Нанотехнологиями в России занимаются те, кто не знает, что такое нанотехнологии

 

Всего несколько дней назад мы публиковали интервью нового руководителя ведущего космического предприятия – РКК «Энергия» - из которого следует, что он сам не знает, для чего нужно то предприятие, которым он руководит. Как выясняется, для эРэФии это не исключение, а правило. 31 марта 2008 года газета «Коммерсантъ» опубликовала интервью руководителя госкорпорации по нанотехнологиям («Роснанотех») Л.Меламеда, содержание которого исчерпывающе описывается вынесенной в заголовок цитатой из этого интервью: «Я узнал, что такое нанотехнологии, за несколько дней до назначения». Вот такая в государстве Российском кадровая политика: министр обороны, не знающий для чего нужна армия; глава космического предприятия, не знающий, для чего нужна космонавтика; и главный по нанотехнологиям, не знающий, что такое нанотехнологии. Публикуемый ниже с минимальными комментариями текст этого интервью только усилит впечатление:

 

Редакция «Коммерсанта»: С момента назначения на пост главы госкорпорации «Роснанотех» финансиста ЛЕОНИДА Ъ-МЕЛАМЕДА прошло более полугода. Но лишь сейчас он согласился рассказать «Ъ» о том, чем именно занимается в «Роснанотехе». Господин Меламед продолжает собирать команду для инвестфонда и одновременно госагентства, задача которого снизить риски для инвестиций компаний в инновационные проекты в сфере, для которой пока не существует точного определения.

Корр: Вы, наверное, единственный человек, который способен дать авторитетное толкование того, что такое нанотехнологии. По крайней мере можно хотя бы рабочее определение тому, чем вы занимаетесь в «Роснанотехе»?

Меламед: Я могу дать и каноническое определение, но, боюсь, вы до читателей его донести не сможете, это могут понять только ученые, которые до сих пор спорят на этот счет. В мире нет на сегодняшний день стандарта, что такое нанотехнологии, что такое нанопродукция. В Еврокомиссии создана специальная группа, которой дали два года на то, чтобы разработать классификацию нанопродукции. Неточным является сам термин «нанотехнологии», но от него уже никуда не деться, он получил распространение, хотя и не до конца передает, с чем мы имеем дело. А имеем мы дело с неким универсальным методом, который лежит или может лежать в основе широкого класса технологий и, как следствие, еще более широкого класса товаров. Что это за метод? Это метод, при применении которого уникальные свойства продукции получаются на основе манипулирования отдельными атомами и молекулами. Более наукоемкое определение — это когда макрообъекты состоят из наноразмерных структур и эти наноразмерные структуры определяют основные или уникальные свойства этих объектов.

 

Корр:  Все макрообъекты состоят из нанообъектов...

Меламед: Нет, не обязательно.

 

Корр:  Вот, например, вы состоите из нанообъектов...

Меламед: Из биологических нанообъектов. Но не все свойства макрообъекта определяются именно свойствами наноструктуры.

 

Корр:    То есть, говоря о том, чем занимается «Роснанотех», вы предупреждаете, что не стоит сводить всю его деятельность к поддержке инноваций в материаловедении и производстве новых материалов, а есть еще более сложные направления работы?

Меламед: Большинство проектов в нанотехнологиях пока, конечно, материалы.

Комментарий ред. сайта:  вообще-то, основная задача развития нанотехнологий – это не «материалы», а создание наномашин, которые будут способны произвести реальный переворот во всех сферах жизни и обеспечить изобилие материальных благ. Сведение нанотехнологий к «материалам» (к чему и пытаются их свести россиянские бюджетопилители) – это всего-навсего ориентация на получение сиюминутной прибыли. Собственно, меламедов и ковальчуков ничего другое и не интересует.

 

Корр:   За 20 с лишним лет, которые вы работали до «Роснанотеха», когда-либо сталкивались с человеком, который говорил: «Я занимаюсь нанотехнологиями»?

Меламед: Как сказал один выдающийся химик, он 50 лет занимался своим делом и только сейчас узнал, что это нанотехнологии. Никогда не доводилось сталкиваться, хотя я радиоинженер по базовому образованию, где с нанотехнологиями давно знакомы. Я узнал, что такое нанотехнологии, за несколько дней до назначения.

