- Кто ты?

_Твой борт-партнер. Искусственная система управления кораблем._

-- Кто я?

А вот на этот вопрос, как ни смешно, компьютер ответил не сразу.

_Капитан корабля -- Ник Ример. Пилот группы Дальней Разведки. Прогрессор третьего класса. Регрессор первого класса. Кавалер ордена Славы третьей степени. Право свободного поиска и принятия важных решений._

Ник Ример? Это я?

_ Ты._

Оказывается, мне не надо было говорить вслух, чтобы корабль услышал. Ник Ример...

Ни малейшего отклика в сознании. Пустота. Мрак.

_Ты утратил все личные воспоминания. Необходима помощь врачей._

-- Я хочу домой, -- прошептал я. -- Домой. Там... там свет.

Будто вынырнуло из пустоты что-то, на миг сжав тоской сердце. Дом -- это свет. Тепло и покой. Безопасность. Там нет оскаленных морд _не-друзей_ Алари. Там помогут.

_Приготовиться к старту?_

-- Да!

_ Подготовка окончена. Оценка ситуации -- мы находимся на борту корабля неизвестной, агрессивно настроенной цивилизации. Прошу полного слияния для начала активных действий._

-- Да...

В глазах потемнело. А через миг я стоял посреди чужого ангара, в кольце Алари.

Нет, это был не я! Это был корабль. Просто мы стали едины. Я смотрел во все стороны сразу. Я чувствовал биение вернувшейся гравитации. Знал процентный состав воздуха внутри корабля. Чувствовал энергетические потоки в стенах, и толщину этих стен...

_Необходимы активные действия для выхода в открытое пространство._

Какое оружие у нас есть? -- подумал я.

_ На борту нет оружия._

Я растерялся. Я ведь помнил тьму космоса, пробитую всполохами света...

_Возможно нестандартное применение: релятивистского щита, противометеоритных пушек, сейсмических зондов, ремонтных лазеров, систем дальней связи..._

Делай, делай все, что необходимо! -- подумал я. Алари вокруг меня не просто стояли, они подтаскивали какие-то устройства, они готовились к штурму. Делай все, чтобы вернуться домой!

_Выполняю. Включено защитное поле._

Кольцо _не-друзей_ вокруг разлетелось, рассыпалось.

_Выдвигаю противометеоритный щит._

Что-то неощутимо изменилось. Словно я-корабль вскинул над головой крепко сцепленные ладони... и купол потолка треснул под их напором, рассыпался пылью -- и сгорел в мгновенной, ослепительной вспышке.

_Старт._

В потоке воздуха, вырывающегося сквозь пробоину, мы начали подъем. Препятствий не было, чужой корабль, видимо, не имел устройств для боя внутри собственного ангара.

Впрочем, я вообще не имел оружия.

Как смешно звучит -- нестандартное применение... Да, щитом можно испарять космическую пыль на скоростях, близких к световой. А можно -- рушить корпус недружественного корабля.

Мы выскользнули сквозь пробоину, когда в ангаре включилось какое-то поле -- я мог видеть его бледное сияние. Это не было атакой или попыткой удержать нас, Алари останавливали выходящий воздух. В облаке серебристых кристалликов замерзшего кислорода и паров мы удалялись от них.

Ого!

Корабль, на котором я был в плену, оказался огромным диском. И он был не одинок в космосе -- повсюду мелькали чужие корабли. Небольшие шары, идущие нам навстречу группами по четыре, еще несколько дисков-гигантов.

Стоило мне остановить внимание на каком-то из кораблей, как он начинал укрупняться, я видел каждое его движение, и, кажется, отдельные детали внутренней структуры...

_Отвлекающий маневр и уход. Произвожу пуск сейсмических зондов._ В кораблике -- во мне -- распахнулись амбразуры и шесть маленьких конусов ушли навстречу чужим кораблям. Те рассыпались в стороны, словно им уже приходилось встречаться с таким маневром.

Шесть огненных сфер вспыхнули в космосе. Я видел, как льются в пространство потоки излучения, как отгораживаются от взрывов пленками защитных полей чужие корабли...

Мы пронеслись сквозь бушующее пламя. _Не-друзья_ остались позади.

_Переходим на сверхсвет..._

Я пришел в себя в кабине. Руки по-прежнему были погружены в серебристую жидкость, но я больше не ощущал себя кораблем.

Как хорошо, когда не приходится смотреть во все стороны сразу!

_Ты терял сознание. Сейчас твое состояние улучшилось?_

-- Да, -- прошептал я. -- Где мы?

_Во вне-пространстве. Движемся к Родине._

-- Это далеко?

Корабль ответил после паузы.

_Уровень твоих нарушений очень велик._

-- Наверное. Я ничего не помню. Даже имени.

_Ты Ник Ример. Пилот Дальней Разведки._

-- Мне плохо, -- признался я. -- Я ничего этого не помню.

_Ситуация имеет признаки критической. Я обязан самостоятельно

доставить тебя на Родину. Если ты дашь иные распоряжения, я вправе не

подчиняться._

-- Я ничего иного не хочу! -- какое-то раздражение возникло у меня к

послушной и преданной, и одновременно -- туповатой машине. -- Я ведь это

и приказывал!

_Предупреждение о временном ограничении прав было сделано._

-- Ну и вези!

Я вырвал руки из чмокнувшей жидкости, оглядел кабину. Неужели это -- место моей _работы-для-родины_? Как я смогу приносить пользу дальше, если память не восстановится?

Нет, мне помогут. Обязательно помогут. Ведь я сделал так много – в беспамятстве, не имея оружия, выбрался из плена, а теперь направляюсь домой, везу ценнейшую информацию. Пусть я немногое помню, корабль, наверняка, сохраняет все важные данные.

Я опустил левую кисть в воронку терминала. Только одну руку – словно сам себе напоминая, что не собираюсь вступать в полный контакт.

-- Сколько продлится полет?

_Около четырех часов._

-- А сколько это?

_Ты утратил чувство времени?_

-- Да!

_Вывожу на экран._

Засветились оба экрана. На том, что против свободного кресла, была лишь серая мгла. А передо мной квадратный циферблат, разделенный на десять секторов. По циферблату скользила стрелка, еще две были неподвижны.

Как все просто и естественно. Иного и быть не может. Но ведь даже это -- забыто!

Выдернув руку из воронки я закрыл лицо ладонями. Нет, мне не стать теперь нормальным. Никогда. Я больной, неполноценный, урод, достойный лишь жалости товарищей. Пусть я вернусь домой, мне уже не узнать знакомых лиц. Я буду открывать свой мир заново. Искать новое место в жизни.

Может быть через годы... год -- это период обращения Родины вокруг Матушки... вспомнил, надо же... через годы я научусь быть нормальным. Точнее -- казаться. Потому что всегда буду помнить этот миг, когда я смотрел на циферблат часов, и мне казалось смешным и нелепым, что в сутках десять часов, а в часе сто минут...

Я опустил руку в терминал.

-- У меня серьезные расстройства памяти и восприятия, -- сказал я. -- Правильно, что ты не будешь подчиняться моим приказам, борт-партнер. Я буду ждать помощи специалистов.

_Мужественное и мудрое решение._

-- Я хочу вспомнить как можно больше, борт-партнер. Сообщи мне, с какой целью я находился в космосе?

_Дальняя разведка._

-- Существа, у которых мы были в плену -- они известны на Родине?

_Данные отсутствуют. Предполагаю, что нет._

-- Как я попал в плен?

_Мы встретили их малые корабли. Ты решил произвести контакт, захватить один из кораблей и доставить на Родину, с целью установления дружественных отношений._

-- Это... правильное решение?

_Да. Рекомендованная процедура первого контакта -- захват единичного представителя чужой расы._

-- А почему же мы попали в плен?

_Появились новые корабли. Высокая огневая мощь. Условий для бегства не было. Энергия истощилась. Мы были поглощены самым большим кораблем чужой эскадры._

-- Что дальше?

_Ты прервал слияние и вышел наружу, с целью начать мирный процесс. Тебя атаковали. Ты утратил сознание. Нестандартное применение бортовых средств привело бы к твоей гибели._

-- А дальше?

_Ничего не происходило. Поскольку данные о твоей гибели отсутствовали, я продолжал функционировать. Семь полных суток и четыре с половиной часа ты отсутствовал._

-- В тебя пытались проникнуть?

_Нет_.

-- Значит у _не-друзей_ нет данных о Родине? Угроза отсутствует?

_Достаточно вероятно._

-- Я буду ждать, -- сказал я. -- Дома мне помогут. Обязательно.

_Отдыхай. Тебе необходим отдых для восстановления организма._

Я потрогал лицо -- раны уже не кровоточили, затянулись как-то совсем незаметно. Зато сильно хотелось есть.

_Пища находится в контейнере между креслами. Открываю._

Овальный выступ между креслами разошелся лепестками, так же, как открывалась обшивка корабля. Внутри оказалось несколько цилиндрических контейнеров. Выслушав инструкцию борт-партнера я открыл один, сорвав с торца герметизирующую пленку.

В цилиндре оказалась густая, комковатая жидкость. И еда, и питье... Правда вкус получше, чем у той гадости, которой меня кормили Алари. Я поел, опустил порожний контейнер в другой люк, который открыл мне борт-партнер. Очень хотелось самому разобраться во всем оборудовании, ведь семь с половиной суток назад я был настоящим пилотом корабля...

-- Как я тебя называл раньше, борт-партнер?

_"Партнер". Просто -- партнер. Это принятая форма.._

-- Я восстановлюсь, партнер, -- пообещал я. -- Все будет хорошо.

_Да. Теперь отдыхай. Это медицинская рекомендация._

-- Расскажи мне о Родине. Я ничего не помню.

_Это не рекомендуется. Лечение будут проводить специалисты. Спи._

-- Не смогу я сейчас уснуть, -- пожаловался я. -- Никак.

Уснуть я старался. Честно держал в теплой упругой жидкости руку, перебирал в памяти то немногое, что знал. Как младенец, играющий яркими погремушками -- тем немногим, что есть в доступном ему мире. Космос, корабли, Родина, Алари, так похожие на меня эксперты, борт-партнер...

-- Я не могу уснуть, партнер, -- сказал я, открывая глаза.

_Ты только что проснулся. Мы подходим к системе._

-- Что?!

_Экран_.

Самая большая в мире погремушка -- солнечная система сверкала передо мной. Теплый желтый огонь Матушки, полузакрытой диском Родины.

-- Дом... -- прошептал я. -- Дом...

Нет, я ничего не мог вспомнить. Кроме ощущения, что это уже бывало со мной: такой вот взгляд на приближающуюся планету. Грядущая радость встреч, покой, безопасность. Свет, который не гаснет.

Я сглотнул, приникая к экрану. Ведь все будет хорошо! Мне помогут, я вспомню все, еще посмеюсь над своими страхами, над побегом... Глупые, агрессивные Алари станут нашими друзьями -- так всегда бывает. Мы с ними посмеемся вместе над ошибками первой встречи.

_Комитет Дальней Разведки оповещен. Прикосновение к Родине состоится у главного Рекреационного Центра. Тебя встретят, Ник._

-- Спасибо тебе огромное, партнер! -- сказал я. -- Мы еще полетаем вместе!

Он не сразу ответил.

_Возможно, но маловероятно. Очень сомнительно. Есть лишь маленький шанс, что я буду адаптирован к другому пилоту. Выздоровления и успехов в труде, Ник._

Диск Родины превратился в полусферу, потом в шар. Я увидел Круг, почти не затянутый облаками, и обрадовался, что так легко узнал материк.

Ракурс изображения не менялся, изменений гравитации не было, словно корабль мчался на одной и той же скорости, одним курсом. Но скорее, он просто хорошо контролировал внутренние гравитационные поля.

-- Родина... -- сказал я. -- Родина, я вернулся!

С момента когда я пришел в себя, и до посадки прошло меньше часа. Вначале изображение затянуло легкой мутью, потом она превратилась в огненную пелену. Мы продирались сквозь атмосферу.

Как все будет?

Может быть мне хватит одного взгляда на знакомые прежде лица – чтобы рухнул барьер, чтобы через пропасть в сознании перекинулся надежный мост. Может быть...

Утихла огненная буря вокруг корабля. Мы летели -- еще высоко, на самой грани атмосферы, но уже дома. Далеко внизу стлались белые гряды _облаков-сельских_, орошающих поля, ажурные полоски _облаков-декоративных_, радующих глаз, темные грозовые _тучи-для-романтического-настроения._

Узнаю, узнаю ведь Родину! Пусть не все сразу!

Все-таки -- мы вернулись, и вернулись с победой!

_Приготовься, Ник. Успехов и здоровья._

Мы пошли вниз очень резко. Это было даже не падение, полет вниз, с огромным ускорением. Я выдернул руку из терминала, вцепился в кресло.

Чуть-чуть страшно стало.

Словно я уже падал когда-то, давным-давно, но без всякой надежды на спасение, в реальности или в воображении, неважно, это почти одинаково страшно...

Скользнув сквозь тучи корабль немного замедлился. На экране я увидел город -- белые уступы зданий, идеально ровную, _очень-хорошо-выправленную_ реку. Жаль, что экран такой маленький, очень жаль...

Корпус корабля стал прозрачным. Меня окружали едва заметные контуры стен -- да и то, оставленные, скорее, для психологического комфорта. Я ахнул, вжимаясь в кресло, в единственное, что сохранило видимость.

Так что же, корабль меня слышит постоянно? Терминал -- фикция?

_Традиция._

Город был чуть в стороне, в двадцати-тридцати _килошагах_. Я с трудом отвел взгляд -- так он был красив. Посмотрел вниз, на огромное ровное поле, заросшее зеленой травой, усыпанное серебристыми линзами. Мы уже были так низко, что я видел фигурки людей, стоящих с задранными головами.

Меня встречали.

Кораблик опустился на траву, шагах в десяти от людей. Так мягко, что я даже не почувствовал касания. Впрочем, а почему я должен был его почувствовать, в поле искусственной гравитации?

Купол над головой стал раскрываться. Экран погас.

Я еще помедлил, прежде чем выбраться. Посидел, нежась под теплым светом Матушки. Ведь именно об этом я мечтал?

Может быть, попрощаться с кораблем?

Ладно, будем считать, что все пожелания сказаны...

Я встал, шагнул на выгнутый венчиком колпак кабины. Посмотрел на людей, неуверенно улыбнулся.

-- Ник! -- крикнули мне. -- С возвращением, Ник!

_Прощай._

Их было четверо. Впереди -- высокий, сухонький, с залысинкой старик в измятом белом костюме. Смотрел он на меня задумчиво и без улыбки.

Серьезно очень смотрел, и я торопливо отвел взгляд.

-- Ник! -- укоризненно сказал парень с платком на шее. -- Что же ты?

Я спрыгнул на траву, мягко спружинившую под ногами и пошел к ним.

Сказал:

-- Здравствуйте.

Этих слов они не ожидали. Может быть, кроме девушки, ее лицо не изменилось. Старик покачал головой, юноши растерянно переглянулись.

-- Ник, Ник... -- сказал старик, подходя вплотную. Заглянул мне в глаза: -- Ты меня не узнаешь?

Я покачал головой. Кто он мне? Дед, отец?

-- Никки, это же Наставник, -- вполголоса сказала девушка. – Твой Наставник!

-- Ничего не помню, -- я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. -- Простите. Я никого не узнаю.

-- У тебя был контакт с чужими? -- строго спросил старик.

-- Да.

Старик взял меня за подбородок, очень внимательно посмотрел в лицо. Вздохнул.

-- Мы слишком беспечны. Слишком открыты. Космос слишком часто стал давать нам уроки, жестокие уроки... У тебя на лице следы ран, мальчик мой.

-- Я сражался.

-- Ты всегда был импульсивен и безрассуден... -- старик потрепал меня по щеке. -- Помню... прости, Ник. Все будет в порядке. Главное, что ты вернулся. Я твой Наставник, Ник. Меня зовут Пер.

Он вдруг перешел на заговорщицкий шепот:

-- В детстве ты с ребятами прозвал меня Перо. Вы думали, что я этого не знаю...

-- Тоже не помню, -- вполголоса ответил я.

Старик кивнул.

-- Все будет нормально, мальчик...

Он взял меня за руку и повел к терпеливо ждущим молодым людям. Я понимал, что правильнее было бы называть их друзьями, но лица ничего не будили в душе.

-- Это твои друзья, -- сказал Наставник. -- Ган.

Тот парень, который не обвязывал шею платком, развел руками. Виновато, словно это его вина была в том, что приходится знакомиться заново.

-- Ник, -- машинально представился я. Зачем-то потянул вперед руку -- все недоуменно уставились на раскрытую ладонь.

Что-то странное со мной происходит...

Я неуклюже повторил жест Гана и развел руками.

-- Таг. Тагги, -- сказал второй парень.

-- Ник. Да ты-то помнишь...

Ребята засмеялись. Слегка принужденно, но с облегчением, как у постели больного, вдруг обнаружившего в себе силы шутить.

-- Я -- Катти, -- сказала девушка. Помедлив, спросила: -- Ты и меня не помнишь?

Мне очень хотелось вспомнить!

Я смотрел на Катти, на ее тонкое, нежное лицо, коротенькую щетинку темных волос, хрупкую фигурку. На нее было куда приятнее смотреть, чем на всех остальных. Даже приятнее, чем на женщину чужих людей, которая осталась на корабле Алари...

-- Не помню, -- признался я. -- Мне кажется, что я тебя знал. Прости.

-- Ничего, Никки, -- она кивнула, но в глазах появилась тоска. – Все вернется.

Старик кашлянул.

-- Ример.

-- Да? -- отозвался я.

-- Нам было разрешено встретить тебя. Комитет Дальней Разведки ждет подробного рапорта, так что пришлось мне вспомнить былое... и я вновь на службе. С твоим кораблем все в порядке?

-- Куда лучше, чем со мной самим.

-- Это уже хорошо. Он передал такое количество новой информации, что все службы подняты на ноги. Ган! Займись машиной. В бокс -- и полная разборка. Проверь, нет ли артефактов. Проверь, не было ли проникновения в память борт-партнера. Досконально! Если все будет в порядке – машину в переплавку. Все контактирующие с бортом тестеры -- тоже.

-- Хорошо, Наставник. Все сделаем, -- Ган улыбнулся, и двинулся к кораблю. Я так растерялся, что не нашелся, что сказать.

Вот что имел в виду борт-партнер, говоря о "маловероятном шансе" на встречу!

-- Вечером увидимся, -- бросил Ган, проходя мимо. Почему-то я ждал, что он хлопнет меня по плечу, так или иначе коснется. Но он этого не сделал.

-- Ты растерян? -- спросил Пер. Он ни на секунду не отводил от меня взгляда. И, похоже, хорошо умел читать мое лицо.

-- Все новое, Наставник, -- сказал я. -- Как-то... совсем непривычно.

-- Твоя одежда, Ник. Откуда она?

-- Подарок чужой расы, похожей на нас. Их было трое, мужчина, женщина и старик. Они помогли мне бежать, дали оружие и одежду.

-- Корабль ничего не сообщал об этом.

-- Он не знал.

-- Идемте. Ник, ребятишки...

Мы двинулись прочь от корабля. А тот уже сомкнул купол над

забравшимся в кабину Ганом и медленно, невысоко полетел над полем. Я

проводил его взглядом, потом снял куртку, перекинул через руку. Было

жарко, над посадочным полем небо оставалось безоблачным, и Матушка

светила вовсю. Старик шел впереди, погруженный в свои мысли, мы трое --

вместе.

-- Действительно похожие на нас? -- спросил Таг.

Ему было очень интересно. Он прямо горел от любопытства. Катти, похоже, больше беспокоило мое состояние, что волновало Пера -- неведомо. А вот Таг больше всего заинтересовался новостью о чужих людях.

-- Да. Здорово похожие.

-- На уровне физиологии и анатомии различия неизбежны, -- вздохнул Таг. -- А уж на генном... но все равно интересно. Так это их одежда? Можно?

-- Очень неудобная, -- решил он. -- Тяжелая, непрочная, из отдельных кусков ткани. Сплошные швы. Такая одежда была у наших предков. А как ты ее порвал?

-- На меня нападали.

Таг прищелкнул языком, поправил платок на шее.

-- Тебе не жарко в этих тряпках, Ник?

-- Жарко, -- сказал я.

Мы подошли к низкой белой платформе. Вначале мне казалась, что она стоит на траве, потом я заметил, что между землей и днищем платформы остается узкая щель. Все поднялись на платформу и уселись. Старик на корточки, Катти -- полулежа, Таг сложив ноги под себя. Я тоже присел на платформу.

-- Сейчас мы отправимся к Тагу, и посмотрим, что с тобой стряслось,

-- Пер строго смотрел на меня. -- Не боишься?

-- Чего? -- растерялся я.

-- Что если все будет в порядке, отправят в переплавку! -- с хохотом предположил Таг. Пер улыбнулся, и даже на лице Катти появилась слабая улыбка.

-- На самом-то деле я не знаю, чего ждать, -- сказал я. -- Я удивился, услышав о переплавке корабля. Я ведь и вправду _ничего_ не помню.

С лица старика первого сошла улыбка.

-- Ник, все будет хорошо.

Мне уже начало надоедать это заклинание...

-- Ты ведь мне веришь?

-- Наверное.

Пер вздохнул:

-- Наставник, которому говорят, что "наверное, верят", должен заняться чисткой пляжа... Но я не обижаюсь, Ник. У тебя особый случай. Верь мне.

Платформа тронулась, наверное, кто-то отдал мысленный приказ. Скорость очень быстро была набрана порядочная, но какое-то поле ослабляло воздушный поток до слабого, приятного ветерка.

-- Ган проверит твой корабль, -- сказал Пер. -- Он очень хороший специалист по интеллектуальным системам. Ты с ним никогда не мог соревноваться...

Я промолчал.

-- А Таг проверит тебя. Он специализируется на нечеловеческих формах жизни.

До меня не сразу дошел смысл этой фразы.

-- Наставник...

-- Ник, я почти уверен, что ты -- это ты. Я тебя знаю с шести лет. Но ты должен понимать ситуацию. Мы оказались _здесь_, в чужом пространстве. То, что Матушка по прежнему светит на Родину и планеты Друзей -- факта не меняет. Мы в чужом мире. И каков он будет... добрее нашего, или безжалостнее -- неведомо. Человечество должно убедиться, что ты не чужак. Прошла почти неделя, как ты отправился в поиск. Девять дней! Ты был в плену. И кто вернулся из плена, мы пока не знаем.

-- Это Ник, Наставник! -- воскликнула Катти. -- Я могу это сказать сама! Как врач... и как друг.

-- Я почти уверен, -- согласился Пер. -- Почти.

Меня словно ледяной водой обдало.

Вернуться домой -- и узнать, что в тебе подозревают чужака.

_Не-дружеского_ регрессора!

Я откинулся на спину, глядя в ровные полосы облаков. Прищурился от Матушкиного света. Летящая платформа слабо подрагивала подо мной.

-- Не раскисай, Ример, -- строго сказал Наставник. -- Не раскисай!

-- Никки, если я обнаружу, что ты чужой, то готов проглотить всю свою коллекцию! -- добавил Таг. Он сидел, покусывая травинку, сорванную где-то по пути, и казался вполне спокойным.

-- А что ты собираешь? -- спросил я.

-- Минералы с других миров. Это невкусно, наверное... Да ты же сам их мне привозил.

Я вздохнул, роясь в пустой кладовой своей памяти. И с восторгом обнаружил, что слова Тага чем-то отозвались во мне!

-- Я помню! Кажется, помню!

-- Вот видишь. Все вернется... как раньше.

-- Вероятно, у тебя сработала психоблокировка, -- сказал Пер. – Ты подвергался допросам, пыткам. Защита отключила память. Это очень удачно. Я никогда не верил в это до конца, но теперь... Ник, мальчик мой, расскажи все, что ты помнишь.

-- Я пришел в себя, лежа на помосте, -- сказал я. -- Вначале увидел потолок, и понял, что это такое. Потом повернул голову, посмотрел на стены. Так вот... по кусочкам. Что-то начало выстраиваться...

-- Тогда оказалось, что мы уже приближаемся к Родине, -- сказал я. Потер предплечье, куда было сделано несколько уколов. Впрочем, не только туда... -- Мы опустились, без всяких проблем... Все, пожалуй.

Таг и Катти сидели за пультом в сторонке. Пер -- напротив меня, на стульчике. На протяжении всего рассказа он пару раз перебивал меня, просил что-то уточнить, рассказать подробнее. А в основном просто кивал.

Странно выглядела эта лаборатория по изучению чужих форм жизни. Здесь было достаточно много аппаратуры, за стеклами шкафов скрывались какие-то не слишком симпатичные субстанции, упрятанные в плоские сосуды. Но при всем этом _правильном_ антураже пол биологической лаборатории покрывал мягкий ковер с абстрактными узорами, на стенах висели картинки в тоненьких деревянных рамках - в основном, с морскими пейзажами. Чуть дальше главного диагностического пульта, куда стекались сейчас данные моего несчастного организма, располагался высокий стол, уставленный чашками, тарелками, прозрачными коробочками с пищей. Почему-то мне казалось, что это, скорее, интерьер жилого помещения.

Впрочем, разве я могу быть в чем-то уверен?

Катти встала из-за пульта, прошла куда-то вбок, так, что мне не было ее видно. Я напрягся. Туда унесли мой анализ крови и соскобы кожи, взятые на голени и предплечье. Хоть я и был уверен в себе, но...

Вдруг произойдет ошибка? Нет, нет, ошибки быть не может. И Таг и Катти -- специалисты. Они желают мне добра.

Когда появилась Катти, я все понял по ее лицу. Расслабился, и даже попытался устроиться поудобнее в жестком кресле. А Катти протянула Перу листок бумаги и помахала мне рукой:

-- Привет, Никки! Не скучай, уже скоро!

-- Пять минут, Никки! -- откликнулся от пульта Таг.

Я свой! Я свой!

Наставник внимательно смотрел на листок. Бережно сложил его, опустил в карман, посмотрел на Катти:

-- Спасибо, девочка... спасибо. Таг, поторопись!

Он встал, подошел ко мне. Я скорее почувствовал, чем услышал, что разделяющее нас силовое поле исчезло.

Значит -- боялись меня...

-- Никки... -- старик взял меня за руку. -- Если бы ты знал, как я боялся. Боялся, что тебя уже нет, а передо мной -- копия. Муляж.

-- Пер, выйдите из-под детектора! -- резко окликнул его Таг. – Вы вносите искажения!

Похоже, когда дело касается работы, Наставника можно одернуть без всякого смущения. Я просидел еще пять минут. По командам Тага расслаблялся, натужно пытался что-то вспомнить, называл слова на свободные ассоциации. "Свобода -- жертвы, любовь -- ответственность, Родина -- труд..."

И все-таки главные сомнения уже исчезли.

-- Выходи, Никки. Одевайся.

Голос Тага был не очень-то радостный, и я вновь насторожился. Торопливо натянул шорты -- подаренную одежду и нож уже куда-то унесли. Вместо нее я получил белую рубашку с короткими рукавами из плотной

мягкой ткани. А вот обувь, очевидно, не полагалась.

Пер тоже напрягся.

-- Ник, твоя память не заблокирована... как мы надеялись... – Таг мялся, отводил глаза. Ему было нелегко говорить эти слова. -- Она... стерта. Начисто. Психоблокада не могла оказать такого... калечащего действия.

-- Как это -- начисто? -- мной овладело нелепое желание спорить. – Я ведь хожу, говорю, думаю! Я ведь не стал здоровущим младенцем!

-- Я неточно выразился... стерты воспоминания. Личностная память. То, что ты видел, то что чувствовал. Вся твоя жизнь.

-- Зачем?! -- это воскликнула Катти.

-- Видимо, так у чужих происходит процесс ментоскопирования. Съем информации! Они все-таки выпотрошили твою память, -- Таг наконец-то посмотрел на меня. В его глазах была мучительная боль. -- Все забрали... и нашу дружбу тоже...

Я подошел к нему. Взял за руку, и прошептал:

-- Ведь я -- это все-таки я? Таг, если мы были друзьями, мы ими снова станем.

-- Никаких надежд? -- спросил из-за спины Наставник.

Пер стоял, глядя в пол. Как человек, отыскавший дорогую ему потерянную вещь, но убедившийся, что она непоправимо испорчена...

Нет, нехорошая какая-то мысль! Нельзя так думать. Такая ассоциация фальшива. Да и все они фальшивы...

-- Ник, мы не оставим тебя, -- сказал он наконец. -- Ты вернулся. Это главное. А мы -- твои друзья. Твои лучшие друзья.

Внизу, у здания, нас ждали две машины. Закрытые и колесные, а не такая летающая платформа, что доставила нас с летного поля.

-- Мне надо доложить Комитету, -- сказал Пер. -- И, вероятно, с комментариями специалиста... Катти?

Девушка отвела от меня взгляд.

-- Хорошо, Наставник.

-- Таг, позаботишься о Никки.

-- Конечно, Наставник! -- Таг даже слегка возмутился этим напоминанием. -- Я постараюсь хоть что-нибудь тебе напомнить, Ник!

Наставник и Катти сели в одну из машин. Я видел сквозь прозрачный корпус, как Пер вложил руку в терминал, и машина тронулась.

-- Перо -- ветром унесло... -- сказал Таг. -- Помнишь, это была твоя детская присказка? Это означало, что можно начинать безобразничать.

Я покачал головой:

-- Ничего я не помню. Ни Наставника, ни Катти... Таг, мы с ней были друзьями?

-- Не говори мне "помнишь", -- попросил я. -- Это ведь бесполезно.

-- Извини, -- смутился Таг. -- Прости дурака.

Здание где он работал было высокое, может быть -- одно из самых больших в городе. Не меньше ста -- ста пятидесяти гектошагов. Я задрал голову, пытаясь высмотреть на вершине пирамиды те окна, откуда смотрел на город.

-- Значит, ты -- специалист по чужим формам жизни?

-- Да. Мы все занялись разными делами. Ты стал космонавтом. Мы все мечтали, помни... извини. А в Дальнюю Разведку только ты ушел. Ган -- стал инженером. Я -- биологом.

-- Катти -- врачом, -- продолжил я. -- А кто еще?

-- То есть?

-- В нашей компании было четверо?

-- Четверо, не считая Катти. Она была в другой группе, в женской, -- медленно сказал Таг. -- С нами был еще Инка.

-- А где он?

-- Погиб. Два года назад, там... даже пепел к Родине не вернулся... -- Таг неопределенно взмахнул рукой, и на мгновение замолчал. – Давай поедем ко мне... нет, лучше -- к тебе.

-- Думаешь, может помочь?