Комментарий ред. сайта: эти пиаровские байки про «ученых, которые сами не знали того, что занимаются нанотехнологиями», хорошо высмеял автор статьи «Дерьмовые нанотехнологии» в газете «Лимонка» №320. Там, кстати, как раз для Меламеда и недалекого журналиста из «Коммерсанта» популярно рассказывается, что такое эти нанотехнологии.  

 

Корр:   А от кого вы узнали и каким образом вы вообще попали в «Роснанотех»?

Меламед: Вы знаете, кто является моим работодателем. Если хотите узнать, обратитесь. Мне сделали предложение, и я с ним согласился.

Комментарий ред. сайта: вот самое гениальное откровение. Вообще говоря, на какую-либо должность надо назначать того человека, который знает, что он будет делать на этой должности. Имеет программу действий в этой области.

Вот пару лет назад группа молодых товарищей написала сценарий фильма по известной книге Ивана  Ефремова «Час быка». И там как раз много говорится о перспективах нанотехнологий в обществе будущего. Причем еще задолго до того, как с подачи упомянутого «работодателя» стало модно к месту и не к месту добавлять куда можно приставку «нано». Вот каких людей надо назначать во главе нанотехнологическими проектами! И на прочие должности, которые требуют реального развития. Во главу Роскосмоса – тех, кто предлагает передовые космические программы. Во главу атомной отрасли – тех, кто собирается наконец практически решить проблему с освоением термоядерной энергии и источников энергии на сверхтяжелых элементах. И так далее. И чтобы нынешнюю порочную кадровую политику заменить на такую, какую нужно - именно для этого и нужна революция.   

 

Корр:   И из чего вы исходили, когда вам предложили заняться предметом, о котором вы слышите первый раз?

Меламед: О назначении вы все-таки спрашивайте у работодателя. Мне кажется, что для такого дела нужен определенный набор компетенций. Первый — понимание в этой области. Своим базовым образованием я по идее к этому подготовлен, хотя это было давно. Второе — знание бизнеса, задача стоит так: привлечение бизнеса в сферу нанотехнологий. Важно посмотреть, почему бизнес не идет в инновационную сферу вообще и в нанотехнологии в частности. И третье — это все-таки понимание того, как мелют государственные мельницы, потому что это проект государственный. Вот это моя версия того, почему мне предложили возглавить «Роснанотех». Она очень рациональна, но вы знаете, что многие решения принимаются абсолютно иррационально.

 

Корр:   Как именно перед вами поставлена задача в «Роснанотехе» на два года, на пять лет вперед?

Меламед: Есть первоочередная задача — поставить диагноз, назначить лечение и проследить за тем, чтобы больной начал принимать лекарство. Есть долгосрочная задача, она сформулирована в проекте программы развития наноиндустрии в РФ, согласно которому к 2015 году российские предприятия должны производить продукцию на четыре триллиона с хвостом рублей. Соответственно, нужно понять, какие вложения должен сделать бизнес, чтобы это обеспечить. Мы посмотрели и решили, что это где-то около 800 млрд руб. Понятно, что государство такие деньги тратить не запланировало, только часть денег госкорпорации «Роснанотех» пойдет на финансирование основного капитала в этой области. В соотношении семь к одному деньги должен дать бизнес. А это означает, что наша главная задача — создать условия, при которых бизнес пойдет в эту сферу.

Предприниматель смотрит на сферу нанотехнологий просто. Если у меня инновационный бизнес и в проекте отношение ожидаемой прибыли к возможным рискам представляется приемлемым, значит, я туда пойду. Предприниматель никогда не откажется от инновации, которая позволяет заработать, хотя, конечно, в России нет этой инновационной культуры, ей неоткуда было взяться последнее время. Наш основной инструмент — соинвестирование в проекты мы должны рассматривать с точки зрения снижения риска для бизнеса. А это означает, что «Роснанотех» призван соинвестировать на самых рисковых стадиях проектов: наше дело не зарабатывать большую прибыль для государства, а получить нормальную норму прибыли, не покушаясь на ту, которую бизнес хочет иметь за риск, который он несет в инновационной сфере.