-- Ты жил там четыре года. Хоть разум и забыл, но тело должно помнить.

Мы забрались в машину. Я на заднее сиденье, Таг на переднее, где был терминал управления. Мне хотелось погулять по вечерним улицам, но с врачом лучше не спорить. А Таг сейчас был для меня врачом.

-- Знаешь, в твоем положении есть и какие-то плюсы, -- сказал он, небрежным прикосновением к терминалу отправив машину в путь. -- У тебя теперь -- свежий взгляд. Ничем не замутненный. Ты смотришь на мир как ребенок, впервые выбравшийся из интерната.

-- Мы росли в интернате?

-- Конечно, -- Таг слегка удивился. -- Какие могут быть варианты?

-- Для меня -- любые. Например, что ребенка воспитывают родители.

-- Как в каменную эру, -- Таг покачал головой. -- Что ты. Разве может неспециалист заниматься таким делом? Разве что родители -- сами Наставники... но это было бы неэтично.

-- Если хорошие родители...

-- Ребенку не нужны хорошие родители, -- отрезал Таг. -- Ему нужен хороший Наставник.

Я замолчал. Не знаю, какие преимущества у незамутненного взгляда на мир, но бед -- хватает. Я буду говорить глупости, с умным видом доказывая, что огонь может не обжигать, а вода -- течь в гору. И мне будут объяснять, почему я не прав, а я -- удивляться...

-- Мне нужны книги, -- сказал я, глядя в окно. -- Много книг, Таг. По истории, в первую очередь. Учебник хороших манер. Философия...

Машина мчалась по автостраде. Вообще-то транспорта было немного, не один я, наверное, любил вечерние прогулки. А по пешеходным дорожкам, на открытых площадках у зданий, у частых фонтанов мелькали люди. Пока -- совсем чужие для меня...

Таг кивнул:

-- Будут тебе книги. Все будет. Ты только не паникуй, Никки. Мы все поможем. Что главное в жизни?

-- Работа, друзья и любовь, -- ответил я. Таг довольно улыбнулся:

-- Вот видишь! С работой своей ты справился. Даже попав в беду -- справился! Друзья -- с тобой. А любовь -- вернется.

-- Думаешь?

Вот тут он отвечать не рискнул.

-- Катти -- хорошая, -- осторожно сказал я. -- Но... я ничего не помню. Она ведь будет невольно ждать, что я стану вести себя по-прежнему, этого не случится, и наступит разочарование... Таг, у меня хоть были дурные привычки?

-- Ну... немного. Ты слишком горячий. Легко бросаешься в авантюры. Но это от склада характера зависит, вряд ли темперамент может так резко смениться. Никки, ты хочешь есть?

-- Да, -- я внезапно понял, что и впрямь голоден.

-- Тут есть ресторанчик...

Он снова опустил ладонь в терминал.

-- Таг, а зачем нужен прямой контакт с этой жижей? -- спросил я. -- Ведь общение с управляющей системой может происходить на расстоянии?

-- Спасибо за лекцию... -- усмехнулся я. -- Тебе придется многое мне объяснять, береги силы.

-- А мы их сейчас пополним.

Машина развернулась прямо на полосе -- едущие за нами резко сбросили скорость, освобождая пространство для маневра. Мы свернули на узкую улочку между рядами маленьких коттеджей.

-- У нас высокий приоритет, -- оживился Таг. -- Здорово.

Я прижался к стеклу, разглядывая домики. Сквозь зелень деревьев проглядывали теплые краски стен, раскрытые окна. На лужайке между двумя домиками расположились на пикник две пары. Девушка, несущая из дома поднос с какой-то едой, поймала мой взгляд, засмеялась, и кивнула, словно приглашая присоединяться.

-- Хорошие люди, -- сказал я.

Таг покосился в окно, пожал плечами:

-- Все люди хорошие. Это нормально.

Я прикусил язык. Почему у меня нет такой уверенности? Тоже исчезла -- вместе с памятью? С чего бы вдруг?

Машина замедлила ход.

-- Приехали, -- довольно сказал Таг.

Ресторанчик был под открытым небом. Стояло в сторонке небольшое куполообразное здание, но там, кажется, размещалась лишь кухня, а не посетители. Два десятка столиков были ровными рядами расставлены вокруг квадратного бассейна с бьющим фонтаном. Вода в бассейне подсвечивалась -- не прожекторами, а словно бы мерцала сама по себе, нежным бирюзовым светом.

-- Вон там свободно...

Я послушно шел за Тагом, стараясь не слишком пялиться по сторонам. Внимания на нас тоже никто не обращал, хотя людей было много. На каждом столике горел огонек -- плавающий в заполненном маслянистой жидкостью металлическом сосуде фитилек. Наверное, для красоты. Площадка вокруг фонтана была выложена разноцветной каменной плиткой, на границах ее тускло светили низенькие фонари. Стояло несколько машин, но большинство людей, похоже, пришли пешком.

Мы присели за свободный столик. Широкие удобные кресла, ворсистая, но очень чистая розовая скатерть, овальные и квадратные тарелки, с десяток столовых приборов из желтого металла. Эти вилки, ложки, ножички меня слегка смутили. Похоже, я забыл, как ими всеми пользоваться.

Но в общем, мне тут нравилось.

-- Не смущайся, -- шепотом сказал Таг. -- Ничего не вспоминаешь?

Я покачал головой.

-- Мы тут часто бывали. В интернате у нас здесь проходили уроки. Мы еще тогда решили, что станем сюда захаживать.

Таг засмеялся чему-то, вполне понятному для него. Интересно, какие уроки могут проходить в ресторане? Культура поведения за столом? Вряд ли после этого самый уютный уголок вызовет приятные ассоциации.

-- А кто здесь бывает?

-- Все кто хочет. Кто близко живет или работает.

Я осторожно разглядывал людей за соседними столиками. В основном это были компании по трое-четверо человек, вне зависимости от возраста, но обычно одного пола. Среди парочек преобладали пожилые люди.

Это означает, что отдыхать принято с друзьями, а не семьей?

На меня опять накатила тоска. Понять и принять родной мир, ставший чужим, это не от чужих вырываться, размахивая ночным горшком...

-- Привет!

К нам подошла молоденькая девушка, в короткой юбке, с широкой блестящей лентой, перехватывающей грудь.

-- Привет! -- отозвался Таг.

Таг смущенно посмотрел на меня.

-- Как всегда, -- сказал я.

-- И... флягу сухого вина, -- добавил Таг.

Девушка скорчила гримасу, и приплясывающей походкой отошла.

-- Что такое Матушкин Свет? -- спросил я.

-- Интернат, где мы росли. Девочка оттуда, у них один из видов _подготовки-к-труду_ -- работа официантами.

-- Значит и мы здесь работали...

-- Не работали! -- Таг энергично покачал головой. -- _Готовились-к-труду_. Это ведь совсем другое, Никки! Работа -- это судьба! То, что доставляет тебе удовольствие и наиболее полезно Родине.

-- Все исчезло, Таг, -- сказал я. -- Все смыто. Может мне тоже... лучше в переплавку, как кораблю?

Таг принужденно засмеялся.

-- Ведь каждый будет знать, каждый станет мне сочувствовать, -- пояснил я. -- Все, кого я знал, начнут смотреть на меня, как на несчастного больного. Пусть это и правда...

-- Никто не узнает! -- резко возразил Таг. -- Ты что! Тайна Личности!

Слова я знал. Смысл был слегка понятен, но...

-- Информация о случившемся с тобой -- запретна! -- продолжил Таг. -- Это ведь неприятная, травмирующая тебя ситуация. Знаем мы -- но лишь потому, что должны тебе помочь. Знает Наставник... ну, это хоть тебе понятно? Комитет Дальней Разведки -- все-таки информация жизненно важная. Вероятно, будет знать Мировой Совет. И все. Ни одна живая душа не узнает, если ты сам не захочешь рассказать.

-- Это хорошо, -- признал я. -- Только как возможно сохранить тайну? Если даже эта девочка меня узнала? Если она помнит, что я предпочитаю на ужин, а я -- нет?

-- Я буду с тобой, -- сказал Таг. -- Наставник, Катти, Ган, я... Пока ты не адаптируешься -- мы всегда будем рядом. Ты ведь сильный, Никки. Ты сможешь привыкнуть, родиться в третий раз!

-- А второй? -- спросил я. -- Да, конечно, _второе-рождение_, я знаю слово. Но что оно означает?

-- Вначале ты появляешься на свет, -- сказал Таг. -- Любовь родителей, забота Родины -- дают тебе жизнь. А потом ты выбираешь судьбу. Наставник дает тебе профессию. Это -- _второе-рождение_.

-- Я кажусь полным дураком? -- тихо спросил я.

-- Нет, Никки. Ты был болен. Теперь выздоравливаешь.

Девушка вернулась с подносом, и мы замолчали.

-- Твое мясо, Никки, -- она поставила передо мной керамический судок, с пробивающимся из-под крышки паром. Запах был вкусный. -- Твоя рыба, Таг.

-- Спасибо, девочка, -- отозвался Таг.

-- Хлеб... и ваше вино, -- последнее слово девушка произнесла с легким осуждением. Опустила в центре стола круглый, наполненный рубиновой жидкостью, сосуд.

-- Врач назначил, -- пояснил Таг.

-- А... приятного аппетита.

-- Почему ты не зовешь ее по имени? -- спросил я, провожая девушку взглядом. Кто мне больше нравится, Катти, или она? Не пойму. У Катти прическа не очень симпатичная. Ей бы длинные волосы пошли...

-- Откуда я знаю ее детское прозвище? -- удивился Таг. -- Через год она получит взрослое имя, тогда познакомлюсь.

Все странно, все удивительно...

Я молча открыл горячий судок и стал накладывать себе мясо -- крупные, аппетитные куски, перемешанные с овощами. Таг искоса следил за мной, словно ожидал возгласа "помню!". Нет, Таг... Меня не удивляет эта еда, я знаю, что пища должна быть вкусной, но мне не кажется, что пареная размазня -- мое любимое блюдо.

Таг положил себе два больших куска белого мяса. Попробовал, ловко цепляя сразу двумя вилками, причмокнул:

-- Оно! Нет, я не понимаю, как можно стандартное, идеальное мясо готовить по разному! Но ведь получается! В столовой при общежитии оно гораздо хуже!

-- А ты живешь в общежитии?

Таг поперхнулся.

-- Д-да... По соседству с тобой. Никки, свой дом человек получает, когда образует семью. А мы-то, вроде бы, холостяки!

-- Я теперь всегда буду холостяком, -- мрачно сказал я. Отбросил попытки есть крошечной вилкой, взял большую ложку. Таг одобрительно кивнул. -- Впрочем, если холостяки питаются именно здесь, то это не столь печально!

-- Славное место, -- согласился Таг. -- Ладно. Я ведь про врача правду сказал. Катти рекомендовала тебе натуральные психостимуляторы.

-- Вино?

Он наполнил два стеклянных бокала, мечтательно посмотрел сквозь один на горящий в плошке фитилек. Уже совсем стемнело, и вино в бокале замерцало ярким, праздничным светом.

-- Красиво, -- задумчиво сказал Таг.

Я тоже посмотрел на пламя сквозь бокал.

_-- И то и дело, свеча горела на столе, свеча горела..._ -- сказал я.

-- Вроде стихи? -- удивился Таг. -- Интересно, надо порыться в информатории. Кто там у тебя так накрепко застрял?

-- Вот этого не знаю.

-- А может, это твои, -- вздохнул Таг. -- Ты ведь в детстве баловался, потом Наставник тебе подсунул "Десять тысяч великих стихов", тогда только перестал силы тратить... Ладно, Никки. За твое возвращение.

Я поднес свой бокал к его бокалу, и слегка ударил их краями. Стекло отозвалось тонким, приятным звоном.

-- Зачем? -- поразился Таг.

-- Сам не знаю. Вот такой ритуал придумался.

Вино было приятным, и вкус знакомым. Я сделал глоток, поставил бокал на стол.

-- Почему девушка так удивилась этому заказу?

-- Алкоголь -- вещь условно разрешенная, -- неохотно признался Таг. -- Запретов нет, но нужны серьезные основания, чтобы позволить себе его прием.

-- У нас основания есть.

-- К сожалению, -- согласился Таг.

Вино подействовало быстро. Хоть и было оно совсем легкое, алкоголь едва чувствовался, но я ожидал это состояние, и не удивился, когда по телу пошла волна расслабленности, ужас моего положения куда-то отступил, а мир стал почти знакомым.

-- Гана нет, -- вздохнул Таг. -- Засиделся братец...

-- Он твой брат?

Тагу тоже ударило в голову, он уже не удивлялся, и не переживал по поводу моей амнезии.

-- Да. Он в младенчестве болел много, родителям рекомендовали оставить его при себе еще на полгода. Так и попали в одну группу.

-- А кто мои родители? У меня есть братья, сестры?

Таг наморщился, честно пытаясь вспомнить.

-- К тебе приезжала мать пару раз... и отец как-то... Никки, не знаю! Ты можешь запросить информаторий.

-- Зачем? Это ничего не даст, Таг. Если уж я вас не вспомнил – так родителей...

-- Да, конечно... -- он снова налил нам вина. -- Не стоит их расстраивать такой жизненной неудачей. _Будь-здоров-вопреки_!

-- _Будь-здоров-вопреки_! -- повторил я традиционное пожелание, используемое при совершении потенциально вредных действий... Помотал головой. Словно через пропасть амнезии перекинули мост из словарей! Бред какой-то! -- Будь здоров!

Мы выпили снова.

-- Учебники мне нужны, Таг... -- повторно напомнил я. -- По истории...

-- Каменная эра. Представляешь?

-- Мамонты, тигры, топоры, стрелы?

-- Молодец! -- Таг заулыбался. -- У тебя работает ассоциативное мышление.

-- Все ассоциации -- лживы!

-- Чушь! Это в тебе дух про... противоречия говорит. Потом была Костяная эра.

-- Приручение _животных-друзей_, изобретение полозьев и колеса, земледелие...

-- Прекрасно! -- Таг взмахнул рукой -- У тебя сохранился словарный запас. А слово -- это ведь не просто символ. Это еще и представление об объекте. Получается... ну, как бы резервное копирование информации. Утрачены основные знания о мире, но ты в силах вытянуть информацию из слов! Идем дальше. Крепостная эра...

-- Социальное разделение общества, феодальные властители, войны, добыча руд и нефти, изобретение пороха и напалма...

-- Какие-то у тебя воинственные ассоциации выплывают, -- вздохнул Таг. -- Профессия отпечаток накладывает? Я бы вспомнил алхимика Рига Гаттерна, Рига-вонючего, и открытие им плесневых лекарств. Куда важнее, на мой взгляд, для общества, чем напалм. Ну, продолжим?

Я решил, что он имеет в виду курс истории, но Таг вначале налил нам вина.

-- Это же вредно, -- заметил я.

-- Если по медицинской рекомендации... -- Таг чуть смутился. -- Ну, после Крепостной была Промышленная эра...

-- Паровые двигатели, электричество, феодальные владения окончательно оформились в четких границах, телеграфная связь, зарождается мореплавание, возникла традиция Наставников...

-- Вот! Ты как на уроке отвечаешь! -- обрадовался Таг. – Морская эра?

Тут я на секунду запнулся. Словно мне очень глубоко пришлось зарываться в поисках аналогий.

-- Первые карты звездного неба?

-- Ну?

-- Навигация... открытие и заселение квадратного и треугольного материка... Большая Ошибка...

Я замолчал.

-- Не помнишь, что такое Большая Ошибка?

-- Нет.

Таг вздохнул:

-- Мы встретили там жизнь, Никки. Разумную. _Шерстистые_... _Шерстистые_, Потерянные Друзья, война, Большая Ошибка, позор...

-- Мы их истребили, -- сказал я. -- Верно?

-- Да, Никки. Это позор всего человечества. Но тогда война казалась единственным выходом. Они были менее развиты, но очень способны, и агрессивны. Лане-поздно-раскаявшийся вывел чумной штамм, который истребил их за какие-то сорок лет.

-- _Шерстистые_ -- они были _не-друзья_, но мы могли их сделать друзьями, -- сказал я.

-- Конечно! Должны были сделать Друзьями! Но не было еще институтов прогрессорства и регрессорства. К счастью, Наставники поняли вину человечества, и решили искупить ее. Эра Объединения, помнишь?

-- Наставничество, ликвидация социального неравенства, атомная энергия, преобразование континентов, космические полеты... планеты Друзей. Так?

-- Да. Мы вышли в космос, на примитивных атомных ракетах. Все человечество, на всех трех материках, объединилось ради этой цели. Полеты к Внутренней и Внешней планетам, поселения... вспоминай!

-- Ближние Друзья? -- спросил я.

-- Правильно. И тоже было непонимание, _не-дружественность_, жертвы с нашей стороны. Но Наставники уже разработали концепции Дружбы. И мы обрели Ближних Друзей.

-- Какие они? -- спросил я.

-- Обернись.

Я вздрогнул от этого предложения. Медленно обернулся.

Люди за столиками, девочки-официантки...

-- Они похожи на нас?

-- Очень трудно привыкнуть... -- виновато сказал Таг. -- Ты порой мгновенно восстанавливаешь пробелы в знаниях. А порой... да, именно зрительные образы пострадали. В бассейне смотри.

Я вгляделся в мерцающую бирюзовую воду. И уловил едва заметное шевеление на дне. Что-то длинное, тонкое...

-- У них нет звуковой речи, -- вполголоса сообщил Таг. -- Правда, слышать они могут. Чувствительность к вибрации -- потрясающая. Самоназвание переводить бессмысленно, оно прозвучит как "люди". Так что мы зовем их -- Гибкие.

-- Гибкие и Маленькие, -- сказал я. -- Так?

-- Да. Но Маленьких на Родине почти нет, условия слишком тяжелы для них. Тебе надо побывать на Внутренней планете. Или заглянуть в посольство Маленьких.

-- Я лучше посмотрю на картинки, -- ответил я. Как-то неприятно мне стало от этого лениво скользящего по дну бассейна тела... Гибкие...

Осушив бокал я отвел глаза от Ближнего Друга.

-- Заказать еще вина? -- спросил Таг.

-- Давай.

Танцевать придется учиться заново. Много чему придется учиться.

...Уходили мы с последними посетителями. За официантками подъехала открытая платформа, они собрали со столов грязную посуду, затушили плошки и погрузились. Девушки были притихшие, явно устали за вечер.

-- Им далеко ехать? -- спросил я.

-- Минут сто, сто десять, -- зевая отозвался Таг.

-- А почему более скоростного транспорта не нашлось?

-- Это элемент _подготовки-к-труду_, -- укоризненно сказал Таг. -- Существует большое количество профессий, которые дают мало возможностей для самовыражения. Личность должна быть готова и к такой судьбе. Ты что, жалеешь девочек? Отоспятся... раз в неделю побывать в городе, это не беда. Ник -- Никки...

-- Вот такой я теперь дурак.

-- Пройдет!

Мы доехали быстро. Минут через пять машина остановилась у низкого, этажей в пять, выгнутого подковой здания. Кое-где в окнах горел свет, и над входами сияли маленькие яркие фонари. Несмотря на это, царила полная тишина.

Перед тем как выбраться из машины, Таг коснулся терминала. Пояснил:

-- Снимаю заказ, нам-то сейчас не нужен транспорт...

Я молча, что бы снова не ляпнуть чуши, пошел за ним. В здании было несколько подъездов, мы направились во второй слева. Дверей не было, но из невидимой щели шел поток теплого воздуха, отделяя помещение от улицы.

Когда мы прошли сквозь завесу, включился свет.

Маленький круглый холл. Несколько кресел, столик, овальные экраны на стенах. Один работал, по нему ползли строчки. Наверное, какой-то информационный терминал с горячими новостями.

-- Наверх, -- сказал Таг, вступая на узкую лестницу.

Я поплелся следом. В двух шагах был лифт, но Таг явно не собирался им пользоваться. Не положено без необходимости?

Каждый пролет лестницы заканчивался небольшим коридорчиком, из которого вело с десяток дверей, видимо -- в жилые комнаты. И лифт... Может мы живем невысоко?

На четвертом этаже я изменил свое мнение. Таг кивнул на одну из дверей, сказал:

-- Моя комната. А ты на пятом... постой-ка. Приложи руку.

Я коснулся его двери, и она слегка приоткрылась. В помещении зажегся свет.

-- Узнал тебя замок, -- удовлетворенно решил Таг. -- Ну, идем, покажу твою комнату.

Таг жил у самой лестницы, я -- в конце коридора. Таг открыл мою дверь с той же легкостью, как я его, и пояснил:

-- Без спроса может зайти Наставник, Ган, я... Может быть, Катти? -- Он хитро улыбнулся. -- Ну, если ты настраивал, тогда еще кто-то. Входи!

Я вступил в свой дом. В свой незнакомый дом...

Комната была квадратной, довольно большой, со стороной шагов в десять. Кроме той двери, в которую мы вошли, была еще одна.

-- Санитарный блок, -- поймав мой взгляд, сказал Таг. -- Объяснить, что там к чему?

-- Мне кажется, уж это я вспомню, -- отказался я. Таг засмеялся.

У одной стены, под окном, стояла кровать, на мой взгляд – довольно узкая и слишком низкая. Хотя откуда я знаю, какими должны быть кровати? Тот помост, на котором я спал у Алари, был в первую очередь оковами, каким-нибудь детектором, изучающим мое тело, но никак не мебелью.

Вот только странно, что мне нравится спать под окном.

Вдоль противоположной стены тянулись сплошные ряды полок. Полупустых -- где-то стопка книг -- все очень тоненькие, где-то камешек затейливой формы, аккуратно сложенная одежда, вазочка из желтого металла с черненой инкрустацией... Все на виду, все очень аккуратно, но какую-то тоску вызывает своей открытостью для всеобщего обозрения, изобилием свободного места и почти нарочитым порядком. Мне показалось, что теперь у меня не получится раскладывать вещи с таким педантизмом. Совершенно пустой стол, с двумя креслами. Был еще экран на стене, снабженный терминалом, но сейчас он не работал.

-- Покажу, как пользоваться книгами, -- сказал Таг. Порылся в стопке, вынул одну. -- Это пойдет! Вводный курс лекций по регрессорству! Тут тебе и полезные сведения, и история.

Он подошел ко мне, раскрыл книгу.

Что-то не работают мои ассоциации...

Книга была из пластика. Состояла только из обложки. Внутренняя поверхность была светло-серая, чистая. Только верхние уголки обложки слегка затерты...

Таг коснулся пальцем уголка, и на изнанке обложки проступили буквы.

"Регрессорство. Вводный курс."

На другом листе появилась цветная, прекрасного качества, фотография. Обнаженные люди, мужчина и женщина, у ног которых свилось кольцами длинное, шагов в пять, черно-сизое, лоснящееся существо. Какое-то подобие головы у него было, но с уверенностью сказать, где голова, а где хвост, я не мог. Рядом с ними, держась за ладонь женщины хиленькой лапкой, стояло другое создание -- ростом вдвое ниже людей, почти полностью покрытое мелкими серыми чешуйками, с карикатурно человеческим лицом.

Гибкие и Маленькие Друзья.

Две первые расы, которые мы не истребили, а сделали равными себе, Друзьями.

-- Спасибо, -- сказал я. -- У меня такое ощущение, что я первый раз в жизни вижу книгу.

-- И это говорит Умник-Никки, -- вздохнул Таг. -- Вспомнишь. Ну что, я тебя оставляю?

Я оглядел комнатку.

-- Да, наверное.

-- Хочешь -- полистай перед сном, -- сказал Таг. -- А лучше выспись. Что еще? В холодильнике у тебя что-нибудь есть?

Он уверенно пошел в конец комнаты, открыл небольшой контейнер, стоящий на полке, заглянул.

-- С голода не помрешь. Ладно. Что-то решишь узнать -- заходи. Или звони.

Таг кивнул на терминал, я понимающе улыбнулся. Уж с терминалом я разберусь. Они достаточно умные, наши управляющие системы.

-- Полноценного отдыха, Никки.

-- И тебе, Таг.

Мой друг -- старый и новый одновременно, вышел, и я остался один. Здесь я жил. Читал учебники по регрессорству, общался с друзьями, улетал в Дальнюю Разведку, влюблялся в Катти... Да нет, чушь! Не мог я в нее влюбляться! Не чувствую я ничего в себе, ни следа любви, ни капли тоски!

Здесь я буду жить. Заново учить устройство кораблей и методики превращения -- _не-- друзей_ в Друзей. Общаться с Тагом и Ганом, улетать в Дальнюю Разведку, влюбляться в Катти, потом мы поженимся, заведем детей, сдадим их в интернат, и я продолжу общаться с друзьями, улетать...

Упав на кровать я вцепился в покрывало, стянул его, скомкал, прижался лицом. Слезы текли сами, и я не мог их удержать.

Почему все так получилось? Этот мир вокруг -- правильный, добрый, хороший, но я никак не могу назвать его своим!

Не так, что-то не так!

Минут через пять я все-таки поднялся. Подошел к терминалу и поэкспериментировал с освещением. Верхний свет, шедший из четырех маленьких плафонов, удалось погасить, а над кроватью зажечь ночник -- матовый шарик на гибком стержне. Управляющая система в комнате оказалась не в пример тупее корабельной, но все-таки достаточно догадливой, чтобы понять желания такого идиота, как я.

Не уснуть мне сейчас. Хоть и вина выпили, и время позднее. С книжкой в руках я прилег на кровать. Раскрыл обложку... нет, почему мне кажется, что книги должны быть совсем другие? "Запустил" первые страницы. "Вводный курс." Дальше...

За фотографией шла чистая страница, на которой было написано лишь две строчки:

"Продвижение к будущему невозможно без взгляда в прошлое. Гатр Хамецци."

Имя казалось мне знакомым. Слово "регрессор" цеплялось к нему, как синоним. Гатр Хамецци был Наставником, и основоположником теории регрессорства...

Я пролистнул, и начал читать.

В общем-то, история не была главным в тексте. Постоянно шли ссылки на какие-то "общеизвестные" постулаты регрессорства и отступления на тему, "что было бы?"

Интересная, конечно, игра. Представлять, как пошло бы развитие общества, изменись что-то в окружающем мире, задержись какое-то открытие на десяток-другой лет...

Вот, например, почему мореплавание не развилось раньше? Ведь еще в Каменную эру первобытные люди строили челноки и плоты, умели использовать энергию ветра, улавливая ее парусами из звериных шкур?

"Главным фактором, так долго удерживающим нас на Круглом континенте, было небо. Гироскопические устройства ориентации, сверхчувствительные датчики, улавливающие магнитное поле Родины -- все это достижения достаточно развитой технологии. Первые шаги в мореплавания стали возможны не после создания могучих электропаровых кораблей. Еще столетие, до начала Морской эры, они курсировали лишь вокруг истыканного маяками побережья. Главным стала возможность ориентироваться в море, звездные карты, позволяющие держать курс. Но как долог был путь к ним! Взгляните на ночное небо..."

Я оторвался от книги, и последовал совету. Небо как небо. Немножко облаков. Звезды...

Да. Кажется, раньше над Родиной было другое небо!

Вторая фотография, вероятно, демонстрировала возможный счастливый итог, когда Шерстистые и люди все-таки стали Друзьями. Все четверо улыбались, стоя в обнимку.

Я перескочил через историю Лане-поздно-раскаявшегося, про создание штамма чумы, избирательно поражающего Шерстистых. У меня не было ни симпатии к этим здоровенным мохнатым тварям, ни сочувствия к Лане, который вначале был любимцем всего человечества, а кончил жизнь презираемым, отверженным скитальцем, тщетно ищущим в горах Квадратного материка кого-нибудь из Шерстистых, случайно избежавшего истребления...

Эра Объединения. Силы человечества уже велики, Наставничество преобразило общественные отношения, позор Большой Ошибки побудил Хамецци разработать теорию Регрессорства и Прогрессорства. Началось преобразование материков, осушение болот и выравнивание гор, выправление береговой линии, поворот рек в засушливые районы...

Я снова пролистал.

Героические полеты в космос, первые удачи и катастрофы... Создание Спутника Родины, той маленькой орбитальной платформы, на которой строились межпланетные корабли. Экспедиции к Внутренней и Внешней планетам, где, по данным астрономов, могла быть жизнь. А вот и собственно регрессорство...

"Любой разум, осознавший себя и распространяющийся в пространстве, неизбежно приходит к пониманию ценностей истинной Дружбы, если воспользоваться устаревшим, поэтическим термином -- братства. Но как долог может быть путь к пониманию подлинных ценностей! Вехи сколь страшных преступлений могут усеять дорогу! Человечество поняло это очень быстро -- трагедия Большой Ошибки научила нас Дружбе. Но две разумные расы, сосуществующие на одной планете -- это, скорее, исключение. Подобно тому, как рождение близнецов -- редкость в физиологии разумных рас, так и две цивилизации нечасто развиваются в одном мире. Еще на этапах предразума выделяется доминирующая эволюционная ветвь, занимает экологическую нишу, отведенную природой для разумных существ, а развитие других жизненных форм тормозится. В чем же выход? Позволить нашим _будущим-друзьям_ по Вселенной идти путем проб и ошибок? Или, все же, помочь им подняться к вершинам цивилизации, к миру и Дружбе?

Разумеется, второе!

Но если раса уже развита технологически, но неразвита духовно? Если наша помощь будет сочтена вмешательством и агрессией?

Для этого и существует концепция Регрессорства, которая выполняет первый и самый тяжелый этап на пути к Дружбе. Регрессия цивилизаций сводит их технический и, прежде всего, военный потенциал к нулю, по возможности сохраняя культурные и нравственные достижения _будущих-друзей_. Общество, стоящее на ступени развития, аналогичной Каменной или Костяной эрам у людей, принимает помощь и идею Дружбы радостно и с благодарностью.

Основными, известными всем, постулатами Регрессорства являются:

Первое: Принцип Благих Намерений.

Второе: Принцип Меньшего Зла.

Третье: Принцип обратимости правды, из которого следует аксиома Отсутствия Лжи.

Четвертое: Принцип Моральной Гибкости.

В дальнейшем мы рассмотрим шесть дополнительных постулатов Регрессорства, включающих в себя такие, на первый взгляд не бесспорные, как Ответственность Культуры и Свобода Второстепенного. Но начнем мы именно с основных постулатов..."

Я отложил книгу.

Что-то не по себе стало!

Не в том беда, что понятные и бесспорные истины вызывают неприязнь. Самое странное, что неприязнь эта -- какая-то личная, словно бы оскорбляющая меня самого!

Трудно мне будет. Очень трудно.