Есть еще ряд инфраструктурных элементов, отсутствие которых в России является барьером для проникновения инноваций в бизнес. Я не вижу панацеи для снятия всех этих барьеров, но деятельность «Роснанотеха» должна привести к тому, что для инновационного бизнеса выход на рынок нанотехнологий будет возможен.

 

Корр:   То есть ваша задача — это выкупить за счет средств «Роснанотеха» будущие риски на еще не существующем рынке, с тем чтобы на рынке кто-то появился. Скажите, где-либо в мире такие программы привели к появлению инвесторов в нанотехнологии?

Меламед: Полной аналогии «Роснанотеху» в мировой практике мы пока не обнаружили, хотя международный обзор этого опыта еще не закончен. Более того, поскольку там многие элементы являются распределенными, это не так просто увидеть. Надо ехать, смотреть, разговаривать. Но сам подход к развитию инновационных отраслей работает во всех развитых странах—инновационных лидерах. Нигде эта сфера в силу соотношения между прибылями и рисками без поддержки государства не живет. Другое дело, что в развитых странах государству нужно меньше инвестировать и больше заниматься инфраструктурными элементами. Но поскольку мы хотим быстро продвинуться в этой сфере, мы будем действовать именно так: займемся соинвестированием в коммерческие проекты в области нанотехнологий. Венчурные фонды, бизнес-ангелы, прочие институты придут сюда позже. Они не могут быстро появиться.

 

Корр:   Совладелец «Норникеля» Михаил Прохоров пытается инвестировать в такие инновационные проекты не менее семи лет. Вы не спрашивали у него, много ли он заработал на этом?

Меламед: Михаил Дмитриевич — член нашего наблюдательного совета, и он с удовольствием делится с нами своим опытом, что, поверьте, очень важно. Кроме того, мы не просто смотрим на его опыты в инновационной сфере, а пытаемся сейчас собрать с его структурами несколько инвестиционных проектов. Он много набил шишек, и можно было бы избежать некоторых потерь, в том числе и финансовых, если бы в свое время существовала структура, подобная «Роснанотеху».

 

Корр:  Кто еще из ваших личных знакомых в крупном бизнесе интересовался нанотехнологиями?

Меламед: Алексей Мордашов достаточно далеко продвинулся в вопросах применения нанотехнологий в сталелитейном производстве. У него уже есть практический опыт. Это в основном специзделия, но ему никто не мешает производить и массовую продукцию. Виктор Вексельберг недавно приобрел долю в швейцарской компании Oerlicon, там мощнейшее нанотехнологическое направление, и мы сейчас обсуждаем открытие подразделения компании в России. Владимир Евтушенков, который занимается телекоммуникациями и электроникой, а электронике уже сейчас необходима элементная база в области наноразмеров. Вот, пожалуй, и все. Зато есть много людей, которым это страшно интересно. В России лучшие предприниматели, многие из них с техническим образованием. Из них могли бы выйти успешные ученые, инженеры, но жизнь распорядилась таким образом, что они занимаются бизнесом. Хотя у многих из них большая ностальгия по науке.

 

Корр:   Вы занимаетесь «Роснанотехом» постоянно или делите работу между ним и собственным бизнесом?

Меламед: Практически я занимаюсь только «Роснанотехом». Все, на что мне хватает времени в бизнесе, это по выходным дням смотреть по диагонали отчетность моих компаний.

 

Корр:   Еще один вопрос о терминах: когда вы получили пост в «Роснанотехе», вы знали, что такое госкорпорация?

Меламед: Нет, я был не в курсе, это все на меня обрушилось сразу. Вообще первые мои мысли были: это, видимо, очередная уловка со стороны ученых в стиле высказывания академика Арцимовича, так сказать, «удовлетворение собственного любопытства за государственный счет». Такие вещи время от времени происходят. Потом я посмотрел: скорее нет, «Роснанотех» — это другое. Но в принципе я и не раздумывал о том, что такое госкорпорация, а выстраивать параллели с другими госкорпорациями не очень корректно, они «про другое». В принципе такая задача, как развитие нанотехнологий, не решается чисто бюрократическим путем. Наша корпорация создана по закону 139-ФЗ: с одной стороны, с участием госсредств, с другой стороны, у нас есть инструменты для бизнеса, которых нет у государственных органов.

 

Корр:   И тем не менее когда вы встречаетесь на переговорах как руководитель госкорпорации, ваши партнеры должны понимать, что это такое. Инвестфонд, госхолдинг, министерство, благотворительная организация. Вам задают такие вопросы, вы что-то отвечаете?

Меламед: Вам на все нужен стереотип! Конечно, часть работы «Роснанотеха» похожа на работу инвестиционного фонда. Другое дело, что у инвестфонда есть задача максимизации прибыли, а у нас другая задача. Есть и другая часть, которая больше похожа на то, что входит в функции госагентства: мы занимаемся созданием инфраструктуры инновационной сферы для бизнеса, специализирующегося на нанотехнологиях (более ни на чем).

 

Корр:  Из каких соображений определялась капитализация «Роснанотеха»?

Меламед: 130 млрд руб. поступило на счет госкорпорации. Я не стоял у истоков этой идеи, поэтому я не знаю, почему выделено 130 млрд, а не 150 млрд или не 1 трлн руб. Для меня это просто входящая сумма, которая есть.

 

Корр:  Вы видите в перспективе двух лет инвестиционный портфель «Роснанотеха» на такую сумму в вашей области?

Меламед: Исключено. Я больше склонен рассматривать значительную часть этих денег как гарантию для бизнеса со стороны государства. Как гарантию того, что оно завтра не передумает поддерживать нанотехнологии. Деньги лежат на счете в ЦБ, они будут размещаться консервативно по согласованию с Минфином.

 

Корр:  Как и из кого вы набираете команду «Роснанотеха»?

Меламед: Как я говорил, у нас два направления работы. Одно похоже на госуправление, другое — на инвестфонд. Там, где будет работать инвестфонд, логика формирования команды подсказывается обычной бизнес-практикой: желательно самое лучшее, что есть на рынке. В госчасти, конечно, нужны люди с опытом работы с государством, поэтому там будут и специалисты с опытом госслужбы и пониманием специфики своего направления. Например, членом правления корпорации назначен Александр Лосюков, бывший заместитель главы МИД России. Его задача — наладить международные контакты. Нам надо ездить по миру и перенимать опыт. Есть Андрей Малышев, которого вы хорошо знаете, он возглавлял Ростехнадзор, создав его из разрозненных частей. Андрей Борисович сегодня отвечает за формирование дорожных карт, за GR, за крупных отраслевых контрагентов и т. д. Пока членов правления три из девяти.

Команда постепенно собирается. У меня есть заместитель по правовым вопросам, которая перешла к нам из BNP Paribas, она там была вице-президентом по правовым вопросам, это Александра Нестеренко. Есть Татьяна Шубина, которую мы, как сегодня говорят, «схантили» из табачного бизнеса — она закрывает HR. Есть руководитель очень важного направления — создания информационно-аналитического центра баз данных, это Андрей Васильев. Он создавал дата-центры научной информации. Не закрыто направление образовательных программ, пока нет финансового директора. Очень большие задачи по рекрутменту в инвестиционном блоке. У нас создается проектный офис, который будет средой для проектных менеджеров, подчиняющихся генеральному директору напрямую. Проектные менеджеры отвечают за реализацию проектов, имеют необходимые для этого ресурсы. Сейчас их двое, оба получили образование на Западе, поработали в инвестиционном бизнесе, в том числе с венчурными проектами, как в российских компаниях, так и в западных. Это Дионис Гордин и Сергей Поликарпов. Из значимых позиций не закрыта позиция по взаимодействию с ВПК. Мы хотим найти человека, который был бы авторитетен в этой области и имел бы предпринимательский дух.

 

Корр:  И в этой структуре, по крайней мере снаружи, не видно никаких следов Михаила и Юрия Ковальчуков, которых еще год назад считали главными лоббистами «Роснанотеха». Мы их не видим, их там нет или же вы их не хотите там видеть?