Я встал и пошел в санитарный блок. Он оказался неожиданно большим, с сияющей белизной треугольной ванной, раковиной, полной дезинфицирующего геля и, разумеется, унитазом. На стене, покрытой темной, слегка зеркальной пленкой, была наклеена яркая картинка: маленький мальчик, тщательно моющий руки, и надпись: "Надо, надо умываться, по утрам и вечерам!"

Гигиена -- это очень важно. Понимаю.

Я вспомнил свой дурацкий порыв, заставивший меня взять Тага за руку. Кажется, это не принято! Откуда же у меня возникла мысль о допустимости такого жеста?

Надо выспаться. Надо отдохнуть, и завтра мир покажется мне понятнее и привычнее. Так будет происходить с каждым днем, я усвою мораль и нормы Родины, я стану своим, вновь займусь Регрессорством, Родина отыщет Алари и сведет их агрессивный потенциал к нулю. Когда-нибудь они станут нашими Друзьями.

Интересно, а те, похожие на нас, существа -- они тоже нуждаются в работе регрессоров? Или их хватит ума принять помощь добровольно? Я вымыл руки, потом, поколебавшись, решил начать правильную жизнь с первого же вечера, и стал разбираться в механизмах душа. Через несколько минут, дважды окатив себя водой, вначале ледяной, а потом кипятком, я справился и с этим. Разделся, как будто в этом еще оставалась необходимость, забрался в ванну и тщательно вымылся.

А вот аккуратно складывать мокрую одежду было глупо. Я раскидал ее на полках, так, чтобы просохла к утру, забрался под одеяло и уснул. Устал я так сильно, что даже крошечные размеры подушки мне не помешали.

Мне снился сон, типичнейший _сон-который-нуждается-в-обсуждении-с-Наставником_. Нехороший сон. В меня влезла какая-то амебоподобная, жидкая тварь, растеклась по телу, пустила щупальца в сердце и печень, затуманила своим ядом мозг...

Я валялся на неровной металлической плите, вокруг стояли кошмарные существа, а среди них человек, старик -- мой Наставник, хоть он и не был похож на Пера...

А я терпел, терпел все, что со мной творили, потому что так было надо, и умом я понимал -- вся моя жизнь, моя боль -- это лишь пыль на ветру судьбы, мелочь, не заслуживающая внимания...

-- Ник! Никки...

Тварь ползала во мне, она собиралась изучить каждую клеточку тела, каждый нерв и каждый мускул, это не всегда было больно, но всегда -- противно...

-- Никки!

Я застонал и проснулся.

Катти сидела рядом на кровати, тревожно вглядывалась в мое лицо.

-- Ты плакал, -- сказала она. -- Плакал во сне, Никки...

Я сглотнул, в горле было сухо, сердце безумно стучало в груди.

-- Никки...

-- Ты... что ты здесь делаешь?

Конечно же, ничего умнее я придумать не смог!

Катти вздрогнула как от удара. Начала вставать.

-- Подожди, -- я непроизвольно схватил ее за руку. -- Прости. Спасибо, мне было плохо. Ты помогла. Я только удивился, как ты вошла.

-- Твой замок меня знает, -- она с легким удивлением посмотрела на мою ладонь. -- Никки, мы же были... друзьями... Радостного утра тебе, Ник!

Она была очень симпатичная. Только эта стрижка под щетинку... ну не нравилась она мне, и все тут! Зато очень добрые глаза, красивое лицо, полуобнаженное тело. Теперь она была в короткой юбке, а лента, которую женщины носят вместо рубашек, была совсем узенькой и полупрозрачной.

Нет, я и впрямь ее любил.

И готов был любить прямо сейчас и здесь.

...Что-то заклинило у меня в голове, в тщетных попытках понять собственные желания я попал в какой-то логический тупик.

Да что же такое, слов не хватает!

Впервые моя "резервная память" отказалась пояснить, чего же, собственно говоря, мне хочется!

-- Катти... -- беспомощно прошептал я. -- Я... я люблю тебя.

Она мгновенно расслабилась, и даже улыбнулась.

-- Я тоже тебя люблю, Никки. Все хорошо. Ты уже поправляешься.

Осторожно забрав руку из ладони, Катти коснулась моего лба.

Я сразу вспомнил ту, чужую женщину, и ее робкую ласку...

-- Температура нормальная, -- сказала Катти.

Да лучше бы она молчала!

-- Вставай, лежебока! -- весело продолжила Катти. -- Тебе разрешено валяться в постели, но не злоупотребляй!

Она встала, и сдернула с меня одеяло. Так быстро, что я не успел его удержать. Ну не было у меня вчера сил искать чистое белье!

-- Мойся и одевайся, -- совершенно спокойно сказала Катти. -- Ты вчера не положил одежду в блок очистки, я сама прибрала. Вставай!

Я сел на кровати, это оказалось неожиданно неудобно, словно у нее подпилили ножки, и она оказалась ниже, чем я привык. Задумчиво глянул на Катти. Ее не смущала моя нагота, как ту, чужую женщину. Значит, это нормально?

А что тогда неправильно?

Почему я никак не решусь подняться?

-- Прими холодный душ, -- посоветовала Катти. -- У тебя гормональный всплеск. Это ничего, это бывает после стрессов.

Во мне что-то сломалось. Уже без всякого стеснения я поднялся и пошел в ванную. Там, согласно рекомендации врача, пустил холодную воду и встал под нее. С крошечных дырочек в потолке лил настоящий дождь, я крутился под ним, поднимал руки, ловя холодные капли. Потом прислонился лбом к скользкой стене и замер.

-- Я принесла твою одежду, -- доброжелательно сказала Катти, входя. В ванной дверь не запиралась, или же я не смог найти механизм замка. – Ты себя нормально чувствуешь? Таг сказал, что вы приняли две фляги вина, у него легкое отравление...

-- Абсолютно нормально, -- сказал я, не поворачиваясь.

-- У тебя более сильная степень биозащиты, -- предположила Катти. --

Твой организм легко устранил токсины.

-- Катти, у меня какие-то психические нарушения, -- сказал я. --

Мне... я...

Она терпеливо ждала, пока я подыщу слова.

-- Я чувствую дискомфорт, находясь рядом с тобой в обнаженном виде! -- наконец-то сформулировал я.

-- Это проявляется только со мной? -- деловым тоном спросила Катти.

-- Ну... наверное. Вчера, на обследовании, я тоже ощущал дискомфорт, когда ты смотрела на меня.

-- Не беспокойся. Известное явление. Психическая регрессия. Порой возникает у детей в период созревания, иногда при сильных стрессах. Есть специальный термин -- стеснительность. Обычно стеснительность направлена на противоположный пол.

-- И что теперь? -- глупо спросил я.

-- Пройдет. Надо изменить возникший у тебя ложный образ поведения. Хочешь, сходим в баню? У нас еще есть время.

-- Тебе решать, -- согласился я.

-- Тогда одевайся, зайдем к Тагу.

Может это и регресс, но я расслабился, лишь когда Катти вышла.

Таг и впрямь чувствовал себя неважно.

-- Алкогольсодержащие средства надо запретить, -- бормотал он, бродя по комнате. Порядок у него был такой же, как у меня, зато вещей побольше. В основном -- за счет фотографий чудовищных монстров на стенах и каких-то неаппетитных субстанции в широких плоских сосудах. -- Это отрава. Я подам предложение в Мировой Совет от имени всего института...

-- Подожди денек, вдруг передумаешь, -- засмеялась Катти. Она сидела в кресле, веселая и беззаботная. Может быть и впрямь уверилась, что со мной все будет в порядке? Или старается развеселить меня?

-- Подожду! Но не передумаю! -- энергично заявил Таг. -- Когда Ники отчитываться?

-- Наставник договорился о встрече с Советом в шесть часов дня. Уйма времени. Я хочу сводить Никки в баню.

-- А чего так? -- удивился Таг.

-- Токсины вывести, -- Катти подмигнула мне, и я был рад этой деликатности. -- Пойдешь?

-- Пойду, -- решил Таг. -- Надо попросить машину...

-- Я на колесах. Наставник прикрепил ко мне машину на пять суток, пока будет длиться первичная реабилитация Ника.

-- Ага, ты теперь главная в этом процессе... Ган ничего не нашел?

-- Абсолютно. Доклад корабля был полным и правильным. Он сидел до утра, ушел домой только в половину третьего утра. Дадим ему отоспаться?

-- Дадим, -- согласился Таг. Он перебрал стопку одежды, и накинул поверх рубашки курточку, сплетенную из разноцветным шнуров. -- Красиво?

-- Очень, -- одобрила Катти.

Машина была или та же, что вчера, или неотличимая от нее. Маршрут задала Катти, потом развернула переднее сиденье к нам, и мы принялись болтать. Ни о чем, в общем-то. Про расу _будущих-друзей_, которую я нашел в космосе, и про то, как здорово и увлекательно будет заняться ими всерьез, помочь стать Друзьями. Тага, впрочем, это не сильно волновало.

Вот раса, сходная с нами внешним обликом -- это да!

-- Ведь еще никогда такого не было! -- азартно жестикулирую говорил он. -- Ну, вот когда Маленьких делали Друзьями, до чего доходило? Создали копир-костюмы, и в них детей отправляли к Маленьким! Искусственно тормозили рост, чтобы подготовить взрослых регрессоров... дети-то постоянно проваливались... Как долго это аукалось, Катти?

-- Семнадцать поколений низкорослых, -- вздохнула она. -- Да и теперь... изредка... говорят...

-- А с этими -- только работай! Готовь сотрудников, засылай на планеты _будущих-друзей_, и работай! Завидую регрессорам! Вот честное слово -- завидую!

-- Они достаточно развиты, чтобы распознать чужаков. Мы можем быть идеально похожи внешне, но различия в психике скажутся. Так что легкой работы не будет.

Наступила тишина. И сам Таг осекся, и мне нечего было сказать, и Катти отвела взгляд.

-- Это хорошая гипотеза, -- сказал я.

-- Никки! -- Таг даже соскочил со своего кресла, стукнувшись головой о потолок, но машину мотнуло на повороте, и он упал обратно.

-- Откуда ты знаешь, что я -- Никки? Может быть _его_ допросили, вызнали все, что можно, и под видом Никки заслали меня? Чужого регрессора! А?

Мне сейчас так плохо было, что я никого не щадил.

-- Ник!

Я посмотрел в глаза Катти.

-- Это невозможно по трем причинам.

-- Тогда докажи мне, что я -- это я. Потому что сам я в это не всегда верю!

-- Твое тело -- тело Никки. Мы же сверили генную карту! Оба анализа оказались правильными, отвечающими твоему генотипу!

-- Тело могли скопировать, -- предположил я.

-- Второй довод против! Мы провели полную ментоскопию твоего мозга. Да, ты ничего не помнишь о прошлом! Но словарный запас -- это именно твой запас! Ты знаешь то, что должен знать! И чужой памяти в тебе -- нет! Зачем засылать регрессора, который не знает своего задания? Это же бессмысленно! А мы обшарили весь мозг, все его уголки. Чисто!

-- А третий довод? -- спросил я. Прямо-таки с мстительным желанием навредить себе самому!

-- Мы. Твои друзья, твой Наставник. Неужели мы можем не почувствовать подмену?

Я закрыл глаза. Спасибо, Катти. Спасибо за эти слова. Может быть они -- и есть самый главный довод. То, что меня успокоит.

-- _Не-дружественный_ регрессор должен быть такой копией Никки... морально-этической копией... что это просто невозможно.

-- Спасибо, Катти... -- прошептал я.

-- Абсолютно бесспорные доводы, -- сказал Таг. -- Вот мне, специалисту по иным расам, веришь?

-- Верю.

-- Конечно, если брать все как абстрактную гипотезу... -- Таг сладко зажмурился. -- Нет, я мог бы попробовать найти возражения. Обойти все доводы.

Тишина вернулась.

-- Сделай это, Таг, -- попросил я. -- Попытайся понять, могу ли я быть чужим регрессором. Если найдешь такую возможность -- подумай, как проверить. В этом случае меня надо немедленно изолировать от общества и разрабатывать меры противодействия.

-- А вот эти твои слова, Ник, -- сказала Катти, -- последнее доказательство. Может быть, ему Мировой Совет не поверит. Но я -- поверю. Ты наш Никки. Умник-Никки, Никки-Непоседа, Никки-Перестраховщик. Не бойся ничего!

-- Не верь, не бойся, не проси, -- сказал я. -- Спасибо вам. Когда я совсем приду в себя, то мы еще посмеемся вместе. А пока не получается.

Баня была не одним зданием, а целым комплексом -- круглые павильоны, из-за непомерной высоты казавшиеся скорее башнями, сросшиеся боками трехгранные пирамиды, в центре -- исполинское кубическое сооружение из снежно-белого камня. Пространство между зданиями так густо заросло зеленью, что казалось бы давно заброшенным, если бы не тропинки, ведущие в глубь комплекса. Мы оставили машину у дороги, и пошли по одной из тропинок, ныряя под эстакады и галереи, связывающие здания друг с другом затейливой сетью. Один раз навстречу прошла маленькая компания -- трое мужчин и две женщины. Они смеялись, болтали о чем-то, и дружелюбно поздоровались с нами.

Сквозь ворота с тепловой завесой мы прошли в обширный сумрачный зал. На пороге я на миг остановился.

Да, ложный образ поведения придется менять. Здесь было, наверное, с сотню людей. Мужчин и женщин, обнаженных, раздевающихся и полуодетых. Кто-то пришел, кто-то уходил. Вдоль стен тянулись ряды невысоких шкафчиков, в которые посетители аккуратно складывали одежду. В сводчатом потолке спиралью тянулись маленькие окна, сквозь которые пробивался неяркий, словно фильтрованный, свет Матушки.

-- Идем, -- поторопил меня Таг.

Мы подошли к свободным шкафчикам. Катти и Таг начали раздеваться сразу, я секунду помедлил.

_Это нормально_, -- шепнул я себе наконец, и тоже стал раздеваться. Вокруг было такое обилие нагих тел, что мой разум в панике отрекся от чувства, которое Катти назвала стеснительностью.

-- В ураганный или в морской? -- спросил Таг у Катти.

Девушка уже разделась, прикрыла свой шкафчик -- я отметил, что замков на дверцах не было, и на мгновение задумалась над вопросом.

-- В морской, вначале. Никки надо заново привыкнуть.

Я, не споря, пошел за ними. Ни ураган, ни море у меня с баней не ассоциировались.

Вместе с десятком других обнаженных посетителей мы пошли по узкому проходу. И от каменного пола, и от каменных стен шло тепло, временами в стенах попадались амбразуры, из которых нас обдавал горячий воздух. Освещение здесь уже было искусственное, матовые панели на высоком потолке. Все шли молча, серьезно, словно готовясь к какому-то важному ритуалу, и шлепанье босых ног по полу сливалось в странный ритм, дикарский аккомпанемент к грядущему действу. Пол под ногами, оставаясь горячим, стал мокрым. Откуда-то теперь сочилась вода, и не застаиваясь стекала вперед, видимо в коридоре был легкий, неощутимый глазом, наклон.

Завороженный участием в процессии я все же украдкой поглядывал вокруг. Мужчин и женщин шло примерно поровну, большинство -- молодые, наши ровесники. Очень много симпатичных девушек. Толпа явственно делилась на отдельные группки пришедших вместе, но даже в пределах одной компании никто не касался друг друга. Какой-то парень, поскользнувшись, неловко и больно упал на колено, хотя я мог поклясться, что он сумел бы удержаться, взявшись за плечо идущего рядом друга.

Повеяло горячим воздух. Запахом соли и йода, словно впереди и впрямь было море. Раскаленное, почти кипящее. Воды под ногами стало больше, и я теперь ступал осторожнее.

Коридор кончился внезапно, распахнувшись в помещение, напомнившее мне корабль Алари. Та же имитация пещеры и каменная облицовка. Только свет идет из окон. Пол был засыпан крупным белым песком, попадались какие-то ракушки и, даже, мелкие обломки кораллов. Песок был раскидан множеством мелких холмиков, барханов, на вершине которых сидели, стояли, лежали люди. Откуда-то дул горячий ветер, но жара стояла такая, что он приносил облегчение. Я мысленно оценил температуру как двукратную к температуре здорового тела.

-- Никки!

Вслед за Катти и Тагом я поднялся на маленький песчаный барханчик. Опустился, скрестив под собой ноги. Мы сидели лицами друг к другу, одна из многочисленных групп. Обжигающие порывы ветра лизали тело.

-- Как ты? -- спросила Катти.

Я пытался не смотреть на нее. Нет, не помогла до конца эта врачебная процедура. Меня смущает собственная нагота, а еще более -- ее...

-- Интересно, -- уклончиво ответил я.

-- Отдыхай, -- посоветовала Катти. -- _Расслабься-бди_, и отдыхай...

Закрыв глаза я подчинился.

В общем-то, было здорово. Тело негодовало, попав в эту исполинскую печь, но жар почему-то становился все приятнее. Я вспотел, но горячий воздух мгновенно высушил влагу. Песок медленно тек под порывами ветра, засыпая ноги, прожаривая кожу.

Хорошо...

-- Никки!

Я открыл глаза -- Катти и Таг уже поднялись.

-- Идем, -- сказал Таг. -- Пора менять температурный режим.

Огибая песчаные холмики, на которых потели и сохли обнаженные тела, мы пошли в противоположный конец зала. Там оказался маленький водоем -- стекающая по стене вода собиралась озерцом и вытекала сквозь арку в стене.

-- О-го-го! -- закричал Таг, разбегаясь. Прыгнул, с головой погрузившись в озерцо. Мы последовали за ним. Вода обожгла, она была ледяная, словно и не текла по раскаленным стенам. Я вынырнул, жадно глотая воздух. Таг уже направлялся к арке, полностью отдавшись на волю течения.

-- За ним... -- Катти вынырнула из воды рядом со мной. Мы почти соприкасались телами. -- Никки!

-- Плыву, -- согласился я.

Поток мчался по туннелю. Стены, вначале сложенные из камня, внезапно стали прозрачными. Теперь мы плыли по стеклянной трубе, идущей над тропинками. Под нами шли люди... кажется, нас они не видели, прозрачность была односторонней.

-- Контрастные тепловые процедуры благотворно влияют на организм! -- донесся до меня голос Катти, плывущей следом.

Ну неужели она не может сказать просто "Здорово"?

Течение ослабло, и нас вынесло в новый зал. Я поднырнул под нависающий свод туннеля, и оказался в новом водоеме.

Ого!

Вода и здесь была холодная. Зато ветер...

Ураганный зал? Видимо!

Пол был каменный, но кое-где выложенный деревянными брусками. Очень предусмотрительно, потому что подошвы обожгло с первого же шага. Порывы ветра заставляли жмуриться и пригибаться.

Песка здесь, конечно, не было. Его смело бы к стенам за одну минуту. Вместо песчаных холмиков зал был утыкан каменными глыбами, с деревянными площадками наверху. Мы торопливо поднялись на ближайший свободный камень, скорчились на помосте.

-- Долго здесь нельзя! -- крикнул мне Таг. -- Три минуты, максимум -- пять!

-- Я рад! -- отозвался я, перекрывая ветер. Мне казалось, что из тела буквально высасывает воду. Два произнесенных слова заставили пересохнуть рот, и я принялся глотать, выжимая слюну.

-- Кто-то из поэтов сравнил полный цикл банных процедур с процессом развития человечества! -- сказала Катти. -- Преодоление враждебных природных условий, хлад и пламень, стремительное движение, а в итоге -- прилив сил и любви к мирозданию!

-- Не очень-то приятный процесс развития, -- прошептал я, скорее самому себе.

-- Что? -- спросила Катти.

-- Думаю, что если убавить ветер, и снизить температуру, то природа покажется не столь враждебной! -- крикнул я.

Не знаю, отчего тело чувствовало такую легкость. Может быть от благотворного влияния банных процедур, а может быть от счастья, что они закончились. Вторая версия мне казалась даже более вероятной.

-- Через час тебе надо быть в Мировом Совете, -- сказала Катти. – Ты пойдешь вместе с Наставником. Мы все уже подали свои доклады, так что нам присутствовать не обязательно. Но мы подождем... в здании.

-- Это далеко? -- спросил я.

-- В центре.

Я не понял, и Катти заметила мою растерянность.

-- В центре материка. В Служении, так называется город.

-- А мы успеем?

Машина, в которой мы сейчас сидели, казалась мне не настолько быстрой, чтобы преодолеть расстояние от побережья до центра материка за один час. Разве что скоростная магистраль... нет, все равно, колесный транспорт такой скорости не достигнет...

Катти и Таг переглянулись.

-- Успеем, -- сказала Катти. С жалостью и нежностью в голосе. -- Никки, вспомни виды планетарного транспорта!

-- Машины, платформы, корабли, флаеры, кабины, -- автоматически выдал я.

-- Правильное решение -- кабины! -- подтвердила Катти. -- Мы успеем еще сто раз. Сейчас съездим в магазин, тебе надо переодеться. Это не обязательно... но выглядеть красиво -- знак уважения к Мировому Совету.

-- А кто в него входит?

-- Ученые, инженеры.. да кто угодно! -- Таг пожал плечами. -- Но в основном -- врачи и Наставники. Это ведь наиболее уважаемые люди. Катти, задай курс.

Машина тронулась, и мы отправились в ближайший магазин...

-- Нет, все эти модные полуплащики и свитерки можешь забыть! -- наставляла Катти Тага. -- Мы Ника не в молодежный клуб собираем. Он должен выглядеть серьезно и строго. Основная мысль -- человек преодолел немыслимые испытания и вернулся на Родину. Претерпевший беды, но не сломленный. Полезный обществу и уверенный в себе!

В результате этой тирады мне был выбран светло-серый цвет, символ реальной чистоты и тяжелых испытаний, как объяснил Таг. Белая одежда выглядела бы чересчур заносчиво, черная или красная демонстрировала бы какой-то проступок, которого я не совершал.

Я не стал вдаваться во все детали. Покорно разделся и примерял костюм за костюмом. В конце концов я оказался в стального цвета рубашке, серых брюках и пиджаке, на шею мне повязали пышный белый бант, на ноги одели мягкие, натягивающиеся как носки, ботинки из тонкой серой кожи.

-- Полюбуйся! -- осмотрев меня со всех сторон предложила Катти. В маленькой примерочной не было зеркала, но я не успел спросить, как именно мне предлагают посмотреть на себя. Таг щелкнул переключателем на стене, и рядом со мной возникло в воздухе объемное изображение. Я уставился на своего двойника, ответившего мне таким же любопытным взглядом. Через мгновение интерес на лице голограммы сменился брезгливой неприязнью.

Белый бант был верхом идиотизма. Не будь его, я выглядел бы слегка мрачноватым молодым человеком, одетым так, чтобы подольше не пачкаться. С белым бантом на шее я казался себе то ли _животным-другом_, вышедшим на прогулку с хозяйкой, то ли артистом, готовящимся веселить публику.

-- Что-то не так, Никки? -- удивился Таг.

Я молча содрал с шеи бант, швырнул на пол. Мое изображение послушно сделало то же самое.

Вот так -- гораздо лучше!

-- Не знаю, -- задумчиво произнесла Катти. -- Это был красивый символ внутренней чистоты. Неброский, но эффектный.

Ничего себе, неброский!

-- Катти, я понимаю, ты с детства хотела быть модельером, -- сказал Таг. -- Но не зря же Наставница отсоветовала тебе эту профессию? Может быть Никки интуитивно чувствует вызывающий символизм белого банта?

-- Возможно, -- Катти вздохнула. -- Хорошо, оставим как есть. Пора, ребята.

-- Здесь должна быть кабина, -- заметил Таг.

-- Да, я помню.

Мы вышли из примерочной. Я почему-то ожидал, что придется сообщить сотрудникам магазина, какую одежду мы взяли, может быть -- где-то что-то отметить, но моих друзей это явно не волновало. Вдоль стоек с одеждой, такой яркой, что рябило в глазах, порой -- светящейся или меняющей цвет, мы пошли в дальний конец магазина. Там, у стеклянных дверей ведущих на улицу, стоял высокий цилиндр из темного полупрозрачного пластика.

-- В шестую кабину Служения, я полагаю, -- сказала Катти.

-- Пойдет, -- согласился Таг.

Вблизи цилиндр оказался снабженным раздвижной дверцей и терминалом на стенке. Таг небрежно коснулся коллоидного активатора ладонью, нахмурился.

-- Шестой зарезервирован большой группой, -- сообщил он. -- Идем на пятый.

Дверца цилиндра скользнул вбок, внутри зажегся свет. Там не было ничего, только металлическая решетка на полу и панель освещения в потолке. Таг шагнул в цилиндр, помахал нам рукой. Дверь сошлась, кабина погрузилась во тьму. На мгновение вспыхнул синеватый свет.

-- Иди, -- сказала Катти. -- Закажи управляющей системе пятую кабину.

Я послушно коснулся терминала.

_Пункт назначения?_

-- Пятая кабина Служения, -- хрипло сказал я. Мне было не по себе.

-- Не обязательно вслух! -- напомнила Катти.

_Ожидайте освобождения. Входите._

Я вошел в открывшуюся кабину. Тага здесь, конечно, уже не было. Кабина, изнанка пространства, перемещение вне времени... – отчаянно вытягивал я цепочки слов. Безопасность и надежность. Удобство и комфорт...

Свет погас, потом последовала синеватая вспышка. Ничего не изменилось. Я ждал.

_Служение. Пятая кабина. Освободите кабину._

Дверь открылась, я шагнул наружу, непроизвольно ожидая увидеть ряды вешалок и Катти.

Цилиндр стоял в парке. Было сумрачно, словно что-то исполинское заслоняло Матушкин свет. На лужайке перед кабиной топтался Таг.

-- Выходи, выходи! -- энергично позвал он.

На негнущихся ногах я пошел к нему. Цилиндр за спиной сомкнулся. Рядом с Тагом стояла парочка -- пожилая женщина с молодым мужчиной. Оба очень ярко одетые, лица веселые, но чуть-чуть недовольные.

-- Друзья, еще минутку, -- извиняющимся тоном сказал Таг. -- Еще один человек.

Я машинально кивнул этим людям, наверное, собирающимся покинуть Служение, остановился, задрал голову.

Статуя дырявила небо.

Никогда я не видел таких огромных памятников... нет, домов, выполненных в виде статуи. Человек, мужчина, пожилой, в плаще... -- какие-то отдельные мазки воспринимались сознанием, никак не складываясь в целую картину. Разум отказывался оценить высоту, но я заметил, что голова статуи находится наравне с облаками.

-- Аллегорическая фигура Наставника венчает собой здание Мирового Совета, -- тоном экскурсовода сообщил Таг. -- Построенное более двухсот лет назад оно является самым высоким зданием Родины. Когда технология испытания кварковых реакторов потребовала создания комплекса, превосходящего здание Совета высотой, было найдено компромиссное решение. Испытательный комплекс был построен, но вначале здание Совета приподняли на полтора килошага.

-- Идемте, ребята! -- Катти выбежала из кабины. -- Времени мало!

Мы двинулись по парку. До подножия статуи было совсем недалеко, кабины стояли повсюду. И людей здесь оказалось много. Они бродили по парку, сидели на скамеечках или просто на траве, любуясь зданием. Не знаю, что они находили приятного в тени исполинской статуи. Меня лично это чудовищное сооружение подавляло.

-- А, вот почему шестая кабина блокирована, -- воскликнул Таг на ходу. -- Экскурсия.

Из цилиндра один за другим выходили дети. Первые дети, которых я увидел на Родине. Одни только мальчишки. Они выскакивали из кабины с радостным гомоном, но тут же затихали, сбивались кучками по четыре-пять человек, жались к невозмутимым Наставникам.

-- Я тоже, -- следя за подростками ответил я.

Вот один мальчик подбежал к Наставнику, прижался к нему, что-то спросил, указывая рукой на здание Совета. Наставник засмеялся, потрепал его по голове, обнял за плечи.

Нет правил без исключения?

Нет исключений без причины?

Что значит прикосновение в мире, где телесные контакты находятся под негласным запретом? Что за сила таится в касании чужой руки? Тепло, любовь, забота, доверие?

Но ведь это -- движущие силы нашей морали. Дружба, любовь, равенство... говоря поэтически -- братство. Зачем табуировать любовь, зачем ограничивать тепло? Может быть монополия на любовь -- это самое сильное оружие в мире?

Крепостная эра, с ее эпидемиями, чумными и язвенными морами, отучила нас от телесного контакта. Свела его к минимуму, сделала нарушением хорошего тона. Но если есть где-то в душе потребность в касании человеческой руки, если ребенок помнит поцелуи матери, и тоскует по ним в уютных стенах своего интерната, кем станут Наставники? Единственные, кто может обнять, утешить, похвалить, приласкать, наказать?

Святыми?

Я замотал головой.

Какие гадкие мысли лезут в сознание! Что со мной творится, я ведь часть этого мира, плоть от плоти его! И мир мой полон добра и любви -- лишь я, скатившийся в своей амнезии к темным глубинам подсознания, хочу чего-то запретного, давно отринутого историей...

Во взгляде Катти была тревога.

-- Тяжело быть новорожденным, -- ответил я.

Здание Мирового Совета внутри оказалось еще более подавляющим, чем снаружи. Здесь не признавали маленьких комнат. Анфилада залов, идущих сквозь постамент "аллегорической фигуры Наставника" была так огромна, что я бы не удивился летательным аппаратам, курсирующим по помещению. Но вместо них скользили заурядные транспортные платформы.

-- Седьмой зал, у информационных стендов, -- сказала Катти. -- Быстрее. Таг, лови платформу!

Людей было много. Люди шли по своим делам, люди озирались, зачарованно изучая сводчатые потолки, расписанные красочными фресками, скапливались у колонок терминалов, разбросанных по залу, они пришли сюда отдыхать и работать. Где-то играла едва слышная музыка, шуршали шаги, обрывки тихих разговоров сливались в легкий гомон.

Мы подъехали в седьмой зал на платформе, вместе с серьезным, молчаливым Наставником, явно спешившим по своим делам, и молодыми ребятами. Те, наверное, просто болтались по центру Родины, и на Наставника взирали с восторженной почтительностью. На нас, впрочем, тоже с уважением. Мы явно производили впечатление людей, пришедших сюда не зря.

А ведь сложно, наверное, разрисовывать купола потолков так, чтобы снизу изображение выглядело правильным и соразмерным. Линии должны быть нарочито искажены. Картина должна стать фальшивой и несоразмерной, чтобы издали напоминать правду...

Я потер лоб. Нет, что за гадости лезут в голову?