Меламед: Я понимаю, о чем вы. Если и был у кого-то замысел прибрать к рукам средства «Роснанотеха», то, как видите, он не имеет перспектив при поставленных «Роснанотеху» задачах и при такой структуре управления проектами. Я по крайней мере не обнаружил никаких следов заговора, обычно какие-то следы видны.

 

Корр:   Тем не менее Курчатовский институт, возглавляемый Михаилом Ковальчуком, остается вашим клиентом, партнером?

Меламед: Михаил Валентинович Ковальчук — член наблюдательного совета корпорации. Курчатовский институт стоит в проекте правительственной программы головным научным учреждением национальной нанотехнологической сети. Конечно, это наш основной партнер по реализации государственной политики в области нанотехнологий. У нас общая цель.

 

Корр:  Вокруг нанотехнологий уже складывается своеобразный нанотехнологический жаргон, который, как и всякий жаргон, призван скрывать от непосвященных смысл того, что происходит. Вас это не раздражает?

Меламед: Я всегда заставляю всех писать словами, которые выражают мысли внятно и однозначно. Мы сталкиваемся с этим даже в научном сообществе, вообще в области нанотехнологий смешано так же много понятий, как в алхимии. Поэтому одна из важнейших задач «Роснанотеха» — популяризация, объяснение предмета деятельности. И тут нужно сказать о Международном форуме по нанотехнологиям, который мы планируем в декабре этого года, его проведение утверждено наблюдательным советом. «Роснанотех» перед этим форумом ставит достаточно широкий круг задач. Наша цель — через два-три года сделать этот форум одной из основных площадок обсуждения перспектив развития нанотехнологий как в России, так и в мире.

 

Корр:  Когда вы закончите формирование корпоративной структуры «Роснанотеха»?

Меламед: К концу 2008 года.

 

Корр:  А когда начнете деятельность, не связанную с первоначальным строительством госкорпорации?

Меламед: У меня на руках пожелания работодателя, которые я воспринимаю как приказ: не позднее апреля-мая внести на рассмотрение первые проекты. И из этого исхожу.

Комментарий ред. сайта: для справки напомним, что еще в 2006 году правительство тогда еще Фрадкова торжественно обещало развернуть практические работы по нанотехнологиям с 1 января 2007 года. Фрадков тогда еще демонстративно под телекамеры орал на своих подчиненных, что «этим надо было заниматься еще вчера». Теперь, значит, с 1 января 2007 перенесли на «не позднее апреля мая 2008». Можете быть уверены – и по итогам апреля-мая с нанотехнологиями будет так же, как с термоядом. Зато можете не сомневаться – 130-миллиардный бюджет будет «освоен» в установленные сроки.

 

Корр:  Каковы будут критерии отбора проектов для софинансирования «Роснанотехом»?

Меламед: Есть совсем очевидные критерии: мы ищем топ-нанотехнологии.

 

Корр:  Поскольку точного определения нанотехнологий нет, вопрос только в том, что «Роснанотех» готов считать подходящим проектом?

Меламед: Есть, конечно, «серая» зона, теоретически можно привязать к нанотехнологиям многие вещи, но в эту «серую» зону мы не пойдем. Если проект не будет признан чисто нанотехнологическим, значит, он таким не является, и точка. По крайней мере до тех пор, пока не появится официальная классификация нанопродукции и нанотехнологий. Второй критерий: нам очень хочется, чтобы первые проекты стали success story. Они должны быть объективно коммерчески успешными. Для того чтобы это доказать, понадобится некоторое время. Остальное на сегодняшний день не важно.

Есть еще критерий масштаба проекта. С мелкими проектами мы не работаем напрямую, а будем соинвестировать их через инкубаторы, посевные и венчурные фонды. На сегодняшний день нельзя сказать, чтобы у нас было очень много заявок. Несмотря на то что их подано больше 200, подавляющее количество — это НИР и ОКР без гарантии скорого выхода на производство и продажу продукции. Многие из этих проектов мы, по крайней мере сейчас, финансировать не собираемся. Для этого есть деньги государства — федеральные целевые программы, Роснаука, Академия наук. Еще один критерий — возможность масштабирования. Есть проекты, в которых оно невозможно. Например, на производство 5 т нанотехнологического катализатора нужно 11 млн руб., в большем количестве этот катализатор не нужен нигде и никому. Это не к нам.