Особенно поразила меня фреска, занимающая весь потолок шестого зала. На ней был изображен бушующий океан, острые скалы, затянутое штормовыми тучами небо. На скалах стояли Наставник и маленький мальчик. Наставник одной рукой обнимал мальчика за плечи, другой указывал в море, где, расправив паруса, несся по волнам корабль. Могучие гребные колеса наполовину высовывались из воды, на мачтах пылали огни. Наверное, относившаяся к Морской Эре картина должна была означать мудрость Наставника, указующего подопечному на красоту бури, на отвагу матросов, схватившихся со стихией... а может быть, на их преступное легкомыслие. Курс корабля не оставлял сомнений, что через минуту он врежется в скалы. Но у меня возникла неприятная мысль, что после крушения Наставник и мальчик спустятся со скал, и примутся растаскивать уцелевшие корабельные грузы...

Я опустил голову.

Беда...

Личность -- это не только уникальный генотип, набор знаний и система речевой коммуникации. Главное -- отношение к окружающему, набор реакций, который формируется на протяжении всей жизни. И тут, наверное, наиболее важна последовательность, с которой оцениваются явления окружающего мира. Что-то должно закладываться в некритичном, бессознательном детском возрасте, становиться аксиомой, не требующей доказательств и не вызывающей сомнений. Иначе -- беда.

Я утратил именно аксиомы. Социальные нормы, не поддающиеся разъяснению. И теперь вернуть их обратно почти невозможно. Остается лишь притворяться.

-- Никки!

Вслед за Тагом и Катти я спрыгнул с платформы. Седьмой зал был, вероятно, в середине постамента. А постамент, я не сомневался, находится в центре материка. И столб голубого света, бьющий из пола в купол, пронзающий его, уходящий ввысь, был осью, вокруг которой крутится вся жизнь Родины.

Здесь оказалось куда меньше людей. Не положено, наверное, слоняться без дела в этом месте. У столба холодного голубого огня стояли две фигурки -- я узнал Наставника Пера и Гана.

-- Мы не опоздали, Наставник? -- крикнула Катти. Вместо ответа тот взмахнул рукой: "Подходите!".

От голубого свечения шел холод. Мне становилось все более неуютно и страшно. Даже Катти и Таг нервничали, хоть и не им предстояло отчитываться перед Мировым Советом...

-- Вовремя, -- обронил Наставник, когда мы приблизились. -- Здравствуйте, ребята. Здравствуй, Катти...

Таг подмигнул мне, я неловко кивнул в ответ.

-- Хорошо выглядишь, Ник, -- похвалил меня учитель. -- Катти, ты помогала ему одеться?

-- Да, Наставник.

-- Замечательно. Я начинаю думать, что ты могла бы справиться с профессией модельера. Мне казалось, что ты обязательно используешь ненужные аксессуары -- галстук, бант, что-либо подобное...

Катти опустила глаза.

-- Я использовала белый бант, Наставник. Ник сам его снял.

-- Нет, я готов.

-- Дай руку.

Я позволил ему взять мою ладонь. Наставник, ты думаешь, что это касание наполнит меня уверенностью и прогонит страх? Ты ошибаешься, я слишком серьезно болен. Я не вижу беды в невербальной коммуникации и не испытываю от нее восторга. Хоть я и Ник, но я уже чужой.

Взявшись за руки мы вошли в столб голубого света.

Мне казалось, что это будет какой-то аналог лифта, и мы начнем подниматься вверх. Может быть на платформе, а то и просто в силовом поле. Но голубое свечение лишь обозначало зону мгновенного перемещения. Большую и роскошную кабину. Команды здесь отдавал Наставник, я даже не слышал управляющей системы.

Свет вокруг нас померк, сжался, размытые очертания седьмого зала, лица Катти и ребят исчезли. Теперь казалось, что мы стоим во тьме – так ярко и празднично сиял мир вне зоны перемещения.

Я почему-то вспомнил баню.

Правда сама обстановка скорее напоминала ресторан. Сотня столиков, за которыми сидели люди, в большинстве своем -- Наставники. Некоторые ели, некоторые просто беседовали за флягой вина или чашечкой дымящегося кофе. Отдельные группы оживленно спорили.

Здесь решаются судьбы Родины?

Как зачарованный я шел за Пером. Невольно задерживал взгляд на самых живописных фигурах -- вытянувшемся на диванчике длинноносым, темнолицым, узколобым, с могучими надбровьями человеке, лениво разговаривающим с присевшим перед ним на корточки... Маленьким Другом! Инопланетянин то ли успокаивал человека, то ли соглашался с его словами, робко поглаживал серой лапкой рукав его куртки, заглядывал в запавшие глаза. Кажется, ему было не по себе в этом зале, он то и дело опускал мордочку в дыхательную маску, болтающуюся на груди.

А вон Гибкий Друг -- свернувшийся узлом на кресле, выставивший на стол огрызок тела. Покачивающаяся сизая труба напоминала обрубленную шею. Хохочущий толстяк, сидящий рядом, то и дело поворачивался к Гибкому Другу и что-то говорил... Нельзя так думать! Неправильно испытывать к Друзьям насмешливые или неприязненные чувства!

Мы подошли к столику, за которым сидели двое людей. Широкоплечий рослый мужчина с распущенными волосами и старая женщина, с такой же как у Катти прической-щетинкой. Просто, неярко одетые, с доброжелательной улыбкой поглядывающие на нас.

-- Заслуженный врач Родины Ана, Командор Дальней Разведки Биг, -- представил их мой Наставник. -- А тебя они знают.

-- Не помнишь меня, Никки? -- спросила женщина.

Я покачал головой.

-- Садись, мальчик, -- скомандовала она.

Мы расположились за столиком вчетвером. Биг, не спрашивая, налил и протянул мне бокал вина из фляги.

-- Выпей, Никки. _Расслабься-бди_. Досталось же тебе...

-- Он хорошо восстанавливается, -- наливая вина себе сказал Пер. -- Ребята молодцы, помогают парню.

-- Я знаком с докладом корабля, и прослушал твой рассказ Наставнику, -- сказал Биг. -- Твой полет -- самое важное событие со дня Ухода.

-- Ухода? -- переспросил я.

Биг недоуменно посмотрел на Наставника.

-- Я пока не занимался с Никки, -- невозмутимо сказал Пер. – Вначале надо принять общее решение о его судьбе.

-- Да, конечно, -- вздохнул Биг. -- Никки, скажи, кем ты себя чувствуешь?

-- Никки Римером, пилотом Дальней Разведки, Прогрессором и Регрессором.

Они продолжали чего-то ждать.

-- Вот только сейчас я не гожусь для этой работы, -- добавил я. -- Все исчезло. Все потеряно. Наверное, я просто Никки Ример, которому надо искать свою судьбу.

-- Молодец, Никки, -- Биг вздохнул, покосился на женщину.

-- Контроль проведен вполне корректно, я полностью поддерживаю выводы Института Чужих Форм Жизни, -- сухо произнесла Ана. -- Я не считаю необходимым санаторный режим или социальное ограничение прав. Однако возвращение к прежним профессиям...

Она с сомнением покачала головой.

-- Как я понимаю, все же остаются сомнения в моей личности, -- сказал

я. Биг и Ана удивленно подняли головы. -- Учитывая этот фактор, для меня

работа в космосе -- нежелательна.

-- Мой лучший ученик, -- гордо сказал Пер. -- Никки...

Он потрепал меня по голове.

-- Значит, два вопроса? -- резюмировал Биг. -- Статус и профессиональные рекомендации?

-- Очевидно, -- согласился Наставник.

-- Твои предложения?

-- Полные права. Новая профессия, исключающая доступ в космос.

-- Например?

Пер заколебался.

-- Я рискну предложить... у Никки потрясающее чувство ответственности. Собранность, целеустремленность, терпение. Очень высокий уровень эмпатии.

-- Профессия Наставника? -- удивленно воскликнула Ана.

Биг потер переносицу.

-- Какое-то время Никки поработает со мной. В обычном режиме помощника. Далее, если все пойдет хорошо, он получит собственную группу...

Ана искоса смотрела на меня. Кажется, ей не очень-то понравилось предложение Пера. Но она промолчала.

-- Я помню предложения медицинской группы Совета, -- невозмутимо продолжил Пер. -- Вахтовая работа на энергостанциях, в сельском хозяйстве, санаторный режим...

-- Это было лишь одно из предложений! -- хмуро ответила Ана.

-- Понимаю. И все же думаю, что Никки желательно работать в контакте с людьми. Там, где он может проявить свои лучшие качества.

Кажется, против этого довода никто возразить не мог.

-- Я ручаюсь за него, -- добавил Пер.

Ана махнула рукой.

-- Хорошо. Медицинская группа поддерживает. Но под вашу личную ответственность, Наставник.

-- Разумеется.

Наступила тишина. Биг, Ана, Пер смотрели на меня. Это что -- все? Решение Мирового Совета принято?

-- Спасибо, -- сказал я. -- Я оправдаю доверие Наставника и Совета.

-- Ни у кого нет возражений? -- громко спросил Пер. И я вдруг заметил, что во всем зале совета царит полная тишина. Все смотрели на наш столик. И, вероятно, слышали всю беседу!

-- Только под вашу ответственность, Пер...

Голос раздался совсем рядом. Но говорил тот узколобый человек, что беседовал с Маленьким Другом, лежа на диване.

-- Разумеется, -- так же как Ане, ответил Наставник.

-- Решение принято, -- Биг кивнул мне. -- Ник, если Дальней Разведке потребуются твои консультации, мы обратимся за помощью.

-- Да, -- прошептал я. -- Конечно.

-- Удачи, -- пожелал Биг.

Пальцы Наставника легли на мое плечо.

-- Никки, идем. Не стоит задерживать Совет.

Я встал, кивнул Ане. Старая женщина была явно недовольна решением, но все же улыбнулась мне. Словно по обязанности.

Все?

Все!

На меня уже никто не смотрел. Нет, любитель полежать на диванчике провожал меня задумчивым взглядом. И Биг добродушно помахал рукой вслед.

-- Вопрос экологической службы Западных пустынь... -- разнеслось над залом. -- Запуск кварковых реакторов, осуществленный в рамках программы Ухода, нанес серьезный ущерб реликтовым...

Голубое сияние погасило звук.

Я посмотрел на Наставника. Его лицо было очень серьезным. На лбу выступили капельки пота.

-- Могли быть куда более неприятные решения? -- спросил я.

Собственный голос казался чужим. Искаженным и тихим. Помимо голубого света здесь действовало какое-то поле.

-- Да.

Мы переместились. Обратно в седьмой зал -- я увидел ожидающих друзей.

-- Ты рискуешь, Пер?

Наставник повернул голову. Рывком, словно разрабатывая ржавые шарниры.

-- Надеюсь, что нет.

-- Что могло стать худшим вариантом?

-- Нельзя долго находиться в транспортной зоне, -- сухо сказал Пер.

-- И все-таки?

-- Санаторий, -- Наставник потащил меня за собой, и я подчинился.

При других обстоятельствах я побродил бы по залам Мирового Совета. Роспись потолков, несмотря ни на что, была очень любопытной. Да и просто понаблюдать за посетителями казалось достойным занятием. Но сейчас на меня слишком давило недавнее пребывание в зале заседаний. Мы встали на свободную платформу, Катти задала курс к выходу.

-- Ты чем-то смущен, Никки? -- спросил Пер. Не стоило удивляться

проницательности Наставника, а возражать -- тем более.

-- Немного. Двумя вещами.

-- Никто не спросил моего мнения, Наставник. Совет решал, чем я буду заниматься остаток жизни, но никто не поинтересовался моим мнением.

-- Понятно, -- Пер глянул на Катти, та понимающе кивнула. -- Что еще?

-- Два вопроса, как правило, содержат взаимный ответ, мальчик.

Я пожал плечами.

Я молчал. Да, он был прав.

Но почему я не верю в правду?

-- Никки, твое сознание испытало психическую регрессию, -- сказала Катти. -- Бегство в детство. Ты спрятался от мира, вернувшись к эмоциональным реакциям подростка. Все мы в детстве испытывали такие сомнения. "Почему Наставник советует мне быть врачом, если я хочу стать модельером? Почему Мировой Совет не начинает полномасштабных операций с Дальними Друзьями, ведь это так интересно!" Нам пришлось повзрослеть, понять законы развития общества, усвоить уроки истории. И все стало на свои места.

Молчаливый Ган кашлянул и неуверенно добавил:

-- Тебе придется взрослеть, Никки. Наверное, это легче будет сделать рядом с Наставником.

Все. Мои друзья решили за меня. Согласились с Мировым Советом и Пером. Безоговорочно поддержали их. Мелкие проблемы решаются на уровне Наставника и подопечного, а мое мнение -- это мелочь.

Нет, я ничего не имел против профессии Наставника! Как и против профессии диспетчера энергостанции или оператора сельскохозяйственных машин. Я не знал их минусов. А в профессии Наставника, скорее, были сплошные плюсы.

Но дурацкая психическая регрессия заставляла меня мысленно протестовать. Словно всю жизнь мне навязывали какие-то роли, и я был вынужден подчиняться, а сейчас, снова, все повторяется...

Платформа остановилась у дверей первого зала. Мы пошли к выходу. Пер поглядывал на меня, в отличии от ребят, полностью довольных принятым решением, он чувствовал напряжение.

-- Наставник, это здорово! -- воскликнула Катти.

-- Никки будет очень полезно ваше общество, -- продолжал рассуждать Пер. -- Вы с Тагом уже неплохо ему помогли. Если еще и Упрямец Ган подключится...

Ган смущенно улыбнулся.

-- Решено, -- бодро сказал Пер. -- А, Никки?

Не надо давать лекарство насильно, Наставник... Я не сказал этого вслух, конечно же. Но он почувствовал.

-- Хочешь, побродим в парке, Ник? Или сразу отправимся в интернат?

Не надо сластить пилюли, Наставник. Это не та свобода выбора, о которой я мечтаю.

-- Здесь слишком сумрачно, Наставник, -- ответил я. -- Лучше отправимся в Матушкин Свет.

Кабины как транспорт -- это очень удобно. Даже странно, что в моей душе не осталось никаких приятных ассоциаций связанных с ними. Может быть, нечасто доводилось пользоваться?

-- Вторая кабина интерната Матушкин Свет, -- сказала мне Катти. -- Давай. Учись.

Мне предоставили право первому пройти сквозь пространство. Я оглянулся на Пера, тот закивал.

Ну ладно.

Я коснулся терминала, уже привычно ощущая вязкую массу коллоидного активатора. А если отправиться в другую кабину? Куда-нибудь на побережье, к морю? Вот удивятся мои друзья, не найдя...

_Уточните пункт назначения._

-- Вторая кабина интерната Матушкин Свет, -- пробормотал я. Испуг был внезапным, и очень обидным. Нет, не гожусь я на роль возмутителя спокойствия.

_Входите._

Синяя вспышка под ногами. За мутными стенами цилиндра, казалось, ничего и не изменилось.

_Выходите._

За дверью тоже был парк. Но совсем другой. Вокруг статуи Наставника в Служении все казалось слишком правильным, аккуратным, выровненным, окультуренным. Прямые дорожки, невысокие, стриженные деревья. А здесь -- настоящая чаща. Много реликтовых елей, с синеватыми иголками в руку длинной. Заросли можжевельника. Одна-единственная, посыпанная песком тропинка, уходящая в лес. Воздух -- густой от смолистого запаха деревьев, живой.

Мне вдруг стало легко.

Я отошел от кабины, огляделся. Вдали, там, куда вела тропинка, проглядывали светлые стены зданий. Тишина, лишь легкий стрекот в кустах. То ли насекомое, то ли птица -- подсознание ничего не подсказало. Из кабины пока никто не появлялся, может быть возникла заминка, может быть -- мне разрешили побыть одному.

-- Здравствуйте.

Я оглянулся -- из кустов проглядывала детская мордашка. Перепачканная, и любопытная.

-- Привет, -- сказал я. -- Выбирайся.

-- А вы один прибыли?

-- Нет, с друзьями и Наставником.

Мальчик покосился на кабину. Решил:

-- Тогда я побегу.

Пожав плечами я сказал:

-- Ну, беги.

Но мальчишка медлил.

-- Я занятия пропускаю! -- выпалил он наконец, явно в восторге от собственной смелости.

-- Молодец, -- искренне похвалил я.

Кажется, он растерялся. Помедлил, потом кусты зашуршали, и между деревьями мелькнула маленькая, улепетывающая фигурка.

Да, великолепный из меня Наставник. Как из песка посох...

Ну куда же я могу деть свои примитивные, ненормальные реакции?

Сквозь пластик кабины пробился свет. Дверь открылась, вышел Пер. Пристально посмотрел на меня:

-- Ты один здесь?

-- Да, -- не колеблясь солгал я. Так беззаботно, что Наставник, похоже, поверил.

-- Узнаешь что-нибудь, Никки? Сердце отзывается?

-- Нет. Но мне здесь нравится.

-- И то хорошо, -- вздохнул Пер. Подошел ко мне. Походка у него и так была бодрая, молодая, а сейчас -- вообще стала пружинистой, энергичной, словно сосновый воздух влил в него силы. -- Тебе не могло не понравится, Никки.

Из кабины вышла Катти, потом Таг, потом Ган. На их лицах появлялся такой восторг, что мне стало завидно.

-- Я год здесь не была, -- воскликнула Катти. -- Ребята, все как раньше! Даже у стрекотунчика гнездо на прежнем месте!

Покосившись на кусты я попытался разглядеть гнездо неведомого стрекотунчика, но так ничего и не высмотрел.

-- Сейчас хорошее время, -- сказал Пер. -- У маленьких -- послеобеденный отдых. У старших -- занятия или _подготовка-к-труду_. Никого не побеспокоим.

Мы пошли по тропинке. Я замечал, что все поглядывают на меня, словно ждут, что свершится чудо, и я воскликну "Помню! Вот дерево, на которое мы лазили в детстве! Вот куст, о который исцарапался Ган!" Можно, в общем-то, что-то подобное сказать. Наверняка окрестности кабины служили местом детских игр, пряток, здесь сооружали тайные домики и прятали секретные записки. Мальчик, карауливший у кабины случайных гостей, был тому отличным доказательством. Но мне не хотелось лгать, даже ради удовольствия друзей. Они и сами скажут все, что я мог бы придумать.

-- И догнала? -- заинтересовался я.

Таг вздохнул.

-- Вроде бы, да... Катти, ты ведь его догнала?

-- И едва не утопила в озере, -- мрачно сказала Катти. -- Что на тебя тогда нашло, Ник, ты же всегда в играх был осторожным!

-- У Никки от природы склонность к импульсивным поступкам, -- обронил Наставник через плечо. -- Я долго учился гасить эти порывы.

Они еще о чем-то болтали. Вспоминали какие-то игры, состязания, обиды и примирения, происходившие вот тут... вон там... поодаль... поблизости...

Детство и юность -- украдены. Настоящее -- сплошные загадки. Будущее -- в тумане.

Я так стремился на Родину! Я надеялся, что она вернет мне меня самого. Но чудес не бывает. И этот мир, такой добрый и благоустроенный, такой теплый и радостный -- чужой для меня.

Чужой навсегда.

Деревья расступились, мы вышли к зданиям интерната.

Первым моим впечатлением был покой. Здания -- очень старые, сложенные из шершавого камня, когда-то, наверное, белого, а сейчас потемневшего. Стены оплетены вьюнками, сквозь зеленые стебли, усыпанные мелкими оранжевыми цветами, проглядывают желтые, высохшие. Рядом с окнами, почти все из которых открыты нараспашку, стебли вьюнков казались какими-то подерганными, с ободранными листьями и цветами. Понятненько...

-- Я любил выбираться ночью из интерната через окно? -- спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Ган и Таг смущенно переглянулись.

-- Мы все это любили, -- признался Ган. -- Ты вспоминаешь?

-- Сомневаюсь, -- сказал я.

Вдоль стен были разбиты клумбы. На них как раз возилась стайка малышей в трусиках и маечках. Выдергивали сорную траву, поливали цветы из маленьких леек. Увидев нас они прервали свою _подготовку-к-труду_ и загалдели. В первую очередь их восторг относился к Наставнику Перу, но и нам досталась своя порция "здравствуйте!" и "вы надолго приехали?"

-- Это будущий Наставник Ник, -- громко сказал Пер. -- А теперь – за _подготовку-к-труду_! Вы же хотите, чтобы ваши Наставники гордились вами?

Мимо неохотно расходящихся детей мы прошли к входу в здание.

-- Ты станешь хорошим Наставником, -- тихо сказал Пер. -- Не сомневаюсь, через десять-двадцать лет ты будешь в Мировом Совете. Только... не спеши.

-- Я не спешу.

-- Ты очень эмоционален, Никки. Ты молод и энергичен. Но тебе еще предстоит учиться.

-- Я знаю.

В интернате были обычные двери, а не тепловые завесы. Все здесь дышало стариной. Толстые ковры на полу, картины на стенах -- не такие эпические, как в залах Совета, а обычные красивые пейзажи. Потертые кресла в вестибюле. Неизменные экраны с терминалами. В закутке у входа, под старинным, надраенным медным колоколом, стоял маленький мальчик. Наверное, это был какой-то ритуальный пост, он даже не шелохнулся при нашем появлении, лишь едва заметно скосил глаза, стараясь разглядеть гостей.

-- Привет... Лотти, -- с едва уловимой заминкой сказал ему Наставник. Мальчик заулыбался.

-- Здравствуйте, Наставник!

-- А с гостями кто будет здороваться? -- укоризненно спросил Пер.

-- Здравствуйте! -- воскликнул мальчик.

Мной все сильнее и сильнее овладевало ощущение нереальности происходящего.

Это -- не мой дом!

Я не мог расти здесь!

Под дозированной лаской Наставников, выдергивая сорняки на грядках, выбираясь по ночам из окон в коротких поисках свободы... это не я! Не я!

Мы поднимались по широкой лестнице, где золотистые прутья прижимали к ступеням протертую дорожку, здоровались с детьми, моющими окна и полы на этажах.

Гигиена. Я понимаю.

-- Вон дверь нашей комнаты, Никки! -- воскликнул Таг. Мне даже показалось, что от волнения он готов схватить меня за руку. Катти глянула на дверь без особых эмоций, Ган флегматично кивнул.

-- Вначале ко мне, -- покачал головой Пер. -- Посмотрим, где вас можно поселить. Может быть... -- он не докончил.

Наставник жил на четвертом этаже. Мне показалось, что ему не очень-то легко подниматься по лестнице, но здесь лифтов вообще не было.

-- Входите, ребятишки, -- отпирая касанием ладони свою дверь сказал Пер. -- Входите.

Комната была большая и светлая. Вот и все, пожалуй, что можно сказать о ней. Узенькая кровать, прибежище аскета, огромный экран терминала, два кресла у стола, полки с книгами и вещами... Мое жилище казалось уменьшенной копией этой комнаты.

Впрочем, одно отличие нашлось. Свободная от мебели стена была пестрой от крошечных фотографий. Они были раскиданы без особого порядка, группами по четыре-пять. Детские лица. Много подопечных вырастил Наставник Пер.

Я замер у стены, скользя взглядом по улыбающимся детским лицам, надеясь -- и боясь, узнать свое.

Но вначале я увидел маленького Тага. В детстве он был более светловолосый, но я его узнал. Гана тоже, без труда. В этой группе фотографий остались еще два мальчика. Один -- ярко-рыжий, веснушчатый, про таких говорят "Матушка их любит", улыбающийся во весь рот.

-- Инка? -- спросил я.

-- Инка, -- тихо подтвердил Наставник. -- Он погиб... остался там... прикрывая Уход.

-- Таг мне рассказывал, -- кивнул я.

Значит вот это -- я?

Кажется, единственный не улыбающийся ребенок на всей стене. Насупившийся, даже напряженный. Вряд ли Наставник не мог улучить другой момент, чтобы снять мое изображение. Видно, это показалось ему более правильным, правдивым.

-- Я всегда был такой серьезный? -- спросил я.

-- Как правило, -- согласился Наставник. -- Даже когда проказничал.

Он еще мгновение смотрел на фотографию Инки, потом отошел к терминалу. С нарочитой бодростью воскликнул:

-- Значит так, двенадцатая группа! Вы в гостях у интерната на трое суток!

-- Ура, -- серьезно сказал Ган.

-- Гостью из... э...

-- Седьмая группа, Наставница -- Сени Аруано, -- напомнила Катти.

-- Гостью из седьмой группы это тоже касается.

-- Ура, -- согласилась Катти.

-- Временную работу вам найдем, -- Пер вздохнул. – Медобследование никогда лишним не будет, лекция ребятишкам о чужих формах жизни -- тоже. Ну а тебе, Ган, придется порыться в наших управляющих системах.

-- Все то же старье стоит? -- солидно поинтересовался Ган.

-- А нам сверхбыстрые системы ни к чему, в общем-то, -- пожал плечами Пер. -- Так, где бы вас поселить...

Он коснулся терминала. Экран засветился.

-- Ваша комната занята, -- с сожалением сказал Наставник. -- Ох, ну и бардак у этой группы...

Я сделал несколько шагов к столу.

На экране была узкая, длинная комната. Вид сверху. Четыре кровати, на двух -- раскиданная одежда. Брючки, рубашки, белье. Продырявленный камешек на нитке. Изображение все время двигалось, наплывало, отступало, в него попадали стены, дверь, окна, словно камера жадно и пристально вглядывалась в чужой дом. Вот хищный быстрый наплыв -- раскрытая тетрадка. Камера скользнула вдоль строчек, разворачиваясь, чтобы удобнее было читать. Кажется -- стихи.

-- Их Наставник... по-моему, Дон...

Пер покосился на меня.

-- Что с тобой, Никки?

Я молчал.

-- Кстати, первый тест, -- старик заулыбался. -- Как бы ты справился с этой ситуацией и приучил ребятишек к порядку?

Изображение опять сменилось. Камера заглянула в санитарный блок, неодобрительно задержалась по скомканных и брошенных в угол носках...

-- В первую очередь я бы не подглядывал в чужие комнаты, -- прошептал я.

Наступила мертвая тишина.

-- Это не чужая комната, Никки! -- отчеканил Наставник. -- Это подопечные нашего интерната.

-- Они знают, что за ними наблюдают?

-- Разумеется! Разумеется, нет!

Камера брезгливо заглянула в унитаз и поплыла прочь из санитарного блока.

-- Это гнусно, -- сказал я. Оглянулся, ища в лицах друзей поддержки. Нет, не дождусь.

-- Что гнусно, Никки!? -- возмущенно воскликнул Пер. Дряблое старческое лицо задрожало в немом возмущении. -- Гнусно -- не позволить малолетним сорванцам смыться из интерната на космодром? Гнусно -- пресекать недостатки в самом начале? Гнусно -- увидев, что дети болтают заполночь, включить инфралучи и дать им выспаться перед новым чудесным днем?

Меня чуть наизнанку не вывернуло. Руки задрожали.

Вот теперь я верю, что страдал импульсивностью...

-- Гнусно следить, -- сказал я. -- Гнусно следить и повелевать. Строить знания на обмане. Доброту -- на доверии.

-- Ты не прав, Никки, -- мрачно сказал из-за спины Ган.

-- Нельзя так, Ник! -- примиряюще поддержал его Таг. -- Извинись...

Мне -- извиняться?!

Лишь Катти молчала...

-- Когда ты станешь Наставником, -- прошептал Пер, -- ты поймешь...

-- Я не буду шпионить!

-- Тогда ты не сможешь помочь детям.

-- Тогда я не буду Наставником!

Старик затряс головой.

-- Опомнись, мальчик! Я ручался за тебя перед Советом!

-- Зря!

-- Ты же знал, что вся территория интерната наблюдается! Все это узнают, становясь взрослыми! Все понимают, что это нужно!

-- Я -- не все!

-- Если бы Сени Аруано не проследила за девочками, одевающими кукол, и не помогла Катти осознать ее талант врача и художественную бездарность, Катти сейчас была бы никому не нужным, мучающимся собственным бессилием, модельером! -- рявкнул Наставник. Перевел дыхание. -- Если бы я не читал твои юношеские стишки, ты вырос бы никчемным поэтом! Читал бы на площадях... -- он наморщил лоб, -- "Тысячи птиц летят на огонь, тысячи слепнут, тысячи бьются, тысячами погибают птицы, тысячи трупиков остаются..."

-- Раз это так бездарно, -- очень спокойно спросил я, -- почему вы помните их до сих пор?

-- Это мой долг -- помнить все неудачи подопечных!

-- Ерунда, -- резко сказал Наставник. -- Катти помнит, потому что твои отношения с ней всегда были излишни эмоциональны. Но ведь никто этому не препятствовал! Вы были признаны гармоничной парой, и на все ваши детские шалости...

-- Вы подлец, Наставник, -- сказал я. И ударил его по щеке.

Несильно.

Без желания причинить вред этому старому человеку.

Но в полной уверенности, что приходит момент, когда легкий удар по щеке заменяет долгие и сумбурные выражения неприязни.

Пер шатнулся, словно я бил в полную силу. Прижал ладони к лицу.

А мои руки заломили за спину.

Я оглянулся -- Таг и Ган держали меня, неумело, но старательно. Куда подевалась их неприязнь к прикосновениям!

-- Не стоит, -- сказал я. -- Больше я его бить не собираюсь.

Но они не отпускали.

Мне хватило бы пары секунд, чтобы вырваться. Раскидать их, причинить сильную боль и повреждения.

Но я не собирался драться с друзьями, даже если они не правы.

-- Тысячи тонущих птиц... -- прошептала Катти, медленно отступая в угол комнаты. -- Тысячи тонущих птиц...

Наставник отнял руки от лица. Щеки у него раскраснелись, но не от удара, а от волнения, равномерно. Румянец ему даже шел.

-- Ты моя самая большая неудача, Никки, -- сказал он.

-- Я единственный из твоих подопечных, кто остался человеком, -- ответил я. Подумал, и поправился: -- Стал человеком. Вопреки.

-- Никки... -- выдохнул под моим ухом Таг. -- Проси прощения, Никки!

-- Тебе обеспечен санаторный режим, Ник, -- сказал Наставник. -- Пожизненный санаторный режим.

-- Я обдумаю эту перспективу, -- пообещал я.

-- А мне -- позор... -- Пер опустил глаза. -- Позор на старости лет... на весь остаток жизни...

-- И этот вопрос я постараюсь решить, -- сказал я. Холодное бешенство судорогами сводили мышцы. Мне казалось, что стоит Тагу и Гану схватить меня покрепче, попытаться ударить, и что-то произойдет. Что-то страшное и манящее одновременно...

Но они просто держали меня. Два моих несчастных друга, на глазах которых свершилось чудовищное кощунство.

-- И смотритель не может все это стерпеть... -- произнесла в отдалении Катти. Засмеялась захлебывающимся, плачущим смехом.