 

Корр:  Жулики от нанотехнологий к вам уже приходили?

Меламед: Да. Полно.

 

Корр:  Что приносили в качестве проектов?

Меламед: Что угодно приносили. Количество шарлатанов в инновационной области не поддается исчислению. Астрономического масштаба... Причем некоторые из них искренне считают, что они открыли новый вечный двигатель! К таким людям я по-доброму отношусь. Для того чтобы отсекать такие проекты, есть наши эксперты. Направление экспертизы в «Роснанотехе» возглавляет Сергей Калюжный, ученый мирового уровня. Экспресс-экспертиза делается по заявкам проектного менеджера, которому говорят, что принесенный проект — чепуха или можно продолжать с ним работать. Следующий этап — научно-техническая экспертиза по лучшим образцам мировой практики. Параллельно управляющий директор проверяет состояние рынка для этого проекта. Шарлатаны, уверен, отомрут на стадии научно-технической экспертизы.

 

Комментарий редакции сайта: вот еще одно гениальное откровение. Несомненно, и шарлатаны – изобретатели вечного двигателя тоже встречаются. Но те, кому приходилось сталкиваться с подобными меламедами, согласятся с тем, что подобная защитная система выстроена вовсе не против шарлатанов, а именно против тех, кто будет предлагать реальные проекты перспективного развития. Если ты пришел с идеями о том, как попилить бюджет и перед этим «занес» кому надо – то ты со своим бюджетопилительским проектом будешь у Меламеда желанным гостем. А если ты хочешь предложить Роснанотеху, например, например,  проект массового выпуска медицинских наномашин, способных проникать внутрь сосудов и для бесвозмездного предоставления этих наномашин медицинским учреждениям с целью продления жизни людей – то ты, конечно же, шарлатан и изобретатель вечного двигателя (а если будешь настаивать на своих изобретениях – то ты еще и экстремист).

 

Корр:  А есть ли шанс, что вам все же предложат финансировать шарлатанский проект «сверху»?

Меламед: Пока никакого давления на этот счет нет.

 

Корр:  А ожидаете?

Меламед: Допускаю, что такое тоже возможно.

 

Корр:  И что вы будете делать?

Меламед: У меня своя репутация, я не собираюсь ее разменивать по таким пустяковым поводам. Я пришел из бизнеса и в него собираюсь вернуться.

 

Комментарий ред. сайта: в переводе на русский язык понимать эти предельно лаконичные ответы на три последних вопроса надо так. Предположим, произошло чудо (или революция) и в стране появилась нормальная власть, которая будет ставить перед наукой предельно конкретные задачи, как в советское время. Например, вместо того, чтобы составлять план пиления бюджета «до 2020 года», поставить мобилизующие цели: к  2009 году – построить первую термоядерную электростанцию. К 2015 году – освоить производство энергии на гелии-3. К 100-летию Великого Октября – запустить первый межзвездный космический аппарат. И всё это -  с пошаговым планом выполнения, включающим конкретные задачи по действиям начиная с сегодняшнего дня. И вот Меламед заявляет нам следующее – что если в первые дни после революции новой власти будет не до него и он в течение какого-то времени останется на своей должности – то он будет использовать свои полномочия для того, чтобы осуществлять саботаж.   

 

Корр:  Насколько идея довести в 2015 году производство в России нанотехнологической продукции до 4 трлн руб. вам кажется реальной?

Меламед: Вы хотите, чтобы я обсуждал приказы начальства? Если я сейчас не вижу, какими механизмами этого можно достичь, это еще не значит, что этот уровень в этот срок недостижим...

Комментарий ред. сайта: опять же в переводе на русский язык нам разъяснили следующее - критиковать указания "работодателя" - это неполиткорректно, но и выполнять даже такие расплывчатные планы "бюджетопилители", по их мнению, не обязаны. Всё равно к 2015 году ишак с падишахом сдохнут.